Жало белого города
Часть 12 из 22 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вы по-прежнему предпочитаете, чтобы мы отправились к вам? – спросила Эстибалис вместо приветствия, выруливая к синему мосту.
– Да, машину оставим на парковке у Нового собора, и оттуда дойдем пешком до Дато.
Через некоторое время мы стояли у дверей его дома под номером 2 по улице Дато. Это был памятник архитектуры, унаследованный братьями Ортис де Сарате от родителей и проданный по самой высокой цене на аукционе «Феррериас Алавесас» сразу же после их смерти, когда самим братьям было по восемнадцать. Ни один из них не пожелал продолжать дело отца, необходимости работать у них не было, однако у каждого имелось призвание: один хотел быть следователем, другой – археологом. Каждый добился в своей области больших успехов.
Они купили себе квартиры на самой известной улице города: улице Дато. В самом начале, на углу с Постас. Один напротив другого. Словно каждый из братьев хотел царить на своей стороне улицы. Левая – для тебя. Правая – для меня. Окна Игнасио выходили на площадь Белой Богородицы, Тасио – на Фуэрос. В ту пору никто не сомневался в том, что весь мир будет у их ног.
Мы поднялись на третий этаж на новом современном лифте, и Игнасио открыл бронированную дверь своего просторного жилища. Очень мужской декор в серых и охристых тонах казался произведением дизайнерского искусства, хотя я сразу подметил одну деталь, которая меня заинтересовала. Отметил и отложил на потом, заставив себя сосредоточиться на стратегическом опросе, ждавшем нас впереди.
Я не любил планировать разговор со свидетелями или подозреваемыми в форме допроса. По опыту знал, что в небольших городах, таких как Витория, люди склонны закрываться, уходить в себя и придерживаться спасительного молчания. Я всегда заранее заготавливал вопросы, соблюдая определенный порядок: от наименее компрометирующих до наиболее сложных для ответа. Эти вопросы были подобны буйкам, по которым я следовал, пока не пришвартовывался в интересующей меня гавани.
В тот день я мысленно составил маршрут, перечислил пункты, в которых по выходе из дома Ингасио у меня должна установиться полная ясность: знакомые тех лет, темы в СМИ, исчезнувший отчет о вскрытии, выход на свободу его брата Тасио.
– Спасибо, что согласились принять нас у ссебя дома.
– Прошу, обращайтесь ко мне на «ты», мы знакомы как минимум пару лет.
– Пять, – не удержался я.
Услышав цифру, Игнасио нахмурился; думаю, он подумал о том, что я в курсе всех деталей его дела.
– Хорошо, пять, – повторил он, пристально глядя на меня. Между нами троими, стоявшими в огромной гостиной, чьи белые отреставрированные окна выходили на улицу Дато, повисла напряженная тишина. – Хотите молодого вина? Руководство Slow Food сотрудничает с винодельней, где изготавливают алавесскую риоху, пользующуюся большим успехом на международном рынке. Мне бы хотелось, чтобы вы ее отведали.
– Благодарю, Игнасио. Ты же знаешь, мы на службе, – отозвался я.
– А я бы попробовала, – поспешила моя напарница.
Я выразительно посмотрел на Эстибалис. Она так же, как и я, не слишком придерживалась общепринятых правил, но оба мы тщательно скрывали это на публике.
– Устраивайтесь. Садись в это кресло, а ты сюда. – Игнасио указал на два одинаковых дизайнерских черных кресла, стоящих друг против друга возле элегантного столика, стоявшего посреди гостиной. – Схожу за вином.
Он оставил нас и направился на кухню за бутылкой. Вернувшись, налил бокал Эстибалис и уселся на середину дивана, словно соблюдая симметрию композиции. Странно: как в театральной сцене с заурядным монтажом.
Игнасио пригубил вина и поставил бокал на столик перед собой, затем потянулся за другим, пустым бокалом, который я счел приготовленным для меня, однако хозяин мне его не предложил. Некоторое время он развлекался, переставляя перед собой бокалы – пустой и полный.
Два одинаковых предмета.
В этой квартире все было обставлено и украшено парными предметами, словно в ней жили два человека, а не один завзятый холостяк.
– Так, значит, ты сотрудничаешь со Slow Food? – спросил я с неподдельным интересом. – Наверное, это необычное чувство – иметь дело с продукцией, цена которой заканчивается километром нулей.
– Еще бы! Мы работаем без посредников, все продукты местные: черные трюфели, картофель из Алавесских гор…
– А медом вы тоже занимаетесь? – перебила его Эстибалис самым безразличным тоном, на который была способна.
– Да, как раз я занимаюсь именно медом, – рассеянно ответил Игнасио. – Пчелы – это целый завораживающий мир, правда?
– Несомненно, – ответила Эсти. – На ферме мы с родителями всегда держали ульи, просто так, для себя, а заодно чтобы иметь какой-то доход от сельского хозяйства. В районе Горбеа почти все держали пасеку: это считалось традицией.
Игнасио усмехнулся, как будто мы рассказали ему анекдот, который понимал только он один. Затем поставил свой бокал, на этот раз пустой, на подоконник и посмотрел на улицу через белые перекладины оконного переплета.
– Если вы не возражаете, я бы перестал кружить вокруг да около. Задавайте вопросы, которые собирались задать при встрече. У меня нет ни малейшего намерения препятствовать расследованию.
Я вздохнул с облегчением: пары-тройки буйков не понадобится.
– Спасибо за прямоту, Игнасио.
– Человек может перестать быть полицейским, но в его мозгу остаются те же самые схемы, которым нас обучали в академии, – сказал он, обращаясь больше к себе, но не переставая осматривать здание напротив. – Эти четыре убийства, а также все предшествующие двадцатилетней давности наверняка добавили вам целую гору нерешенных вопросов.
– Раз так, начнем, – сказал я. – Мне хотелось бы расспросить тебя о проблемах со СМИ. Видишь ли, нельзя отрицать, что первые преступления принесли программе Тасио невиданный успех. Насколько мне известно, его археологическая передача прошла незамеченной в сетке местного телевидения. Но как только он начал разрабатывать теорию об исторической подоплеке каждого убийства, мигом превратился в звезду. Кто ее возглавлял, когда твой брат…
– Мой брат-близнец, – машинально поправил меня Игнасио, как будто речь шла о чем-то значимом.
– Хорошо, твой брат-близнец. Итак, кто возглавлял программу, когда твой брат-близнец подписал контракт с национальным телевидением? Наверное, ее владельцам было неприятно: ставку сделали на Тасио, а тот перешел на национальное телевидение, потому что популярность его достигла пика.
– Ты ищешь мотивы?
– Всего лишь прикидываю, сколько актеров было задействовано в этом спектакле. Можешь назвать главное имя?
– Инес Очоа, – пробормотал он. – Инес Очоа заправляла в то время всей компанией.
– Ты ее знаешь?
– Прежде чем ты все выяснишь сам, мне бы хотелось, чтобы ты услышал мою версию событий. Инес Очоа была и по-прежнему остается директором всех программ регионального канала. А теперь я тебя опережу и отвечу на вопрос сам: да, именно она предложила мне вести программу об убийствах, которую я записал вскоре после ареста моего брата-близнеца. Сначала я отказал, мне не хотелось иметь ничего общего с этой темой. Я знал, что на меня обрушится с критикой вся Витория, ведь история с задержанием моего брата-близнеца была все еще слишком свежа. Но Инес Очоа настаивала на том, что лучше я сам опишу случившееся, чем это сделают газеты – в итоге они напишут то, что кажется им наиболее подходящим. Я подумал, что, изложив все как есть, я совершу достойный поступок.
– Ты раскаиваешься? – спросила Эстибалис.
– Каждый день, – пробормотал Игнасио, в отчаянии махнув рукой.
– А саму Инес Очоа эти убийства как-то обогатили?
– Вначале, когда за дело взялся мой брат-близнец, это было ей на руку. Но затем омлет перевернулся, и она потеряла звезду, которую со временем заменила мною. Одного близнеца заменила другим. Мерзавца – героем. Моя популярность и ажиотаж в рядах рекламодателей возместили ей расходы, потраченные на меня.
– Похоже, у тебя связаны с ней не самые лучше воспоминания.
– У меня не осталось хороших воспоминаний ни о чем из того, что происходило в то время, – уклончиво ответил Игнасио.
– Знаешь, где ее можно найти? – продолжал я.
– Глупый вопрос, – устало ответил он. – Ты – следователь, и за две минуты сможешь получить любые данные без моей помощи. На самом деле тебе интересно узнать, общаемся ли мы с ней по сей день. Мой ответ – нет. Спроси на телевидении про Каменную Даму. Но будь осторожен: такие, как она, всегда приземляются на четыре ноги, как кошка. И не передавай ей от меня привет.
«По меньшей мере любопытно».
– Должно быть, за двадцать лет многое изменилось, – сказал я. – Ты очень помог бы нам, если составил список тех, с кем вы с Тасио общались в то время. Общие друзья, личные друзья. Коллеги, члены семьи… Можешь составить список из человек… допустим, пятнадцати? Мы бы сэкономили время.
– Вы хотите пересмотреть старое дело?
– Не будем притворяться: ключи к раскрытию этих преступлений находятся в прошлом. Думаю, ты это тоже понимаешь. К списку приложи, пожалуйста, номера телефонов, чтобы в случае чего мы могли их допросить.
Игнасио задумчиво кивнул, вид у него был растерянный. С того момента, как он пересек порог своего убежища, его лоск сильно поубавился.
– Да, мне это кажется верным решением, – кивнул он наконец. – Сегодня же составлю список. Я на вашем месте действовал бы так же. Что-нибудь еще?
– Мы получили допуск к старым делам. Недостает отчета о вскрытии девочки пятнадцати лет, – сказала Эстибалис.
Игнасио пожал плечами, не выказав особого интереса.
– Спросите Панкорбо. Могу вас заверить, что, когда я оставил дело, все отчеты и результаты вскрытий лежали в соответствующей папке. И разумеется, все было на месте.
– Ты доверяешь Панкорбо?
– Да, конечно, – поспешно ответил он с притворной, как мне показалось, улыбкой. – Я не имел в виду, что Панкорбо имеет какое-то отношение к исчезновению отчета о вскрытии этой девушки. И не стоит обманываться тем, что он такой тихий и невзрачный парень. Он гораздо ярче, чем кажется на первый взгляд, но надо потратить много часов, наблюдая за ним, чтобы это понять. Я имел в виду, что вот уже двадцать лет не имею ни малейшего отношения к вашей работе. Наверняка за это время произошла тысяча перемен. Панкорбо вел со мной дело и оказал расследованию неоценимую помощь. Это единственный человек, пришедший мне в голову, который был бы способен навести вас на мысль, в какой момент отчет мог пропасть.
– Ты не придаешь большого значения этому отчету. А не думаешь ли ты, что он был похищен намеренно и кто-то из полиции не хочет, чтобы знали, что именно произошло с девушкой?
– Восемь серийных убийств, – пробормотал Игнасио, как будто в прошлом произнес эти слова раз сто. – Все это произошло двадцать лет назад. Простите, если я забыл какие-то подробности своей жизни за такое долгое время, особенно те, что связаны с делом. Не выношу дежавю.
– Но с телом девушки с самого начало было не все в порядке. Ты не мог про это забыть. Твой брат был знаком с ней лично?
– Насколько мне известно, нет.
– Знал ли он лично кого-нибудь из убитых им детей?
– Насколько мне известно, нет.
– А семьи кого-либо из убитых?
Он отрицательно покачал головой.
– Насколько тебе известно, нет, – подсказала Эстибалис.
– Это были ритуальные убийства. Не стоит искать какие-то совпадения. Я исследовал возможные связи между жертвами, и это отняло у меня драгоценное время, которое понадобилось бы для предотвращения других смертей, – последние два слова он произнес с таким видом, будто откусил лимон, чей сок разъедает ему рот. – Это были ритуальные убийства. Эгускилоры, древний яд, тела, ориентированные на северо-запад, как это делали язычники в древние времена…
Наконец-то мы приблизились к сути дела.
– Тебя потрясло, что убийца – твой брат-близнец?
Игнасио потер пальцами переносицу, словно у него разыгралась мигрень.
– Тасио прошел через темный период, когда готовил дипломную работу по своей теме. Занялся изучением событий в Сугаррамурди[22]. Вы слышали об аутодафе в Логроньо в 1610 году, когда одиннадцать жителей города обвинили в колдовстве и приговорили к сожжению на костре? В те годы, когда Тасио учился в Наварре, он много общался с коллегой, не помню имени, но это был парень гораздо моложе его, отъявленный радикал, любитель всяких странностей. Язычество, оккультизм, синкретизм… все темные «измы», которые только приходят в голову. Они общались около четырех лет. Вначале эта дружба меня пугала, пока Тасио не рассказал, как они познакомились. – Он искоса посмотрел на нас, размышляя, рассказать нам еще что-нибудь, или достаточно.
Я посмотрел на него умоляющим взглядом. К счастью, он продолжил:
– Время от времени Тасио употреблял марихуану и прочие незаконные вещества. Мне это не нравилось, я всегда уважал общепринятые нормы, но никогда его не осуждал. Я предпочитал, чтобы он мне доверял и понимал, в какие ввязался неприятности. Как раз в то время ему захотелось поэкспериментировать; его приятель был дилером из тех, что продавали свой товар в барах Кутчи. Они отлично ладили, хотя парень был почти подросток, а Тасио уже окончил учебу.
Игнасио умолк. Казалось, ему непросто делиться своими воспоминаниями.
– Пожалуйста, продолжай, – попросил я, испугавшись, что он умолкнет. – Ты говорил про то, что его друг увлекался язычеством…
– Да, машину оставим на парковке у Нового собора, и оттуда дойдем пешком до Дато.
Через некоторое время мы стояли у дверей его дома под номером 2 по улице Дато. Это был памятник архитектуры, унаследованный братьями Ортис де Сарате от родителей и проданный по самой высокой цене на аукционе «Феррериас Алавесас» сразу же после их смерти, когда самим братьям было по восемнадцать. Ни один из них не пожелал продолжать дело отца, необходимости работать у них не было, однако у каждого имелось призвание: один хотел быть следователем, другой – археологом. Каждый добился в своей области больших успехов.
Они купили себе квартиры на самой известной улице города: улице Дато. В самом начале, на углу с Постас. Один напротив другого. Словно каждый из братьев хотел царить на своей стороне улицы. Левая – для тебя. Правая – для меня. Окна Игнасио выходили на площадь Белой Богородицы, Тасио – на Фуэрос. В ту пору никто не сомневался в том, что весь мир будет у их ног.
Мы поднялись на третий этаж на новом современном лифте, и Игнасио открыл бронированную дверь своего просторного жилища. Очень мужской декор в серых и охристых тонах казался произведением дизайнерского искусства, хотя я сразу подметил одну деталь, которая меня заинтересовала. Отметил и отложил на потом, заставив себя сосредоточиться на стратегическом опросе, ждавшем нас впереди.
Я не любил планировать разговор со свидетелями или подозреваемыми в форме допроса. По опыту знал, что в небольших городах, таких как Витория, люди склонны закрываться, уходить в себя и придерживаться спасительного молчания. Я всегда заранее заготавливал вопросы, соблюдая определенный порядок: от наименее компрометирующих до наиболее сложных для ответа. Эти вопросы были подобны буйкам, по которым я следовал, пока не пришвартовывался в интересующей меня гавани.
В тот день я мысленно составил маршрут, перечислил пункты, в которых по выходе из дома Ингасио у меня должна установиться полная ясность: знакомые тех лет, темы в СМИ, исчезнувший отчет о вскрытии, выход на свободу его брата Тасио.
– Спасибо, что согласились принять нас у ссебя дома.
– Прошу, обращайтесь ко мне на «ты», мы знакомы как минимум пару лет.
– Пять, – не удержался я.
Услышав цифру, Игнасио нахмурился; думаю, он подумал о том, что я в курсе всех деталей его дела.
– Хорошо, пять, – повторил он, пристально глядя на меня. Между нами троими, стоявшими в огромной гостиной, чьи белые отреставрированные окна выходили на улицу Дато, повисла напряженная тишина. – Хотите молодого вина? Руководство Slow Food сотрудничает с винодельней, где изготавливают алавесскую риоху, пользующуюся большим успехом на международном рынке. Мне бы хотелось, чтобы вы ее отведали.
– Благодарю, Игнасио. Ты же знаешь, мы на службе, – отозвался я.
– А я бы попробовала, – поспешила моя напарница.
Я выразительно посмотрел на Эстибалис. Она так же, как и я, не слишком придерживалась общепринятых правил, но оба мы тщательно скрывали это на публике.
– Устраивайтесь. Садись в это кресло, а ты сюда. – Игнасио указал на два одинаковых дизайнерских черных кресла, стоящих друг против друга возле элегантного столика, стоявшего посреди гостиной. – Схожу за вином.
Он оставил нас и направился на кухню за бутылкой. Вернувшись, налил бокал Эстибалис и уселся на середину дивана, словно соблюдая симметрию композиции. Странно: как в театральной сцене с заурядным монтажом.
Игнасио пригубил вина и поставил бокал на столик перед собой, затем потянулся за другим, пустым бокалом, который я счел приготовленным для меня, однако хозяин мне его не предложил. Некоторое время он развлекался, переставляя перед собой бокалы – пустой и полный.
Два одинаковых предмета.
В этой квартире все было обставлено и украшено парными предметами, словно в ней жили два человека, а не один завзятый холостяк.
– Так, значит, ты сотрудничаешь со Slow Food? – спросил я с неподдельным интересом. – Наверное, это необычное чувство – иметь дело с продукцией, цена которой заканчивается километром нулей.
– Еще бы! Мы работаем без посредников, все продукты местные: черные трюфели, картофель из Алавесских гор…
– А медом вы тоже занимаетесь? – перебила его Эстибалис самым безразличным тоном, на который была способна.
– Да, как раз я занимаюсь именно медом, – рассеянно ответил Игнасио. – Пчелы – это целый завораживающий мир, правда?
– Несомненно, – ответила Эсти. – На ферме мы с родителями всегда держали ульи, просто так, для себя, а заодно чтобы иметь какой-то доход от сельского хозяйства. В районе Горбеа почти все держали пасеку: это считалось традицией.
Игнасио усмехнулся, как будто мы рассказали ему анекдот, который понимал только он один. Затем поставил свой бокал, на этот раз пустой, на подоконник и посмотрел на улицу через белые перекладины оконного переплета.
– Если вы не возражаете, я бы перестал кружить вокруг да около. Задавайте вопросы, которые собирались задать при встрече. У меня нет ни малейшего намерения препятствовать расследованию.
Я вздохнул с облегчением: пары-тройки буйков не понадобится.
– Спасибо за прямоту, Игнасио.
– Человек может перестать быть полицейским, но в его мозгу остаются те же самые схемы, которым нас обучали в академии, – сказал он, обращаясь больше к себе, но не переставая осматривать здание напротив. – Эти четыре убийства, а также все предшествующие двадцатилетней давности наверняка добавили вам целую гору нерешенных вопросов.
– Раз так, начнем, – сказал я. – Мне хотелось бы расспросить тебя о проблемах со СМИ. Видишь ли, нельзя отрицать, что первые преступления принесли программе Тасио невиданный успех. Насколько мне известно, его археологическая передача прошла незамеченной в сетке местного телевидения. Но как только он начал разрабатывать теорию об исторической подоплеке каждого убийства, мигом превратился в звезду. Кто ее возглавлял, когда твой брат…
– Мой брат-близнец, – машинально поправил меня Игнасио, как будто речь шла о чем-то значимом.
– Хорошо, твой брат-близнец. Итак, кто возглавлял программу, когда твой брат-близнец подписал контракт с национальным телевидением? Наверное, ее владельцам было неприятно: ставку сделали на Тасио, а тот перешел на национальное телевидение, потому что популярность его достигла пика.
– Ты ищешь мотивы?
– Всего лишь прикидываю, сколько актеров было задействовано в этом спектакле. Можешь назвать главное имя?
– Инес Очоа, – пробормотал он. – Инес Очоа заправляла в то время всей компанией.
– Ты ее знаешь?
– Прежде чем ты все выяснишь сам, мне бы хотелось, чтобы ты услышал мою версию событий. Инес Очоа была и по-прежнему остается директором всех программ регионального канала. А теперь я тебя опережу и отвечу на вопрос сам: да, именно она предложила мне вести программу об убийствах, которую я записал вскоре после ареста моего брата-близнеца. Сначала я отказал, мне не хотелось иметь ничего общего с этой темой. Я знал, что на меня обрушится с критикой вся Витория, ведь история с задержанием моего брата-близнеца была все еще слишком свежа. Но Инес Очоа настаивала на том, что лучше я сам опишу случившееся, чем это сделают газеты – в итоге они напишут то, что кажется им наиболее подходящим. Я подумал, что, изложив все как есть, я совершу достойный поступок.
– Ты раскаиваешься? – спросила Эстибалис.
– Каждый день, – пробормотал Игнасио, в отчаянии махнув рукой.
– А саму Инес Очоа эти убийства как-то обогатили?
– Вначале, когда за дело взялся мой брат-близнец, это было ей на руку. Но затем омлет перевернулся, и она потеряла звезду, которую со временем заменила мною. Одного близнеца заменила другим. Мерзавца – героем. Моя популярность и ажиотаж в рядах рекламодателей возместили ей расходы, потраченные на меня.
– Похоже, у тебя связаны с ней не самые лучше воспоминания.
– У меня не осталось хороших воспоминаний ни о чем из того, что происходило в то время, – уклончиво ответил Игнасио.
– Знаешь, где ее можно найти? – продолжал я.
– Глупый вопрос, – устало ответил он. – Ты – следователь, и за две минуты сможешь получить любые данные без моей помощи. На самом деле тебе интересно узнать, общаемся ли мы с ней по сей день. Мой ответ – нет. Спроси на телевидении про Каменную Даму. Но будь осторожен: такие, как она, всегда приземляются на четыре ноги, как кошка. И не передавай ей от меня привет.
«По меньшей мере любопытно».
– Должно быть, за двадцать лет многое изменилось, – сказал я. – Ты очень помог бы нам, если составил список тех, с кем вы с Тасио общались в то время. Общие друзья, личные друзья. Коллеги, члены семьи… Можешь составить список из человек… допустим, пятнадцати? Мы бы сэкономили время.
– Вы хотите пересмотреть старое дело?
– Не будем притворяться: ключи к раскрытию этих преступлений находятся в прошлом. Думаю, ты это тоже понимаешь. К списку приложи, пожалуйста, номера телефонов, чтобы в случае чего мы могли их допросить.
Игнасио задумчиво кивнул, вид у него был растерянный. С того момента, как он пересек порог своего убежища, его лоск сильно поубавился.
– Да, мне это кажется верным решением, – кивнул он наконец. – Сегодня же составлю список. Я на вашем месте действовал бы так же. Что-нибудь еще?
– Мы получили допуск к старым делам. Недостает отчета о вскрытии девочки пятнадцати лет, – сказала Эстибалис.
Игнасио пожал плечами, не выказав особого интереса.
– Спросите Панкорбо. Могу вас заверить, что, когда я оставил дело, все отчеты и результаты вскрытий лежали в соответствующей папке. И разумеется, все было на месте.
– Ты доверяешь Панкорбо?
– Да, конечно, – поспешно ответил он с притворной, как мне показалось, улыбкой. – Я не имел в виду, что Панкорбо имеет какое-то отношение к исчезновению отчета о вскрытии этой девушки. И не стоит обманываться тем, что он такой тихий и невзрачный парень. Он гораздо ярче, чем кажется на первый взгляд, но надо потратить много часов, наблюдая за ним, чтобы это понять. Я имел в виду, что вот уже двадцать лет не имею ни малейшего отношения к вашей работе. Наверняка за это время произошла тысяча перемен. Панкорбо вел со мной дело и оказал расследованию неоценимую помощь. Это единственный человек, пришедший мне в голову, который был бы способен навести вас на мысль, в какой момент отчет мог пропасть.
– Ты не придаешь большого значения этому отчету. А не думаешь ли ты, что он был похищен намеренно и кто-то из полиции не хочет, чтобы знали, что именно произошло с девушкой?
– Восемь серийных убийств, – пробормотал Игнасио, как будто в прошлом произнес эти слова раз сто. – Все это произошло двадцать лет назад. Простите, если я забыл какие-то подробности своей жизни за такое долгое время, особенно те, что связаны с делом. Не выношу дежавю.
– Но с телом девушки с самого начало было не все в порядке. Ты не мог про это забыть. Твой брат был знаком с ней лично?
– Насколько мне известно, нет.
– Знал ли он лично кого-нибудь из убитых им детей?
– Насколько мне известно, нет.
– А семьи кого-либо из убитых?
Он отрицательно покачал головой.
– Насколько тебе известно, нет, – подсказала Эстибалис.
– Это были ритуальные убийства. Не стоит искать какие-то совпадения. Я исследовал возможные связи между жертвами, и это отняло у меня драгоценное время, которое понадобилось бы для предотвращения других смертей, – последние два слова он произнес с таким видом, будто откусил лимон, чей сок разъедает ему рот. – Это были ритуальные убийства. Эгускилоры, древний яд, тела, ориентированные на северо-запад, как это делали язычники в древние времена…
Наконец-то мы приблизились к сути дела.
– Тебя потрясло, что убийца – твой брат-близнец?
Игнасио потер пальцами переносицу, словно у него разыгралась мигрень.
– Тасио прошел через темный период, когда готовил дипломную работу по своей теме. Занялся изучением событий в Сугаррамурди[22]. Вы слышали об аутодафе в Логроньо в 1610 году, когда одиннадцать жителей города обвинили в колдовстве и приговорили к сожжению на костре? В те годы, когда Тасио учился в Наварре, он много общался с коллегой, не помню имени, но это был парень гораздо моложе его, отъявленный радикал, любитель всяких странностей. Язычество, оккультизм, синкретизм… все темные «измы», которые только приходят в голову. Они общались около четырех лет. Вначале эта дружба меня пугала, пока Тасио не рассказал, как они познакомились. – Он искоса посмотрел на нас, размышляя, рассказать нам еще что-нибудь, или достаточно.
Я посмотрел на него умоляющим взглядом. К счастью, он продолжил:
– Время от времени Тасио употреблял марихуану и прочие незаконные вещества. Мне это не нравилось, я всегда уважал общепринятые нормы, но никогда его не осуждал. Я предпочитал, чтобы он мне доверял и понимал, в какие ввязался неприятности. Как раз в то время ему захотелось поэкспериментировать; его приятель был дилером из тех, что продавали свой товар в барах Кутчи. Они отлично ладили, хотя парень был почти подросток, а Тасио уже окончил учебу.
Игнасио умолк. Казалось, ему непросто делиться своими воспоминаниями.
– Пожалуйста, продолжай, – попросил я, испугавшись, что он умолкнет. – Ты говорил про то, что его друг увлекался язычеством…