Закон шагов

— А-а-а-а!

От визга Жинга закладывало уши.

— Не было выхода, говоришь? — Жрец поднял его за шиворот и впечатал лицом в забор; затем еще раз. — Не было, говоришь, выхода?

Лин вышел из оцепенения, почувствовав на губах соленые капли. Жинг уже не кричал, только стонал, подвывая. Лицо надсмотрщика превратилось в багровое месиво. Кровь была повсюду — на проломленных досках, на одежде жреца, на земле.

— А ну-ка повтори про выход! — Жрец швырнул обмякшего надсмотрщика на землю и пинком перевернул на спину. Забрызганное кровью белое лицо жреца исказила чудовищная гримаса.

— Что, не хочется?! — Жрец нагнулся к Жингу, надавив на грудь коленом.

— Хватит, эй, Собачник! — беспомощно выкрикнул Лин. Жинг не вызывал ни капли сочувствия, а все же смотреть на это беспощадное избиение было муторно; недалеко было уже и до убийства. Но жрец больше ничего не слышал.

— А так? — кулак Собачника с сырым чавканьем ткнулся туда, где раньше у Жинга был нос. — Давай, я слушаю! — Он снова замахнулся.

— Достаточно, тени тебя забери!!! — Лин, плохо соображая, что он делает, бросился вперед и перехватил руку. — Он уже без минуты покойник. Остановись, безумец!

Жрец медленно начал поворачивать голову к нему.

— Пожалуйста, хватит, господин Собачник! — на второй руке жреца повисла подбежавшая Ная.

«Великое пламя, не надо, уйди!» — Лин обмер от ужаса. Однако Ная вцепилась в локоть жреца мертвой хваткой:

— Успокойтесь, господин, пожалуйста!!!

Следующие несколько мгновений показались Лину бесконечными. Где-то за спиной шумно втягивал воздух староста, порыкивал Хак.

Мысленно Лин уже начал прощаться с жизнью; но вдруг все закончилось.

Собачник убрал колено с груди Жинга и с трудом, опершись на плечо Лина, поднялся:

— Ваша правда… Хватит. — Его пошатывало.

Жинг слабо хрипел на земле.

— Храни… Солцеликий… — Второй надсмотрщик пришел в сознание и осоловело таращился на Собачника. Лин поспешил взять переговоры на себя:

— Послушай, Бивар… Тебя ведь зовут Бивар? У тебя два пути. Или ты немедленно рассказываешь уважаемому старосте все, как было на самом деле, и подписываешь новый протокол. Или мы просим господина жреца помочь, и он продолжает допрос по-своему…

Быть может, Бивар и был непроходимо туп, но все-таки предпочел первый путь.





Глава 7. Между днем и ночью





Лин поежился, почувствовав взгляд клейменого Гарры. В темноте безликий лес казался стеной. Не крепостной: тюремной…

Пока Жинг сдавлено постанывал на дне телеги, а Бивар, надежно связанный, спал, Гарра безмолвно сидел рядом с магистром на козлах. Оставлять эту троицу в деревеньке Фоу было нельзя: Жинг с часу на час — без лекаря помрет, от Гарры — жди беды; а сопровождать их назад в Валкан, кроме Лина, оказалось некому: не жреца же с ними, после всего отправлять?

И за избитого до полусмерти надсмотрщика еще предстояло объясняться.

От Фоу до Валкана было недалеко, так что Лин рассчитывал вернуться к вечеру следующего дня. Ная и Хоно вместе со жрецом остались в доме кузнеца, который тот отдал в полное распоряжение «гостям», временно перевезя семью к кому-то из родни. Его сложно было не понять.

— Я повелением старосты сейчас твой надсмотрщик, Гарра, — сказал Лин; молчание давило. — Можешь перестать сверлить меня взглядом и просто высказать все, что у тебя на уме. Или твой язык все же укоротили, а? — Он легонько толкнул каторжанина локтем, но тот лишь плечами пожал. Рот он открыл только через час, когда Лин уже начал дремать:

— Господин магистр.

— Я весь внимание. — Лин плотнее закутался в плащ. Чем сильнее хотелось спать, тем, казалось, становилось холодней.

— Ваш друг.

— Если ты про жреца. — Лин подавил зевок, — то он мне не друг.

— И хорошо. — Взгляд каторжанина чуть смягчился. — Мой вам совет — держитесь от него подальше. Он демон… Но не только в том беда. Он такой же, как я.

— Что ты имеешь в виду? — Лин почувствовал, как сонливость отступает.


— Я родом с юга. Жил, работал — как все. — Гарра опустил взгляд на свои жилистые руки. — У меня был брат-погодка. Троюродный, но мы были дружны. И у меня была девчонка… Родители уже готовили свадьбу. Но однажды я застал ее с братом на конюшне; оба были нагишом. Когда девчонка прибежала со стражей, я все еще бил брата, хотя он давным-давно издох — но у меня до сих пор теплеет нутро, когда я вспоминаю, как хрустели его кости.

Гарра улыбнулся, обнажая желтоватые зубы. Лин сдержал желание отодвинуться:

— И что же?

— Такое наслаждение ни с чем не спутать, господин магистр. Я видел наслаждение на лице белого демона, когда тот мордовал Жинга.

Лин задумался.

Что заставило его самого рискнуть головой и броситься разнимать драку? Уж не жалость к надсмотрщику точно. Может, Жинг и заслуживал толики сочувствия, но Лина мало волновала его судьба, как, если уж на то пошло, и судьба Собачника, которого могли осудить за кровавую расправу… И все же он вмешался, подчиняясь желанию остановить… это. Не просто избиение и убийство, но что-то темное, страшное, рвущееся в мир из теней, впитывавшее страдание, как губка.

Люди в резиденции считали, что магистр Лин Валб, скромный коновал, и мухи не обидит. Но Лину приходилось убивать. Если быть точным, трижды, когда бродяги-разбойники в его присутствии нападали на стада: просто он не хвастался этим за бутылкой… Трижды — очень мало в сравнении с опытом хьор-капитана Бонара, но втрое больше, чем надо, чтобы понять, что же это такое — убить человека.

Занимаясь лечением скотины, Лин привык к крови и ко многому другому; иной раз, добивая хворую лошадь, он чувствовал себя намного хуже, чем когда первый раз сжег человека хьорхи. А жрец…

Жрец не убивал: так дети ломают чем-то рассердившие их игрушки — зло, весело, с восторгом глядя, как разлетаются обломки. Это было безумие, или что-то худшее, чем безумие… По счастью, Собачник пытался с собой бороться. И даже худо-бедно справлялся, иначе б быть Жингу и Биверу покойниками.

— Не оставляй с демоном своих спутников, господин магистр, — продолжал Гарра. — Если, конечно, они тебе дороги. — Он с любопытством покосился на Лина.

«Дороги?» — Лин сделал вид, что внимательно разглядывает упряжь.

У него не было семьи, уже давно. Вернее сказать — никогда не было.

Отец с матерью, возможно, были еще живы, а, может, и нет — лет пять назад гневные письма перестали приходить. Сам он никогда не писал им с тех пор, как уехал из дома. Родители отправили его в Орден только за тем, чтобы он в будущем стал для отца полезен — как хороший, отточеный инструмент. «Делай то, что мы скажем, так, как мы скажем, или получи плетей» — таким было его детство: бытие не человека, но инструмента, требующего правильной заточки. Новобранцам в хьор-гвардии и то позволялось больше вольностей.

Лин скривился. Двоих сирот, мирно спящих — ведь так? — сейчас под присмотром безумного жреца, отчим со всей очевидностью тоже числил за негодные топоры и ломаты…

Семьи у него не было, не было и друзей. Девчонок из Валкана или орденских приятелей не стоило брать в расчет: Лин умел ладить со всеми — этому родители, мечтая воспитать ловкого дельца, уделяли особое внимание, как и умению лгать. Но близко он не сходился ни с кем. Как-то не было ни повода, ни желания. Слушать болтовню Бонара о том, каких девиц он имел в юности? Хвастливый треп Дьяра? К теням!

Лучше всего Лин чувствовал себя в обществе своей Рыжей кобылы и другой бессловесной орденской скотины, с которой, хотя бы, можно было не притворяться. До недавнего времени этого хватало, но сейчас горой навалилось одиночество.

Проклятый Гарра был чересчур догадлив: Лин действительно беспокоился за брата с сестрой, оставшихся в Фоу.

— Что тебе до того, кто мне дорог, а кто нет, каторжник? — спросил он.

— Ты спас меня: я пытаюсь быть благодарным.

Телегу тряхнуло на выбоине. Протяжно застонал Жинг.

— Тебя спас не я, а жрец, — сказал Лин. — Почему ты называешь его демоном?

— Так говорит Михал, — помедлив, ответил каторжан. — Мой брат по клейму… и по вере. В камнях руин копится печаль и злость всех живущих в мире. Когда набирается слишком много — появляется демон. Но сила духа простых людей однажды изменит само хьорхи, изменит все: мир переродится, и тогда демонам и их приспешникам настанет конец…

— Церковь Возрождения в почете и среди дорожников, значит, — хмыкнул Лин. — Ненавидишь Орден?

— Сегодня ты захотел — и помог мне. Завтра захочешь — и убьешь. — Гарра пожал плечами. — Вас называют хранителями Закона, но вам плевать на Закон. Потому что мало правды, пусть стены и связывают людей. И на людские законы вам плевать. Вы писали их не для себя.

«Будто кто-то ее знает, правду», — подумал Лин, но вслух сказал:

— Мало ли причин плевать на законы?

— Много: и вы используете их все. — Гарра усмехнулся. — Но я южанин. Южане помнят добро.

Он замолчал, глядя в темноту. Его грубое лицо казалось высеченным из камня.

Лин хлестнул лошадей и плотнее закутался в плащ. Опять кольнуло беспокойство — не вытворил ли жрец в Фоу чего еще…

Стоило вернуться как можно скорее.



***

Ная не знала, как себя вести и что делать. Хотелось как-нибудь отгородиться от всего, спрятаться, но куда?

Собачник сидел напротив, пес лежал у его ног.

«Слушайтесь во всем и постарайтесь не сердить» — сказал магистр Валб, уезжая. Но как понять, что может не понравится жрецу? О чем он думает? Если он человек, то должен о чем-то думать…

Но сам Собачник на дороге сказал, что он не человек, вспомнила Ная, а каторжник назвал его «демоном». Жрец снял перчатки и умыл лицо, но на рукавах и вороте осталась россыпь бурых пятен. Он курил: из тонкой трубки в молочно-белых руках шел резкий пряный дым.

Ная вздохнула. Все тело ломило от езды, болели свежие мозоли, однако каждый раз, как только она собиралась встать и уйти спать, взгляд возвращался к пятнам на рукавах, и сон пропадал.

Они сидели так с самых сумерек. Страх, почтение, ужас, отвращение — Ная не могла разобраться, какие именно чувства вызывало это… этот…