Завещание Якова Брюса
Часть 22 из 26 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Кавалерист пригнулся к шее коня, удерживая болтающуюся, точно османская пленница, поперек седла Настю. В два прыжка гнедой вылетел за ворота и помчался по дороге, звонко стуча копытами по истоптанной земле.
Дышать вдруг стало легче, точно тяжелый груз свалился с плеч, Настя ощутила, как к ней возвращается Сила. Лука седла болезненно врезалась в ребра, и девушка вскрикнула. Левшин бросил поводья, подхватывая её за талию и ловко приподнимая.
Ведьма замерла, в какой-то момент ей показалась, что она свалиться под копыта коня, но измайловец легко удержал ее, сажая перед собой в седло.
Молния сверкнула совсем рядом. Гнедой лишь прянул ушами, еще больше вытягивая шею и устремляясь вперед. Повернув голову, девушка заметила, что привратница вскинула руки, намереваясь еще раз ударить магией.
Медлить было нельзя. Молнии сверкали одна за другой, Настя отражала их, но делать это на скаку было очень тяжело. Из ворот монастыря вылетело несколько всадников. Наемные работники, что помогали монахиням с тяжелой мужской работой. Один из них вытянул руку, прицеливаясь.
Настя обмерла. Против пуль, особенно серебряных она была бессильна. Внезапно вспомнился Питерсхофф и незадачливые слуги Долгорукого. Девушка усмехнулась, Сила сорвалась с пальцев, упала на землю, огненной стеной преграждая дорогу.
За пламенем послышались крики, ржание лошадей. Огонь полыхал все ярче и ярче. Судя по всему, его пытались потушить, но все попытки лишь раззадоривали ведьмовское пламя. Вскоре белые стены просто исчезли за огненной завесой.
В любое другое время Настя бы беспокоилась по поводу пожара в монастыре, но сейчас злость победила, и девушка ничуть не раскаивалась в содеянном. Единственное, что ее беспокоило —, монахини наверняка пожалуются государыне. Оставалось лишь гадать, что решит Елисавета Петровна.
Подчиняясь всаднику, гнедой тем временем сбавил темп и свернул с колеи на едва заметную тропинку. Левшин подождал, пока дорога к скиту окончательно скроется за деревьями и перевел коня на шаг, опустил повод, давая животному вытянуть шею и отдышаться.
— Так быстрее будет, там дорога петлю закладывает, — пояснил он девушке, будто она спрашивала о чем.
Настя лишь кивнула. Теперь, когда опасность осталась позади, девушку запоздало охватила нервная дрожь. Настя обхватила себя руками, пытаясь успокоиться. Кошмарные воспоминания о том, как привратница просто выкачивала силу у ведьмы, не давали покоя, и ведьма уже несколько раз украдкой проверяла, искрят ли пальцы.
Настя мало что знала о освященной земле: у себя дома из уважении к наставнице, девочка никогда не проявляла Силу внутри монастырских стен. Да и в обычной жизни всегда предпочитала скрывать свои способности.
Гнедой замедлился, а потом и вовсе остановился. Левшин соскочил с коня и помог Насте спешиться.
— Здесь отдохнем, — распорядился измайловец, снимая седло и бережно кладя его на землю.
Девушка с наслаждением прошлась по небольшой поляне, окончательно приходя в себя и разминая затекшее тело, потом обернулась к своему спасителю.
— Как вы оказались у монастырских стен? — спросила она, нарушая явно затянувшееся молчание.
Левшин улыбнулся.
— Я посты расставлял. Вижу: отец Гришки вас на руках несет, и в карету. Я за каретой и поехал. Не тот человек Петр Григорьевич, чтобы просто так девушек на руках носить. Думал, он вас спрятать хочет, а он сюда и монахиням отдал.
Саша присел на огромный, покрытый мхом валун и вопросительно посмотрел на Настю, явно ожидая, что девушка расскажет, что произошло с ней в монастыре и почем у им пришлось так нестись сломя голову.
— Они меня в монахини постричь хотели на заутрене, — глухо отозвалась та. — И Силу мою забрать.
— В монахини? — ахнул Левшин. — Но как такое возможно? Ты же фрейлина государыни!
От волнения измайловец перешел на «ты», впрочем, Настя этого и не заметила.
— Петр Григорьевич прошение подал, чтобы меня как невесту его сына из списка исключили, и за собой позвал, — пояснила она. — Я от него убежать хотела, но упала…
— А он в скит, где у него дочь монахиней… и на постриг! Хитер старик! Ведь если бы даже Белов тебя нашел…
— Гриша не смог бы ничего сделать, — кивнула девушка, стараясь говорить ровно. — Никто бы не смог, даже сама императрица.
Она осеклась. От сознания того, что Левшина могло бы и не оказаться рядом становилось страшно. Девушка хотела вновь пожалеть, что судьба столкнула её с преображенцем у ворот дворца, но не смогла. Наоборот, она была признательна тем силам, которые свели её с Григорием. Именно теперь Настя поняла, что не собирается отступать, и что ей просто необходимо вернуться в Питерсхофф к своему Волку.
К тому же еще был Долгорукий… и его желание возвести на престол вымышленного сына сестры. Настя ахнула и вскочила.
— Саша, нам идти надо! — воскликнула девушка. — Времени нет рассиживаться!
— Да ладно, — отмахнулся измайловец. — Подождет Гришка, не помрет!
— Да не в Грише дело, а в заговоре против государыни! — Настя торопливо пересказала все, что услышала тогда у оранжереи.
Левшин только присвистнул в ответ.
— Ничего себе! Вот значит кто за всем стоит!
— Это Дмитрий похитил записи Якова Брюса. И нам надо срочно рассказать все Шувалову!
Левшин кивнул и взглянул на белесое небо.
— Ночь уж скоро, но сейчас светло. Пойдем напрямик, через лес, так быстрее. Коня в поводу поведу, устал он.
— Не заплутаем?
— Не думаю, — измайловец вновь положил седло на коня, но затягивать подпруги не стал, лишь застегнул на последнюю дырку, чтоб седло не свалилось. — Пойдем, дорога то не близкая.
Глава 11
До Ропши Григорий добрался достаточно быстро: волчья рысь была предназначена для подобных маневров. Правда, дыхание все-таки сбилось. Раны не до конца затянулись, и после длительного бега голова слегка кружилась, но гвардеец не стал обращать на это внимание. Преображаться в человека Белов не стал. Рыжеватой тенью подкрался к дому, невольно сглотнул слюну от ароматных запахов ужина, витающих под окнами, и прислушался к голосам, раздающимся из гостиной.
Мать своим привычным тихим тоном выговаривала Софье о воспитании детей. Сестра отвечала нехотя, как всегда бывало, когда не хотела ни особо разговаривать, ни грубить. Сам Гриша уже давно бы переменил тему, но мать не замолкала, настойчиво твердя о вреде чтения для девиц. Лукешка то и дело поддакивала матери. Для зверя ее голос казался особенно пронзительным, визгливым.
Сестра сорвалась на особенно дребезжащую ноту, и волк недовольно рыкнул, тряхнул головой.
— Потише вы! — словно в ответ раздался мрачный голос Петра Григорьевича. По всей видимости, отец тоже сидел в гостиной. — Вот раскудахтались, дуры!
Женщины замолчали. Григорий представил себе, как мать сразу же опустила взгляд, Лукешка обиженно надулась, а Софья выдохнула, понимая, что наступила передышка.
— Надо бы Гришку навестить, — младшая из сестер решила сменить тему. — Узнать, как он там.
Волк осклабился и дернул губой — только Лукерьи не хватало в доме Бутурлиных. Хотя, именно ей будет полезно столкнуться с графом Шуваловым. При мысли о том, как сестра испугается, Белов довольно хмыкнул.
— Нечего его навещать, — отрезал отец. — Пусть дурь из башки выветриться сперва!
— А если нет? — вдруг спросила Софья.
— Что нет?
— Если это не дурь?
— А что ж еще? — фыркнул Белов-старший. — Ты эту девку видела? Ни рожи, ни кожи… подержаться и то не за что.
Григорий не сразу понял, что глухое рычание раздавалось из его глотки. Понимая, что выдал себя и что сейчас прибегут слуги, гвардеец неспешно преобразился и поднялся на крыльцо.
— Григорий Петрович! Это вы тут под окнами? — обрадованно воскликнул лакей.
— А вы думали кто? — усмехнулся Белов.
— Так говорят, зверь лютый в Питерсхоффе объявился, мужиков жрет, девок портит…
— Ну ты не девка, тебе-то что бояться? — осклабился Григорий, направляясь в гостиную. — Докладывать не надо, и так все меня слышали. Как, впрочем, и я всех…
Он вошел в комнату, холодно кивнул родителям, скривился при виде Лукешки, и направился к Софье.
— Софьюшка, уж прости, что позабыл весточку послать, дел много было, — звонко чмокнув сестру в щеку, Григорий быстро обернулся к отцу. — Поговорить надо.
— Говори.
— Здесь? — гвардеец выразительно посмотрел на окончательно притихших женщин.
Мать боялась поднять глаза на сына, Лукешка обиженно дулась, Софья лишь улыбалась, правда во взгляде старшей сестры то и дело проскальзывало беспокойство.
— А что ж не здесь? — хмыкнул Белов-старший. — Или стыдишься при всех прощения просить?
Сын усмехнулся, понимая, что отец намерено старается вывести из себя. Возможно, он и позволил бы себе такое, но не сейчас, когда судьба его ведьмы была под угрозой.
— Где Настя? — только и спросил Григорий.
— Настя?
От неприкрытой насмешки в голосе отца хотелось зарычать, скаля зубы. Гриша сдержался, понимая, что именно от его спокойствия зависит сейчас судьба девушки.
— Невеста моя. Анастасия Платоновна Збышева.
— Хороша невеста, коли найти её не можешь! — хмыкнул Петр Григорьевич. — Ты, Гриша, на сеновалах поищи! Глядишь, найдешь там и невесту свою, и женихов её…
Преображенец все-таки глухо зарычал, не сводя с отца пристального взгляда. Волк внутри бесновался, желая вцепиться в горло обидчика. Синие глаза зло сверкнули, черты лица начали расплываться.
— Батюшка! — возмущенный голос Софьи заставил Григория остановить преображение. — Да что вы говорите!
— То, что вижу! — отрезал тот. — И ты, Сонька, в это не лезь! Не твое это дело!
— Не мое, — согласилась та, делая знак брату помолчать. — Да только и не ваше.
— Вот как? Решила по стопам брата пойти? — Петр Григорьевич обернулся к сыну. — Вот, полюбуйся, все твоих рук дело!
Дышать вдруг стало легче, точно тяжелый груз свалился с плеч, Настя ощутила, как к ней возвращается Сила. Лука седла болезненно врезалась в ребра, и девушка вскрикнула. Левшин бросил поводья, подхватывая её за талию и ловко приподнимая.
Ведьма замерла, в какой-то момент ей показалась, что она свалиться под копыта коня, но измайловец легко удержал ее, сажая перед собой в седло.
Молния сверкнула совсем рядом. Гнедой лишь прянул ушами, еще больше вытягивая шею и устремляясь вперед. Повернув голову, девушка заметила, что привратница вскинула руки, намереваясь еще раз ударить магией.
Медлить было нельзя. Молнии сверкали одна за другой, Настя отражала их, но делать это на скаку было очень тяжело. Из ворот монастыря вылетело несколько всадников. Наемные работники, что помогали монахиням с тяжелой мужской работой. Один из них вытянул руку, прицеливаясь.
Настя обмерла. Против пуль, особенно серебряных она была бессильна. Внезапно вспомнился Питерсхофф и незадачливые слуги Долгорукого. Девушка усмехнулась, Сила сорвалась с пальцев, упала на землю, огненной стеной преграждая дорогу.
За пламенем послышались крики, ржание лошадей. Огонь полыхал все ярче и ярче. Судя по всему, его пытались потушить, но все попытки лишь раззадоривали ведьмовское пламя. Вскоре белые стены просто исчезли за огненной завесой.
В любое другое время Настя бы беспокоилась по поводу пожара в монастыре, но сейчас злость победила, и девушка ничуть не раскаивалась в содеянном. Единственное, что ее беспокоило —, монахини наверняка пожалуются государыне. Оставалось лишь гадать, что решит Елисавета Петровна.
Подчиняясь всаднику, гнедой тем временем сбавил темп и свернул с колеи на едва заметную тропинку. Левшин подождал, пока дорога к скиту окончательно скроется за деревьями и перевел коня на шаг, опустил повод, давая животному вытянуть шею и отдышаться.
— Так быстрее будет, там дорога петлю закладывает, — пояснил он девушке, будто она спрашивала о чем.
Настя лишь кивнула. Теперь, когда опасность осталась позади, девушку запоздало охватила нервная дрожь. Настя обхватила себя руками, пытаясь успокоиться. Кошмарные воспоминания о том, как привратница просто выкачивала силу у ведьмы, не давали покоя, и ведьма уже несколько раз украдкой проверяла, искрят ли пальцы.
Настя мало что знала о освященной земле: у себя дома из уважении к наставнице, девочка никогда не проявляла Силу внутри монастырских стен. Да и в обычной жизни всегда предпочитала скрывать свои способности.
Гнедой замедлился, а потом и вовсе остановился. Левшин соскочил с коня и помог Насте спешиться.
— Здесь отдохнем, — распорядился измайловец, снимая седло и бережно кладя его на землю.
Девушка с наслаждением прошлась по небольшой поляне, окончательно приходя в себя и разминая затекшее тело, потом обернулась к своему спасителю.
— Как вы оказались у монастырских стен? — спросила она, нарушая явно затянувшееся молчание.
Левшин улыбнулся.
— Я посты расставлял. Вижу: отец Гришки вас на руках несет, и в карету. Я за каретой и поехал. Не тот человек Петр Григорьевич, чтобы просто так девушек на руках носить. Думал, он вас спрятать хочет, а он сюда и монахиням отдал.
Саша присел на огромный, покрытый мхом валун и вопросительно посмотрел на Настю, явно ожидая, что девушка расскажет, что произошло с ней в монастыре и почем у им пришлось так нестись сломя голову.
— Они меня в монахини постричь хотели на заутрене, — глухо отозвалась та. — И Силу мою забрать.
— В монахини? — ахнул Левшин. — Но как такое возможно? Ты же фрейлина государыни!
От волнения измайловец перешел на «ты», впрочем, Настя этого и не заметила.
— Петр Григорьевич прошение подал, чтобы меня как невесту его сына из списка исключили, и за собой позвал, — пояснила она. — Я от него убежать хотела, но упала…
— А он в скит, где у него дочь монахиней… и на постриг! Хитер старик! Ведь если бы даже Белов тебя нашел…
— Гриша не смог бы ничего сделать, — кивнула девушка, стараясь говорить ровно. — Никто бы не смог, даже сама императрица.
Она осеклась. От сознания того, что Левшина могло бы и не оказаться рядом становилось страшно. Девушка хотела вновь пожалеть, что судьба столкнула её с преображенцем у ворот дворца, но не смогла. Наоборот, она была признательна тем силам, которые свели её с Григорием. Именно теперь Настя поняла, что не собирается отступать, и что ей просто необходимо вернуться в Питерсхофф к своему Волку.
К тому же еще был Долгорукий… и его желание возвести на престол вымышленного сына сестры. Настя ахнула и вскочила.
— Саша, нам идти надо! — воскликнула девушка. — Времени нет рассиживаться!
— Да ладно, — отмахнулся измайловец. — Подождет Гришка, не помрет!
— Да не в Грише дело, а в заговоре против государыни! — Настя торопливо пересказала все, что услышала тогда у оранжереи.
Левшин только присвистнул в ответ.
— Ничего себе! Вот значит кто за всем стоит!
— Это Дмитрий похитил записи Якова Брюса. И нам надо срочно рассказать все Шувалову!
Левшин кивнул и взглянул на белесое небо.
— Ночь уж скоро, но сейчас светло. Пойдем напрямик, через лес, так быстрее. Коня в поводу поведу, устал он.
— Не заплутаем?
— Не думаю, — измайловец вновь положил седло на коня, но затягивать подпруги не стал, лишь застегнул на последнюю дырку, чтоб седло не свалилось. — Пойдем, дорога то не близкая.
Глава 11
До Ропши Григорий добрался достаточно быстро: волчья рысь была предназначена для подобных маневров. Правда, дыхание все-таки сбилось. Раны не до конца затянулись, и после длительного бега голова слегка кружилась, но гвардеец не стал обращать на это внимание. Преображаться в человека Белов не стал. Рыжеватой тенью подкрался к дому, невольно сглотнул слюну от ароматных запахов ужина, витающих под окнами, и прислушался к голосам, раздающимся из гостиной.
Мать своим привычным тихим тоном выговаривала Софье о воспитании детей. Сестра отвечала нехотя, как всегда бывало, когда не хотела ни особо разговаривать, ни грубить. Сам Гриша уже давно бы переменил тему, но мать не замолкала, настойчиво твердя о вреде чтения для девиц. Лукешка то и дело поддакивала матери. Для зверя ее голос казался особенно пронзительным, визгливым.
Сестра сорвалась на особенно дребезжащую ноту, и волк недовольно рыкнул, тряхнул головой.
— Потише вы! — словно в ответ раздался мрачный голос Петра Григорьевича. По всей видимости, отец тоже сидел в гостиной. — Вот раскудахтались, дуры!
Женщины замолчали. Григорий представил себе, как мать сразу же опустила взгляд, Лукешка обиженно надулась, а Софья выдохнула, понимая, что наступила передышка.
— Надо бы Гришку навестить, — младшая из сестер решила сменить тему. — Узнать, как он там.
Волк осклабился и дернул губой — только Лукерьи не хватало в доме Бутурлиных. Хотя, именно ей будет полезно столкнуться с графом Шуваловым. При мысли о том, как сестра испугается, Белов довольно хмыкнул.
— Нечего его навещать, — отрезал отец. — Пусть дурь из башки выветриться сперва!
— А если нет? — вдруг спросила Софья.
— Что нет?
— Если это не дурь?
— А что ж еще? — фыркнул Белов-старший. — Ты эту девку видела? Ни рожи, ни кожи… подержаться и то не за что.
Григорий не сразу понял, что глухое рычание раздавалось из его глотки. Понимая, что выдал себя и что сейчас прибегут слуги, гвардеец неспешно преобразился и поднялся на крыльцо.
— Григорий Петрович! Это вы тут под окнами? — обрадованно воскликнул лакей.
— А вы думали кто? — усмехнулся Белов.
— Так говорят, зверь лютый в Питерсхоффе объявился, мужиков жрет, девок портит…
— Ну ты не девка, тебе-то что бояться? — осклабился Григорий, направляясь в гостиную. — Докладывать не надо, и так все меня слышали. Как, впрочем, и я всех…
Он вошел в комнату, холодно кивнул родителям, скривился при виде Лукешки, и направился к Софье.
— Софьюшка, уж прости, что позабыл весточку послать, дел много было, — звонко чмокнув сестру в щеку, Григорий быстро обернулся к отцу. — Поговорить надо.
— Говори.
— Здесь? — гвардеец выразительно посмотрел на окончательно притихших женщин.
Мать боялась поднять глаза на сына, Лукешка обиженно дулась, Софья лишь улыбалась, правда во взгляде старшей сестры то и дело проскальзывало беспокойство.
— А что ж не здесь? — хмыкнул Белов-старший. — Или стыдишься при всех прощения просить?
Сын усмехнулся, понимая, что отец намерено старается вывести из себя. Возможно, он и позволил бы себе такое, но не сейчас, когда судьба его ведьмы была под угрозой.
— Где Настя? — только и спросил Григорий.
— Настя?
От неприкрытой насмешки в голосе отца хотелось зарычать, скаля зубы. Гриша сдержался, понимая, что именно от его спокойствия зависит сейчас судьба девушки.
— Невеста моя. Анастасия Платоновна Збышева.
— Хороша невеста, коли найти её не можешь! — хмыкнул Петр Григорьевич. — Ты, Гриша, на сеновалах поищи! Глядишь, найдешь там и невесту свою, и женихов её…
Преображенец все-таки глухо зарычал, не сводя с отца пристального взгляда. Волк внутри бесновался, желая вцепиться в горло обидчика. Синие глаза зло сверкнули, черты лица начали расплываться.
— Батюшка! — возмущенный голос Софьи заставил Григория остановить преображение. — Да что вы говорите!
— То, что вижу! — отрезал тот. — И ты, Сонька, в это не лезь! Не твое это дело!
— Не мое, — согласилась та, делая знак брату помолчать. — Да только и не ваше.
— Вот как? Решила по стопам брата пойти? — Петр Григорьевич обернулся к сыну. — Вот, полюбуйся, все твоих рук дело!