Запрещенная экономика. Что сделало Запад богатым, а Россию бедной

Конечно, в истории многих стран немало примеров, когда экономический подъем сменялся стагнацией и даже упадком. Россия не исключение, и это дает широкий простор для тенденциозного подбора фактов. Всегда есть возможность надергать цифр кризисного периода или, напротив, воспользоваться статистикой, относящейся к нескольким наиболее успешным годам. В этом смысле полезно будет взять период 1887–1913 годов. Он был отнюдь не простым. Тут и сильный неурожай 1891–1892 годов, и мировой экономический кризис 1900–1903 годов, и дорогостоящая русско-японская война, и массовые забастовки, и масштабные боевые действия во время «революции 1905–1907 годов», и разгул терроризма.

Так вот, как отмечает доктор исторических наук Л. И. Бородкин в статье «Дореволюционная индустриализация и ее интерпретации», в 1887–1913 годы средний темп промышленного роста составил 6,65 %. Это выдающийся результат, но критики «старого режима» утверждают, что Россия в период правления Николая II все больше отставала от первой четверки самых развитых стран мира. Они указывают, что прямое сравнение темпов роста между экономиками разных масштабов некорректно. Грубо говоря, пусть размер одной экономики составляет 1000 условных единиц, а другой – 100, при этом рост – 1 % и 5 % соответственно. Как видим, 1 % в абсолютных показателях равен 10 единицам, а 5 % во втором случае – лишь 5 единицам.

Верна ли такая модель для нашей страны? Чтобы ответить на этот вопрос, воспользуемся книгой «Россия и мировой бизнес: дела и судьбы. Альфред Нобель, Адольф Ротштейн, Герман Спитцер, Рудольф Дизель» под общ. ред. В. И. Бовыкина и Статистико-документальным справочником «Россия 1913 год», подготовленным в РАН Институтом Российской истории.

Действительно, накануне Первой мировой войны Россия производила промышленной продукции в 2,6 раза меньше Великобритании, в 3 раза меньше, чем Германия, и в 6,7 меньше, чем США. А вот как в 1913 году распределились пять стран по долям в мировом промышленном производстве: США – 35,8 %, Германия – 15,7 %, Великобритания – 14,0 %, Франция – 6,4 %, Россия – 5,3 %. И здесь на фоне первой тройки отечественные показатели выглядят скромно. Но правда ли то, что Россия все больше отставала от мировых лидеров? Нет, не правда. За период 1885–1913 годов отставание России от Великобритании уменьшилось втрое, от Германии – на четверть. По абсолютным валовым показателям промышленного производства Россия почти сравнялась с Францией.

Неудивительно, что доля России в мировом промышленном производстве, составлявшая в 1881–1885 годы 3,4 %, достигла в 1913 году 5,3 %. И это минимальные оценки, по другим данным доля нашей страны достигала 8 %. Справедливости ради надо признать, что сократить отставание от американцев не удалось. В 1896–1900 гг. доля США была 30,1 %, а у России – 5 %, то есть на 25,5 % меньше, а в 1913 году отставание увеличилось до 30,5 %. Впрочем, этот упрек «царизму» относится и к трем другим странам «большой пятерки». В 1896–1900 годы доля Великобритании составляла 19,5 % против 30,1 % у американцев, а в 1913 году 14,0 % и 35,8 % соответственно. Разрыв с 10,6 % увеличился до 21,8 %. Для Германии аналогичные показатели выглядят так: 16,6 % против 30,1 %; 15,7 % и 35,8 %. Отставание возросло с 13,5 % до 20,1 %. И наконец, Франция:

7,1 % против 30,1 %; 6,4 % и 35,8 %. Отставание от США было 23,0 %, а в 1913 году достигло 29,4 %.

Несмотря на все эти цифры, скептики не сдаются, пытаясь закрепиться на следующей линии обороны. Признав впечатляющие успехи царской России, они говорят, что они достигнуты в основном за счет колоссальных внешних заимствований. По теме дореволюционных долгов чего только ни наговорено, вплоть до того, что «царизм» вступил в Первую мировую войну, чтобы отработать кредиты, полученные от Франции. Вообще-то на уровне здравого смысла понятно, что никакие долги, никакие кредиты не сравнятся с гигантскими тратами, которые сулит война с ведущими странами мира. Но поскольку многих людей интересуют конкретные цифры, то и здесь нам поможет справочник «Россия 1913 год».

Итак, наша страна в 1913 году выплатила по внешним долгам 183 млн рублей. Давайте сравним с общими доходами отечественного бюджета 1913 года, ведь долги выплачивают из доходов. Доходы бюджета составили в тот год 3431,2 млн рублей. Это значит, что на заграничные выплаты ушло всего-навсего 5,33 % доходов бюджета. Ну что, видите вы здесь «кабальную зависимость», «слабую финансовую систему» и тому подобные признаки «загнивающего царизма»?

На это могут возразить следующим образом: а может быть, Россия набрала огромных кредитов, из них выплачивала предыдущие кредиты, а собственные доходы были невелики?

Проверим эту версию. Я возьму несколько статей доходов бюджета 1913 года, про которые заведомо известно, что они формировались за счет собственной экономики. Счет в миллионах рублей.

Итак, прямые налоги – 272,5; косвенные налоги – 708,1; пошлины – 231,2; правительственные регалии – 1024,9; доходы от казенных имуществ и капиталов – 1043,7. Повторюсь, что это не все доходные статьи, но в целом и они дадут 3280,4 млн рублей. Напомню, что заграничные платежи в тот год составили 183 млн рублей, то есть 5,58 % от основных доходных статей российского бюджета. Да что и говорить, одни лишь казенные железные дороги принесли бюджету 1913 года 813,6 млн руб. Как ни крути, как ни ходи на ушах, а никакой кабалы от иностранных кредиторов нет и в помине.

Теперь обратимся к такому параметру, как производительные вложения в российские ценные бумаги (акционерное предпринимательство, железнодорожное дело, городское хозяйство, частный ипотечный кредит). Вновь воспользуемся работой Бовыкина «Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны». Отечественные производительные капиталовложения в российские ценные бумаги за период 1900–1908 годов составили 1149 млн рублей, иностранные вложения – 222 млн рублей, а всего – 1371 млн. Соответственно, в период 1908–1913 годов отечественные производительные капиталовложения возросли до 3005 млн рублей, а иностранные – до 964 млн.

Те, кто говорят о зависимости России от иностранного капитала, могут подчеркнуть, что доля «чужих» денег в капиталовложениях увеличилась. Это верно: в 1900–1908 годы она составляла 16,2 %, а в 1908–1913 годы возросла до 24,4 %. Но обратите внимание, что отечественные вложения в 1908–1913 годах в 2,2 раза превышали даже общий объем вложений (отечественные плюс иностранные) в пре дыдущий период, то есть в 1900–1908 годы. Это ли не доказательство заметного усиления собственно российского капитала?

Перейдем теперь к освещению некоторых социальных аспектов. Все слышали стандартные рассуждения на тему «как проклятый царизм не позволял учиться бедным “кухаркиным детям"». От бесконечного повторения этот штамп стал восприниматься как самоочевидный факт. Обратимся к работе Центра социологических исследований Московского университета, который провел сравнительный анализ социального «портрета» студента МГУ 2004 года и 1904 года. Оказалось, что в 1904 году 19 % студентов этого престижного учебного заведения были выходцами из села (деревни). Конечно, можно сказать, что это дети деревенских помещиков. Однако учтем, что 20 % учащихся Московского университета происходили из семей с имущественным положением ниже среднего, а 67 % относились к средним слоям. При этом лишь у 26 % студентов отцы были с высшим образованием (у 6 % матери с высшим образованием). Отсюда видно, что значительная часть учащихся – это выходцы из небогатых и бедных, очень простых семей.

Но если так обстояли дела в одном из лучших вузов империи, то очевидно, что сословные перегородки при Николае II уходили в прошлое. До сих пор даже в среде людей, скептически относящихся к большевизму, принято считать неоспоримыми достижения советской власти в сфере образования. При этом молчаливо принимается, что образование в царской России находилось на крайне невысоком уровне. Давайте разберемся в этом вопросе, опираясь на работы крупных специалистов: А. Е. Иванова (Высшая школа России в конце XIX – начале XX века) и Д. Л. Сапрыкина (Образовательный потенциал Российской империи).

В 1894 году, то есть в самом начале правления Николая II, число учащихся гимназического уровня составляло 224,1 тыс. человек, то есть 1,9 учеников на 1000 жителей нашей страны. В 1913 году абсолютное число учеников достигло 677,1 тыс. человек, то есть 4,0 на 1000. Но это без учета военно-учебных, частных и некоторых ведомственных учебных заведений. Сделав соответствующую поправку, получим около 800 тыс. учащихся гимназического уровня, что дает 4,9 человека на 1000.

Для сравнения возьмем Францию той же эпохи. Правда, данные есть не за 1913, а за 1911 год, но это вполне сопоставимые вещи. Так вот, «гимназистов» во Франции было 141,7 тыс. человек, или 3,6 на 1000. Как видим, «лапотная Россия» смотрится выигрышно даже на фоне одной из самых развитых стран всех времен и народов.

Теперь перейдем к студентам вузов. В конце XIX – начале XX века абсолютные показатели России и Франции были примерно одинаковыми, но по относительным мы сильно отставали. Если у нас в 1899–1903 годах на 10000 тыс. жителей было всего 3,5 студента, то во Франции – 9, Германии – 8, Великобритании – 6. Однако уже в 1911–1914 годах ситуация резко поменялась: Россия – 8, Великобритания – 8, Германия – 11, Франция – 12. Иными словами наша страна резко сократила отставание от Германии и Франции, а Великобританию и вовсе догнала. В абсолютных цифрах картина выглядит так: число студентов вузов Германии в 1911 году было 71,6 тысяч, а в России – 145,1 тысячи.

Взрывной прогресс отечественной системы образования налицо, и особенно ярко он виден на конкретных примерах. В 1897/98 учебном году в Петербургском университете обучалось 3700 студентов, в 1913/14 – уже 7442; в Московском университете – 4782 и 9892 соответственно; в Харьковском – 1631 и 3216; в Казанском – 938 и 2027; Новороссийском (Одесса) – 693 и 2058, Киевском – 2799 и 4919.

Во времена Николая II серьезное внимание уделялось подготовке инженерных кадров. На этом направлении также были достигнуты впечатляющие результаты. В технологическом институте Петербурга в 1897/98 году обучалось 841 человек, а в 1913/14 – 2276; Харькова: 644 и 1494 соответственно. Московское техническое училище, несмотря на название, относилось к институтам, и здесь данные такие: 718 и 2666. Политехнические институты: Киев – 360 и 2033; Рига – 1347 и 2084; Варшава – 270 и 974. А вот сводка по студентам земледельческих высших учебных заведений: в 1897/98 году в них было 1347 студентов, а в 1913/14 – 3307.

Быстро развивающаяся экономика потребовала и кадров в сфере финансов, банковского дела, торговли и т. п. Система образования отреагировала на эти запросы, что хорошо иллюстрируется следующими статистическими данными: за шесть лет, с 1908 по 1914 годы, число студентов соответствующих специальностей увеличилась в 2,76 раза. Например, в Московском коммерческом институте в 1907/08 учебном году училось 1846 студентов, а в 1913/14 – 3470; в Киевском в 1908/09 году – 991 и 4028 в 1913/14 году.

Понятно, что начальное, то есть наиболее массовое, образование является тем фундаментом, на котором потом строится дальнейшее обучение.

До революции Николай II быстрыми темпами создает систему школ для широких масс. По данным исследователя отечественной системы образования Сапрыкина, в 1916 году в России было около 140 тысяч школ разных типов при населении порядка 171 млн человек. Для сравнения: в нынешней Российской Федерации – 65 тысяч общеобразовательных учреждений, а численность населения – 143 млн. Школьная перепись 1911 и 1915 годов показали, что в центральных великорусских и малороссийских губерниях достигнуто полное обучение мальчиков. Школы строились быстрыми темпами даже в разгар войны, вплоть до 1917 года, и в начале 20-х годов планировалось достигнуть обучения всех детей России. Под этим подразумевалось четырех-пятилетний курс начальных школ, да так, чтобы ученики могли потом продолжить занятия, но уже в гимназиях. Иными словами, последние остатки сословных перегородок должны были уйти в прошлое уже к 20-м годам.

Как указывает доктор исторических наук С. В. Волков в своей книге «Почему РФ еще не Россия», если к 1897 году среди учащихся гимназий и реальных училищ доля потомственных дворян составляла 25,6 %, а среди студентов – 22,8 %, то в дальнейшем она существенно снизилась и к 1914–1916 годам находилась на уровне 8-10 %. Здесь мы немного выходим за временные рамки, обозначенные в главе, но это сделано для того, чтобы показать тенденцию.

Да, согласно Волкову, число специалистов с высшим и средним специальным образованием в 1913 году была невелика – примерно 190 тыс. (1 на 837 работающих). Общая численность образованного слоя составляла около 3 млн (2,2 % населения). Но именно в это время были подготовлены все предпосылки для интеллектуального и образовательного рывка.

Образ дореволюционной элиты тесно связан с офицерством. Бытует представление, что в этом слое абсолютное большинство принадлежало выходцам из дворян. Это очередное заблуждение, возможно, сформировавшееся под влиянием кино и классической литературы. На самом деле в 1912 году, согласно подсчетам Волкова, дворян среди офицеров было лишь немногим больше половины (53,6 %).

Существенным аспектом состояния общества является имущественное расслоение. Многие думают, что плодами достижений России пользовалась несколько процентов населения, утопавшие в роскоши, в то время как остальной народ прозябал в нищете. Например, в публицистике давно уже гуляет тезис о том, что в конце XIX – начале XX века 40 % крестьянских новобранцев впервые пробовали мясо только в армии. При этом ссылаются на генерала Гурко.

Что тут скажешь? Поразительна живучесть даже самых неправдоподобных утверждений! Судите сами. Согласно уже цитировавшемуся справочнику «Россия 1913 год», на 100 человек сельского населения в 1905 году приходилось крупного рогатого скота – 39 голов, овец и коз – 57, свиней – 11. Всего 107 голов скота на 100 человек. Прежде чем попасть в армию, крестьянский сын жил в семье, а, как мы знаем, крестьянские семьи тех времен были большими, многодетными. Это существенный момент, потому что если в семье было хотя бы 5 человек (родители и трое детей), то на нее в среднем приходилось 5,4 голов скотины. И нам после этого говорят, что значительная часть крестьянских сыновей за всю свою допризывную жизнь ни в своей семье, ни у родственников, ни у друзей, ни на праздниках – нигде и ни разу не пробовали мяса.

Конечно, распределение скота по дворам не было одинаковым, одни люди жили богаче, другие беднее. Но совсем уж странным было бы утверждать, что во многих крестьянских дворах не было ни одной коровы, ни одной свиньи и т. п.

Кстати, профессор Б. Н. Миронов в своей фундаментальной работе «Благосостояние населения и революции в имперской России» показал, во сколько раз доходы 10 % наиболее обеспеченных слоев населения превышали доходы 10 % наименее обеспеченного населения в 1901–1904 годы. Разница оказалась невелика, всего-то в 5,8 раза. Миронов указывает еще на один красноречивый факт, который косвенно подтверждает этот тезис. Когда после известных событий произошла экспроприация частных имений, то в 36 губерниях Европейской России, где как раз и было значительное частное землевладение, фонд крестьянской земли увеличился лишь на 23 %. Не так уж и много земли было у пресловутого «класса эксплуататоров».

Имея дело с дореволюционной статистикой, надо всегда делать поправку на то, как сильно отличались реалии той эпохи от нашего XXI века. Представьте себе экономику, в которой львиная доля торговли происходит без кассовых аппаратов и за наличный расчет, а то и бартер. В таких условиях очень легко занижать обороты своего хозяйства со старой как мир целью платить поменьше налогов. Необходимо учитывать и то, что абсолютное большинство населения страны сто лет назад проживало в деревне. Как же проверишь, сколько крестьянин вырастил для собственного потребления?

Между прочим, сбор данных для составления сельскохозяйственной статистики происходил следующим образом. Центральный статистический комитет просто рассылал по волостям анкеты с вопросами для крестьян и частных землевладельцев. Сказать, что полученные сведения оказывались приблизительными и заниженными, – это значит не сказать ничего. Проблема была прекрасно известна современникам, но в те годы просто не существовало технической возможности наладить точный учет.

Кстати, первая всероссийская сельскохозяйственная перепись была проведена в 1916 году. Неожиданно выяснилось, что по сравнению с 1913 годом лошадей стало больше на 16 %, крупного рогатого скота – на 45 %, мелкого – на 83 %! Казалось бы, наоборот, во время войны ситуация должна была ухудшиться, а мы видим прямо противоположную картину. В чем же дело? Профессор Миронов, изучивший этот вопрос, резонно замечает, что данные 1913 года были просто сильно занижены.

Когда речь идет о рационе питания жителя Российской империи, то не стоит сбрасывать со счетов рыболовство и охоту, хотя, разумеется, о ситуации в этих сферах можно судить только на основе прикидочных оценок. Вновь воспользуюсь работой Миронова «Благосостояние населения и революции в имперской России». Итак, в 1913 году промысловая охота в 10 европейских и 6 сибирских губерниях дала 3,6 млн штук дикой птицы. К 1912 году в 50 губерниях Европейской России ежегодный улов рыбы для продажи равнялся 35,6 млн пудов. При этом очевидно, что рыбу добывали не только для торговли, но и для своего личного потребления, а значит, общий улов был заметно больше.

До революции проводились исследования питания крестьян. Сведения на этот счет охватывают 13 губерний Европейской России за период 1896–1915 годов и характеризуют потребление следующего набора продуктов: хлебные, картофель, овощи, фрукты, молочные, мясо, рыба, масло коровье, масло растительное, яйца и сахар. В исследовании Миронова говорится, что крестьяне в целом получали в день 2952 ккал на душу населения. При этом взрослый мужчина из бедных слоев крестьянства потреблял в сутки 3182 ккал, середняк – 4500 ккал, из богатых – 5662 ккал.

Труд на селе оплачивался следующим образом. В черноземной полосе по данным за 1911–1915 годов в период весеннего посева в день работник получал 71 копейку, работница – 45 копеек. В нечерноземной полосе: 95 и 57 копеек соответственно. Во время сенокоса плата повышалась до 100 и 57 копеек в черноземье, в Нечерноземье – 119 и 70 копеек. И наконец, на уборке хлебов платили так: 112 и 74; 109 и 74 копейки. Средняя зарплата рабочих в Европейской России по всем группам производств в 1913 году составила 264 р. в год. Много это или мало? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать порядок цен тех времен. Используя данные справочника «Россия 1913 год», составим такую таблицу.






Цены на некоторые товары в Москве в 1913 году


Товар Вес Цена в копейках Цена в копейках за 1 кг Что в килограммах можно купить на 175 копеек (плата плотнику за 1 день работы в Москве в 1913 г.)

Мука пшеничная, I сорт крупчатая 5 пудов = 81,9 кг 1393 17,0 10,3

Хлеб ситный пшеничный крупчатый 1 пуд = 16,38 кг 260 15,9 11,0

Говядина, I сорт 1 фунт = 409,5 грамма 24 58,6 3,0

Сахарный песок 1 пуд = 16,38 кг 478 29,2 6,0

Каменный уголь (донецкий) 1пуд = 16,38 кг 39 2,4 72,9

Свежий лещ 1 фунт = 409,5 грамма 24 58,6 3,0

Масло сливочное 1 фунт = 409,5 грамма 50 122,1 1,4

Масло подсолнечное 1 пуд = 16,38 кг 469 28,6 6,1

Кстати, многие рабочие имели до революции землю или землю своей семьи. К сожалению, мы располагаем соответствующими сведениям не по всем регионам страны, но в среднем по 31 губернии доля таких рабочих составляла 31,3 %. При этом в Москве – 39,8 %, в Тульской губернии – 35,0 %, Владимирской – 40,1 %, Калужской – 40,5 %, Тамбовской – 43,1 %, Рязанской 47,2 %[22].

Снова дадим слово человеку, которого никак не причислишь к монархистам. Он несколько раз арестовывался до революции, был делегатом съездов РСДРП, потом стал заместителем главы Госплана, академиком и лауреатом Ленинской и Сталинской премий. Это Станислав Струмилин. В его известной работе «Очерки экономической истории России и СССР» приводятся следующие данные о реальной зарплате рабочих, рассчитанной по покупательной способности за 1909–1911 годы. Зарплата рабочих в США взята за 100 %, Англия – 58 % от американской, Германия – 40 %, Франция – 35,9 %, Бельгия – 33,0 %. Ну а покупательная способность зарплат рабочих составила 85 % от таковой в США. Это чистое второе место.

Интересная статистика по доходам дореволюционной интеллигенции приводится в работах С. В. Волкова «Интеллектуальный слой в советском обществе» и «Почему РФ еще не Россия». Оклады младших офицеров составляли 660-1260 рублей в год, старших – 1740–3900, генералов – до 7800. Кроме того, выплачивались квартирные деньги: 70-250, 150–600 и 300-2000 р. соответственно. Земские врачи – 1200–1500 рублей в год, фармацевты – в среднем 667,2 рубля. Профессора вузов получали не менее 2000 рублей в год, а в среднем 3–5 тыс. рублей, преподаватели средней школы с высшим образованием зарабатывали от 900 до 2500 рублей (со стажем в 20 лет), без высшего образования – 750-1550 рублей. Директора гимназий – 3–4 тыс. рублей, реальных училищ – 5,2 тыс. рублей.

Высшие управленцы империи получали значительно больше. Годовое содержание министров – 22 тыс. рублей, губернаторы зарабатывали 10 тыс. рублей, члены Госсовета – 18 тыс. рублей, сенаторы – 8 тыс. рублей.

Особое внимание в империи уделялось состоянию железнодорожного транспорта, и зарплаты в этой сфере были особенно велики. У начальников железных дорог – 1215 тыс. рублей, а у чинов, контролирующих строительство железных дорог, – 11–16 тыс. рублей.

На первый взгляд может показаться, что эти цифры противоречат тезису Миронова о сравнительно небольшой дифференциации доходов самых бедных и самых богатых слоев в царской России. Однако это не так. Миронов сравнивал 10 % наиболее обеспеченных с 10 % самых бедных жителей страны, а цифры Волкова относятся к очень узкой группе населения Российской империи. Министров, губернаторов и других крупнейших представителей властвующей элиты было совсем немного. Высших чинов, составлявших первые 4 класса имперской Табели о рангах, насчитывалось порядка 6 тысяч человек.

Обвинители Российской империи, пытающиеся доказать деградацию царизма, любят утверждать, что средний рост солдат в империи уменьшался. Логика проста: стали хуже питаться, чаще болеть и т. п., и вот результат – в армию поступает все больше хилых и низкорослых. Куда, мол, пропали суворовские чудо-богатыри? А вот реальные данные, которые приводит крупнейший отечественный специалист в сфере исторической антропометрии профессор Миронов.[23]

Годы рождения Рост новобранцев, в см

1851–1855 165,8

1856–1860 164,6

1861–1865 164,4

1866–1870 165,1

1871–1875 166,5

1876–1880 167,0

1881–1885 167,4

1886–1890 167,6

1891–1895 165,3

1896–1900 165,7

1901–1905 166,8

Между прочим, в «суворовские» времена средний рост рекрутов был около 161–163 см{Миронов Б. Н. Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII – начало XX века. – М.: Новый хронограф, 2010. С. 242.}, что значительно ниже, чем рост новобранца периода правления Николая II.

Кстати, манипуляции с ростом – это шаблонный прием черного пиара. Как и следовало ожидать, последнему царю лично досталось и по это части. Его называют едва ли ни карликом. Да, рост Николая составлял 167–168 см, что по нынешним меркам немного. Но он родился в 1868 году, а тогда рост новобранцев был примерно 165,1 см. Причем нельзя забывать, что в армию старались брать людей повыше и покрепче. А коль скоро Николай был выше среднего рекрута, то тем более его рост превосходил средний рост мужчин его поколения. Более того, предыдущие поколения мужчин были еще ниже, то есть последний царь России был заметно выше подавляющего большинства населения нашей страны.

Идем дальше. Оценивая экономические и социальные показатели Российской империи, нельзя не сказать об одном часто встречающемся статистическом фокусе. Когда подушевые показатели нашей страны сравнивают с достижениями других государств, то у России учитывают все население, а у других стран берут в расчет только население метрополий. Характерный пример – Британская империя, в которой тогда проживало около 450 млн человек.

Колонии были обширным рынком сбыта английских товаров, к тому же поставляли в метрополию сырье, а когда началась Первая мировая война, то жители колоний воевали на стороне Британии. То есть как использовать колонии в своих интересах, так это всё одна страна, а как речь заходит о расчетах подушевых показателей, то сразу колонии становятся «чужими». Помните детскую сказку про мужика, который делил с медведем вершки и корешки? Вот это самое оно, и те же рассуждения относятся к Франции и Германии.

Кроме того, сравнение подушевых показателей стран с разной возрастной структурой некорректно, ведь маленький ребенок никакого вклада в экономику не дает, поэтому чем больше детей в обществе, тем ниже подушевые показатели. Правильнее делить абсолютные валовые показатели не на все население, а только на трудоспособное либо на число домохозяйств. В связи с этим надо иметь в виду, что в начале XX века в России наблюдался демографический подъем и детей было много. Общая численность населения страны в 1913 году была порядка 170 млн человек, а прирост составлял примерно 1,7 % в год.

Каким же был научно-технологический уровень дореволюционной России? Обратимся к фактам. В 1910 году В. И. Вернадский делает доклад в Академии наук. Тема: «Задачи дня в области радия».

«Теперь, когда человечество вступает в новый век лучистой – атомной – энергии, мы, а не другие, должны знать, должны выяснить, что хранит в себе в этом отношении почва нашей родной страны»{Вернадский В. И. Задача дня в области радия. – СПб., 1911. С. 72.}, – заявляет Вернадский.