Жажда. Тёмная вода

Они двинулись по коллектору в сторону Москвы — реки. На протяжении всего пути люки, ведущие на поверхность, были наглухо заварены, лестницы выкорчеваны с корнем. Изредка попадались ошметки одежды, личные вещи: расчески, украшения, часы, неработающие фонари. Тот, кто распорядился прорыть тоннель в коллектор, сделал это не ради эвакуации первого лица, а для совсем иных целей. Догадка подтвердилась, когда у перехода в центральный коллектор, они уперлись в решетку. Стальные прутья толщиной с большой палец глубоко погружались в бетонные стены. Ни двери, ни калитки — не единой возможности пройти.

— Вот черт, — Грудинин толкнул решетку. — Такую не вскрыть. Надо возвращаться.

— Сунемся обратно — нас пристрелят, — сказал Морошка, тяжело присаживаясь на мокрый пол.

— Пойдем дальше против течения, вдруг там есть открытый люк, — Грудинин прикидывал в уме, как долго займет путь назад.

— Его там нет, — сказал Кобальт, разглядывая прутья решетки в поиске возможного изъяна.

— Откуда ты знаешь? Ты ведь там не был.

— Потому что знаю.

Грудинин недовольно фыркнул.

— Убегать от нее было бесполезно, — сказал Локус. — Она всегда догоняла. Это не ее вина, ей нужно было что — то есть.

— О чем ты говоришь вообще? — спросил Грудинин.

— Мы в охотничьем вольере, — сказал Кобальт, оглядывая коллектор. — И выход отсюда только один — сломать стену вольера.

Грудинин тяжело вздохнул, уселся на пол и закрыл руками лицо.

— Я думал моей карьере пришел конец, когда стал показывать со сцены фокусы с монетой, — он нервно усмехнулся. — Вот настоящий конец. Если и выберусь каким — то чудом отсюда живым, Кремль объявит на меня охоту. Ни одна община не разрешит мне выступить… Что ж мне теперь, умирать от жажды? — он помолчал. — Ничего, нормально, и не такое переживал. Вроде в Питере тоже научились воду производить. Что скажешь, Морош, двинем в Северную столицу? На полторы тысячи фляг купим достаточно воды и исправную машину, пару охранников из Гума наймем…

Кобальт взял в руку гранату, взглянул на решетку, потом на остальных.

— С ума сошел? — буркнул Грудинин. — Хочешь завалить всех нас здесь?

— Коллектор выдержит, — ответил Кобальт.

— Ну вот опять. Опять поверить тебе на слово. Нет уж. Хочешь подыхать, пожалуйста, но только без нас. Морошка, пошли, найдем другой выход.

Грудинин резко поднял парня на ноги. Тот вскрикнул от боли.

— Прости, прости. Потерпи, очень скоро мы вернемся домой. Я приведу врача, он тебе поможет.

— Я не смогу. Не дойду.

У Морошки посинели губы, он находился на грани обморока. Возможно, в рану попала инфекция, да и крови потерял прилично.

— Конечно, сможешь. Я тебя понесу, если потребуется, только потерпи.

Не слушая Грудинина, Морошка обратился к Кобальту:

— Если верно выбрать направление взрыва, может и сработать.

— Ты же не серьезно, Морош? Ты же не собираешься остаться здесь и умереть под завалами ради него.

— Вот почему вы такой трус? — вдруг обрушился на него ассистент.

— Ты чего, Морош? Я же тебе хочу помочь.

— Неправда! Вы всегда пытаетесь спасти только свою шкуру. Я вам нужен как слуга, который таскает телегу.

— Это не так.

— Вы только и говорите постоянно, что остальные люди деградировали, и только вы такой великий остались, но это не так. Это вы деградировали, вы растеряли все человеческое. Да, я не жил в том мире, не видел ваших грандиозных концертов, и не имею права спорить, но я понимаю, главное, что отличает человека от твари — это способность помогать ближнему бескорыстно. Что общее благо важнее денег и высокого положения одного конкретного человека. Именно сочувствие делает нас людьми. А вы растеряли это. Или не имели никогда.

Морошка выдохся, закашлял. Грудинин опустил взгляд и замолчал.

— Уходите до того поворота, — сказал Кобальт. — Отсчитайте пятьдесят шагов, ложитесь и закройте руками головы, — он привязал гранату к решетке в месте крепления к стене.

Локус положил руку Морошки себе на плечо.

— Я помогу.

Кобальт обратился к Грудинину:

— Если я умру, проберитесь в основной коллектор, бегите направо, ищите ближайший люк на поверхность. Не суйтесь в Москву — реку, это слишком опасно. Доставь мальчика в Мид, передай моей жене. Там получишь деньги. Можешь остаться, Батя даст вам гражданство. Скажи, я обещал.

Грудинин кивнул.

Выждав минуту, чтобы они успели удалиться на безопасное расстояние, Кобальт выдернул чеку и побежал. Услышал, как взвизгнула пружина запала, как отлетел и стукнулся об стену рычаг, освобождающий ударник.


Отсчитав три секунды, он упал в воду по центру коллектора, задержал дыхание и закрыл голову руками.

В замкнутой каменной трубе грохотнуло с такой силой, что уши заложило даже в воде. Осколки камней и поражающих элементов врезались в стены, высекая искры и откалывая куски кладки. Ударная волна внесла сумятицу в поток реки — Кобальта швырнуло к боковой границе русла, припечатав головой об камни.

Очнулся он спустя несколько минут — пыль от взрыва еще не рассеялась. Сверху на него смотрел Локус, и его взгляд казался настолько осмысленным и проникновенным, что Кобальт почувствовал готовность открыть перед ним душу. Мальчик приложил к его лбу ладонь, от нее исходило странное успокаивающее тепло.

— Вы познакомились там, где учат рисовать, — заговорил Локус. — Ты не закончил, тебе нравилось изучать историю, а она осталась. Она любила создавать миры на пустом листе.

У Кобальта перед глазами мгновенно появился ее образ: синяя полупрозрачная ночнушка, нога на ногу, левая рука подпирает подбородок, карандаш в правой руке скользит по холсту, словно балетный танцор. Издательства детских книг ценили ее художественный талант за способность придать иллюстрациям оттенки настоящего волшебства. Кобальт благодарил бога, что Настя не дожила до Катастрофы. Расставание с Юлькой стало бы для нее непереносимым ударом.

— Ей нужен был образ для феи из сказки, и она попросила ее позировать, — сказал Локус.

— Юлька была счастлива, — заговорил Кобальт. — На том рисунке она была похожа на ангела. Она подарила мне книгу со своим портретом. Я потерял ее, когда на меня напали твари у парка. У меня не осталось даже фотографии дочери.

— Ты не можешь вспомнить ее лицо, потому что винишь себя за случившееся.

— Я бросил ее.

— Она давно простила тебя.

У Кобальта кольнуло в груди.

— Она жива, — сказал Локус. — И в глубине души продолжает верить, что ты тоже жив. Она не отвечает, потому что боится услышать тишину в рации.

— Как она? С ней все в порядке?

— Она счастлива. У нее уже есть свои дети.

Слезы неконтролируемо полились из глаз Кобальта.

— Ты хочешь встретиться с ней?

— Хочу. Больше всего на свете.

Локус встал и протянул ему руку.

— Тогда идем.

Мальчик пролез в образовавшееся отверстие. Кобальту пришлось попотеть, так как торчащие прутья решетки упирались ему в грудь. Слева коллектор сужался до круглой трубы и через несколько метров спускался в Москву — реку. Кобальт с Локусом двинулись направо, надеясь отыскать открытый люк для выхода на поверхность. Морошка и Грудинин ушли этим путем несколько минут назад, и, возможно, уже выбрались.

— Стой, — сказал Локус через пару десятков метров. — Я слышу их. Надо назад.

— Назад нельзя.

— Вперед тоже нельзя.

Кобальт прислушался, никаких звуков, кроме журчания воды.

— Их очень много. Мы вторглись на их территорию.

Впереди послышались нарастающие всплески, через три секунды в свете фонаря возникли бегущие навстречу фигуры Грудинина и Морошки. Ассистент опирался на фокусника и практически прыгал на одной ноге.

— Бежим! — прокричал Грудинин.

Позади них, рыча, неслась орава костоломов. Тварей было так много, что они не помещались в ширину коллектора — толкались друг с другом, цеплялись за потолок, соскальзывали и падали под ноги сородичам, а те затаптывали их насмерть.

Кобальт подхватил Локуса на руки и побежал назад. Добравшись до спускного коллектора, вытащил пистолет и первым полез в трубу. Локус за ним.

— Давай же, — Грудинин забрался в трубу и потянул Морошку за руку, но тот отказался лезть.

Даже если повезет, и они доберутся до Москвы — реки, костоломы переловят их в воде, словно пираньи заплывших за буйки ребятишек.

Морошка вытащил гранату.

— Мороша! — заверещал Грудинин. — Не делай этого!

Голодные пасти костоломов смыкались и размыкались с железным лязгом уже в паре метрах от них.

Парень выдернул чеку гранаты.

— Спасайте мальчика!

И развернулся к тварям лицом.