Земля матерей
Часть 14 из 72 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Где мы? – У Билли во рту такой вкус, словно опоссум неделю назад посрал там, а затем и сам сдох.
– Проехали больше половины. Если верить навигатору.
– Воды…
– Термосумка рядом с тобой. – Рико гасит сигарету об обивку салона. – И сандвичи, ты нам нужна в боевой форме. И еще вот. Раз уж об этом зашла речь… – Она роется в сумочке камуфляжной расцветки на животе и протягивает на ладони две маленькие круглые таблетки, одну белую, другую бледно-зеленую.
– Что это? – Но ее протест чисто символический, она уже запивает таблетки энергетическим напитком, приторно-сладким.
– Они помогут тебе от боли. И не дадут заснуть.
– Не думала, что сейчас можно еще достать такие.
– Связи миссис Амато. Бизнес есть бизнес, и он найдет способ.
– И можно заплатить, – говорит Билли, чувствуя, как по всему телу разливается тепло. Это качественная штука. Черт возьми, миссис Амато прощена, с потрохами. Это фентанил? Героин? Ей все равно. Хотя антибиотики ей сейчас, наверное, нужны больше, чем опиаты. Больница. Нейрохирург, чтобы ослабить давление на черепную коробку, иначе она сдохнет в обществе этих двоих. Вторая таблетка, наверное, для поддержания сил, чтобы она перестала сползать вниз.
– Цена есть всегда, – соглашается Зара, однако время снова совершило скачок, и машина сворачивает с шоссе.
Заправка, в безлюдной глуши. Рико говорит, что это Элко, как будто в этом должен быть какой-то смысл. Небо над пустыней давит гнетущей тяжестью, слишком голубое, слишком бескрайнее. Они пересекают пустынную площадку, нигде ни души, хотя табличка на окне говорит «открыто» и «позвоните для вызова персонала» и весь свет ярко горит.
– Я пойду спрошу, – говорит Рико.
– Скорее всего, мальчишка переодет девочкой, – напоминает ей Билли.
– Эта машина? – Зара показывает на белый внедорожник, оставленный на стоянке среди брошенных умирать фур.
– А навигатор что показывает? – огрызается Билли.
Машину для бегства они выбрали самую непримечательную, распространенной марки, таких на дорогах тысячи. Все указывает на обратное, но Билли помимо воли надеется на то, что Коул в машине, дремлет на заднем сиденье. Ей хочется надеяться, что ее спутницы пристрелят Коул. Не насмерть, конечно. Она ни за что бы не пожелала такого своей сестре. Господи! Но легкое ранение, ей могли бы прострелить ногу, чтобы она никуда не убежала, или, быть может, аккуратный выстрел в мягкие ткани руки, просто чтобы показать, что они настроены серьезно, показать, как она все испортила для всех, показать, что с этими людьми шутки плохи. Или просто немного ее припугнуть. Заставить пожалеть о том, что она сделала.
Гулкий стук в голове постепенно отступает – барабан, гремящий в соседней квартире. Ей хочется еще этих таблеток, пожалуйста. Ей хочется в больницу, в кровать.
Но надо подождать, пока Майлс не окажется у них в машине. Не хотелось бы напугать ребенка. Еще больше. Потому что ее сестра уже нанесла ему психологическую травму. Как жить с тем, что у тебя на глазах твоя мать пытается убить свою родную сестру? Коул нужна помощь. Ей нужно лечиться. И догадайтесь с первого раза, кто за все это заплатит? Вот эта дура на заднем сиденье. Но она это сделает. Она обеспечит своей сестре лучшую психологическую помощь на свете. У миссис А. непременно должны быть связи, которые не станут задавать лишних вопросов, а пока Коул будет лечиться, она позаботится о своем племяннике. И не то чтобы она этого хотела. Что она знает о мальчишках-подростках? Но она это сделает, потому что вот какая она сестра. В отличие от той стервы-эгоистки, которая, хочется верить – отчаянно хочется верить, сейчас вон в той машине. Билли хочет увидеть лицо своей сестры, когда та увидит ее живую.
Однако Коул в машине нет. Разумеется, ее там нет, и, судя по внешним признакам – задняя дверь поднята, – внедорожник уже обчистили те, кто побывал здесь раньше. Крышка бардачка болтается отвисшей челюстью над обычным мусором дальних поездок: обертками от шоколадных батончиков и пустыми бутылками из-под воды. Тем не менее Зара все тщательно перебирает. На сиденье водителя у защелки ремня безопасности бурое пятно: может быть, растаявший шоколад, может быть, кровь. Ее кровь.
– Твою мать, блин! – Билли ощупывает клейкую ленту на затылке. Она никак не может оставить ее в покое, постоянно пытается освободить прилипшие волосы. – Вряд ли она оставила вам карту с обведенным красным кружком Лас-Вегасом.
– Она могла поехать в Лас-Вегас?
– А почему бы и нет? Город знаковый. Расположен в Неваде. Мы сейчас в Неваде. С такой же легкостью можно было бы сказать Правда и Последствия. В Неваде есть и такие города. Или в Нью-Мексико?
Она вспоминает кино, которое смотрела со своим дружком Ричардом, в сладком возрасте шестнадцати лет. По крайней мере, ей было столько. Ричард был старше. Двадцать четыре года, год бездельничания после окончания колледжа, растянувшийся на несколько лет, в течение которых он сидел на шее у родителей. Неудачник. Но у них в классе никто больше не гулял с таким взрослым мужчиной. На самом деле это кино они не смотрели, как и все остальные фильмы, которые брали напрокат в видеомагазине на Седьмой авеню, потому что были полностью поглощены траханьем. Когда Ричард ее бросил, она взяла отцовскую машину и сидела в ней несколько часов перед его домом, с бутылкой текилы, до тех пор пока его мать не отправила его узнать, чья это машина.
И не только с текилой. Но и со спичками.
«Что ты здесь делаешь, крошка? Времени уже одиннадцать ночи».
«Напиваюсь, чтобы набраться смелости поджечь твой дом».
Ричард рассмеялся. Не поверил ей. Дело кончилось тем, что они распили всю бутылку и попытались заняться грязным пьяным сексом на заднем сиденье, но у Ричарда так и не встал член, а затем им в окно постучал фонариком сторож, обходивший квартал.
«Так, ребята, по домам. Это опасно».
По опыту Билли, опасно везде. Родная сестра может напасть на тебя, бросить на произвол судьбы на милость этих армейских шлюх.
Рико возвращается с пакетом продуктов, жуя на ходу энергетический батончик.
– Дама, работающая в дневную смену, говорит, что никого похожего не видела, не знает, кто оставил внедорожник. Люди постоянно бросают свои машины. Она хотела, чтобы я заплатила штраф.
– И ты заплатила?
– А ты как думаешь? – Рико улыбается с набитым ртом, ее зубы выпачканы карамелью. – А как у вас, дамы?
– Лас-Вегас, – говорит Зара. – Возможно.
– Город большой. – Рико бросает обертку на землю. – Легко затеряться. Сама я отправилась бы туда. Вы уверены?
– Я не знаю, – огрызается Билли. – Дайте мне установить телепатическую связь со своими родственниками.
Зара хлопает ее по затылку.
– Блин! – Черные точки вспыхивают искрами.
– Мне бы не хотелось докладывать миссис А., что ты нам не помогаешь.
– Ну тогда прекрати задавать глупые вопросы! – бросает Билли. – И не бей меня.
– Может быть, ты нам не нужна. Может быть, ты не хочешь нам помочь.
– Вы шутите? Я вам помогаю! Блин! Теперь я нужна вам еще больше, чем прежде. У вас есть только брошенная машина. Но я знаю, как работает мозг у моей сестры. Я смогу ее найти.
– Быть может, ее схватили, – задумчиво произносит Зара. – Забрали в отделение здешнего шерифа. Для тебя это будет очень плохо.
– Та женщина на заправке об этом бы знала. Развлечений здесь раз, два и обчелся. К тому же, Коул слишком хитра для этого. Поверьте мне. – «Пусть это будет правдой! – думает Билли. – Не подведи меня!» – Вот почему она бросила машину, вот почему направилась сюда, избегая побережья, потому что Департамент мужчин сделает все возможное, чтобы ее найти. Карта у вас есть?
Зара протягивает ей свой телефон, огромное чудовище размером чуть ли не с планшет, и Билли водит пальцем по штатам.
– Она могла повернуть назад в Рино, но я полагаю, что это все равно слишком близко к Калифорнии, слишком рискованно. На месте сестры я бы поехала дальше в глубь страны и постаралась попасть в Канаду через Монтану.
– Проще исчезнуть в Мексике. На юг через Аризону.
– Но Канада – величина известная. Более привычная. Вежливая. Коул владеет языком.
– Подруга, у тебя все получается так убедительно, – говорит Рико. – Ты меня почти убедила.
– Ты можешь предложить что-либо получше? Она или раздобыла другую машину, или поймала попутную, но следующий крупный город – это Солт-Лейк-Сити, вот здесь. Мы едем туда, поскольку это все равно лучше, чем сидеть в этой глуши и лизать себе задницу. В большом городе затеряться легко. А нам нужно попасть туда, где есть интернет. Чтобы я отправила сестре сообщение. Я знаю, как до нее достучаться. Она сама придет к нам в руки. Я знаю, как ее развести.
– Посмотрим. – Зара тычет кулаком по клейкой ленте, но на этот раз дружелюбно.
14. Коул: Собаки-философы
В предрассветных сумерках шоссе серой грифельной лентой пересекает по солончакам Юту, зазубренные горы отражаются в воде, поразительно похожие на Кароо, протяженную засушливую пустошь, через которую проходит шоссе из Йоханнесбурга в Кейптаун. Дикий Запад и безлюдные земли, чужая враждебная территория, где может произойти все, что угодно. Ландшафт, который может защитить, в котором можно раствориться.
Конечно, Коул тревожно, она опасается радоваться раньше времени. Виной тому посттравматический синдром и нарастающий страх, по мере того как становится очевидно, что они приближаются к настоящей цивилизации: больше машин, серое бетонное ограждение вдоль шоссе, развязки и зеленые дорожные знаки, предупреждающие об уменьшающемся расстоянии. Это настоящий большой город, первый после того, как они попытались покинуть Окленд, после дерьмового спектакля в аэропорту. Коул никогда не была большим поклонником власти, но, черт возьми, у нее хватало наивности по-прежнему верить в сказку правосудия. Она по-прежнему считала «права человека» волшебными словами, которые защитят в любой ситуации. «Какая ты белая», – говорила ей Келетсо. И вдруг столкновение с неопровержимыми свидетельствами обратного: мир никогда не был честным и справедливым, и уж определенно он сейчас не такой. Страх превращает в мини-диктатора каждого.
«Да здравствует анархия!» – размышляет Коул, а метеорологический фургон петляет по улицам города, все дома приземистые и просторные, дружелюбные, кварталы расположены аккуратно, в духе Среднего Запада. Коул не знает, чего ожидать. Они с Майлсом были практически полностью изолированы от знакомых, родственников и адвокатов как гости федерального правительства Соединенных Штатов «ради их собственной безопасности» – многоцелевое оправдание выбора. Другим было «забота о будущем». Но у анархистов может быть своя сеть; хочется надеяться, они с пониманием отнесутся к их ситуации.
Будь осторожнее, крошка! В свое время ты доверяла многим. Ты доверяла своей собственной сестре.
Да, да, спасибо, она все поняла. Все против них. Но нелегко не надеяться, когда Вана останавливается перед Каспроингом.
Двухэтажное здание видело и лучшие дни, снаружи буйство плюща, на веранде скопление разномастной плетеной мебели, перед входом трактор со словами «будущее принадлежит женщинам» на борту. Кто-то написал поверх: «будущее в заднице».
Вана отгоняет фургон за здание, на засыпанную щебенкой стоянку рядом с белой раздвижной антенной и спутниковой тарелкой, с надеждой устремленными в небо, обе обнесены своими оградами. Коул предполагает, что это имеет какое-то отношение к метеорологии. А может быть, самодельный доступ в интернет. Дверь распахивается настежь, выпуская очень толстого золотистого лабрадора и здоровенного питбуля, воодушевленно выбегающих навстречу гостям.
– Собаки! – радостно кричит Мила.
– Они смирные? – спрашивает Коул, слишком поздно, потому что Мила уже сидит на корточках, и собаки ее облизывают.
– Конечно. Спивак самый ласковый пес на свете. Гипатия беременной стала резковата. Но вы должны посмотреть на Ницше, это прикольная такса. Идемте, я вас познакомлю. С людьми тоже.
Собаки уносятся вперед на кухню.
– Если у Гипатии будут щенки, можно нам будет взять одного?
– Никакого «если» в первой части уравнения нет. А во второй части есть определенное «нет».
– Но ма-ам…
Коул улыбается. Они оба улыбаются. Такое это место, за миллион миль от военной базы и строго регламентированного карантина и от позолоченной клетки «Атараксии», которая была потом.
Голубушка, не расслабляйся.
– Эгегей! – окликает Бхавана, – у нас в доме гости!
На кухне царит жизнерадостный беспорядок, разномастные кастрюли и тарелки, тибетский молитвенный флаг, высоко на полке маска из папье-маше в виде зубастой рыбы-удильщика. В глубине дома здоровенная кукла с волчьей головой из бальзы и оберточной бумаги висит под потолком в гостиной подобно предостережению над новенькими кушетками и книжными шкафами от пола до потолка, заставленными потрепанными книгами.
Бесформенная груда на кушетке негодующе шевелится.
– Вы знаете, сколько сейчас времени? – Дородная женщина со сплошной татуировкой на руках и крашеными черными волосами усаживается на кушетке и откидывает лоскутный плед, с вышитыми на каждом куске женскими половыми органами, обращает внимание Коул.
– Проехали больше половины. Если верить навигатору.
– Воды…
– Термосумка рядом с тобой. – Рико гасит сигарету об обивку салона. – И сандвичи, ты нам нужна в боевой форме. И еще вот. Раз уж об этом зашла речь… – Она роется в сумочке камуфляжной расцветки на животе и протягивает на ладони две маленькие круглые таблетки, одну белую, другую бледно-зеленую.
– Что это? – Но ее протест чисто символический, она уже запивает таблетки энергетическим напитком, приторно-сладким.
– Они помогут тебе от боли. И не дадут заснуть.
– Не думала, что сейчас можно еще достать такие.
– Связи миссис Амато. Бизнес есть бизнес, и он найдет способ.
– И можно заплатить, – говорит Билли, чувствуя, как по всему телу разливается тепло. Это качественная штука. Черт возьми, миссис Амато прощена, с потрохами. Это фентанил? Героин? Ей все равно. Хотя антибиотики ей сейчас, наверное, нужны больше, чем опиаты. Больница. Нейрохирург, чтобы ослабить давление на черепную коробку, иначе она сдохнет в обществе этих двоих. Вторая таблетка, наверное, для поддержания сил, чтобы она перестала сползать вниз.
– Цена есть всегда, – соглашается Зара, однако время снова совершило скачок, и машина сворачивает с шоссе.
Заправка, в безлюдной глуши. Рико говорит, что это Элко, как будто в этом должен быть какой-то смысл. Небо над пустыней давит гнетущей тяжестью, слишком голубое, слишком бескрайнее. Они пересекают пустынную площадку, нигде ни души, хотя табличка на окне говорит «открыто» и «позвоните для вызова персонала» и весь свет ярко горит.
– Я пойду спрошу, – говорит Рико.
– Скорее всего, мальчишка переодет девочкой, – напоминает ей Билли.
– Эта машина? – Зара показывает на белый внедорожник, оставленный на стоянке среди брошенных умирать фур.
– А навигатор что показывает? – огрызается Билли.
Машину для бегства они выбрали самую непримечательную, распространенной марки, таких на дорогах тысячи. Все указывает на обратное, но Билли помимо воли надеется на то, что Коул в машине, дремлет на заднем сиденье. Ей хочется надеяться, что ее спутницы пристрелят Коул. Не насмерть, конечно. Она ни за что бы не пожелала такого своей сестре. Господи! Но легкое ранение, ей могли бы прострелить ногу, чтобы она никуда не убежала, или, быть может, аккуратный выстрел в мягкие ткани руки, просто чтобы показать, что они настроены серьезно, показать, как она все испортила для всех, показать, что с этими людьми шутки плохи. Или просто немного ее припугнуть. Заставить пожалеть о том, что она сделала.
Гулкий стук в голове постепенно отступает – барабан, гремящий в соседней квартире. Ей хочется еще этих таблеток, пожалуйста. Ей хочется в больницу, в кровать.
Но надо подождать, пока Майлс не окажется у них в машине. Не хотелось бы напугать ребенка. Еще больше. Потому что ее сестра уже нанесла ему психологическую травму. Как жить с тем, что у тебя на глазах твоя мать пытается убить свою родную сестру? Коул нужна помощь. Ей нужно лечиться. И догадайтесь с первого раза, кто за все это заплатит? Вот эта дура на заднем сиденье. Но она это сделает. Она обеспечит своей сестре лучшую психологическую помощь на свете. У миссис А. непременно должны быть связи, которые не станут задавать лишних вопросов, а пока Коул будет лечиться, она позаботится о своем племяннике. И не то чтобы она этого хотела. Что она знает о мальчишках-подростках? Но она это сделает, потому что вот какая она сестра. В отличие от той стервы-эгоистки, которая, хочется верить – отчаянно хочется верить, сейчас вон в той машине. Билли хочет увидеть лицо своей сестры, когда та увидит ее живую.
Однако Коул в машине нет. Разумеется, ее там нет, и, судя по внешним признакам – задняя дверь поднята, – внедорожник уже обчистили те, кто побывал здесь раньше. Крышка бардачка болтается отвисшей челюстью над обычным мусором дальних поездок: обертками от шоколадных батончиков и пустыми бутылками из-под воды. Тем не менее Зара все тщательно перебирает. На сиденье водителя у защелки ремня безопасности бурое пятно: может быть, растаявший шоколад, может быть, кровь. Ее кровь.
– Твою мать, блин! – Билли ощупывает клейкую ленту на затылке. Она никак не может оставить ее в покое, постоянно пытается освободить прилипшие волосы. – Вряд ли она оставила вам карту с обведенным красным кружком Лас-Вегасом.
– Она могла поехать в Лас-Вегас?
– А почему бы и нет? Город знаковый. Расположен в Неваде. Мы сейчас в Неваде. С такой же легкостью можно было бы сказать Правда и Последствия. В Неваде есть и такие города. Или в Нью-Мексико?
Она вспоминает кино, которое смотрела со своим дружком Ричардом, в сладком возрасте шестнадцати лет. По крайней мере, ей было столько. Ричард был старше. Двадцать четыре года, год бездельничания после окончания колледжа, растянувшийся на несколько лет, в течение которых он сидел на шее у родителей. Неудачник. Но у них в классе никто больше не гулял с таким взрослым мужчиной. На самом деле это кино они не смотрели, как и все остальные фильмы, которые брали напрокат в видеомагазине на Седьмой авеню, потому что были полностью поглощены траханьем. Когда Ричард ее бросил, она взяла отцовскую машину и сидела в ней несколько часов перед его домом, с бутылкой текилы, до тех пор пока его мать не отправила его узнать, чья это машина.
И не только с текилой. Но и со спичками.
«Что ты здесь делаешь, крошка? Времени уже одиннадцать ночи».
«Напиваюсь, чтобы набраться смелости поджечь твой дом».
Ричард рассмеялся. Не поверил ей. Дело кончилось тем, что они распили всю бутылку и попытались заняться грязным пьяным сексом на заднем сиденье, но у Ричарда так и не встал член, а затем им в окно постучал фонариком сторож, обходивший квартал.
«Так, ребята, по домам. Это опасно».
По опыту Билли, опасно везде. Родная сестра может напасть на тебя, бросить на произвол судьбы на милость этих армейских шлюх.
Рико возвращается с пакетом продуктов, жуя на ходу энергетический батончик.
– Дама, работающая в дневную смену, говорит, что никого похожего не видела, не знает, кто оставил внедорожник. Люди постоянно бросают свои машины. Она хотела, чтобы я заплатила штраф.
– И ты заплатила?
– А ты как думаешь? – Рико улыбается с набитым ртом, ее зубы выпачканы карамелью. – А как у вас, дамы?
– Лас-Вегас, – говорит Зара. – Возможно.
– Город большой. – Рико бросает обертку на землю. – Легко затеряться. Сама я отправилась бы туда. Вы уверены?
– Я не знаю, – огрызается Билли. – Дайте мне установить телепатическую связь со своими родственниками.
Зара хлопает ее по затылку.
– Блин! – Черные точки вспыхивают искрами.
– Мне бы не хотелось докладывать миссис А., что ты нам не помогаешь.
– Ну тогда прекрати задавать глупые вопросы! – бросает Билли. – И не бей меня.
– Может быть, ты нам не нужна. Может быть, ты не хочешь нам помочь.
– Вы шутите? Я вам помогаю! Блин! Теперь я нужна вам еще больше, чем прежде. У вас есть только брошенная машина. Но я знаю, как работает мозг у моей сестры. Я смогу ее найти.
– Быть может, ее схватили, – задумчиво произносит Зара. – Забрали в отделение здешнего шерифа. Для тебя это будет очень плохо.
– Та женщина на заправке об этом бы знала. Развлечений здесь раз, два и обчелся. К тому же, Коул слишком хитра для этого. Поверьте мне. – «Пусть это будет правдой! – думает Билли. – Не подведи меня!» – Вот почему она бросила машину, вот почему направилась сюда, избегая побережья, потому что Департамент мужчин сделает все возможное, чтобы ее найти. Карта у вас есть?
Зара протягивает ей свой телефон, огромное чудовище размером чуть ли не с планшет, и Билли водит пальцем по штатам.
– Она могла повернуть назад в Рино, но я полагаю, что это все равно слишком близко к Калифорнии, слишком рискованно. На месте сестры я бы поехала дальше в глубь страны и постаралась попасть в Канаду через Монтану.
– Проще исчезнуть в Мексике. На юг через Аризону.
– Но Канада – величина известная. Более привычная. Вежливая. Коул владеет языком.
– Подруга, у тебя все получается так убедительно, – говорит Рико. – Ты меня почти убедила.
– Ты можешь предложить что-либо получше? Она или раздобыла другую машину, или поймала попутную, но следующий крупный город – это Солт-Лейк-Сити, вот здесь. Мы едем туда, поскольку это все равно лучше, чем сидеть в этой глуши и лизать себе задницу. В большом городе затеряться легко. А нам нужно попасть туда, где есть интернет. Чтобы я отправила сестре сообщение. Я знаю, как до нее достучаться. Она сама придет к нам в руки. Я знаю, как ее развести.
– Посмотрим. – Зара тычет кулаком по клейкой ленте, но на этот раз дружелюбно.
14. Коул: Собаки-философы
В предрассветных сумерках шоссе серой грифельной лентой пересекает по солончакам Юту, зазубренные горы отражаются в воде, поразительно похожие на Кароо, протяженную засушливую пустошь, через которую проходит шоссе из Йоханнесбурга в Кейптаун. Дикий Запад и безлюдные земли, чужая враждебная территория, где может произойти все, что угодно. Ландшафт, который может защитить, в котором можно раствориться.
Конечно, Коул тревожно, она опасается радоваться раньше времени. Виной тому посттравматический синдром и нарастающий страх, по мере того как становится очевидно, что они приближаются к настоящей цивилизации: больше машин, серое бетонное ограждение вдоль шоссе, развязки и зеленые дорожные знаки, предупреждающие об уменьшающемся расстоянии. Это настоящий большой город, первый после того, как они попытались покинуть Окленд, после дерьмового спектакля в аэропорту. Коул никогда не была большим поклонником власти, но, черт возьми, у нее хватало наивности по-прежнему верить в сказку правосудия. Она по-прежнему считала «права человека» волшебными словами, которые защитят в любой ситуации. «Какая ты белая», – говорила ей Келетсо. И вдруг столкновение с неопровержимыми свидетельствами обратного: мир никогда не был честным и справедливым, и уж определенно он сейчас не такой. Страх превращает в мини-диктатора каждого.
«Да здравствует анархия!» – размышляет Коул, а метеорологический фургон петляет по улицам города, все дома приземистые и просторные, дружелюбные, кварталы расположены аккуратно, в духе Среднего Запада. Коул не знает, чего ожидать. Они с Майлсом были практически полностью изолированы от знакомых, родственников и адвокатов как гости федерального правительства Соединенных Штатов «ради их собственной безопасности» – многоцелевое оправдание выбора. Другим было «забота о будущем». Но у анархистов может быть своя сеть; хочется надеяться, они с пониманием отнесутся к их ситуации.
Будь осторожнее, крошка! В свое время ты доверяла многим. Ты доверяла своей собственной сестре.
Да, да, спасибо, она все поняла. Все против них. Но нелегко не надеяться, когда Вана останавливается перед Каспроингом.
Двухэтажное здание видело и лучшие дни, снаружи буйство плюща, на веранде скопление разномастной плетеной мебели, перед входом трактор со словами «будущее принадлежит женщинам» на борту. Кто-то написал поверх: «будущее в заднице».
Вана отгоняет фургон за здание, на засыпанную щебенкой стоянку рядом с белой раздвижной антенной и спутниковой тарелкой, с надеждой устремленными в небо, обе обнесены своими оградами. Коул предполагает, что это имеет какое-то отношение к метеорологии. А может быть, самодельный доступ в интернет. Дверь распахивается настежь, выпуская очень толстого золотистого лабрадора и здоровенного питбуля, воодушевленно выбегающих навстречу гостям.
– Собаки! – радостно кричит Мила.
– Они смирные? – спрашивает Коул, слишком поздно, потому что Мила уже сидит на корточках, и собаки ее облизывают.
– Конечно. Спивак самый ласковый пес на свете. Гипатия беременной стала резковата. Но вы должны посмотреть на Ницше, это прикольная такса. Идемте, я вас познакомлю. С людьми тоже.
Собаки уносятся вперед на кухню.
– Если у Гипатии будут щенки, можно нам будет взять одного?
– Никакого «если» в первой части уравнения нет. А во второй части есть определенное «нет».
– Но ма-ам…
Коул улыбается. Они оба улыбаются. Такое это место, за миллион миль от военной базы и строго регламентированного карантина и от позолоченной клетки «Атараксии», которая была потом.
Голубушка, не расслабляйся.
– Эгегей! – окликает Бхавана, – у нас в доме гости!
На кухне царит жизнерадостный беспорядок, разномастные кастрюли и тарелки, тибетский молитвенный флаг, высоко на полке маска из папье-маше в виде зубастой рыбы-удильщика. В глубине дома здоровенная кукла с волчьей головой из бальзы и оберточной бумаги висит под потолком в гостиной подобно предостережению над новенькими кушетками и книжными шкафами от пола до потолка, заставленными потрепанными книгами.
Бесформенная груда на кушетке негодующе шевелится.
– Вы знаете, сколько сейчас времени? – Дородная женщина со сплошной татуировкой на руках и крашеными черными волосами усаживается на кушетке и откидывает лоскутный плед, с вышитыми на каждом куске женскими половыми органами, обращает внимание Коул.