Замок на Вороньей горе

— Там, — махнула она рукой влево. — У стены. Обещает нашим мальчикам, что сегодня точно подколет кабанчика. Ох, как бы наоборот не вышло! Все знают, что кабаны — дико свирепые и кровожадные животные.

— Что у тебя за язык такой? — не поворачиваясь к ней, произнесла Рози. — И потом, кто это быдло — и кто Монброн, родившийся со шпагой в руке? Ну да, мозгов у Гарольда немного, но силы и опыта хватает с избытком. Дорогой, надеюсь, ты вернешься к нам? Подбодрить друга — это правильно, но когда он прикончит это ничтожество, то неизвестно, как себя поведут его приятели. Кто знает, что взбредет им в голову? Лучше, если ты будешь здесь и, если что, защитишь меня. Ну и остальных тоже.

— Конечно, душа моя. — И я погладил ее руку, чем, по-моему, сильно ее удивил. По крайней мере, ее тоненькие брови вздернулись вверх. — С твоей прелестной головки ни один волос не упадет, клянусь в этом моей честью.

Все было так, как и сказала Аманда. Гарольд стоял в окружении наших ребят и громко рассказывал им про то, как именно станет разделывать Мартина.

— Зачем? — растолкал я парней и встал напротив моего друга. — Зачем тебе это понадобилось?

— Эраст, ты хоть не становись таким, как этот зануда Аллан, — попросил меня он, вращая шпагу. Смотрелось это красиво, не спорю, вот только у меня перед глазами стоял Мартин, ставший одним целым со своей глевией. — Сейчас я его убью, а после пойдем поужинаем. Из-за этой черни мы так и не поели, что очень неправильно. Я лично на пустой желудок уснуть не могу.

Ребята загалдели, выражая свое одобрение.

— Зря, — помотал я головой, понимая, что друга не переубедить. — Не стоит оно того. Ладно, чего уж теперь. Гарольд, навязывай ему ближний бой, не давай ему уйти на дистанцию, в этом случае у него появится возможность маневра.

— Хорошо, — легко согласился Гарольд, подмигивая остальным: мол, то я его учил, теперь он меня учит. — Как скажешь.

— Все шутки шутишь, — не унимался я. — Ты пойми, это не просто селянин какой-нибудь, он на самом деле опасен. Он умеет сражаться и очень хочет тебя убить. Гарольд, я видел, на что он способен.

— Эраст, не волнуйся ты так. Не знаю, как кто, а я желаю еще как следует надраться на твоей свадьбе с де Фюрьи. — Гарольд положил мне руку на плечо и нагнулся к моему уху. — И потом — у нас с тобой есть отличный план по захвату трона Фареев. Без меня тебе с этой семейкой не справиться, поверь.

— Левый бок, — вздохнув, сказал ему я, в ответ кладя ему на плечо свою руку. — Помни о нем. И еще береги ноги. Глевия хороша для того, чтобы их подсекать.

— Время! — заорал кто-то с того конца двора, вроде как насмешник Флик. — Хорош тянуть, благородные. Если у вас это самое делает «жим-жим», то чего тогда мерзнуть зазря? Мы добрые, мы простим. Повинитесь — и всего делов. Можно даже на колени не вставать.

— Наглец какой. Говорил ведь, сразу их всех надо было резать, в кроватях, в первые же дни. Все Аллан, добрая душа, — с ноткой досады произнес Гарольд, схватил своей ладонью мой затылок, приблизил к себе мою голову, и мы стукнулись лбами. — Все будет нормально, дружище. Это разве противник? Так, тля.

Он отпустил меня, перед этим подмигнув, и легкой походкой направился к ярко освещенному квадрату в центре двора. Клинок шпаги, тускло поблескивающий в свете факелов, лежал у него на плече.

— Так-так. — Гарольд вышел в центр, запустил левую руку в карман и достал оттуда платок с завязанным на нем узлом. — Флик, это же ты сейчас орал? Я, после того, как твоего приятеля заколю, словно свинью, вот этот узелок оставлю, развязывать не буду. И знаешь почему? Он будет твой, ты следующий. Только умирать тебе так просто, как Мартину, не доведется, я тебе язык вырежу, чтобы ты своей собственной кровью захлебнулся.

— Самоуверенность — одна из самых больших слабостей человека, — сообщил Мартин, выходя из тени под свет факелов. — И ты, Монброн, получается, круглый идиот. По-другому о человеке, состоящем только из глупости, не скажешь.

Как ни странно, но в этот момент мне подумалось, что они смотрятся рядом очень символично. Гарольд, в белой рубахе с отложным воротником, высокий и плечистый, и не менее крепко сбитый Мартин, одетый в черную безрукавку, не сковывающую движения, и просторные штаны. Они одновременно и отличались, и были чем-то похожи друг на друга. Они напоминали мне двух хищников, готовых к схватке насмерть.

Если до того, как они вышли на площадку, у меня оставалась небольшая надежда, что, возможно, все как-то обойдется, то сейчас я был уверен в том, что в лучшем случае в живых останется только один, по-другому не будет. Они вышли сюда для того, чтобы убивать.

— Как сказал твой свиненок, не будем терять время. — Гарольд изобразил острием шпаги замысловатую восьмерку. — Вечереет, холодает, девочки замерзнут, носами потом шмыгать будут.

— Всегда готов, — крутанул в руке глевию Мартин. — О чем речь.

Тон у обоих был обманчиво дружелюбный, они беседовали так, будто спустя совсем короткий отрезок времени один их них не будет лежать мертвым на этих камнях.

А еще я наконец рассмотрел поближе оружие Мартина. Что в первые дни, что тогда, сверху, его особо не разглядеть было, а сейчас удалось. И оно меня изрядно удивило.

В первую очередь тем, что глевия совершенно не была похожа на те, которые я видел в лавках оружейников, когда мы с Агриппой подбирали мне шпагу. Те были с куда более длинным древком и чаще всего — однолезвийные, а тут — совсем другое дело. Глевия достаточно короткая, где-то мне по плечо, с двумя вытянутыми обоюдоострыми лезвиями-лепестками и древком, отделанным каким-то специальным материалом, чтобы руки не скользили, а может, и защищающим от рубящих ударов. Явно на заказ сделана вещь, и обошлась она в немаленькую кучу золота. Вот только вопрос: откуда эта куча золота взялась у безродного Мартина? Или, как вариант, каким образом к нему попало подобное оружие?

— Эй-эй, — послышался голос Ворона. — Вы ничего не забыли сделать, молодые люди?

— Мастер? — удивился Гарольд.

— Именно. — Маг встал с кресла. — Мастер. Мало того — хозяин этого замка, а стало быть, и прилегающих к нему территорий, в том числе и двора. Только мне позволено разрешать или не разрешать здесь смертоубийство и прочие причуды нынешней молодежи.

— Так вы же вроде уже? — Мартин тоже ничего не понимал.

Слова Ворона вселили в меня новую надежду на то, что поединка не будет. Да и не в меня одного. Аманда, которая стояла рядом со мной, даже губу закусила, глядя на учителя, а Флоренс, непривычно бледная и не сводящая глаз с Гарольда, сжав кулачки, прошептала: «Хоть бы, хоть бы».

— Ну, против того, чтобы вы бодро уродовали себя сталью, я, как и было сказано, ничего не имею, — сообщил им Ворон и тем самым похоронил мои ожидания. — Но это не означает, что все можно делать вот так, неконтролируемо, без спроса. Хотя, если положить руку на сердце, вы вообще не слишком считаетесь с моим мнением в вопросах жизни и смерти. Не хотите вы меня слышать, а жаль. Так вот. Фон Рут, ты вернулся уже? Ты здесь?

— Да, мастер, — откликнулся я удивленно.

— Напомни-ка мне, всем окружающим и своему приятелю Монброну, какие виды поединков есть в Центральных королевствах. С целью защиты чести, своей или прекрасной дамы, не турнирных. Последовательно перечисляй. И не частú!

Вот же. Мне Агриппа про это рассказывал, но вот так поди вспомни, что именно. По крайней мере — все.

— До смерти одного из противников, — отогнул один палец я. — До того момента, пока один из противников не бросит оружие на землю, признавая поражение. До первого кровавого пятна на рубахе, в этом случае победителем становится тот, чья рубаха будет бела как снег.

— Как поэтично, — перебил меня Ворон. — Вот вроде бы о каком паршивом деле идет речь, а поэтично. Продолжай, фон Рут.

Продолжай. Я не помню!

— Оружие, — прошипела Аманда.

— До потери оружия одним из поединщиков, — протараторил я. — Выигрывает тот…


— Это понятно, — кивнул Ворон. — Дальше.

Я успел уловить тихое «время» и продолжил:

— Поединки на время, которое устанавливается по согласию обеих сторон. Победителем становится тот, кто остается в живых. Если по истечении времени живы оба поединщика, то победитель тот, кто останется стоять на ногах. Если оба поединщика лежат на земле, победитель тот, кто остался в сознании. Ну, там еще много вариантов.

— Много вариантов — это хорошо, — одобрил Ворон. — И вообще, мне эта форма поединка понравилась, есть в ней что-то такое, рациональное. Вот ею и воспользуемся. Эй, вы, два… кхм… дуэлянта. Вас это устраивает? Хотя какая разница? Меня устраивает — и ладно. А ну-ка.

Ворон запустил руку под черный плащ с меховым воротником (эту одежду я на нем видел впервые) и через секунду показал нам песочные часы, а после поставил их на подлокотник кресла.

— Вот. Хорошая штука, удобная, точная, отмеряет ровно пять минут, секунда в секунду. Как по мне, достаточно для того, чтобы прикончить друг друга. Флоренс, ты как думаешь, этого им хватит?

— Даже многовато, — немного нервно ответила та. — У вас таких же, но на две минуты, нет?

— Нет, — вздохнул Ворон. — С собой, понятное дело, нет, а так-то есть. Да и не поумнеют они за две минуты, не успеют. А за пять, может, хоть у одного в мозгах просветление наступит. Да и остальные что-то переосмыслят.

Он без особой симпатии обвел глазами двор, и я понял, что он хотел сказать. За какие-то полчаса мы разрушили то, что создавали больше полугода. Рухнул зыбкий мир, было установившийся между людьми. Мы, благородные, столпились в одной стороне двора, они, простолюдины, — в другой, и во взглядах было что угодно, кроме взаимной симпатии. Мы снова были врагами, и понадобилось для этого куда меньше времени, чем на то, чтобы мы стали если не приятелями, то хотя бы людьми, общающимися друг с другом без особой неприязни.

А впереди — поединок. И смерть, которая окончательно все доломает.

— Стало быть, так, — продолжил Ворон. — Как только Тюба подаст сигнал… Ты нашел что-нибудь подходящее для этого, Тюба?

— А как же ж! — Привратник показал не очень большой колокол, весь потемневший от патины и грязи, и даже дернул его за язык, издав мерзкий дребезжащий звук. — Во!

— Хорошая какая штука, — задумался Ворон. — А чего мы его раньше не использовали? Например, для того, чтобы на обед всех собирать или на ужин?

— Так эти оглоеды трапезы и так не пропускают, — справедливо заметил Тюба. — Да и не спрашивали вы про него.

— Ты потом его не убирай, — попросил привратника маг. — Я его к делу пристрою. Только помыть надо бы. Де Орти, завтра займись им — отчистить так, чтобы он блестел, как… Чтобы блестел, в общем.

— Хорошо, мастер, — с печалью глянула на свои руки Мари. — Отчищу.

— Вот и ладушки. — Ворон повертелся в кресле. — О чем я? А, да. Так вот, как только Тюба брякнет в колокол, все, начинайте махать своими железками, и можете это делать до той поры, пока один из вас не отдаст богам душу или пока Тюба во второй раз не брякнет в эту штуку. Второй раз означает конец поединка, независимо от его результата. И сразу предупреждаю — тот, кто не остановится, умрет на месте. Я не шучу, я это сделаю. Есть те, кто сомневается в моих словах?

Когда шутливая интонация ушла из его голоса, я не заметил. Но факт остается фактом — перед нами сейчас был не наш чудаковатый и ироничный наставник, а маг. Настоящий маг, тот, который может свернуть гору на своем пути и сжечь город, даже не заметив этого.

— Мне страшно стало, — прошептала мне на ухо подошедшая Рози и схватилась за мою ладонь.

— Мне тоже, — не покривив душой, ответил ей я.

Впрочем, я больше боялся за Гарольда. Не факт, что он остановится после второго сигнала, он всегда плевал на правила. При условии, что к тому времени он будет еще жив, разумеется.

— Нет, — ответил нестройный хор голосов.

— Не вас спрашиваю, — резко сказал маг.

— Нет, наставник, — произнес Гарольд и отсалютовал клинком Ворону.

— Нет, мастер, — следом за ним подтвердил Мартин, чуть прищурившись.

— Хорошо. — Ворон взял песочные часы с подлокотника кресла. — Тюба, ударишь в колокол, когда я переверну эту штучку. Не до, не после, а ровно в тот момент. Не перепутаешь?

— Так это, хозяин, — обиженно зафырчал Тюба. — Чего ж! Я ж!

— Ты ж, ты ж! — передразнил его Ворон, снова приняв привычное для нас обличье, если можно так сказать. И очень хорошо, уж очень нас всех пробрало. И так момент невеселый, а тут еще такое. — Кто два года назад мою карету разобрал, а обратно не собрал, а?

— А нечего было экипаж южной работы покупать, — сварливо заметил Тюба. — Не для наших он погод. У них тепло всю дорогу и фрукты диковинные растут, а у нас — снега да слякоть.

— Слушайте, вы, двое, — устало вздохнул Ворон. — Может, этого болтуна убьете, да и закончим? Нет? Ну и ладно. Тюба!

Наставник перевернул часы, привратник ударил в колокол, и тут же звякнула сталь о сталь — оба бойца рванули в атаку.

Не знаю, насколько был хорош Аллан, не мне судить, но то, что делал Гарольд, настолько превосходило мои скромные познания в фехтовании, что мне стало стыдно. Он все это время меня жалел в наших учебных поединках, сейчас это я понял предельно точно. И советы мои для него были очень забавны, надо полагать.

А вот Аманда его все-таки недооценила. Знаток, понимаешь, фехтования.

Острие его шпаги мелькало, как жало змеи, совершенно не отставая от лепестковых клинков глевии Мартина. Впрочем, и не опережая их. Всякий раз выпад любого из поединщиков пока не достигал цели, натыкаясь на оружие противника.

Время перестало существовать, я не знал, сколько прошло — секунды, минуты? Над площадью висела тишина, которую нарушали только лязг стали, негромкий шорох шагов, производимый ботфортами Гарольда и сапогами Мартина, да потрескивание огней факелов. Ни криков поддержки, ни азартного перешептывания — ничего не было.

Гарольд отбил очередной выпад, изогнувшись так, что казалось, вот-вот лопнут его мышцы, сделал изящный поворот, шагнув вперед, и щиток его гарды врезался в лицо Мартина, я увидел, как в разные стороны полетели брызги крови из разбитого носа.

Увы, но дагу в ход пустить он не успел. Мартин моментально ушел из-под удара, более того, умудрился краем острия задеть ногу Гарольда.