Замок из стекла
Часть 8 из 9 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мама поражалась знаниям Лори. «Представляешь, Лори учится на одни «пятерки», – однажды сказала она мне.
«И я тоже учусь на одни «пятерки», – заметила я.
«Да, но тебе приходится работать, а у Лори талант», – ответила мама.
Она была совершенно права. Лори была просто гениальной. Мне кажется, что Лори очень нравилось помогать маме в ее работе. Лори не любила подвижные игры и не ходила со мной и Брайаном в пустыню. Ей нравилось что-нибудь рисовать на бумаге карандашом. Когда Лори заканчивала, они с мамой сидели за столом и рисовали друг друга или просматривали журналы, вырезая из них фотографии животных, пейзажи и людей с морщинистыми лицами для архива сюжетов, которые мама может потом нарисовать.
Лори понимала маму лучше нас с Брайаном. Ее совершенно не смущало то, что, когда мисс Бити зашла в мамин класс, мама вызвала Лори к доске и отлупила линейкой.
«Да как же все это произошло? Зачем мама тебя побила?» – спрашивала я Лори после этого события.
«Ей надо было кого-то наказать, чтобы успокоить директрису, и она не хотела бить чужого ребенка», – ответила сестра.
Когда мама начала преподавать, я думала, что мы сможем позволить себе новую одежду, завтраки в школьном кафетерии или даже приобретение общей фотографии класса. (Раньше родители никогда не платили за общую фотографию класса.) Но хотя мама получала зарплату, и в том году моей фотографии с классом у нас не появилось. Может быть, даже к лучшему. Мама где-то прочитала, что майонез полезен для волос, и в день, когда мой класс должны были фотографировать, намазала им мне волосы. Однако мама забыла, что майонез надо потом смывать, поэтому на фотографии мои волосы выглядят как масляный панцирь.
Кое-что, тем не менее, улучшилось. Несмотря на то, что папа уволился, мы продолжали жить в здании бывшей железнодорожной станции, потому что желающих туда переехать было немного. У нас в холодильнике была еда, по крайней мере, почти до конца месяца. Однако холодильник пустел перед маминой зарплатой, потому что родители так и не освоили искусства рачительного ведения семейного бюджета.
Правда, с выходом мамы на работу появились новые проблемы. Папа был не против того, что мама приносит деньги в семью, но считал, что их надо передавать ему, как человеку, отвечающему за ведение хозяйства. Он убеждал маму, что управление финансами – мужское занятие. Ему нужны были деньги для проведения экспериментов по добыче золота из руды.
«Единственный эксперимент, которым ты занимаешься, сводится к изучению действия алкоголя на печень и нервную систему», – заявила мама. Но ей было сложно отказать папе. Видимо, у нее не хватало для этого силы воли. Когда мама начинала спорить с папой, он уговаривал ее, хитрил, запугивал и добивался своего не мытьем, так катаньем. Понимая свою слабость, мама прибегла к новой тактике. Она начала затягивать и откладывать. Она говорила папе, что не обналичила чек, делала вид, что забыла чек в школе, или прятала его до тех пор, пока могла незаметно ускользнуть в банк. После этого она делала вид, что потеряла деньги.
Папа начал приезжать в день получки к школе и ждать маму в автомобиле. Мама садилась в автомобиль, и он отвозил ее в Виннемукку, где находился банк. В тот день папа, как ястреб, не спускал с мамы глаз. Папа желал идти в банк с мамой. Мама старалась брать с собой в банк нас, чтобы успеть дать нам немного денег до того, как отдать папе. В машине папа открывал мамину сумочку и забирал деньги.
Один раз во время посещения банка мама вошла в банк без папы, который не мог найти место для парковки. Когда она вышла из банка, на ней не было одного носка. «Жаннетт, я дам тебе носок. Пожалуйста, спрячь его, – сказала мне мама, подмигивая, как только села в автомобиль. Она вынула из бюстгальтера перевязанный посередине носок. – Спрячь его получше, а то ты сама знаешь, какая у нас с носками проблема. Когда они нужны, никогда не найдешь».
«Роз-Мари, черт подери, не надо держать меня за идиота», – вспылил папа.
«Что? – мама всплеснула руками. – Мне уже нельзя дочери носок дать?» Мама еще раз подмигнула мне.
В Бэттл Маунтин папа настоял на том, чтобы мы отметили зарплату в клубе Owl. Он заказал стейки, которые были такими вкусными, что все мы забыли о том, что тратим на них сколько денег, сколько нам хватило бы на неделю, если покупать продукты в магазине. Когда настало время платить по счету, папа, улыбаясь как крокодил, сказал мне: «Можно на минуточку занять твой носок?»
Я обвела взглядом сидящих за столом. Никто, кроме папы, не смотрел мне в глаза. Я передала папе носок. Мама печально вздохнула и продолжила собирать в сумочку объедки с нашего стола. Чтобы показать, кто в доме хозяин, папа щедро оставил официантке десять долларов на чай, но мама, выходя из-за стола, прикарманила банкноту.
Вскоре после этого деньги снова закончились. Папа отвозил нас с Брайаном в школу и обратил внимание на то, что у нас нет коробок с ланчем.
«А где ваш ланч?» – спросил он.
Мы переглянулись и молча пожали плечами.
«В доме нет никакой еды», – наконец ответил Брайан.
Папа устроил громкую сцену, словно эта информация оказалась для него неожиданной новостью.
«Черт подери, Роз-Мари снова тратит деньги на свои художественные принадлежности! – пробормотал он словно про себя. Потом громко сказал: – Мои дети не будут голодать! – и чуть позже, когда мы уже вышли из машины: – Ребята, ни о чем не волнуйтесь».
Во время обеда мы сидели с Брайаном в кафетерии. Я делала вид, что помогаю ему с домашней работой, чтобы никто не задавал вопросов, почему мы не едим. Неожиданно в дверях появился папа с пакетом продуктов и начал осматривать зал, ища нас взглядом. «Мои дети забыли утром взять с собой обед», – громко заявил он учительнице, которая в тот день была дежурной по кафетерию. Он поставил пакет на наш стол и вынул из него батон хлеба, упаковку колбасы в пластике, банку майонеза, пакет апельсинового сока, два яблока и два шоколадных батончика.
«Разве я вас когда-нибудь в жизни подводил?» – спросил он Брайана, повернулся и вышел.
«Подводил», – тихим голосом ответил вслед ему Брайан.
«Папе пора опомниться и начать что-то зарабатывать», – сказала Лори, глядя в пустой холодильник.
«Он зарабатывает на «халтурах», – оправдывала я папу.
«Он больше тратит на алкоголь», – заметил Брайан. (У него появился перочинный нож, а вместе с ним и новая привычка – теперь, когда он что-то обдумывал, то нервно строгал и обстругивал кусочки дерева.)
«Да не на алкоголь он тратит, а на исследования, как добыть золото из руды», – не унималась я.
«Ему не надо ничего исследовать, там и так все известно», – сказал Брайан. Они с Лори засмеялись. Я больше чем они понимала папину ситуацию, потому что со мной он ее обсуждал чаще, чем с другими членами семьи. Мы по-прежнему вдвоем с папой ходили в пустыню ловить Чертика, хотя мне уже исполнилось семь лет и я уже переставала верить в эту сказку. Папа рассказывал мне о своих планах, показывал свои расчеты и карты земной коры, где были отмечены слои залегания золота.
Папа говорил мне, что я – его любимый ребенок, и просил не рассказывать об этом секрете брату и сестрам. Папа повторял: «Дорогая, иногда мне кажется, что ты единственная, кто меня понимает и верит в меня. Пожалуйста, продолжай в меня верить, мне без этого очень плохо». Я обещала ему, что всегда буду в него верить. И дала себе в этом слово.
Через несколько месяцев после того, как мама стала работать учительницей, мы с Брайаном проходили мимо «Зеленого фонаря». Солнце садилось, и облака в небе окрасились в пурпурный цвет. Температура быстро падала, что всегда происходило в пустыне после захода солнца. На веранде «Зеленого фонаря» стояла женщина, на плечах которой была накинута шаль, и курила сигарету. Женщина помахала рукой Брайану, но он не ответил на ее приветствие.
«Брайан, привет! Это я, дорогой! Джинджер!» – выкрикнула она.
Брайан продолжал ее игнорировать.
«Кто это такая?» – спросила я.
«Да так, одна из папиных подружек. Глупая, как пробка», – ответил Брайан.
«Почему ты называешь ее глупой?»
«Да она знает не всех героев из комикса «Солдат-растяпа»,[24] – ответил Брайан.
Он рассказал мне, как однажды на день рождения папа привел его в аптеку и разрешил выбрать себе подарок. Брайан выбрал комикс «Солдат-растяпа». Потом они пошли в отель «Невада» рядом с клубом Owl. Там они пообедали с Джинджер, которая громко смеялась и постоянно трогала руками папу и Брайана. После этого они поднялись по лестнице в номер отеля. В этом номере было две комнаты – небольшая гостиная и спальня. Папа с Джинджер закрылись в спальне, а Брайан остался в гостиной и читал комикс. Потом папа с Джинджер вышли, и она уселась рядом с Брайаном, который не отрывал глаз от комикса, хотя успел его уже два раза прочитать. Джинджер заявила, что обожает «Солдата-растяпу», и папа заставил Брайана подарить Джинджер комикс, обосновав это тем, что так ведут себя настоящие джентльмены.
«Это был мой комикс! – возмущался Брайан. – Она просила меня прочитать слова, написанные большими буквами. Представляешь, она взрослая, а не умеет читать!»
Брайан был настолько плохо настроен по отношению к Джинджер, что я заподозрила, что дело далеко не только в комиксе. Я подумала о том, что Брайан разгадал секрет, чем занимаются женщины в «Зеленом фонаре». Может быть, Брайан понял, почему мама называла всех обитательниц «Зеленого фонаря» плохими. «Ты знаешь, чем занимаются в «Зеленом фонаре»?» – спросила его я.
Брайан только уставился прямо вперед, в далекие горы на горизонте на фоне быстро темневшего неба. Потом он покачал головой. «Она хорошо зарабатывает, – сказал он. – Так пусть сама себе комиксы покупает».
Некоторые любили шутить по поводу Бэттл Маунтин. Одна известная газета, которую издают на восточном побережье страны, однажды устроила конкурс с целью найти самый некрасивый и богом забытый город во всей стране, в результате которого назвала Бэттл Маунтин бесспорным победителем. Не буду утверждать, что и сами жители города очень сильно его любили. Они показывали на большой желто-красный указатель на бензозаправке Shell, где сгорела первая буква, и не без гордости говорили: «Вот где мы живем – в аду!»[25]
Лично я чувствовала себя в Бэттл Маунтин совершенно счастливой. Мы прожили в городе почти год, и я постепенно начинала считать его своим домом. Раньше мы часто переезжали, и я не успевала освоиться в городах, в которых мы жили. Папа был близок к окончанию работы над процессом извлечения золота из породы при помощи цианида, мы с Брайаном проводили время в пустыне, Лори с мамой рисовали и читали, а Морин с шелковистыми белыми волосами бегала без подгузников и играла со своими выдуманными друзьями. Мне казалось, что мы уже никуда не будем убегать темными ночами.
Сразу после того, как мне исполнилось восемь лет, в наш район перебрались Билли Дил со своим отцом. Билли был на три года меня старше. Он был высоким, худым, и его русые волосы были подстрижены бобриком. Нельзя сказать, что Билли был красавцем. Его голова с одной стороны была плоской. Берта Уайтфут, которая жила в сарае рядом с нами и держала у себя на огороженном забором участке пятьдесят собак, говорила, что это от того, что мама Билли не переворачивала его, когда он был младенцем. Билли лежал на одном боку, и одна сторона его головы стала плоской. Это можно было заметить, только когда смотришь на Билли анфас, но Билли был словно ртуть – он ни секунды не сидел на месте, – поэтому заметить этот дефект было непросто. Свои сигареты Marllboro он хранил в подвернутом рукаве майки, а зажигал их Zippo с картинкой, где красовалась согнувшаяся пополам голая женщина.
Билли с отцом жили в сарае из гофрированного железа и промасленного картона около железнодорожных путей. Билли никогда не говорил о своей матери и давал всем понять, что не собирается обсуждать эту тему, поэтому я не знала, умерла она или ушла из семьи. Отец Билли работал на баритовых разработках и все вечера проводил в клубе Owl, поэтому у мальчика было более чем достаточно свободного времени без присмотра взрослых.
Берта Уайтфут называла Билли «дьяволом с бобриком» и «грозой всего района». Она утверждала, что он поджег пару ее собак и содрал шкуру с нескольких местных кошек, после чего прикрепил их тушки на веревке для сушки белья, чтобы они высохли на солнце. Билли сказал, что Берта просто врет. Я не знала, кому верить. Билли был настоящим малолетним преступником и сидел в воспитательном центре в Рино за воровство в магазинах и за то, что поджигал автомобили. После появления в Бэттл Маунтин Билли начал ходить за мной по пятам и говорить всем, что я его пассия.
«И не мечтай!» – кричала я в таких случаях, хотя такое его отношение мне льстило.
Через несколько месяцев после появления в городе Билли сказал, что хочет показать мне что-то очень смешное.
«Если это освежеванная кошка, то не стоит», – сказала я.
«Нет, совсем не кошка, – ответил он. – Это действительно очень смешная вещь. Я обещаю, что ты будешь смеяться. Если, конечно, не испугаешься».
«Конечно, не испугаюсь», – заверила его я.
Веселуха, которую Билли хотел мне показать, находилась у него дома. Внутри дома все было темно и пахло мочой. Его квартира была еще более неряшливой, чем наша, но совсем в ином роде. В нашем доме было полно всяких самых разных вещей: книг, бумаги, художественных принадлежностей, картин, инструментов, деревяшек и разноцветных статуй Венеры Милосской. В доме Билли не было ничего. Не было даже мебели из кабельных катушек. В его квартире была всего одна комната, где два матраса лежали перед телевизором. На стенах ничего не висело. С потолка свисали лампочка без абажура и несколько липких лент для мух, так густо покрытых мертвыми насекомыми, что поверхности самой ленты не было видно. На полу валялись пустые бутылки из-под пива и виски. На одном из матрасов лежал и храпел отец Билли. Его рот был открыт, и мухи бегали у него по густой щетине на щеках. На уровне от паха до колен штаны и матрас были мокрыми. Ширинка была расстегнута, и из нее вываливался огромный пенис. Я посмотрела на все это и потом спросила: «А что здесь смешного?»
«Разве не видно? – Билли показал на своего отца. – Он описался!»
Я почувствовала, что краснею: «Нельзя смеяться над собственным отцом».
«Ой, перестань, – ответил Билли. – Даже не пытайся доказывать, что ты лучше меня. Твой папашка такой же алкоголик, как и мой».
В тот момент я люто ненавидела Билли. Я хотела рассказать ему про Хрустальный дворец и все то, что отличало моего папу от его отца, но поняла, что Билли этого не поймет. Я повернулась и хотела выйти из его квартиры, но потом остановилась:
«Мой папа совсем другой! Когда он отключается, он никогда не писается под себя!»
Тем вечером за ужином я рассказала о квартире Билли и его отце.
Мама отложила вилку в сторону: «Ты меня расстраиваешь. В тебе есть хоть капелька сострадания?»
«А что его жалеть? Он малолетний преступник!» – ответила я.
«Ребенок не может родиться малолетним преступником, – сказала мама. – Малолетними преступниками их делает жизнь, потому что таких детей никто не любит. Дети, которых не любят, вырастая, становятся убийцами и алкоголиками». Мама внимательно посмотрела на папу и потом сказала, что я должна быть мягче с Билли. «У него нет тех преимуществ, которыми пользуетесь вы».
Несколько дней спустя я сказала Билли, что буду дружить с ним, но только если он перестанет смеяться над своим и моим отцом. Билли обещал. Тем не менее он пытался сделать меня своей подружкой. Он говорил, что будет меня защищать и покупать мне дорогие подарки. И если я не стану его пассией, то сама потом об этом пожалею. Я ответила, что, если он не хочет дружить со мной, пусть не дружит, а я его в любом случае не боюсь.
Прошла неделя. Вместе с ребятами из нашего района мы жгли костер в большой железной бочке для мусора. Мы подбрасывали в бочку куски резиновых шин и смотрели, как черный дым поднимается к небесам.
Билли подошел ко мне и дернул за руку, показывая, что хочет, чтобы мы отошли от группы детей. Он залез в карман и вынул серебряное кольцо с бирюзой. «Это тебе», – сказал он.
Я рассмотрела кольцо. У мамы была большая коллекция индейских серебряных украшений с бирюзой, которые хранились у бабушки в Финиксе, чтобы папа их не заложил. Среди этих украшений были очень старые и ценные. Представители музея города Финикса даже хотели купить у мамы некоторые экземпляры. Во время посещения бабушки мама разрешала нам с Лори примерять тяжелые ожерелья и пояса с ракушками. Кольцо Билли было очень похоже на кольца из маминой коллекции. Я прикоснулась к серебру языком, как меня учила мама, и почувствовала слегка горьковатый привкус настоящего серебра.
«Ты где его взял?» – спросила я.
«И я тоже учусь на одни «пятерки», – заметила я.
«Да, но тебе приходится работать, а у Лори талант», – ответила мама.
Она была совершенно права. Лори была просто гениальной. Мне кажется, что Лори очень нравилось помогать маме в ее работе. Лори не любила подвижные игры и не ходила со мной и Брайаном в пустыню. Ей нравилось что-нибудь рисовать на бумаге карандашом. Когда Лори заканчивала, они с мамой сидели за столом и рисовали друг друга или просматривали журналы, вырезая из них фотографии животных, пейзажи и людей с морщинистыми лицами для архива сюжетов, которые мама может потом нарисовать.
Лори понимала маму лучше нас с Брайаном. Ее совершенно не смущало то, что, когда мисс Бити зашла в мамин класс, мама вызвала Лори к доске и отлупила линейкой.
«Да как же все это произошло? Зачем мама тебя побила?» – спрашивала я Лори после этого события.
«Ей надо было кого-то наказать, чтобы успокоить директрису, и она не хотела бить чужого ребенка», – ответила сестра.
Когда мама начала преподавать, я думала, что мы сможем позволить себе новую одежду, завтраки в школьном кафетерии или даже приобретение общей фотографии класса. (Раньше родители никогда не платили за общую фотографию класса.) Но хотя мама получала зарплату, и в том году моей фотографии с классом у нас не появилось. Может быть, даже к лучшему. Мама где-то прочитала, что майонез полезен для волос, и в день, когда мой класс должны были фотографировать, намазала им мне волосы. Однако мама забыла, что майонез надо потом смывать, поэтому на фотографии мои волосы выглядят как масляный панцирь.
Кое-что, тем не менее, улучшилось. Несмотря на то, что папа уволился, мы продолжали жить в здании бывшей железнодорожной станции, потому что желающих туда переехать было немного. У нас в холодильнике была еда, по крайней мере, почти до конца месяца. Однако холодильник пустел перед маминой зарплатой, потому что родители так и не освоили искусства рачительного ведения семейного бюджета.
Правда, с выходом мамы на работу появились новые проблемы. Папа был не против того, что мама приносит деньги в семью, но считал, что их надо передавать ему, как человеку, отвечающему за ведение хозяйства. Он убеждал маму, что управление финансами – мужское занятие. Ему нужны были деньги для проведения экспериментов по добыче золота из руды.
«Единственный эксперимент, которым ты занимаешься, сводится к изучению действия алкоголя на печень и нервную систему», – заявила мама. Но ей было сложно отказать папе. Видимо, у нее не хватало для этого силы воли. Когда мама начинала спорить с папой, он уговаривал ее, хитрил, запугивал и добивался своего не мытьем, так катаньем. Понимая свою слабость, мама прибегла к новой тактике. Она начала затягивать и откладывать. Она говорила папе, что не обналичила чек, делала вид, что забыла чек в школе, или прятала его до тех пор, пока могла незаметно ускользнуть в банк. После этого она делала вид, что потеряла деньги.
Папа начал приезжать в день получки к школе и ждать маму в автомобиле. Мама садилась в автомобиль, и он отвозил ее в Виннемукку, где находился банк. В тот день папа, как ястреб, не спускал с мамы глаз. Папа желал идти в банк с мамой. Мама старалась брать с собой в банк нас, чтобы успеть дать нам немного денег до того, как отдать папе. В машине папа открывал мамину сумочку и забирал деньги.
Один раз во время посещения банка мама вошла в банк без папы, который не мог найти место для парковки. Когда она вышла из банка, на ней не было одного носка. «Жаннетт, я дам тебе носок. Пожалуйста, спрячь его, – сказала мне мама, подмигивая, как только села в автомобиль. Она вынула из бюстгальтера перевязанный посередине носок. – Спрячь его получше, а то ты сама знаешь, какая у нас с носками проблема. Когда они нужны, никогда не найдешь».
«Роз-Мари, черт подери, не надо держать меня за идиота», – вспылил папа.
«Что? – мама всплеснула руками. – Мне уже нельзя дочери носок дать?» Мама еще раз подмигнула мне.
В Бэттл Маунтин папа настоял на том, чтобы мы отметили зарплату в клубе Owl. Он заказал стейки, которые были такими вкусными, что все мы забыли о том, что тратим на них сколько денег, сколько нам хватило бы на неделю, если покупать продукты в магазине. Когда настало время платить по счету, папа, улыбаясь как крокодил, сказал мне: «Можно на минуточку занять твой носок?»
Я обвела взглядом сидящих за столом. Никто, кроме папы, не смотрел мне в глаза. Я передала папе носок. Мама печально вздохнула и продолжила собирать в сумочку объедки с нашего стола. Чтобы показать, кто в доме хозяин, папа щедро оставил официантке десять долларов на чай, но мама, выходя из-за стола, прикарманила банкноту.
Вскоре после этого деньги снова закончились. Папа отвозил нас с Брайаном в школу и обратил внимание на то, что у нас нет коробок с ланчем.
«А где ваш ланч?» – спросил он.
Мы переглянулись и молча пожали плечами.
«В доме нет никакой еды», – наконец ответил Брайан.
Папа устроил громкую сцену, словно эта информация оказалась для него неожиданной новостью.
«Черт подери, Роз-Мари снова тратит деньги на свои художественные принадлежности! – пробормотал он словно про себя. Потом громко сказал: – Мои дети не будут голодать! – и чуть позже, когда мы уже вышли из машины: – Ребята, ни о чем не волнуйтесь».
Во время обеда мы сидели с Брайаном в кафетерии. Я делала вид, что помогаю ему с домашней работой, чтобы никто не задавал вопросов, почему мы не едим. Неожиданно в дверях появился папа с пакетом продуктов и начал осматривать зал, ища нас взглядом. «Мои дети забыли утром взять с собой обед», – громко заявил он учительнице, которая в тот день была дежурной по кафетерию. Он поставил пакет на наш стол и вынул из него батон хлеба, упаковку колбасы в пластике, банку майонеза, пакет апельсинового сока, два яблока и два шоколадных батончика.
«Разве я вас когда-нибудь в жизни подводил?» – спросил он Брайана, повернулся и вышел.
«Подводил», – тихим голосом ответил вслед ему Брайан.
«Папе пора опомниться и начать что-то зарабатывать», – сказала Лори, глядя в пустой холодильник.
«Он зарабатывает на «халтурах», – оправдывала я папу.
«Он больше тратит на алкоголь», – заметил Брайан. (У него появился перочинный нож, а вместе с ним и новая привычка – теперь, когда он что-то обдумывал, то нервно строгал и обстругивал кусочки дерева.)
«Да не на алкоголь он тратит, а на исследования, как добыть золото из руды», – не унималась я.
«Ему не надо ничего исследовать, там и так все известно», – сказал Брайан. Они с Лори засмеялись. Я больше чем они понимала папину ситуацию, потому что со мной он ее обсуждал чаще, чем с другими членами семьи. Мы по-прежнему вдвоем с папой ходили в пустыню ловить Чертика, хотя мне уже исполнилось семь лет и я уже переставала верить в эту сказку. Папа рассказывал мне о своих планах, показывал свои расчеты и карты земной коры, где были отмечены слои залегания золота.
Папа говорил мне, что я – его любимый ребенок, и просил не рассказывать об этом секрете брату и сестрам. Папа повторял: «Дорогая, иногда мне кажется, что ты единственная, кто меня понимает и верит в меня. Пожалуйста, продолжай в меня верить, мне без этого очень плохо». Я обещала ему, что всегда буду в него верить. И дала себе в этом слово.
Через несколько месяцев после того, как мама стала работать учительницей, мы с Брайаном проходили мимо «Зеленого фонаря». Солнце садилось, и облака в небе окрасились в пурпурный цвет. Температура быстро падала, что всегда происходило в пустыне после захода солнца. На веранде «Зеленого фонаря» стояла женщина, на плечах которой была накинута шаль, и курила сигарету. Женщина помахала рукой Брайану, но он не ответил на ее приветствие.
«Брайан, привет! Это я, дорогой! Джинджер!» – выкрикнула она.
Брайан продолжал ее игнорировать.
«Кто это такая?» – спросила я.
«Да так, одна из папиных подружек. Глупая, как пробка», – ответил Брайан.
«Почему ты называешь ее глупой?»
«Да она знает не всех героев из комикса «Солдат-растяпа»,[24] – ответил Брайан.
Он рассказал мне, как однажды на день рождения папа привел его в аптеку и разрешил выбрать себе подарок. Брайан выбрал комикс «Солдат-растяпа». Потом они пошли в отель «Невада» рядом с клубом Owl. Там они пообедали с Джинджер, которая громко смеялась и постоянно трогала руками папу и Брайана. После этого они поднялись по лестнице в номер отеля. В этом номере было две комнаты – небольшая гостиная и спальня. Папа с Джинджер закрылись в спальне, а Брайан остался в гостиной и читал комикс. Потом папа с Джинджер вышли, и она уселась рядом с Брайаном, который не отрывал глаз от комикса, хотя успел его уже два раза прочитать. Джинджер заявила, что обожает «Солдата-растяпу», и папа заставил Брайана подарить Джинджер комикс, обосновав это тем, что так ведут себя настоящие джентльмены.
«Это был мой комикс! – возмущался Брайан. – Она просила меня прочитать слова, написанные большими буквами. Представляешь, она взрослая, а не умеет читать!»
Брайан был настолько плохо настроен по отношению к Джинджер, что я заподозрила, что дело далеко не только в комиксе. Я подумала о том, что Брайан разгадал секрет, чем занимаются женщины в «Зеленом фонаре». Может быть, Брайан понял, почему мама называла всех обитательниц «Зеленого фонаря» плохими. «Ты знаешь, чем занимаются в «Зеленом фонаре»?» – спросила его я.
Брайан только уставился прямо вперед, в далекие горы на горизонте на фоне быстро темневшего неба. Потом он покачал головой. «Она хорошо зарабатывает, – сказал он. – Так пусть сама себе комиксы покупает».
Некоторые любили шутить по поводу Бэттл Маунтин. Одна известная газета, которую издают на восточном побережье страны, однажды устроила конкурс с целью найти самый некрасивый и богом забытый город во всей стране, в результате которого назвала Бэттл Маунтин бесспорным победителем. Не буду утверждать, что и сами жители города очень сильно его любили. Они показывали на большой желто-красный указатель на бензозаправке Shell, где сгорела первая буква, и не без гордости говорили: «Вот где мы живем – в аду!»[25]
Лично я чувствовала себя в Бэттл Маунтин совершенно счастливой. Мы прожили в городе почти год, и я постепенно начинала считать его своим домом. Раньше мы часто переезжали, и я не успевала освоиться в городах, в которых мы жили. Папа был близок к окончанию работы над процессом извлечения золота из породы при помощи цианида, мы с Брайаном проводили время в пустыне, Лори с мамой рисовали и читали, а Морин с шелковистыми белыми волосами бегала без подгузников и играла со своими выдуманными друзьями. Мне казалось, что мы уже никуда не будем убегать темными ночами.
Сразу после того, как мне исполнилось восемь лет, в наш район перебрались Билли Дил со своим отцом. Билли был на три года меня старше. Он был высоким, худым, и его русые волосы были подстрижены бобриком. Нельзя сказать, что Билли был красавцем. Его голова с одной стороны была плоской. Берта Уайтфут, которая жила в сарае рядом с нами и держала у себя на огороженном забором участке пятьдесят собак, говорила, что это от того, что мама Билли не переворачивала его, когда он был младенцем. Билли лежал на одном боку, и одна сторона его головы стала плоской. Это можно было заметить, только когда смотришь на Билли анфас, но Билли был словно ртуть – он ни секунды не сидел на месте, – поэтому заметить этот дефект было непросто. Свои сигареты Marllboro он хранил в подвернутом рукаве майки, а зажигал их Zippo с картинкой, где красовалась согнувшаяся пополам голая женщина.
Билли с отцом жили в сарае из гофрированного железа и промасленного картона около железнодорожных путей. Билли никогда не говорил о своей матери и давал всем понять, что не собирается обсуждать эту тему, поэтому я не знала, умерла она или ушла из семьи. Отец Билли работал на баритовых разработках и все вечера проводил в клубе Owl, поэтому у мальчика было более чем достаточно свободного времени без присмотра взрослых.
Берта Уайтфут называла Билли «дьяволом с бобриком» и «грозой всего района». Она утверждала, что он поджег пару ее собак и содрал шкуру с нескольких местных кошек, после чего прикрепил их тушки на веревке для сушки белья, чтобы они высохли на солнце. Билли сказал, что Берта просто врет. Я не знала, кому верить. Билли был настоящим малолетним преступником и сидел в воспитательном центре в Рино за воровство в магазинах и за то, что поджигал автомобили. После появления в Бэттл Маунтин Билли начал ходить за мной по пятам и говорить всем, что я его пассия.
«И не мечтай!» – кричала я в таких случаях, хотя такое его отношение мне льстило.
Через несколько месяцев после появления в городе Билли сказал, что хочет показать мне что-то очень смешное.
«Если это освежеванная кошка, то не стоит», – сказала я.
«Нет, совсем не кошка, – ответил он. – Это действительно очень смешная вещь. Я обещаю, что ты будешь смеяться. Если, конечно, не испугаешься».
«Конечно, не испугаюсь», – заверила его я.
Веселуха, которую Билли хотел мне показать, находилась у него дома. Внутри дома все было темно и пахло мочой. Его квартира была еще более неряшливой, чем наша, но совсем в ином роде. В нашем доме было полно всяких самых разных вещей: книг, бумаги, художественных принадлежностей, картин, инструментов, деревяшек и разноцветных статуй Венеры Милосской. В доме Билли не было ничего. Не было даже мебели из кабельных катушек. В его квартире была всего одна комната, где два матраса лежали перед телевизором. На стенах ничего не висело. С потолка свисали лампочка без абажура и несколько липких лент для мух, так густо покрытых мертвыми насекомыми, что поверхности самой ленты не было видно. На полу валялись пустые бутылки из-под пива и виски. На одном из матрасов лежал и храпел отец Билли. Его рот был открыт, и мухи бегали у него по густой щетине на щеках. На уровне от паха до колен штаны и матрас были мокрыми. Ширинка была расстегнута, и из нее вываливался огромный пенис. Я посмотрела на все это и потом спросила: «А что здесь смешного?»
«Разве не видно? – Билли показал на своего отца. – Он описался!»
Я почувствовала, что краснею: «Нельзя смеяться над собственным отцом».
«Ой, перестань, – ответил Билли. – Даже не пытайся доказывать, что ты лучше меня. Твой папашка такой же алкоголик, как и мой».
В тот момент я люто ненавидела Билли. Я хотела рассказать ему про Хрустальный дворец и все то, что отличало моего папу от его отца, но поняла, что Билли этого не поймет. Я повернулась и хотела выйти из его квартиры, но потом остановилась:
«Мой папа совсем другой! Когда он отключается, он никогда не писается под себя!»
Тем вечером за ужином я рассказала о квартире Билли и его отце.
Мама отложила вилку в сторону: «Ты меня расстраиваешь. В тебе есть хоть капелька сострадания?»
«А что его жалеть? Он малолетний преступник!» – ответила я.
«Ребенок не может родиться малолетним преступником, – сказала мама. – Малолетними преступниками их делает жизнь, потому что таких детей никто не любит. Дети, которых не любят, вырастая, становятся убийцами и алкоголиками». Мама внимательно посмотрела на папу и потом сказала, что я должна быть мягче с Билли. «У него нет тех преимуществ, которыми пользуетесь вы».
Несколько дней спустя я сказала Билли, что буду дружить с ним, но только если он перестанет смеяться над своим и моим отцом. Билли обещал. Тем не менее он пытался сделать меня своей подружкой. Он говорил, что будет меня защищать и покупать мне дорогие подарки. И если я не стану его пассией, то сама потом об этом пожалею. Я ответила, что, если он не хочет дружить со мной, пусть не дружит, а я его в любом случае не боюсь.
Прошла неделя. Вместе с ребятами из нашего района мы жгли костер в большой железной бочке для мусора. Мы подбрасывали в бочку куски резиновых шин и смотрели, как черный дым поднимается к небесам.
Билли подошел ко мне и дернул за руку, показывая, что хочет, чтобы мы отошли от группы детей. Он залез в карман и вынул серебряное кольцо с бирюзой. «Это тебе», – сказал он.
Я рассмотрела кольцо. У мамы была большая коллекция индейских серебряных украшений с бирюзой, которые хранились у бабушки в Финиксе, чтобы папа их не заложил. Среди этих украшений были очень старые и ценные. Представители музея города Финикса даже хотели купить у мамы некоторые экземпляры. Во время посещения бабушки мама разрешала нам с Лори примерять тяжелые ожерелья и пояса с ракушками. Кольцо Билли было очень похоже на кольца из маминой коллекции. Я прикоснулась к серебру языком, как меня учила мама, и почувствовала слегка горьковатый привкус настоящего серебра.
«Ты где его взял?» – спросила я.