Затаившийся
Часть 16 из 20 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
После ужина мы занялись любовью, и я всю ночь держал Софи в объятиях. Мы вновь нашли друг друга. Это наш второй шанс, думал я, а третий нам уже не понадобится.
Спустя месяц Софи разбудила меня рано утром. Она стояла рядом с кроватью, держа в руке тест на беременность. Я уже очень давно не видел ее такой счастливой.
– У нас будет ребенок.
– А? – я сел и надел очки.
– Ты станешь отцом, Адам.
Сидя здесь, в коттедже, я отчаянно хочу ударить кулаком по столу. Но сдерживаюсь. Два события ограничивают самые счастливые дни моей жизни: рождение Обри и смерть Софи. Вся надежда, любовь, все обещания между этими двумя моментами утрачены безвозвратно.
Как и Софи.
* * *
Я кладу очки на место и выглядываю в окно. На лужайке перед коттеджем стоит Тереза Дибли. Похоже, она ждет меня. Когда я выхожу, то невольно направляюсь к ней, словно к близкой подруге. Чем-то – возможно, прической – она напоминает мне маму. Горе подталкивает меня к ней.
– Она мертва, – говорю я. – Софи мертва.
Тереза протягивает мне руки, и я беру их.
– Мне так жаль. Я видела новости. Кларк показал мне в телефоне. Мне так жаль.
Я говорю спасибо, но не слышу собственного голоса.
Ее глаза блестят от слез.
– Я могу что-нибудь для вас сделать?
Я почти не знаю эту женщину, но она предлагает мне помощь. Не знаю, нормально ли это. Может, все люди так добры к посторонним? Интересно, предложил бы я помощь на ее месте или отвернулся бы?
– Нет, – говорю я. – Я возвращаюсь домой, к дочери.
Она кивает.
– Вы уверены, что сможете сесть за руль? После такой трагедии и нелегкой ночи я не думаю, что вам стоит вести.
Я не уверен, что она имеет в виду.
– Вы засиделись допоздна, – говорит Тереза. – Я видела свет в окне.
Я коротко киваю:
– Да, не мог уснуть. Сидел в сауне. Пил, старался сохранять оптимизм, хотя, честно говоря, трудно было надеяться на благоприятный исход.
Она по-прежнему смотрит на меня печальными глазами:
– Помочь вам собрать вещи?
Мне не нужна помощь. Я просто хочу понять, что вчера произошло и как мне справиться со всем, что последует дальше.
– Не стоит, – говорю я. – Я справлюсь. Мы взяли с собой всего пару сумок. Хотите забрать то, что осталось в холодильнике?
– Давайте я помогу вам прибраться и вымыть посуду, чтобы у владельца не было претензий.
Я соглашаюсь. Я просто хочу поскорее уехать.
19
Адам
Впервые в жизни я рад бесконечной пробке, в которую попадаю по пути в Сиэтл. Эта пробка всегда здесь. Даже в воскресенье. Даже в воскресенье перед праздником. Уму непостижимо. Такомский мост будто застыл в янтаре. Несколько столетий спустя археологи извлекут нас на свет божий, после того как разберутся с обломками, оставшимися после аварии на восточной стороне.
Я рад. Все, что угодно, лишь бы отсрочить встречу с Фрэнком и Хелен.
Я постукиваю по неподвижному рулю, и в моем сознании медленно формируется фантазия. Я вижу Софи и Обри. Мы в «Глицинии», сидим на усыпанном ракушками берегу и поджариваем зефир на костре. Софи смотрит, как я помогаю нашей дочери поджарить собственный кусочек зефира.
– Держи палочку подальше от огня, – говорю я. – Пусть зефирка получится золотистая, а не черная, как у мамы.
– Черные зефирки – самые вкусные, – говорит Софи.
– Ну если тебе нравится уголь, то да, – говорю я.
Мы смеемся, наслаждаясь вечерней прохладой и глядя на потрескивающий огонь. Совсем недалеко от нас умиротворяюще шелестят волны.
– Может, завтра у нас получится наловить крабов, – говорю я. – И собрать устриц.
– На крабов согласна, – говорит Софи, отпивая вино из бокала. – А вот устриц, пожалуйста, не надо.
– Обри совсем устала, – говорю я. – Давай я уложу ее в постель. Скоро вернусь.
Софи улыбается в ответ:
– Хорошо. Мне здесь нравится. Не собираюсь никуда уходить.
Ни в одном из соседних коттеджей не горит свет; я отношу Обри в «Глицинию». Она уснула. Я чувствую на лице ее теплое дыхание.
Здесь, в этой фантазии, я знаю, что вот-вот произойдет нечто ужасное. Меня словно укутывают тяжелым черным брезентом.
– Сладких снов, – говорю я, укладывая Обри в постель.
Обри смотрит на меня и улыбается, прежде чем снова закрыть глаза. Я включаю украшенный ракушками ночник и возвращаюсь на берег к Софи.
– Как мы здесь оказались? – спрашивает она.
– Сели в машины и приехали, – шутливо отвечаю я.
Она корчит гримасу и жестом просит налить ей еще вина.
– Очень смешно. Я говорю не про место, а про нашу жизнь. Кажется, будто все идеально, но на самом деле это не так.
– Не знаю, – говорю я, наливая вина ей в бокал, и пламя костра отражается в бутылке. – Просто так получилось.
Я смотрю в костер, и на мгновение мне мерещится ее лицо в углях. Софи – самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Я подумал так еще в первую нашу встречу. И сейчас я думаю так же. И буду думать впредь. Я невольно улыбаюсь.
А потом я вдруг оказываюсь один на берегу, обратившись лицом к спокойным водам Худ-Канала. Ни Софи. Ни Обри.
Я не хочу возвращаться в «Глицинию».
Я не хочу возвращаться в наш дом в Сиэтле.
Когда я войду внутрь, всему настанет конец. Останется лишь пустота. Это будет прощанием.
Сейчас самое время выкурить сигарету. Но я не курю. На работе я всегда немного завидовал коллегам-курильщикам, точнее – тому, как им удается выкроить немного времени, чтобы поразмышлять в одиночестве в середине рабочего дня. Они будто создали какое-то своеобразное прибежище на берегу Давамиша – мутной, зеленоватой речушки, впадающей в Пьюджет-саунд. Курильщики размышляют по дороге туда и обратно на работу. Они размышляют, стоя с сигаретой на грязном берегу.
Моей жены больше нет, и, вновь погружаясь в воспоминание, я оказываюсь на потрепанном шезлонге, смотрю на непроглядную черноту Худ-Канала и размышляю. На горизонте мигают огоньки. Где-то плещется морской котик.
Ее нет.
Софи больше нет.
Я воспроизвожу в мыслях моменты нашей совместной жизни. Сначала лучшие хиты. Нашу первую встречу. То, как я не мог выкинуть ее из головы. Нашу поездку в Париж перед свадьбой. Ее прекрасную улыбку. Ее смех. Как она умоляла меня купить ту развалюху в районе Маунт-Бейкер, потому что там, где я увидел пустую трату денег, она разглядела прекрасный дом.
Потом я вспоминаю неприятные моменты.
Как Софи, будто взяв с меня пример, тоже начала задерживаться на работе. Я пытался убедить свою начальницу Кэрри, что всерьез намерен построить карьеру и ничего больше. Да, она заигрывала со мной, но она заигрывала со всеми, кто не боялся посмотреть ей в глаза и не был похож на обезьяну. А Софи начала присылать мне сообщения прямо перед тем, как я садился в машину, чтобы по ужасным пробкам вернуться домой.
Можешь не торопиться. У нас тут важный проект.
Оплошали, когда готовили витрину для Китая. Слава богу, вовремя заметили.
Мы с Жанной выпьем по коктейлю.
Работа над новой концепцией затянулась. Придется задержаться.
SAM устраивают прием. Я загляну после работы.
Спустя месяц Софи разбудила меня рано утром. Она стояла рядом с кроватью, держа в руке тест на беременность. Я уже очень давно не видел ее такой счастливой.
– У нас будет ребенок.
– А? – я сел и надел очки.
– Ты станешь отцом, Адам.
Сидя здесь, в коттедже, я отчаянно хочу ударить кулаком по столу. Но сдерживаюсь. Два события ограничивают самые счастливые дни моей жизни: рождение Обри и смерть Софи. Вся надежда, любовь, все обещания между этими двумя моментами утрачены безвозвратно.
Как и Софи.
* * *
Я кладу очки на место и выглядываю в окно. На лужайке перед коттеджем стоит Тереза Дибли. Похоже, она ждет меня. Когда я выхожу, то невольно направляюсь к ней, словно к близкой подруге. Чем-то – возможно, прической – она напоминает мне маму. Горе подталкивает меня к ней.
– Она мертва, – говорю я. – Софи мертва.
Тереза протягивает мне руки, и я беру их.
– Мне так жаль. Я видела новости. Кларк показал мне в телефоне. Мне так жаль.
Я говорю спасибо, но не слышу собственного голоса.
Ее глаза блестят от слез.
– Я могу что-нибудь для вас сделать?
Я почти не знаю эту женщину, но она предлагает мне помощь. Не знаю, нормально ли это. Может, все люди так добры к посторонним? Интересно, предложил бы я помощь на ее месте или отвернулся бы?
– Нет, – говорю я. – Я возвращаюсь домой, к дочери.
Она кивает.
– Вы уверены, что сможете сесть за руль? После такой трагедии и нелегкой ночи я не думаю, что вам стоит вести.
Я не уверен, что она имеет в виду.
– Вы засиделись допоздна, – говорит Тереза. – Я видела свет в окне.
Я коротко киваю:
– Да, не мог уснуть. Сидел в сауне. Пил, старался сохранять оптимизм, хотя, честно говоря, трудно было надеяться на благоприятный исход.
Она по-прежнему смотрит на меня печальными глазами:
– Помочь вам собрать вещи?
Мне не нужна помощь. Я просто хочу понять, что вчера произошло и как мне справиться со всем, что последует дальше.
– Не стоит, – говорю я. – Я справлюсь. Мы взяли с собой всего пару сумок. Хотите забрать то, что осталось в холодильнике?
– Давайте я помогу вам прибраться и вымыть посуду, чтобы у владельца не было претензий.
Я соглашаюсь. Я просто хочу поскорее уехать.
19
Адам
Впервые в жизни я рад бесконечной пробке, в которую попадаю по пути в Сиэтл. Эта пробка всегда здесь. Даже в воскресенье. Даже в воскресенье перед праздником. Уму непостижимо. Такомский мост будто застыл в янтаре. Несколько столетий спустя археологи извлекут нас на свет божий, после того как разберутся с обломками, оставшимися после аварии на восточной стороне.
Я рад. Все, что угодно, лишь бы отсрочить встречу с Фрэнком и Хелен.
Я постукиваю по неподвижному рулю, и в моем сознании медленно формируется фантазия. Я вижу Софи и Обри. Мы в «Глицинии», сидим на усыпанном ракушками берегу и поджариваем зефир на костре. Софи смотрит, как я помогаю нашей дочери поджарить собственный кусочек зефира.
– Держи палочку подальше от огня, – говорю я. – Пусть зефирка получится золотистая, а не черная, как у мамы.
– Черные зефирки – самые вкусные, – говорит Софи.
– Ну если тебе нравится уголь, то да, – говорю я.
Мы смеемся, наслаждаясь вечерней прохладой и глядя на потрескивающий огонь. Совсем недалеко от нас умиротворяюще шелестят волны.
– Может, завтра у нас получится наловить крабов, – говорю я. – И собрать устриц.
– На крабов согласна, – говорит Софи, отпивая вино из бокала. – А вот устриц, пожалуйста, не надо.
– Обри совсем устала, – говорю я. – Давай я уложу ее в постель. Скоро вернусь.
Софи улыбается в ответ:
– Хорошо. Мне здесь нравится. Не собираюсь никуда уходить.
Ни в одном из соседних коттеджей не горит свет; я отношу Обри в «Глицинию». Она уснула. Я чувствую на лице ее теплое дыхание.
Здесь, в этой фантазии, я знаю, что вот-вот произойдет нечто ужасное. Меня словно укутывают тяжелым черным брезентом.
– Сладких снов, – говорю я, укладывая Обри в постель.
Обри смотрит на меня и улыбается, прежде чем снова закрыть глаза. Я включаю украшенный ракушками ночник и возвращаюсь на берег к Софи.
– Как мы здесь оказались? – спрашивает она.
– Сели в машины и приехали, – шутливо отвечаю я.
Она корчит гримасу и жестом просит налить ей еще вина.
– Очень смешно. Я говорю не про место, а про нашу жизнь. Кажется, будто все идеально, но на самом деле это не так.
– Не знаю, – говорю я, наливая вина ей в бокал, и пламя костра отражается в бутылке. – Просто так получилось.
Я смотрю в костер, и на мгновение мне мерещится ее лицо в углях. Софи – самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Я подумал так еще в первую нашу встречу. И сейчас я думаю так же. И буду думать впредь. Я невольно улыбаюсь.
А потом я вдруг оказываюсь один на берегу, обратившись лицом к спокойным водам Худ-Канала. Ни Софи. Ни Обри.
Я не хочу возвращаться в «Глицинию».
Я не хочу возвращаться в наш дом в Сиэтле.
Когда я войду внутрь, всему настанет конец. Останется лишь пустота. Это будет прощанием.
Сейчас самое время выкурить сигарету. Но я не курю. На работе я всегда немного завидовал коллегам-курильщикам, точнее – тому, как им удается выкроить немного времени, чтобы поразмышлять в одиночестве в середине рабочего дня. Они будто создали какое-то своеобразное прибежище на берегу Давамиша – мутной, зеленоватой речушки, впадающей в Пьюджет-саунд. Курильщики размышляют по дороге туда и обратно на работу. Они размышляют, стоя с сигаретой на грязном берегу.
Моей жены больше нет, и, вновь погружаясь в воспоминание, я оказываюсь на потрепанном шезлонге, смотрю на непроглядную черноту Худ-Канала и размышляю. На горизонте мигают огоньки. Где-то плещется морской котик.
Ее нет.
Софи больше нет.
Я воспроизвожу в мыслях моменты нашей совместной жизни. Сначала лучшие хиты. Нашу первую встречу. То, как я не мог выкинуть ее из головы. Нашу поездку в Париж перед свадьбой. Ее прекрасную улыбку. Ее смех. Как она умоляла меня купить ту развалюху в районе Маунт-Бейкер, потому что там, где я увидел пустую трату денег, она разглядела прекрасный дом.
Потом я вспоминаю неприятные моменты.
Как Софи, будто взяв с меня пример, тоже начала задерживаться на работе. Я пытался убедить свою начальницу Кэрри, что всерьез намерен построить карьеру и ничего больше. Да, она заигрывала со мной, но она заигрывала со всеми, кто не боялся посмотреть ей в глаза и не был похож на обезьяну. А Софи начала присылать мне сообщения прямо перед тем, как я садился в машину, чтобы по ужасным пробкам вернуться домой.
Можешь не торопиться. У нас тут важный проект.
Оплошали, когда готовили витрину для Китая. Слава богу, вовремя заметили.
Мы с Жанной выпьем по коктейлю.
Работа над новой концепцией затянулась. Придется задержаться.
SAM устраивают прием. Я загляну после работы.