Защити свою любовь

– Но ей не это было нужно. Мой медбрат на борту, он наклонился и все время что-то шептал ей на ухо. Я возмущалась тем, что он недостаточно быстро передает мне то, что было необходимо, потому что он был слишком занят тем, чтобы установить связь с человеком, который не собирался этого делать. И это звучит ужасно, – призналась Мак. – Но я злюсь на себя за то, что не сумела предложить ей такого рода успокоение. Я смогла накачать ее обезболивающими. Но благодаря медбрату она умерла с легкой улыбкой на губах. Он пообещал ей, что расскажет ее маме о том, что она – самая лучшая мама в мире. Я сделала только то, к чему была подготовлена.

– Он рассказал ее маме? – спросил Линк.

– Вероятно. Я не знаю. После того полета я решила, что пришла пора покончить с этим. Заняться чем-то другим. Моя командировка подходила к концу, и я решила, что не вернусь.

Похоже, его докторша всегда двигалась вперед, не оборачиваясь назад.

– И вот ты здесь, – сказал он. Ему захотелось пролистать страницы альбома и рассмотреть нарисованные ею лица.

– С кучей народа и стаей собак на заднем дворе, – сказала Мак, ее губы сложились в подобие улыбки, когда Лола плюхнулась на диван, задрав лапы.

Саншайн увлеченно жевала игрушку-пищалку в форме тако, которую Мак купила для нее. Макс покусывал пушистый хвост Саншайн.

Мак – просто чудо, решил Линк. Ходячее, говорящее, израненное, прекрасное чудо, и он только прикоснулся к нему.

– Мне кажется, чем больше я узнаю тебя, тем больше мне хочется, чтобы ты была рядом, Маккензи. – Это было не совсем признание в любви или просьба остаться с ним навечно. Но это было нечто подобное.

Она глубоко вздохнула.

– Пожалуй, мне не противна мысль о том, чтобы застрять здесь, – сказала она.

Между ними был кофейный столик и целая жизнь невысказанных слов. Но на данный момент этого было достаточно.

Задняя дверь, скользнув, открылась.

– Мак, где у тебя можно сменить подгузники и есть ли у тебя брезент и костюмы биологической защиты? – спросил Альдо, держа на вытянутой руке Эйвери. От малышки пахло, как от сточной канавы, и она заливалась смехом.





Глава 39




В прохладный воскресный день, как раз перед Хэллоуином, Саншайн затребовали в дом Джиллиан, чтобы она отучила их пса жрать подушки, носки и буханки хлеба, которые он вырывал из рук. Линк пригласил Мак поехать вместе с ним.

Сидя в грузовике, они вместе увидели, как Саншайн на всех парах влетела в открытую дверь, а Джиллиан поспешно махнула им рукой.

– Не балуй нашу девочку, – окликнул Линк сестру в окно грузовика.

– О черт! – хихикнула Мак. Через большое окно на фасаде дома они увидели, как Саншайн, следом за которой бежал новый пес по кличке Бифкейк, метнулась на спинку дивана. Потом они услышали грохот, это шторы вместе с карнизом упали на пол.

– Да, она научит Бифкейка всему, что умеет, – сказал Линк, давая задний ход и выезжая с подъездной дорожки.

– Не должны ли мы вернуться и помочь? – спросила Мак, продолжая смеяться.

– Нет, черт побери. Как насчет того, чтобы сделать небольшой крюк? – спросил Линк, беря ее за руку.

– Как скажешь, – ответила Мак.

Он раздумывал, замечает ли она, что они быстро привыкли к заведенному распорядку. Что делить постель и присматривать за собакой теперь казалось привычным делом.

– Хорошо. Давай поедем на экскурсию.

Старая пожарная станция располагалась на узком клочке земли в дальнем конце Главной улицы. С одной стороны участка стояло двухэтажное здание, а с другой – находился низкий пологий холм. На дверях гаража облупилась краска. Окна были очень грязными, поэтому не было видно, что там внутри. Но кирпич, крыша, остов здания сохранились в том состоянии, в каком они были на протяжении десятилетий эксплуатации этой постройки.

– Вот это да, – сказала Мак, когда Линк впустил ее через боковую дверь.

Внутри стоял застарелый запах дизельного топлива, сохранившийся на стенах под слоем плесени, характерной для всех старых зданий. Истертые за десятилетия службы бетонные полы были в пятнах.

Кирпичные стены с осыпавшейся штукатуркой в главном гараже были мечтой реставратора, а вот омерзительные зеленые деревянные панели в комнате отдыха и на втором этаже оставляли желать лучшего.

– Когда я был ребенком, это был мой второй дом, – сказал Линк, когда они прогуливались по старым масляным пятнам, пригибаясь под паутиной.

Это место стало для него хранилищем воспоминаний, призраков прежних времен и ушедших людей, детских мечтаний и юношеских переживаний. Из этого самого ангара он выехал на свой первый вызов. Он тогда карабкался повсюду, пытаясь собрать в пакеты от сэндвичей «образцы выхлопных газов», а вся команда хохотала над ним. Здесь он отмечал свое первое спасение, оплакивал первую потерю. Все происходило в этих стенах.

– Это шест, – восхищенно проговорила Мак.

– Им перестали пользоваться после того, как один из лейтенантов неудачно приземлился и сломал себе большую берцовую кость, – припомнил Линк. – Я начал захаживать к своему дядюшке, когда мне было пять или шесть лет. Парни позволяли мне примерять свои шлемы и забираться на машину. Я включал прожектора.

– И ты попался на крючок, – сказала она.


– Да. Никогда ничто не привлекало меня так, как огонь.

Она кивнула. Она понимала его.

– Я фотографировался здесь на выпускном вечере, – сказал он, показывая на место рядом с воротами.

– Кто тебя фотографировал? – с улыбкой спросила она.

– Никто. У меня было назначено свидание, но она передумала.

– Кто же отказывает Линкольну Риду? – подначила Мак.

– Карен Окер.

– И что случилось с Карен Окер?

– Она стала Карен Гаррисон, а через несколько лет погибла в автомобильной аварии. – Он старался говорить бесстрастно, но чувства от этого никуда не исчезли. – Давай я покажу тебе второй этаж.

Он отвернулся, не желая, чтобы Мак заметила его печаль.

Мак пошла следом за ним по скрипучей лестнице на второй этаж. Ковровое покрытие износилось, и более чем отвратительные панели отходили от стен. Линк остановился у одного из окон, выходящих на Главную улицу и город, хранивший все его воспоминания.

– Прости меня, – сказала Мак. Ее рука легла Линку на плечо. – Я слышала, Люк не любит тебя за то, что ты когда-то встречался с его женой.

Он вздохнул.

– Мы были совсем детьми. Люк мечтал стать военным и хотел, чтобы Карен поступила в колледж. Карен же хотелось выйти замуж. Из-за этого они поссорились, и, наверное, я подумал, что у меня есть шанс.

– Она тебе нравилась, – уточнила Мак.

«Нравилась. Очень».

– Она была красавицей и умницей. Упрямой, как кое-кто из моих знакомых, – сказал он, бросив взгляд на Мак. – Как бы то ни было, когда я услышал, что они расстались, я выждал полагающиеся двадцать четыре часа и появился у ее двери с букетиком маргариток – ее любимых цветов, которые я украл с клумбы своей мамаши. Я попросил ее о свидании, и она согласилась. Я чувствовал себя властелином мира.

Линк до сих пор помнил, что он чувствовал тогда. Долгожданную победу. С тринадцати или четырнадцати лет он мечтал завоевать эту девушку.

– Я пригласил ее на ужин в итальянский ресторан. Она грустила о Люке, но я включил свое волшебное обаяние, чтобы развеселить ее. Это сработало. Мы болтали и смеялись. И я питал большие надежды. Поэтому я намекнул, что нам нужно быть вместе, поскольку ни у нее, ни у меня не было пары на выпускной вечер.

Он точно помнил, как она посмотрела на него, когда он попросил об этом. Оглядываясь назад, он понимал, что она колебалась. Но в восемнадцать лет он не видел ничего, кроме ее согласия.

– Она сказала да, – продолжил он. – Я был так уверен, что она наконец-то будет встречаться со мной.

Мак, слушая его, прислонилась спиной к кирпичному простенку меж грязных окон.

– На следующий день мы с Гаррисоном выяснили отношения. Он пришел ко мне, желая узнать, почему я отбиваю у него девушку. Я же хотел знать, почему он позволяет ей так вести себя, если она – его девушка. Мы подрались. Ничего серьезного. Нас разнял Моретта. И Гаррисон в бешенстве убежал. Она позвонила мне в тот же вечер. «Хорошие новости! Я не должна стеснять твоей свободы. Мы с Люком снова вместе, и он будет моей парой на выпускном».

Она содрогнулась.

– Ой.

Линк засунул руки в карманы.

– Это была просто влюбленность. Мне было восемнадцать лет. Я ничего не понимал ни в жизни, ни в любви.

Порой ему до сих пор так кажется.

– Ты знал, какие цветы она любит больше всего. И ты грустил, когда говорил о ней. Чувства остаются чувствами, неважно, восемнадцать тебе лет или восемьдесят.

– Она даже не принимала меня всерьез. Она сказала, что я – хороший друг, который помог ей образумить Люка.

– Это подло, – сказала она.

– Ей было восемнадцать лет, и она была влюблена.

– О, значит, Карен могла влюбиться, а ты просто запал на нее? – заметила Мак.

– В эмоциональном плане девочки взрослеют быстрее, чем мальчики.

– Справедливое замечание. Но это не значит, что твои чувства были ненастоящими.

Они были настоящими. Такими настоящими, что даже спустя годы, когда Линк прибыл на место происшествия, которое унесло ее жизнь, он застыл на месте. Когда они приехали туда, она уже скончалась. Множество вопросов проносилось в его голове.

Что, если бы он поборолся за нее?