Земля матерей
Часть 25 из 72 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Маленький трусливый гаденыш.
Майлс хватает из шкафа энергетический батончик (они ужасные, но по-своему навязчивые) и альбом и бегом преодолевает четыре лестничных пролета, ведущих наверх.
Однако его план побыть наедине рушится с самого начала. Подходя к двери, ведущей с кухни на улицу, он чувствует запах марихуаны.
– Это ты? – окликает его тетя Билли с балкона, проходящего через всю гостиную, облокотившись о кованые перила, с самокруткой во рту, светлые волосы рассыпались по плечам.
– Это ты? – откликается в ответ Майлс, надеясь, что этим все и закончится. Он машет рукой на прощание, но тетка уже идет к лестнице.
– Я хотела с тобой поговорить.
– Вообще-то я занят.
– Места, где нужно побывать, друзья, с которыми нужно выполнить задание. Проследить за жутким козлом-уголовником?
– Ты об этом знаешь? – Он как-то сдувается.
– Я слышала, как он вчера ворвался в здание, ругая последними словами глупых детей, а потом увидела тебя бегущего. Нетрудно догадаться, что случилось что-то. С тобой все в порядке?
– Нет. – У него горят глаза, и он отчаянно моргает, стараясь с этим справиться.
– Не хочешь поговорить об этом?
– Нет.
– Я испекла шоколадные кексы, пальчики оближешь. Это поможет?
– Нет, спасибо.
– Как насчет одной затяжки?
– Нет, – отвечает Майлс. – Может быть.
– Хорошо. Жди здесь, мы сходим прогуляемся.
Она спускается по лестнице, и они идут мимо сада с медицинскими растениями к теплицам. Билли заводит его в самую дальнюю часть, где их никто не увидит, и протягивает самокрутку. На кончике красная губная помада, похожая на кровь.
– Нужно втянуть дым в легкие, но не слишком глубоко.
– Я умею курить, – говорит он. На самом деле курить он ни разу не пробовал.
– Отлично. Просто я хотела сказать, может быть, ты не привык к марихуане.
Не привык. Майлс кашляет так сильно, что спазмы сжимают ему грудь, сгибают его пополам, горло у него болит, он всхлипывает, никак не в силах откашляться.
– Крепись, чувак! – говорит Билли, хлопая его ладонью между лопатками, что не помогает, потому что нельзя безболезненно прогнать дым из легких и горящего горла.
– Все в порядке, – говорит Майлс, слова раздражают ему горло, вызывая новый приступ кашля. Билли безучастно наблюдает за ним, поднося самокрутку ко рту похожей на шарнир рукой. Когда кашель заканчивается, она снова протягивает самокрутку ему.
– Не желаешь еще одну затяжку?
– Все в порядке, – отмахивается он. – Слушай, не говори ничего маме, хорошо?
– Она не будет ничего иметь против. Наш отец провернул с нами такую же шутку, когда мы были совсем маленькими, но только он настоял на том, чтобы мы докурили сигарету до конца, не отставал от нас до тех пор, пока мы не блеванули.
– И как, сработало?
– В отношении твоей мамы – да. Она курит только когда очень-очень разозлится или когда очень много выпьет.
– Я никогда не видел, чтобы мама курила.
– Значит, ты никогда не видел ее очень-очень злой и очень пьяной. А вот со мной папин фокус не сработал.
– Почему?
– Просто у меня бунтарская натура. И на моей первой работе, я была официанткой в «Кантине», курильщиков отпускали на перекур. Но на старших сестрах ответственность. А младшим в семье дозволяется все. У нас значительно больше свободы.
– А что насчет единственных детей?
– Наверное, ты можешь выбирать то, что тебе ближе по душе. – Она делает глубокую затяжку. – Но только не здесь.
– Я хочу его убить, – признается Майлс.
– По-моему, слишком хлопотное занятие.
– Ну и пусть!
– А ты не хочешь отсюда выбраться?
– Не шути так.
– А если это не шутка?
– Это об этом вы с мамой шептались?
– Когда?
– Да постоянно! – негодует он. – Я вас видел. И эта пластмассовая штуковина в духовке.
– Крышка карбюратора? Блин, ты не должен был туда заглядывать. Ладно, ты взял меня с поличным. Это правда. Мы планировали наше великое бегство. Но… – Она не договаривает и смотрит на него, словно решая, можно ли ему довериться. Решая, настоящий ли он мужчина.
– Говори.
– Блин! – Билли выпускает носом долгую струю дыма. – Твоя мама меня убьет.
– Это тоже будет выход.
– Это серьезно, Майлс. Я не шучу.
– Я не маленький.
Трусливый гаденыш.
– Тогда, наверное, ты заметил, что в последние несколько дней наши с твоей мамой отношения стали довольно напряженными.
– Да. Заметил. – Ничего он не заметил. Абсолютно ничего. – Я не хотел спрашивать. Думал, между сестрами такое бывает.
– В определенном смысле. И, знаешь, я ее ни в чем не виню. – Билли пожимает плечами. – Честное слово. Она старается тебя защитить.
– Я не нуждаюсь в защите!
– Нет, она, пожалуй, права. Ты еще недостаточно взрослый. Это была глупая затея. Наверное, нам нужно пока что остаться здесь. Тут не так уж и плохо, а? – Прикоснувшись головой к стенке теплицы, она проводит рукой с сигаретой дугу, охватывая все вокруг. – Уж если где-нибудь и застрять, так в раю. Бывают места и похуже.
– Я сам могу принимать решения. Ты же знаешь мою маму. Она чересчур заботливая.
– Как тигрица. – Билли морщит нос в оскале, обнажает зубы, поднимает руки, изображая когти. – Р-ррр!
– Это опасно?
– Нет. Ничуточки. Но тебе это может не понравиться.
– Выкладывай! – Но у него есть нехорошее предчувствие. Отвратительное семя догадки относительно того, о чем говорит тетка.
Сделав еще одну затяжку, Билли протягивает самокрутку ему. Майлс делает заговорщический жест, и она смеется. Ему хорошо оттого, что она относится к нему серьезно. Оттого, что наконец кто-то объясняет ему, что происходит.
– Ну хорошо, хорошо. Видишь, я придумала один план. Хороший. На воле нас ждет машина, мои друзья помогут нам бежать, вернуться домой, если ты захочешь, или попасть в любую другую точку земного шара. Но они хотят получить кое-что взамен, и это сущая мелочь. Твоя мама думает иначе, но на самом деле это пустяк.
– Мне все равно. Я хочу услышать все сам.
– Но только никаких попятных, – говорит Билли. – Поклянись на мизинцах! – Майлс закатывает глаза, и она снова смеется, грудным пыхтением. – Все в порядке, малыш. Отлично. Как бы это сказать? Это риск.
– Вся жизнь – это риск, – говорит Майлс.
– Умница, молодец. Значит, ты знаешь, что иногда приходится делать отвратительные вещи.
– Например, кого-нибудь убивать?
– Нет, боже упаси, не настолько отвратительные. Кое-кто, может быть, и скажет, что это плохо, но на самом деле это совершенно нормально. Вот почему тут все запутано, правильно? И врачи ведь все равно берут образцы, и с какой стати они должны получать от этого выгоду, с какой стати они должны принимать решение, когда это твое дело? Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, так?
– Сперма. – Его лицо пылает огнем. Хуже того, кто-то вонзил раскаленное лезвие ему в поясницу, жидкая лава разливается по промежности. Нет. Нет, нет, нет!
– Тут нечего стыдиться. Мы близкие родственники. Это совершенно нормально, вот что я хочу сказать. И можно позволить врачам и дальше заниматься тем, чем они занимаются, а можно воспользоваться этой абсолютно нормальной штукой, для того чтобы убраться отсюда ко всем чертям, получив золотой билет к той жизни, о которой ты всегда мечтал. Куда ты хотел бы отправиться? Называй любое место. Абсолютно любое.
– Антарктика?
– Ну да, а почему бы и нет? Один билет первого класса до ледового континента, пожалуйста.
– Но…
Майлс хватает из шкафа энергетический батончик (они ужасные, но по-своему навязчивые) и альбом и бегом преодолевает четыре лестничных пролета, ведущих наверх.
Однако его план побыть наедине рушится с самого начала. Подходя к двери, ведущей с кухни на улицу, он чувствует запах марихуаны.
– Это ты? – окликает его тетя Билли с балкона, проходящего через всю гостиную, облокотившись о кованые перила, с самокруткой во рту, светлые волосы рассыпались по плечам.
– Это ты? – откликается в ответ Майлс, надеясь, что этим все и закончится. Он машет рукой на прощание, но тетка уже идет к лестнице.
– Я хотела с тобой поговорить.
– Вообще-то я занят.
– Места, где нужно побывать, друзья, с которыми нужно выполнить задание. Проследить за жутким козлом-уголовником?
– Ты об этом знаешь? – Он как-то сдувается.
– Я слышала, как он вчера ворвался в здание, ругая последними словами глупых детей, а потом увидела тебя бегущего. Нетрудно догадаться, что случилось что-то. С тобой все в порядке?
– Нет. – У него горят глаза, и он отчаянно моргает, стараясь с этим справиться.
– Не хочешь поговорить об этом?
– Нет.
– Я испекла шоколадные кексы, пальчики оближешь. Это поможет?
– Нет, спасибо.
– Как насчет одной затяжки?
– Нет, – отвечает Майлс. – Может быть.
– Хорошо. Жди здесь, мы сходим прогуляемся.
Она спускается по лестнице, и они идут мимо сада с медицинскими растениями к теплицам. Билли заводит его в самую дальнюю часть, где их никто не увидит, и протягивает самокрутку. На кончике красная губная помада, похожая на кровь.
– Нужно втянуть дым в легкие, но не слишком глубоко.
– Я умею курить, – говорит он. На самом деле курить он ни разу не пробовал.
– Отлично. Просто я хотела сказать, может быть, ты не привык к марихуане.
Не привык. Майлс кашляет так сильно, что спазмы сжимают ему грудь, сгибают его пополам, горло у него болит, он всхлипывает, никак не в силах откашляться.
– Крепись, чувак! – говорит Билли, хлопая его ладонью между лопатками, что не помогает, потому что нельзя безболезненно прогнать дым из легких и горящего горла.
– Все в порядке, – говорит Майлс, слова раздражают ему горло, вызывая новый приступ кашля. Билли безучастно наблюдает за ним, поднося самокрутку ко рту похожей на шарнир рукой. Когда кашель заканчивается, она снова протягивает самокрутку ему.
– Не желаешь еще одну затяжку?
– Все в порядке, – отмахивается он. – Слушай, не говори ничего маме, хорошо?
– Она не будет ничего иметь против. Наш отец провернул с нами такую же шутку, когда мы были совсем маленькими, но только он настоял на том, чтобы мы докурили сигарету до конца, не отставал от нас до тех пор, пока мы не блеванули.
– И как, сработало?
– В отношении твоей мамы – да. Она курит только когда очень-очень разозлится или когда очень много выпьет.
– Я никогда не видел, чтобы мама курила.
– Значит, ты никогда не видел ее очень-очень злой и очень пьяной. А вот со мной папин фокус не сработал.
– Почему?
– Просто у меня бунтарская натура. И на моей первой работе, я была официанткой в «Кантине», курильщиков отпускали на перекур. Но на старших сестрах ответственность. А младшим в семье дозволяется все. У нас значительно больше свободы.
– А что насчет единственных детей?
– Наверное, ты можешь выбирать то, что тебе ближе по душе. – Она делает глубокую затяжку. – Но только не здесь.
– Я хочу его убить, – признается Майлс.
– По-моему, слишком хлопотное занятие.
– Ну и пусть!
– А ты не хочешь отсюда выбраться?
– Не шути так.
– А если это не шутка?
– Это об этом вы с мамой шептались?
– Когда?
– Да постоянно! – негодует он. – Я вас видел. И эта пластмассовая штуковина в духовке.
– Крышка карбюратора? Блин, ты не должен был туда заглядывать. Ладно, ты взял меня с поличным. Это правда. Мы планировали наше великое бегство. Но… – Она не договаривает и смотрит на него, словно решая, можно ли ему довериться. Решая, настоящий ли он мужчина.
– Говори.
– Блин! – Билли выпускает носом долгую струю дыма. – Твоя мама меня убьет.
– Это тоже будет выход.
– Это серьезно, Майлс. Я не шучу.
– Я не маленький.
Трусливый гаденыш.
– Тогда, наверное, ты заметил, что в последние несколько дней наши с твоей мамой отношения стали довольно напряженными.
– Да. Заметил. – Ничего он не заметил. Абсолютно ничего. – Я не хотел спрашивать. Думал, между сестрами такое бывает.
– В определенном смысле. И, знаешь, я ее ни в чем не виню. – Билли пожимает плечами. – Честное слово. Она старается тебя защитить.
– Я не нуждаюсь в защите!
– Нет, она, пожалуй, права. Ты еще недостаточно взрослый. Это была глупая затея. Наверное, нам нужно пока что остаться здесь. Тут не так уж и плохо, а? – Прикоснувшись головой к стенке теплицы, она проводит рукой с сигаретой дугу, охватывая все вокруг. – Уж если где-нибудь и застрять, так в раю. Бывают места и похуже.
– Я сам могу принимать решения. Ты же знаешь мою маму. Она чересчур заботливая.
– Как тигрица. – Билли морщит нос в оскале, обнажает зубы, поднимает руки, изображая когти. – Р-ррр!
– Это опасно?
– Нет. Ничуточки. Но тебе это может не понравиться.
– Выкладывай! – Но у него есть нехорошее предчувствие. Отвратительное семя догадки относительно того, о чем говорит тетка.
Сделав еще одну затяжку, Билли протягивает самокрутку ему. Майлс делает заговорщический жест, и она смеется. Ему хорошо оттого, что она относится к нему серьезно. Оттого, что наконец кто-то объясняет ему, что происходит.
– Ну хорошо, хорошо. Видишь, я придумала один план. Хороший. На воле нас ждет машина, мои друзья помогут нам бежать, вернуться домой, если ты захочешь, или попасть в любую другую точку земного шара. Но они хотят получить кое-что взамен, и это сущая мелочь. Твоя мама думает иначе, но на самом деле это пустяк.
– Мне все равно. Я хочу услышать все сам.
– Но только никаких попятных, – говорит Билли. – Поклянись на мизинцах! – Майлс закатывает глаза, и она снова смеется, грудным пыхтением. – Все в порядке, малыш. Отлично. Как бы это сказать? Это риск.
– Вся жизнь – это риск, – говорит Майлс.
– Умница, молодец. Значит, ты знаешь, что иногда приходится делать отвратительные вещи.
– Например, кого-нибудь убивать?
– Нет, боже упаси, не настолько отвратительные. Кое-кто, может быть, и скажет, что это плохо, но на самом деле это совершенно нормально. Вот почему тут все запутано, правильно? И врачи ведь все равно берут образцы, и с какой стати они должны получать от этого выгоду, с какой стати они должны принимать решение, когда это твое дело? Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, так?
– Сперма. – Его лицо пылает огнем. Хуже того, кто-то вонзил раскаленное лезвие ему в поясницу, жидкая лава разливается по промежности. Нет. Нет, нет, нет!
– Тут нечего стыдиться. Мы близкие родственники. Это совершенно нормально, вот что я хочу сказать. И можно позволить врачам и дальше заниматься тем, чем они занимаются, а можно воспользоваться этой абсолютно нормальной штукой, для того чтобы убраться отсюда ко всем чертям, получив золотой билет к той жизни, о которой ты всегда мечтал. Куда ты хотел бы отправиться? Называй любое место. Абсолютно любое.
– Антарктика?
– Ну да, а почему бы и нет? Один билет первого класса до ледового континента, пожалуйста.
– Но…