Залечишь мои раны?

Осушив бокал одним глотком, девушка попыталась собрать мысли в кучу.

К черту. К черту все. Когда он вернется, она согласится. К черту сомненья, страхи, опасения. Слишком много времени и нервов она потратила именно на это, а времени у нее не так‑то много, не больше чем у остальных.

Уголки губ сами собой потянулись вверх, образовывая улыбку. Теперь она не боялась — предвкушала. Предвкушала, как Самойлов договорит, вернется, повторит вопрос, как она согласится, согласится уехать отсюда прямо сейчас, с ним… Безрассудство должно быть абсолютным.

Жаль, он не байкер, с которым можно укатить в ночь на Харлее, сбежать, как выпускнице — неудачнице с жутко красивым, не менее опасным и сексуальным байкером тоже было бы неплохо.

Какая разница, сбегаешь с выпускного или с праздника своего бывшего, на котором то и дело приходится ловить удивленные, жалостливые или даже осуждающие взгляды?

Снежане хотелось просто сбежать — сбежать вместе с новым знакомым. Сбежать так, чтобы это не осталось без внимания… Низко, мелочно? Да. Нечестно по отношению к самому Самойлову? Да. Но… Она ведь имеет право хоть на это, после трех лет наблюдения за счастьем Ярослава?

Снежана долго ждала возвращения Самойлова. Ждала, время от времени отвлекаясь на разговоры, слушала поздравления, оглашенные в микрофон, бросала взгляды на дверь в зал. Ждала, пока не поняла — он не придет.

На душе стало тоскливо. Ее гениальный план провалился, даже не начав реализовываться. Не будет побега в ночь, Харлея, не будет вечера с незнакомцем, чье фото стоит у нее на заставке. Ничего не будет. Он уже и думать забыл о ней, видимо, позвонил кто‑то куда более значительный. И как это похоже на…

Прежде чем выйти на улицу, ни с кем не попрощавшись, а потом уже вызвать такси и поехать домой, Снежана бросила еще один взгляд на именинника. Стоя вполоборота, он смотрел перед собой. Через толпу, поверх голов смотрел куда‑то далеко — далеко. Ее ухода он заметить не мог, впрочем, не заметил бы сейчас ничего. Он провел в таком состоянии большую часть вечера — ныряя с головой в себя, думая, что‑то решая, отвечая на свои же вопросы.

Раньше, она бы подошла, взяла за руку, заглянула в глаза, улыбнулась, приглашая и его сделать то же. Конечно, он не рассказал бы, что его волнует — не рассказывал никогда и чаще всего никому. Но хотя бы отвлекся… Но теперь, это уже не ее забота и права у нее такого больше нет.

— С Днем рождения, Слава, — шепнув поздравление, Снежана вновь повернулась к двери. Тут ей плохо, дома тоже будет плохо, но хотя бы привычно плохо. А неудавшееся свидание… Однажды — это случайность, вторично — закономерность, а значит, не суждено.





* * *


Праздник закончился скорей рано, чем поздно. Большинство присутствующих утром скажет, что он удался. Галочку можно было поставить напротив всех пунктов программы, которым положено было удовлетворить публику — еда, выпивка, компания, развлечения, свежие сплетни, свежие поводы для сплетен — сегодня здесь было все.

Кто‑то подозрительно поправился, кто‑то наоборот исхудал, кто‑то выпил лишнего, кто‑то лишнего взболтнул, Самарский не ел, не пил, улыбался еще меньше обычного, проведя вечер где угодно, но не рядом с женой. Не отметить это присутствующие не могли. С расспросами лезть не стали, но галочку поставили и тут. А еще отметили внезапное появление и такую же внезапную пропажу его бывшей любовницы…

— Почему она это терпит? — кто‑то кивнул в сторону Саши, даже не сомневаясь, что совсем бывших любовниц не бывает.

Ответом ей было пожатие плечами, мол, понятия не имею. Но раз терпит, значит, тому есть причина, а какая — очевидно ведь, женщины вообще многое терпят ради денег, хоть какой‑то опоры, ради детей.

— А сама бы не терпела? — вопрошающей ответили вопросом на вопрос. Правильным вопросом, заставившим задуматься. Ради такого, как Самарский, может и терпела бы. Следующий, брошенный на Сашу взгляд был уже жалостливым. Благо, Самарская этого не видела и не слышала.

Последние гости соизволили засобираться поздно ночью. Глаша давно отправилась домой, чтобы проверить, как там Лиза, Артему поручили отвезти ее лично, ее примеру последовали многие гости, а теперь, раскланялись самые стойкие.

— Спасибо, — Ярославу крепко пожал руку один из недодрузей, Сашу клюнула в щеку его то ли жена, то ли девушка, а потом, достаточно неуверенным шагом, пытаясь идти ближе к стеночки, они поплелись к двери.

Музыка давно затихла, официанты готовы были в любую минуту начать убирать, видневшиеся из окон светофоры мигали желтым. Проводив последних гостей взглядом, Саша повернулась, заглядывая в лицо мужу.

— Теперь мы поговорим? — она ждала весь вечер. Весь вечер вела себя именно так, как, казалось, было нужно ему — показательно доброжелательно, весело со всеми, не напрягая при этом его.

Не ринулась к нему, когда увидела их разговор со Снежаной, скрыла вздох облегчения, когда она вдруг пропала, видела, что он мучает себя мыслями, но давала ему возможность заниматься этим сколько угодно, без ее вмешательства, но оставлять все как есть — не собиралась.

Может не только у нее в голове мелькнула мысль, что там лучше? Лучше, что он ушел?

— Ты устала, — вновь вынырнув из каких‑то своих далеких, тяжелых мыслей, Яр посмотрел в ответ.

Устала она или нет, кажется, решал тоже он. Уходить или оставаться, говорить или скрывать — он все хотел решать сам. Дурак.

— Не настолько, что мы не можем поговорить, — бросив взгляд за спину мужа, она дала немой приказ оставить их наедине. Приказ был исполнен тут же, а комната погрузилась в кромешную тишину — прекратился даже стук приборов и шелест фартуков и скатертей.

— Хорошо, я слушаю, — отступив, Яр схватил за спинку ближайший стул, развернул, сел так, чтоб упереться подбородком в спинку. Саша следила за манипуляциями сцепив зубы. У нее складывалось такое впечатление, что он делает это специально — специально нервирует ее, чтобы получился не разговор, а очередная ссора. Мысленно, Саша поклялась себе, что этого не будет. Жизнь с ним — не сахар, особенно тогда, когда он сам хочет это доказать — сегодня он явно этого хотел.

— Ты ведь знаешь, что я не думаю так, как сказала?

Вместо ответа, Ярослав усмехнулся, устремляя взгляд в пол. Не угадала.

Он сам слишком часто находил сходство между собой и ее отцом. Сходство, которое волновало, пугало, нервировало. Ее слова стали лишь доказательством его правоты — это сходство видно не только ему.

— Ты сказала именно то, что думаешь. Тогда.

— Нет, — приблизившись, Саша уперлась руками в спинку стула, наклонилась. — Нет, понятно?

— Саша… — он собирался снова сказать что‑то наподобие «поговорим потом», «ты устала», «это не важно», она не дала.

— Что Саша? Это неправильно, Ярослав! Мы ссоримся из‑за придурка, который находится неизвестно где! Мы не просто ссоримся, он заставляет меня говорить ужасные вещи, а тебя эти ужасные вещи делать!

— Дело не в нем, — Яр скривился, как делал всегда, стоило кому‑то упомянуть о Диме.


— А в ком? В нас?

— Нет. Во мне, — Самарский встал. — И в тебе.

Из груди Саши вырвался шумный выдох. Вот так. Не в них, в нем и в ней — по отдельности. А Самарский продолжил.

— Ты бы не сказала, если бы так не думала. И это правда, Саша. Я похож на Титова. Был похож тогда, когда похитил тебя. Я ведь похититель, Саша. Преступник. Был похож в том, как вел себя потом. Думаешь, сложись все по — другому, отпустил бы после побега? Да я сумасшедший! — Яр говорил тихо, но не услышать в его голосе боль, Самарская не могла. — Но больше всего меня убивает, знаешь что? Ты полюбила во мне его… Ты полюбила во мне то, что я похож на него…

— Нет, — каждое его слово сочилось правдивой болью. Его болью, а сердце щемило у нее и слезы тоже выступили на ее глазах. — Нет, Ярослав!

— Да, — вновь перехватив стул, Яр отправил его на место. — И если ты позволишь себе хоть немного об этом подумать, то ты тоже поймешь, что да.

— Идиот, — зло сверкнув глазами, Саша отвернулась. Надо ж было случиться такому, что совесть взыграла в нем именно сейчас, когда прошло три года, когда ее похищение казалось уже не кошмаром, а единственно верным поворотом судьбы. Смахнув злые слезы, она вновь обернулась, не желая сдаваться. — Я просто волнуюсь за тебя. За тебя, за Лизу, за нас. Волнуюсь, что ты наделаешь глупостей, что этот чертов Дима заставит тебя наделать глупостей. Неужели ты думаешь, что после всего, я могу любить в тебе схожесть с отцом?

— Ты запуталась…

— Это ты запутался! Самарский, — Саша вновь приблизилась к мужу, взяла в руки лицо, резко притянула к себе, на расстояние вдоха. — Я люблю тебя. Ты любишь меня. Это важно! Понимаешь? Это важно, — сопротивления не было, когда она коснулась его губ, раз, второй третий, скользнула ладонью по скуле, запуская пальцы в непослушные волосы. Он недолго оставался истуканом, наконец ответил, притянул к себе вплотную, поцеловал уже сам.

— Сашка, — в какой‑то момент попытался оторваться, но она не дала.

— Молчи, Самарский, тебе тоже бывает полезно молчать.

Даже целовал он, будто сомневаясь, как впервые. Хотя нет, впервые он не сомневался.

— Поехали домой, — откинувшись в кольце родных рук, Саша запрокинула голову. Так проблемы не решаются, так они просто откладываются, но сейчас она и не хотела решать. Она хотела знать, что Яр рядом, он с ней, будет ночью, будет утром, днем, вечером. А с его страхами и сомненьями она справится. Он же когда‑то спас ее от бездны отчаянья. Спасет и она — отплатит той же монетой.

Разница лишь в том, что она нуждалась в нем и признавалась в этом, а он не признается.

— Нет, — Яр ответил безапелляционно. — Нет, Саша.

— Почему?

— Я не могу отказаться от вашей с Лизой защиты, а тебя ломать больше тоже не буду.

— Самарский, — наверное, стоило бы ударить его хорошенько, или снова сказать, какой он идиот, или развернуться и уйти, но вместо этого, Саша уткнулась лбом в грудь мужа, слушая, как бьется его сердце. — Значит, будешь ломать себя? Думаешь, мне от этого легче?

Саша почувствовала поцелуй в макушку, потом дыхание на виске, и шепот у самого уха.

— Мне от этого легче… — впервые он признавался в своей слабости, в своих сомнениях и проблемах. Дело именно в этом — не в словах. Он сам запутался. Запутался настолько, что нуждается во времени наедине с собой.

Запутался в не своих чувствах к ней, не в уверенности, что нуждается в семье. Запутался в том, может ли считать себя достойным своего счастья? Есть ли в нем что‑то, что достойно любви Саши? А еще… Сможет ли он хоть когда‑то отпустить ту ярость, что копится до сих пор в душе? Ярость на себя и на когда‑то друга. А ее слова — они просто стали последней каплей в череде его сомнений.

— Я люблю тебя, — сделав глубокий вдох, заполнив легкие его запахом, Саша коснулась щекой его щеки, шепча уже ему на ухо. — И если ты хочешь заниматься самоуничижением, даже не надейся, Самарский. Лиза скучает, Глафира уезжает через неделю, прекрати прятаться, завтра будь к восьми на ужине. Понял? — Саша не видела выражения его лица, но почувствовала, что щека дернулась, видимо, он слегка улыбнулся. — Ты не похож на Титова, ты похож на моего самого любимого идиота, и если этому идиоту нужно время, я могу сделать вид, что даю ему это время. Но только вид, Самарский. Знай, я никуда тебя не отпускаю. И подарок…

Отступив, Саша попыталась отойти, но Самарский перехватил ее руку, увязавшись следом. Свой клатч Саша нашла на спинке одного из стульев, высвободившись из хватки Яра открыла замок, достала оттуда футляр, протянула мужу.

— С Днем рожденья, — щеки вдруг загорелись. Сложно выбирать подарок тому, у кого все есть. Особенно сложно, если этот человек самый близкий для себя. А ее подарок получился достаточно тривиальным.

Помедлив несколько секунд, Ярослав открыл футляр, достал оттуда часы.

— Спасибо, — Самарский взвесил их в руке, прошелся взглядом по циферблату. — Говорят, часы дарить — к разлуке, слышала? — суеверием в их отношениях скорей отличалась Саша. Но ведь сегодня все было не так.

— Дурацкая примера, — Саша отмахнулась, накрывая его руку с часами своей, — переверни.

С подарком ей помогли. Как ни странно, помог Марк. Еще давно, устав от ее постоянных упоминаний о скором Дне рождения мужа, посоветовал купить что угодно, все равно большинство подарков бессмысленны, например… часы. Тогда Саша и сама вспомнила о примете о разлуке, подумала о стандартности такого подарка, но отчаявшись найти вариант лучше, сдалась. Идея и подарок начала ей нравится, когда в голову пришла другая мысль…

Подчиняясь, Яр дал возможность Саше самой перевернуть часы в его ладони так, что оказалась видна задняя блестящая крышка.

«Я люблю тебя в каждую секунду. А. С.»

Саша долго думала о том, что именно стоит написать, но, в конце концов, поняла, что каждая фраза будет значить одно и то же.

— Помни об этом, Ярослав. И завтра в восемь, — коснувшись напоследок щеки мужа губами еще раз, Саша развернулась, взяла в руки телефон, собираясь вызвать такси.

Она лопатками чувствовала пристальный взгляд мужчины, а развернуться просто боялась. Боялась, что ноги не удержат. Никогда не удерживают, когда Самарский смотрит так.

Такси вызвать не удалось, руку с телефоном оторвали от уха, нажали отбой, а потом девушку развернули, возвращая все на исходные позиции.

— Сам отвезу, — часы каким‑то образом уже оказались на его запястье, а глаза горели ярче фонарных огней. — Потом, — ее улыбка расцвела уже во время очередного поцелуя.

Дурак. Она любит в нем не сходство с отцом. Она любит в нем его неповторимость. Таких как он — больше нет.