Замок на Вороньей горе

С десяток человек из тех, кто постоянно окружал его, засмеялись, услышав эту достаточно глупую шутку.

А мы промолчали, в первую очередь потому, что сказать нам было нечего. Отдельную печаль вызывал тот факт, что нас и вправду становилось все меньше. Нас — это благородных, и некоторый численный перевес, который изначально присутствовал, стремительно исчезал.

— Еще есть те, кому зарабатывание хлеба насущного в поте лица своего кажется зазорным? — невозмутимо осведомился Ворон, который как будто ничего и не слышал. — Нет? Ну и хорошо. Итак, прямо завтра в деревеньку Майбах отправятся…

И вот так по окрестностям начали шастать мои соученики, объединенные в группы, причем формировал эти группы всякий раз лично Ворон, исходя из каких-то своих соображений. Они уходили утром одного дня, чтобы вернуться к вечеру другого. Кто-то приходил довольный, принося крупу, картофель и муку, кто-то — налегке, не преуспев, и потому расстроенный. Одна из групп вернулась изрядно побитой — они не придумали ничего лучше, чем попытаться взломать сарай деревенского корчмаря и стибрить оттуда пару свиных окороков, попались в руки разъяренного хозяина и его слуг и еле-еле унесли ноги. Добро еще, что никого из наших не прибили вовсе — в любой части Рагеллона воров не любили и не жалели. Мне ли не знать.

Ворон, слушая эту историю (а каждая группа рассказывала о своих удачах и промахах в обеденной зале, перед всеми), хохотал невероятно. Казалось, тот факт, что его ученики пытались совершить кражу, совершенно его не смутил. Хотя, может, так оно и было?

Самое забавное, что, несмотря на синяки и ссадины, один окорок они все-таки притащили.

Это и понятно — те, кто приходил без добычи, были вынуждены садиться на хлеб и воду до тех пор, пока снова не придет их очередь идти в деревню. И права покидать замок они тоже лишались.

Моя очередь идти добывать еду наступила только через полторы недели. В то утро Ворон показал пальцем сначала на Аманду, потом на Анри Фюнца, на простолюдинов Жакоба и Ромула, и уже после, поразмыслив, на меня.

— Кошмар, — вздохнул Анри. — Знал, что будет плохо, но не думал, что так скоро.

У меня от этой новости веселья тоже не прибавилось, но порадовало хотя бы то, что в напарники попались не самые неприятные простолюдины — и тот и другой не были крестьянами. Они оба до того, как пришли в замок, жили в городах, а это накладывало свой отпечаток. Да и нелюбовь к знати у них была не так явно выражена, как у селян.

Хотя в данном случае последние были бы полезней — свой со своим всегда договорится.

— Та-а-ак, какая у нас деревня еще не охвачена? — задумчиво произнес Ворон, достав откуда-то пергамент и водя по нему пальцем. — Вот! Фюслер. Чудесное место, милые люди, еще там корчма хороша, в ней пиво с тмином подают славное и свиные колбаски к нему. Вам, понятное дело, не до него будет, но это и не важно. Собирайтесь — и в путь, жду вас завтра к вечеру. Ну или крайний срок — послезавтра с утра. А с остальными мы пока займемся интереснейшей вещью — нумерологией. Числа — это очень и очень важная область познания для мага, если он, разумеется, относит себя именно к магам, а не к каким-нибудь там знахарям.

Что примечательно, мне все равно, какая там деревня — хорошая ли, плохая… В любом случае надо будет любыми правдами и неправдами добыть провиант, поскольку если я этого не сделаю, то передо мной захлопнутся ворота замка, а в ближайшее воскресенье мне кровь из носу надо оказаться в Кранненхерсте, где в доме с флюгером меня будет ждать тот, кто скрыт под буквой «А». Проще говоря — Агриппа, ясное дело.

И еще было жалко пропускать два дня занятий. Нумерология — шут с ней, но кто знает, что Ворон будет рассказывать завтра? Записей никто из нас не вел, поскольку наставник сразу обозначил, что в них нет никакого проку. Когда несколько наших девочек начали строчить пером по пергаменту, он подошел к одной из них, разорвал лист на несколько частей и заявил:

— Если человек глуп и ленив, то ему никакие бумажки не помогут, а если у него хороший бойкий разум и есть желание учиться, то он и так все запомнит. Чем больше вы записываете за мной, тем меньше понимаете то, что я хочу до вас донести.

Так что все, что я пропущу, мне не наверстать. Нет, Гарольд, Агнесс и Гелла мне расскажут то, что запомнили, я не сомневаюсь, но все же…

Да еще Фюслер этот оказался очень сильно не рядом с замком, добрались мы до него ближе к темноте, оставив за спиной немало миль и чудом не заплутав, поскольку по дороге нам попалось несколько развилок без каких-либо путевых столбов. В этом герцогстве вообще с указателями плохо. Местный владетель охоту и пиры любил, а думать о благоустройстве государства — нет, нам про это еще Труди рассказывала.

— Ног не чувствую, — пожаловался Анри, когда мы вошли в не слишком-то большую деревню. — Вообще. Я столько пешком в жизни не ходил.

— Брось ты, — беззлобно пробасил Жакоб. — Это разве расстояние? Вот меня мастер посылал с другими подмастерьями летом по городам королевства бродить и задешево золото скупать — вот там мы ноги сбивали на совесть. Как в конце весны уходили и только осенью возвращались.

— Рисковый у тебя был мастер, — заметил я, плюнув на условности и высморкавшись на снег. — Прямо вот так просто вам деньги доверял? А если бы вы — руки в ноги?

— Никакого риска, — усмехнулся Жакоб. — Перед тем как мы уходили, каждому из нас на шею медный обруч надевали, а в нем — заклинание, ключ от которого у мастера в руках оставался. В палочку этот ключ запечатан был, в деревянную. Кто до конца сентября не придет, тому этот обруч голову с плеч и оторвет. Мастеру только и остается, что палочку сломать. И вся недолга.

— Ужас какой! Ох! — Аманда споткнулась и ухватилась за мой рукав, чтобы не упасть. — А если человек просто не успел вернуться? Если заболел?

— Мастеру в этом какая печаль? — пожал мощными плечами Жакоб. — Это не его забота. Да что там — у него как-то не сошлась эта… как ее… Бухгалтерия по одному подмастерью, ползолотого он недосчитался. Так на наших глазах он этого парня и того, в назидание остальным, чтобы с деньгами не мудрили. Кровищи было! Мы потом чуть не целый день пол и стены оттирали. А вы говорите, что наш наставник лютый. Наш по сравнению с моим бывшим — сама доброта.

— Ужас какой! — повторила Аманда, не отпуская мой рукав, как видно — чтобы не упасть. — Вот где дикость.

— Вон дом местного старосты. — Ромул, которого рассказ нашего спутника совершенно не потряс, как видно потому, что у него такой свой в прошлом был, ткнул пальцем в сторону высокого и добротного строения. — Руку на отсечение даю.

— Пожалуй, что так оно и есть, — согласился с ним Жакоб. — Похоже на то. Идем?

Еще по дороге мы выработали некий план, причем коллективно. Все дрязги были оставлены на потом, поскольку цель у нас была одна, и в случае неудачи наказание тоже будет на всех одно. Да и дрязг конкретно у нас никаких и не было, ни сейчас, ни раньше.

От воровства и жульничества (кое-кто из наших предшественников сходил уже и по этой дорожке) мы сразу отказались, а значит, надо думать о каких-то честных путях заработка. Жакоб предложил сразу пойти к старосте: мол, староста всегда знает о том, что кому из селян потребно.

Других идей ни у кого не было, а потому сейчас мы начали барабанить в резную ореховую калитку и орать, не обращая внимания на заливистый лай, раздающийся за ней:

— Хозяин! Открывай! Дело есть!

Чуть позже хлопнула дверь в доме, и басовитый голос спросил:

— Чего нужно? Кто там барабанит? Вот сейчас собак спущу!

— Они все такие поначалу, — шепнул нам Жакоб и заорал: — Хозяин, пусти во двор, все расскажем, ничего не утаим. Народ мы беззлобный!

К моему великому удивлению, громыхнул засов, и калитка открылась, как бы приглашая нас зайти внутрь.





Глава 11





А собаки оказались и впрямь серьезные. Здоровенные мастифы, три штуки, с зубами такого размера, что меня жуть взяла. Одна радость — они сидели на цепи и добраться до нас никак не могли. Впрочем, это тоже было очень относительно — рядом с ними стоял тщедушный чахлый старичок, который в любой момент мог их с этой самой цепи спустить. И вот тогда нам точно не поздоровится.

— Вы откуда такие взялись? — Голос у старосты был зычный, никак не соотносящийся с его внешностью. — А?

— Мы студиозусы, — мягко сообщила Аманда хозяину дома, видимо, рассудив, что наличие среди нас женщины может смягчить его сердце. — Ученики Ворона… То есть Герхарда Шварца. Знаете, у Кранненхерста есть гора, на ней стоит замок…

— Так вы подручные колдуна с Мертвячьей горы? — перебил ее староста. — Ясно. А какая нужда вас к нам занесла? Где та гора — и где Фюслер?

— Почему Мертвячьей? — не удержался я. — Она же Воронья?

— Это она последние лет сто пятьдесят Воронья, — пояснил старичок. — А до того Мертвячьей звалась. Там в свое время много крови пролилось. Когда, стало быть, Век смуты к концу подходил, у нас тут неспокойно было очень — благородные за власть дрались, чтобы к рукам побольше земли прибрать, да и неблагородные от них не отставали, шайки разбойничьи собирали, такие, что поболе иного войска были. Особенно один душегуб большую силу взял, звали его Вилли Весельчак. Этот всех грабил, но особенно любил благородную кровь пускать.

Мы переглянулись — деду, похоже, было просто скучно, вот он нас и пустил. Как собеседников.

— А как успокоилось все, — обстоятельно вещал староста, — как землицу, стало быть, поделили, так герцоги объединились и начали разбойничков-то к ногтю прижимать. Всех переловили и перевешали, кроме этого самого Весельчака. Хитер он был, да и людишки близ него собрались знающие, опытные. Но люди людьми, а золото есть золото. Кого-то из его ближников подкупили, тот своего вожака и выдал герцогам. К чему я вам это рассказал? Вот на том самом месте, где сейчас замок стоит, этого Вилли Весельчака и казнили, голову ему там с плеч снесли. И ему самому и людям его, а было их сотни три, не меньше, кровь со склонов ручьями текла. Да и зарыли их там же, прямо на вершине. Потому гора эта никакая не Воронья, а Мертвячья, и туда потом лет сто никто доброй волей не ходил, поскольку ничего хорошего с человеком там случиться не могло. А когда колдун, тот, что наставник ваш, пришел и замок там построил, то гору по его имени и назвали, чтобы даже память о случившемся уничтожить. Говорят, что прапрадед нашего нынешнего герцога всем богам дары поднес, когда колдун там строиться начал, и даже денег с него за землю не взял. Место-то паршивое было, а как замок там возвели, так все и кончилось.

— Вот тебе и раз, — присвистнул Анри. — А мы и не знали.

— Так давно это было, мало кто помнит, — пожал плечами старик. — Мне про это мой дед рассказывал, а ему — его дед. Я своим внукам эту историю тоже рассказал, но они, по-моему, ее за сказку приняли, вроде как и не было такого на самом деле. Ладно, то мои дела. Вам-то что надо?

— Нам бы провианту, отец, — не стал мудрить я. — Народу у нас там много, есть все хотят, вот мастер и отправил меня и моих друзей по деревням окрестным на предмет изыскания еды. Но мы не за так ее получить хотим, мы отработаем.

— А денег вовсе нету? — с надеждой посмотрел на меня староста. — Чем отрабатывать, так, может, лучше купите? Лучше за золото, но можно и за серебро, я не привередливый.

— Понятное дело, что лучше, — с досадой сказала Аманда. — Наставник покупать запретил, уж не знаю почему.

— Ишь ты, — засмеялся старик. — А может, так и надо, может, правильно он делает. Заработанная еда — она повкуснее купленной будет.

— Как вас зовут, почтеннейший? — поинтересовался я. — А то не по-людски выходит — разговариваем, а имен друг друга не знаем. Я вот — Эраст.

Титулы, представляя себя и своих друзей, я решил опустить. Что в них тут проку? Да и кто его знает, как этот дедок к благородным относится.

— А я — Готтлиб, — не стал чиниться старик. — Так меня и называйте.

— Так что, мастер Готтлиб, есть какая работа? — повел могучими плечами Жакоб. — Может, починить чего надо?

На Анри и Аманду было больно смотреть. Сама мысль о том, что надо будет махать топором или что-то таскать, наводила на них страх и трепет.

— Коли вы у колдуна учились, так, может, вы и сами немного колдуны? — Староста посмотрел на нас с таким видом, что мне стало ясно — что-то он задумал.

— Немножко. — Аманда стянула рукавичку и на пальцах показала, как мало в нас пока от магов. — Так, общие знания.

Надо заметить, что она преувеличила наши достоинства. Я бы сделал зазор между ее большим и указательным пальцем еще меньше.

— Н-да? — оценивающе посмотрел он на нас. — Но хоть что-то вы умеете?

— Что надо-то, хозяин? — снова спросил напрямки я. — Вылечить кого? Или что другое?

— Другое, — посерьезнел староста. — Неприятность у нас случилась в деревне. Клаус помер две недели назад. Вроде и не сильно старый мужик был, а помер.

— Упокой боги его душу, — в унисон сказали Жакоб и Ромул.

— Не упокоили, — мрачно сообщил староста и достал из кармана коротенькую трубку. — Он и при жизни благочинием не отличался, и после смерти угомониться не пожелал. Как полночь минет, так он таскается по деревне, в окна стучит, подглядывает в них, в двери ломится. До первых петухов. Две ночи назад сам его видел — он около моих ворот топтался, потом калитку пытался с петель снести. Я на поленницу забрался и сверху глянул — точно, он. Сам стал какой-то скрюченный, рожа синяя, зубы, что у твоей пилы, и сопит очень страшно.

«А он молодец, этот староста, смелый мужик», — подумал я, глядя на поленницу. Я бы на нее не полез. Не дай боги, развалится, костей не соберешь.

— Я наутро на погост сходил, — продолжал тем временем староста свой рассказ. — А могилка-то разрыта, и гроб сломан, причем так, будто его изнутри раскурочили. Стало быть, откопался Клаус, как есть откопался.

— Этот ваш Клаус — он при жизни волшбой не промышлял? — спросила у старосты Аманда, сняв вопрос у меня с языка. — Просто странно, что он из посмертия вернулся. И потом такая трансформация… Зубы, сам скрючился. С чего бы?

— У нас в деревне только приличные люди живут, — с достоинством ответил староста. — Степенные и зажиточные. Колдунов у нас не было и нет. Вот только…

— Только — что? — насторожилась Аманда.

— Про жену Клауса, старую Медлис, всякое поговаривали… — Староста покачал головой. — Но бабьи разговоры — это такая штука, к которой серьезно относиться не стоит.

— А она уже умерла? — немедленно поинтересовалась Аманда.

— Года четыре как, — кивнул Готтлиб. — Плохо помирала, долго. Жила долго и помирала долго. Так орала, что даже на мельнице это слышно было, а она от деревни — верстах в трех. Перепугала всех так, что люди их дом седьмой дорогой обходили. Да и до сих пор обходят. Так что, когда она наконец отошла, мы все тут, грешно сказать, обрадовались.

— Я про такое слышала, точнее — читала. — Аманда посмотрела на меня. — Ведьмой была эта старая Медлис, а умереть не могла, потому что силу свою никому не отдала. Пока сила из тела не уйдет, душа не освободится.