Залечишь мои раны?

* * *


— Снежа, ты чего задумалась? — к Ермоловой подошла Аня, щелкнула несколько раз пальцами, привлекая внимание начальницы. Она уже трижды задавала ей один и тот же вопрос, а ответа так и не получила.

— А? — Снежана вздрогнула, возвращаясь в реальность, попыталась сфокусировать взгляд на подчиненной, понять, что пропустила.

— Ты меня пугаешь, Снежа. То ходит темнее тучи, то улыбается окну… У тебя все нормально? — Аня наградила подругу встревоженным взглядом.

— Все хорошо, — осознав, что действительно улыбается, Снежана заулыбалась еще шире.

— Ну, смотри… — решив, что вразумительного ответа дождаться ей не суждено, Аня вернулась к своим делам, давая возможность Ермоловой и дальше витать в облаках. В пушистых, мягких, окрашенных розовым, облаках, вместе с миленьким единорожком, пускающим мыльные пузыри. Или что там происходит на облаках влюбленности?

Такой… влюбленной… Аня не видела Снежану еще никогда.

Правда, и сама Снежана не сказала бы, была ли она когда‑то так влюблена. Наверное, в шестнадцать была. Возможно, даже еще больше, просто тогда это казалось нормальным. Глупые улыбки, вздохи, фотографии под подушкой и вечные воспоминания о поцелуях были нормальными, а теперь, когда стукнуло двадцать пять, пожалуй, вести себя нужно иначе. Серьезней, что ли. А не получается.

Не получается не возвращаться мыслями к человеку, который утром завез на работу, который вечером заберет, который поцелует, спросит, соскучилась ли она за ним. За человеком, которому она скажет «да» и не солжет.

С момента их ссоры на дороге, ее откровения, усталого примирения, а потом сумасшедшего утра прошло три недели. Три недели встречаний, звонков, переписки, провожаний до порога ее квартиры и… неуходов.

Как сказал Самойлов, ему так спокойней. Знать, что днями она в офисе, вечерами с ним, а ночами… тоже с ним. Раз она не хочет обзаводиться охраной, менять квартиру, охранять ее будет он сам. Этому противиться девушка даже не пыталась. Как‑то не хотелось. Видеть его рядом — хотелось, а спорить — нет.

Кроме того, это ведь не то же самое, что жить вместе. Так, проводить время… Много времени… Практически все время… Но не больше.

Иногда, он все же уезжал, но в таких случаях всегда звонил и слушал сначала ее невнятный лепет, потом тихие зевки, а потом уже и ровное дыхание. Но чаще оставался. Волновался. Хотя Снежане искренне казалось — зря. Дима так и не объявился. Не звонил, не возникал на пороге, даже во снах не являлся. А Снежана ведь ждала. До сих пор злилась, до сих пор хотела высказать в лицо все, что одним утром он сам поселил в душу сестры. Только Марка она не хотела во все это впутывать. Не нужно. Он как‑то неожиданно стал «хорошим» в ее жизни, и девушке совсем не хотелось марать это «хорошее» в грязь, оставленную другим человеком.

От мягких расспросов Самойлова она всегда увиливала, пыталась отвлечь, сменить тему, иногда просто уйти. Чаще всего удавалось, но скорей не потому, что она преуспевала по всем вышеперечисленным пунктам, а потому, что Марк соглашался отступить, чтоб потом вновь попытаться… И когда‑то ведь получится. Когда‑то она расскажет. Вот только зачем это ему? И ей?

Все так неопределенно хорошо, что, кажется, одно неловкое движение, резкий порыв ветра и это «все» разрушится. Он пропадет или она сорвется, и все… А так не хочется.

Посмотрев на часы, Снежана начала собираться. Скоро за ней снова заедет Марк, отвезет куда‑то поужинать, а потом к ней. Вопрос лишь в том — останется ли сам. Хотя сегодня четверг, по четвергам он обычно остается, уезжает же на выходных. Снежана даже когда‑то пошутила, что выглядит так, будто у него есть жена и любовница, при этом жене достаются будние дни, а любовнице посвящены выходные. Шутку Марк не оценил, помрачнел, вот только причины такой реакции узнать, Снежане было не суждено.

— Скучала? — Самойлов стоял у машины, дождался, пока девушка подойдет, притянул к себе, оставил на губах поцелуй, а потом открыл дверь, пропуская вперед.

— Скучала, — ответила она уже устроившись в машине.

— Я тоже, — на этот раз, мягкие губы коснулись щеки, а потом Марк захлопнул дверцу, направляясь в обход машины.

Как ни странно, сегодня гулять ее не повезли. Марк выглядел очень уставшим, чуть нервным, резким. Обычно, он ведет себя куда спокойней.

— Что‑то случилось? — заметив такую перемену в нем, Снежана попыталась завести разговор о причинах.

Случилось это у входа в супермаркет, в который они заехали, чтоб забить вечно пустой холодильник хоть чем‑то.

— С чего ты взяла? — натужно улыбнувшись, Марк притянул ее к себе, поцеловал, а потом направился вглубь рядов, продолжая обнимать девушку за талию.

— Ты какой‑то… не такой, — пока мужчина забрасывал в корзину всякий съедобный хлам, которому суждено было стать их ужином, Снежана не отводила глаз от его лица. Он часто морщился, хмурился, то и дело сжимал челюсти так сильно, что их должно было бы свести.

— Глупости, — отмахнувшись, он продолжил заниматься закупками, явно надеясь, что девушка отстанет.

— Марк… — вот только Снежана не хотела отставать. Она хотела другого. Хотела иметь возможность помочь. Если не делом, то хотя бы словом. Он ведь о чем‑то думает, чем‑то озабочен, о чем‑то переживает.

Остановившись, девушка сняла руку мужчины со своей талии, потянула вырвавшегося вперед Марка на себя, прося обернуться. И он обернулся. Не сразу, сначала застыл на несколько секунд, потом забросил в корзину банку то ли с оливками, то ли с ананасами, тяжело вздохнул, а потом обернулся.

— Что, Снежа? — и в голосе, и в глазах было столько усталости, что Снежане вдруг захотелось его просто пожалеть. Не задавая вопросов и не требуя ответов. Просто обнять.

— Может, ну его? — девушка кивнула на корзину. — Я не голодна, давай просто поедем домой…

Он опешил. Кажется, ожидал не этого. Да и она планировала сказать что‑то другое. Но уже не важно. Разговор можно перенести.

— Нет уж, голодать я тебе не дам, — складка между бровей мужчины разгладилась, он вернулся на шаг, снова поцеловал Снежану, а потом подтолкнул вперед, заключая в ловушку между своими руками и тележкой. — Бери, что нужно и поедем.

На покупки они потратили рекордно мало времени. Скорей всего, дело в том, что в них не было и намека на системность. Уже стоя на кассе Снежана судорожно соображала, что можно приготовить из этого набора и осознавала, что понятия не имеет, а Марк…

Он снова углубился в свои мысли. Стоял рядом, вроде бы обнимал, даже иногда наклонялся, чтобы поцеловать в макушку, коснуться дыханием виска, прижимал к себе ближе, но мысленно был где‑то далеко — далеко. Приблизительно так же, как днем Снежана летала в облаках, так и он сейчас парил в каких‑то далях, но в отличие от нее, на его облаках вряд ли паслись единорожки. Слишком встревоженный взгляд для единорожьих облачков.

— Идем, — во второй раз завести разговор о том, что его гложет, Марк тоже не дал. Только схватил с кассы пакеты, сделал вид, что не заметил, как Снежана набирает полную грудь воздуха, готовясь попытаться разговорить его еще раз, и помчал вперед, в надежде, что до того, как они доберутся к машине, девушка забудет о своих намерениях.

О намерениях она не забыла, но вновь решила повременить. Теперь уже до квартиры.


— Выбери какой‑то фильм, а я пока тут сам… — сняв пиджак, закатав рукава, Марк начал разбирать продукты. Против прямого «посыла» возражать Снежана не стала. Пожала плечами, вышла из кухни, оставляя его наедине с собой.

Ей тоже иногда хочется побыть одной. Это нормальное желание. Непонятно девушке было одно — зачем приехал, если теперь сторонится? Странно…

Ужин был готов уже через час, фильм выбран еще быстрее, а потом они устроились на диване, наблюдая за тем, как перед их глазами разворачивается трагедия одной отдельно взятой семьи. Фильм получился не слишком развлекательным.

Снежана давно уже наелась, как оказалось, в молодые люди ей достался еще и очень неплохой повар, а теперь лениво перекладывала остатки салата из одного края тарелки в другой, то и дело поглядывая на мужчину. Он молчал, тоже не ел, только колупал приборами им же приготовленную фасоль, время от времени вскидывая взгляд на экран. Происходящее там его явно не увлекало. Жаль. Фильм‑то хороший.

И именно в этот момент терпение у Снежаны закончилось. Девушка поставила на журнальный столик свою тарелку, потом отобрала приборы у не ожидавшего такого поворота мужчины, водрузила туда же, а потом устроилась на коленях Марка так, чтобы одновременно закрывать затихший после нажатия на пульт телевизор и лишать любой надежды на отступление.

— Ты чего? — он явно растерялся, напрягся, вскинул на девушку удивленный взгляд.

— У меня тот же вопрос, Марк. Ты чего? — Снежана сложила руки на груди, упираясь в мужчину серьезным взглядом. Выглядела она скорей всего никак не угрожающе, скорей комично или на худой конец интригующе. Но об этом Марк умолчал, впрочем, на вопрос отвечать он тоже не спешил.

— Зачем ты выключила? — сделав вид, что его по — настоящему увлек фильм, а девушка незаконно лишила возможности продолжить просмотр, Марк наклонился вперед, надеясь завладеть пультом. Не получилось, Снежана толкнула Самойлова в грудь, заставляя снова откинуться на спинку дивана.

— Чтоб поговорить. И даже не пытайся делать вид, что ты смотрел. Ты даже не вспомнишь название фильма.

Марк открыл было рот, собираясь возразить, но быстро сдулся. Название‑то он может и вспомнит, вот только на этом все и закончится. Кадр с названием — последнее, что он видел прежде, чем нырнуть с головой в мысли.

— Что случилось, Марк? Почему за весь вечер ты сказал в общей сложности слов десять, что тебя волнует?

— Что меня может волновать? — Марк поступил не слишком мудро — попытался отшутиться. Получилось наиграно и ненатурально. Теперь скривилась уже Снежана.

— Кто я для тебя, Марк?

— В смысле? — в который раз за вечер, мужчина опешил. Брови поползли вверх.

— Ну, кто? Объясни, я не понимаю. Я не собираюсь обижаться, просто мне интересно понять. Если только для секса, то ты чистой воды идиот. Слишком сложный вариант выбрал, проблемный, я бы сказала. Если для секса и телячьих нежностей, тоже не то. Я не по нежностям с определенных времен. Сам же говорил, что со мной нужно разговаривать. Делиться. И если я вижу, что тебе плохо, я спрашиваю почему. И тут у тебя два варианта, либо отвечать, либо не попадаться на глаза, когда плохо. Сразу предупреждаю, второй мы сейчас обсуждать не станем. Ты уже попался.

— Зачем тебе чужие проблемы? — Марк слушал ее молча, внимательно, не отводя глаз.

— Мне не нужны чужие проблемы. Мне нужны твои.

— Поверь, они тебе тем более не нужны… — мужчина попытался элементарно сбежать. Выровнялся, сомкнул ладони на талии Снежи, сделал попытку снять ее с себя, но девушка не дала.

— Марк, — ее голос отдал сталью. Так она тоже умела. Не все же ему одному наседать с расспросами.

— Ну что? — сдаваясь, Марк разжал руки. — Что, Снежа? Хочешь, чтоб я посвящал тебя в проблемы на работе? Тебе интересно будет слушать о том, что нам поставили партию бракованной металлочерепицы?

— А ты злишься из‑за черепицы?

— Я не злюсь.

— Злишься, — чем больше он упирался, тем больше Снежане хотелось докопаться до истины. Не из любопытства. Она просто интуитивно чувствовала, что это нужно обоим. Ему станет легче, а ей… Наверное, легче не станет, но станет «ближе». — Весь вечер злишься, Марк. Смотришь сквозь людей, предметы и злишься.

— Глупости.

— Глупо — вести себя как упертый баран, вот это глупо. А делиться переживаниями с вроде бы близким человеком, ни разу не глупости, Самойлов. Или не близким? Или все‑таки секс и только?

— То, что ты делаешь в данный момент, очень напоминает мне секс, Снежана. Секс… мозга.

— То есть поссориться для тебя проще, чем поделиться своими проблемами? — к чему ведет он, Снежана понимала. Он готов уйти от темы любыми способами. Вот только осознание этого еще сильней подстегивало. Вскрыть, спровоцировать, узнать… что‑то.

— Ты сейчас серьезно? — Марк окинул девушку скептическим взглядом. — Я уже три недели пытаюсь узнать, откуда в твоем доме оказался наркотический склад, а ты мне говоришь о нежелании делиться проблемами? Не смешно, Снежка.

Девушка сжала губы в тонкую линию, принимая ответ. Это действительно было так. Она требовала от него признаний, при том, что сама предпочитала скрытничать. Нечестно. Но свои тайны открывать она все еще не собиралась.

— Зачем ты тогда приехал? Позвонил бы, сказал, что не в настроении, а потом сидел бы сам и сверлил темноту суровым взглядом. Думаешь, обиделась бы? Нет. Просто не чувствовала бы себя такой идиоткой. Не способной никак помочь…

Бросив последнее слово, Снежана отвернулась. Странно получилось, но в горле почему‑то стал ком. Девушка не привыкла чувствовать себя беспомощной, а сегодня вечером была именно такой. Видела, что ему плохо, что его что‑то тревожит, а сделать ничего не могла. А когда пыталась, получала щелчок по носу.

— Ты чего? — такой реакции Марк явно не ожидал. Снежана и сама не ожидала. Уже не вспомнила бы, когда в последний раз плакала. А тут слезы сами выступили на глазах, готовые в любой момент сорваться в вольный полет. — Вот, глупая.

Не чувствуя сопротивления, Самойлов прижал ее к себе, ближе к сердцу, а потом начал водить по волосам, целовать куда доставал, укачивать. Будто она плакала… А она ведь не плакала… Просто слезы непонятно откуда взялись, да и не ее это слезы вообще.

— С тобой мне хорошо, Снежка… С тобой я обо всем забываю, обо всех проблемах. И приехал потому, что только с тобой так спокойно, понимаешь, глупая?

Отвечать Снежана не спешила. Обвила шею мужчины руками, вскинула голову, чувствуя, что в глазах все равно стоят слезы, а потом просто кивнула. Действительно глупая. Глупая, до сих пор ждущая подвоха. Что он что‑то недоскажет, пропадет, предаст, забудет. Как же это сложно…

— Пошли спать, — Снежану на несколько секунд поставили на пол, а потом вновь подхватили на руки, направляясь в спальню. — Только слез нам здесь не хватало.

По дороге до кровати, Марк снова целовал, что‑то говорил, что‑то нежное, смешное, наивное, серьезное. Разное. Оставив ее саму на какое‑то время, вернулся в комнату, выключил давно уже немой телевизор, потом вновь вернулся. Но продолжать разговор не спешил. Сначала, Снежана подумала, что боится… Испугался ее почти что истерики, а потом поняла, что нет, не боится. Просто думает.

Мужчина сам снял покрывало с кровати, дождался, пока Снежа заберется под одеяло, потушил свет уже здесь, но сам не лег. Сначала прошел круг почета по комнате, потом сел на край кровати.