Зазеркалье Нашей Реальности
Часть 5 из 73 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Для начала – руки, Ульрике, – напомнил Каспар, не глядя на нее. – Катрин, Эмма, вас это тоже касается.
Старшая, Ульрике, надула пухлые румяные щеки, топнула и вышла в коридор. Катрин и Эмма выбежали следом. Их хихиканье было слышно даже с другого конца дома. Когда малышки вернулись, на столе их ждали горячая выпечка, молоко и взбитые сливки.
Они заняли свои места и принялись за завтрак.
Каспар смотрел на них со стороны, не переставая печально улыбаться.
– Я вас не тороплю, но через полчаса вы должны быть готовы к выходу.
– Помним мы, помним, – огрызнулась Ульрике.
– Вечно злая, – упрекнула ее Эмма.
– Злая?
Ульрике набрала в ложку побольше сливок и вымазала ими очки сестры, лежавшие рядом. Эмма взвизгнула и сжала кулачки. Катрин наблюдала за ними молча, выжидая, когда вмешается отец, но тот был слишком занят своими взрослыми мыслями, понять которые дочери не могли.
– Я тебе сейчас!.. – Эмма кинула в Ульрике салфетку. Очереди ожидала вилка, но Каспар перехватил ее руку:
– Боже, вы можете хоть раз поесть вместе без драки? У тети Шарлотты вы тоже себя так ведете?
– Тетя Шарлотта хорошая, – подала голос Катрин. – Все нам разрешает. И ее прост… прости… просто…
– Простушки? – Каспар нахмурился.
– Нет, что-то сложнее. Прости… Прости…
Догадываясь, что вот-вот услышит, Каспар поторопил дочерей:
– Завтракайте поскорее…
– Проститутки! Я вспомнила! – просияла Катрин.
Ульрике тут же оживилась:
– Точно! Они такие красивые. Они иногда обсуждают большие деньги. И одеваются красиво!
– Э-это плохое слово, милая. – От стыда Шульцу стало жарко.
– Почему? – поинтересовалась Эмма. Попытка оттереть сливки с очков закончилась удачей.
– Когда-нибудь объясню. Вы еще маленькие.
– Мне уже восемь, – обиженно протянула Эмма.
– Зато мне уже десять! – тут же хвастливо встряла Ульрике.
– Нам ты можешь сказать! Не говори Катрин. Ей только недавно исполнилось шесть. Вот она еще маленькая.
– Эй!
– Никому я ничего не объясню. Раз вы все доели, идите переодеваться.
Девочки зашумели отодвигаемыми стульями.
– Пап?
– Что, Ульрике?
– А можно я, когда вырасту, стану проституткой?
– Нет!
– Нет?!
– Они много зарабатывают, – поддержала сестру Эмма.
– Если зарабатывают много, это еще не значит, что деньги чистые.
– Что значит «чистые деньги»? – спросила Катрин наивно.
– Это когда ты зарабатываешь деньги хорошим, благородным путем.
– А ты зарабатываешь чистые деньги?
– Конечно, я же охраняю принца.
Ульрике заупрямилась:
– Ну, если мне нельзя стать проституткой и зарабатывать большие деньги, то когда вырасту, я выйду замуж за принца Александра и стану богатой.
– Боюсь, он не дождется тебя, милая.
– У него что, уже кто-то есть? – испугалась Эмма.
– Нет, но…
– Эмма, он тебе тоже нравится? – В голосе Ульрике послышалась угроза.
– Нет, но где еще найдешь нормальных мальчиков?
– Я первая за него выйду.
– Тогда я вторая!
– Нельзя двум девочкам выходить за одного мальчика, дура!
– Тогда разведись с ним, а потом я выйду за него!
– А мне он не нравится. – В дверях стояла Катрин. – Он какой-то… как Белоснежка, только совсем белый. Не люблю Белоснежку. Она вышла замуж в четырнадцать лет.
– И что здесь такого? – Ульрике уперла руки в бока, выпячивая пухлый животик.
– Но это очень рано. Так мама говорила.
– А я бы хоть сейчас вышла за Александра. Могла бы купить себе…
– Так, это все затянулось. – Каспар снял фартук. – Идите уже.
Совместное переодевание не обошлось без очередного спора и потасовки, поэтому Каспару пришлось лично одеть каждую из дочерей. Для Ульрике – темные джинсовые шорты и светлая рубашка с закатанными рукавами, ее каштановые волосы он заплел в две косички; для Эммы – зеленый пышный сарафан выше колен и гольфы, черные волосы в небрежный хвост она завязала сама и не позволила отцу прикоснуться к своей голове; Катрин выбрала себе бежевое платье без рукавов и балетки, ее редкие русые волосы достаточно было просто расчесать и водрузить на маленькую голову ободок с бутонами пионов.
Каспар предпочитал классический стиль, из-за чего часто походил на гангстера времен сухого закона в США. В это утро он выбрал серо-коричневые брюки, жилетку поверх серой рубашки, галстук и кожаные дерби.
Шарлотта жила в богатом районе на юге Лондона. Казалось, в совершенно отдельном от столицы городке. Каждый раз, проезжая по улице, девочки прилипали к окнам, чтобы разглядеть богатые дома.
– Вырасту и буду жить в таком! – объявила Ульрике.
– Наш дом не хуже, – заметил Каспар.
Здешние жители могли похвастаться разве что кричащей вычурностью своих домов: гипсовыми львами у входа, ажурными арками, садами, огороженными электрическим забором, величественными лестницами, бассейнами с подогревом и даже собственными статуями. Каспар же предпочитал минимализм и простоту, не забывая о стиле.
– Да, но я к нему привыкла, поэтому он мне уже не кажется таким… красивым.
– А еще здесь живут актеры и актрисы! Всякие знаменитости! – воскликнула Эмма.
– Ты в это веришь? Никогда их не видела, – пробубнила Катрин.
Как и соседские особняки, дом Шарлотты представлял собой маленький аристократический замок без башен. Черные решетчатые ворота с пиками по верху, зловещая, будто предостерегающая горгулья над массивной черной дверью и здоровый доберман на крыльце поначалу пугали девочек, и первые недели, когда им приходилось гостить у Шарлотты, они прятались за спиной отца, держась за его брюки.
– Райт, ко мне! – подозвала собаку Эмма. Пес бросился к ней, виляя хвостом, и девочка едва устояла на ногах. – Хороший, хороший мальчик! Я принесла тебе вкусняшку.
Пока девочки играли с псом, на крыльцо в одном только алом шелковом халате неслышно вышла Шарлотта. Крашеные волнистые волосы отливали на солнце золотом. Несмотря на финансовое благополучие, она предпочитала домашние маски дорогим процедурам в салонах, и каким-то образом ей удавалось в свои пятьдесят выглядеть лет на десять моложе.
– Привет, – пробормотала она безэмоционально. – Сразу уйдешь или посидишь?
– Нет, мне пора идти.
– Да, конечно. Ты спешишь к своему принцу, как и всегда.
– Работа такая, – развел Каспар руками.
– В удовольствие, я бы сказала.
– Ты когда-нибудь перестанешь меня кусать?
– Ты единственный человек, кому я в лицо могу сказать, что ненавижу тебя. – Она сдержанно улыбнулась ему и вскинула брови так высоко, что на лбу показались морщины. – Так что отрываюсь как могу.
Каспар устало помассировал глаза через закрытые веки.
Старшая, Ульрике, надула пухлые румяные щеки, топнула и вышла в коридор. Катрин и Эмма выбежали следом. Их хихиканье было слышно даже с другого конца дома. Когда малышки вернулись, на столе их ждали горячая выпечка, молоко и взбитые сливки.
Они заняли свои места и принялись за завтрак.
Каспар смотрел на них со стороны, не переставая печально улыбаться.
– Я вас не тороплю, но через полчаса вы должны быть готовы к выходу.
– Помним мы, помним, – огрызнулась Ульрике.
– Вечно злая, – упрекнула ее Эмма.
– Злая?
Ульрике набрала в ложку побольше сливок и вымазала ими очки сестры, лежавшие рядом. Эмма взвизгнула и сжала кулачки. Катрин наблюдала за ними молча, выжидая, когда вмешается отец, но тот был слишком занят своими взрослыми мыслями, понять которые дочери не могли.
– Я тебе сейчас!.. – Эмма кинула в Ульрике салфетку. Очереди ожидала вилка, но Каспар перехватил ее руку:
– Боже, вы можете хоть раз поесть вместе без драки? У тети Шарлотты вы тоже себя так ведете?
– Тетя Шарлотта хорошая, – подала голос Катрин. – Все нам разрешает. И ее прост… прости… просто…
– Простушки? – Каспар нахмурился.
– Нет, что-то сложнее. Прости… Прости…
Догадываясь, что вот-вот услышит, Каспар поторопил дочерей:
– Завтракайте поскорее…
– Проститутки! Я вспомнила! – просияла Катрин.
Ульрике тут же оживилась:
– Точно! Они такие красивые. Они иногда обсуждают большие деньги. И одеваются красиво!
– Э-это плохое слово, милая. – От стыда Шульцу стало жарко.
– Почему? – поинтересовалась Эмма. Попытка оттереть сливки с очков закончилась удачей.
– Когда-нибудь объясню. Вы еще маленькие.
– Мне уже восемь, – обиженно протянула Эмма.
– Зато мне уже десять! – тут же хвастливо встряла Ульрике.
– Нам ты можешь сказать! Не говори Катрин. Ей только недавно исполнилось шесть. Вот она еще маленькая.
– Эй!
– Никому я ничего не объясню. Раз вы все доели, идите переодеваться.
Девочки зашумели отодвигаемыми стульями.
– Пап?
– Что, Ульрике?
– А можно я, когда вырасту, стану проституткой?
– Нет!
– Нет?!
– Они много зарабатывают, – поддержала сестру Эмма.
– Если зарабатывают много, это еще не значит, что деньги чистые.
– Что значит «чистые деньги»? – спросила Катрин наивно.
– Это когда ты зарабатываешь деньги хорошим, благородным путем.
– А ты зарабатываешь чистые деньги?
– Конечно, я же охраняю принца.
Ульрике заупрямилась:
– Ну, если мне нельзя стать проституткой и зарабатывать большие деньги, то когда вырасту, я выйду замуж за принца Александра и стану богатой.
– Боюсь, он не дождется тебя, милая.
– У него что, уже кто-то есть? – испугалась Эмма.
– Нет, но…
– Эмма, он тебе тоже нравится? – В голосе Ульрике послышалась угроза.
– Нет, но где еще найдешь нормальных мальчиков?
– Я первая за него выйду.
– Тогда я вторая!
– Нельзя двум девочкам выходить за одного мальчика, дура!
– Тогда разведись с ним, а потом я выйду за него!
– А мне он не нравится. – В дверях стояла Катрин. – Он какой-то… как Белоснежка, только совсем белый. Не люблю Белоснежку. Она вышла замуж в четырнадцать лет.
– И что здесь такого? – Ульрике уперла руки в бока, выпячивая пухлый животик.
– Но это очень рано. Так мама говорила.
– А я бы хоть сейчас вышла за Александра. Могла бы купить себе…
– Так, это все затянулось. – Каспар снял фартук. – Идите уже.
Совместное переодевание не обошлось без очередного спора и потасовки, поэтому Каспару пришлось лично одеть каждую из дочерей. Для Ульрике – темные джинсовые шорты и светлая рубашка с закатанными рукавами, ее каштановые волосы он заплел в две косички; для Эммы – зеленый пышный сарафан выше колен и гольфы, черные волосы в небрежный хвост она завязала сама и не позволила отцу прикоснуться к своей голове; Катрин выбрала себе бежевое платье без рукавов и балетки, ее редкие русые волосы достаточно было просто расчесать и водрузить на маленькую голову ободок с бутонами пионов.
Каспар предпочитал классический стиль, из-за чего часто походил на гангстера времен сухого закона в США. В это утро он выбрал серо-коричневые брюки, жилетку поверх серой рубашки, галстук и кожаные дерби.
Шарлотта жила в богатом районе на юге Лондона. Казалось, в совершенно отдельном от столицы городке. Каждый раз, проезжая по улице, девочки прилипали к окнам, чтобы разглядеть богатые дома.
– Вырасту и буду жить в таком! – объявила Ульрике.
– Наш дом не хуже, – заметил Каспар.
Здешние жители могли похвастаться разве что кричащей вычурностью своих домов: гипсовыми львами у входа, ажурными арками, садами, огороженными электрическим забором, величественными лестницами, бассейнами с подогревом и даже собственными статуями. Каспар же предпочитал минимализм и простоту, не забывая о стиле.
– Да, но я к нему привыкла, поэтому он мне уже не кажется таким… красивым.
– А еще здесь живут актеры и актрисы! Всякие знаменитости! – воскликнула Эмма.
– Ты в это веришь? Никогда их не видела, – пробубнила Катрин.
Как и соседские особняки, дом Шарлотты представлял собой маленький аристократический замок без башен. Черные решетчатые ворота с пиками по верху, зловещая, будто предостерегающая горгулья над массивной черной дверью и здоровый доберман на крыльце поначалу пугали девочек, и первые недели, когда им приходилось гостить у Шарлотты, они прятались за спиной отца, держась за его брюки.
– Райт, ко мне! – подозвала собаку Эмма. Пес бросился к ней, виляя хвостом, и девочка едва устояла на ногах. – Хороший, хороший мальчик! Я принесла тебе вкусняшку.
Пока девочки играли с псом, на крыльцо в одном только алом шелковом халате неслышно вышла Шарлотта. Крашеные волнистые волосы отливали на солнце золотом. Несмотря на финансовое благополучие, она предпочитала домашние маски дорогим процедурам в салонах, и каким-то образом ей удавалось в свои пятьдесят выглядеть лет на десять моложе.
– Привет, – пробормотала она безэмоционально. – Сразу уйдешь или посидишь?
– Нет, мне пора идти.
– Да, конечно. Ты спешишь к своему принцу, как и всегда.
– Работа такая, – развел Каспар руками.
– В удовольствие, я бы сказала.
– Ты когда-нибудь перестанешь меня кусать?
– Ты единственный человек, кому я в лицо могу сказать, что ненавижу тебя. – Она сдержанно улыбнулась ему и вскинула брови так высоко, что на лбу показались морщины. – Так что отрываюсь как могу.
Каспар устало помассировал глаза через закрытые веки.