Задорная Мандаринка

Многим позже, мы сидим с ней в гостевой спальне и ухахатываемся от "чудесной" новогодней ночки. Подумать только, провести ее рядом с туалетом, в ожидании выхода обручального кольца. Думал, придется вести это ходячее несчастье в полюбившийся нам травмпункт, но Мандаринка и здесь удивила — достала из сумочки капли специального назначения.

— Даже не спрашивай, — сразу отреагировала она на мой вопросительный взгляд.

А я и не спрашивал! Вообще не удивлюсь, если у нее там болторез какой-нибудь валяется и электрошокер заодно. Ближе к утру кольцо было добыто, но так и не заняло положенного ему места. Мы с Мандаринкой застыли в объятиях друг друга. Она сидит у меня между ног, прислонившись ко мне спиной. Все время рассматривает кольцо, заботливо примостившееся на прикроватной тумбе.

— Оно идеально! — выдыхает она. — Совершенно. Крышесносно! Жаль из задницы вышло…

— Купим другое, — утыкаюсь ей в макушку подбородком.

— А с этим, что будем делать?

— Продадим на Авито? Подкинем ненавистной тебе Кононовой? — перебираю я варианты, пока она хохочет. — Думаю, ты что-нибудь придумаешь!

— Неужели, мы, правда, поженимся? — поворачивает ко мне голову, шепчет на ухо. — Неужели я согласилась?

— А были другие варианты? — удивляюсь я.

Она поворачивается в моих объятиях, смотрит в глаза, очерчивает пальцем левую бровь.

— Меня дико возбуждает твоя вечно изогнутая бровь, — целует меня. Нежно, мягко, многообещающе. — Кажется, пора вручить тебе твой подарочек? Он ужасно неприличный! — смеётся, паршивка, начиная стягивать с себя мое любимое платье.

— Э, нет. Платье — это упаковка, хочу снять её сам. К тому же, у меня есть ещё один подарок для тебя! — вспоминаю я.

— Ещё один? Блин, Хромов, не зря я согласилась выйти за тебя! Она радостно хлопает в ладоши, в предвкушении.

Я достаю из внутреннего кармана пиджака два билета. Мандаринка смотрит на них широко раскрытыми от восторга глазами.

— Мы поедем на море, да? На море, море, морюшко??? — радостно подпрыгивает она.

— Лучше, — улыбаюсь я. — К океану.

Вручаю ей билеты и жду реакции. Сейчас я официально стану лучшим из мужчин. Сейчас меня ждет та-а-акая благодарность…

— Австралия? — морщится рыжая.

— Иногда я ненавижу то, что ты не умеешь врать, Мандаринка, — негодую я. — Что не так? Ты же обожаешь всех этих коал, а твоя фотография на стеллаже…

— Вот блинский ты блин… — тянет она смущенно. — Надо было ее сжечь! В общем, я на самом деле, не люблю этих дурацких медведей, — смотрит на меня смущенно. — Понимаешь, когда мне было шесть, мама на день рождения подарила мне Чаки, ну того, которому мы лапу оторвали, помнишь? Денег тогда особо не было, и я изобразила дикий восторг, хотя плюшевые игрушки мне никогда не нравились. В общем, таскалась с ним везде, лишь бы мама не поняла, как я расстроена. Я ведь хотела приставку Денди!

И с тех пор она каждый год дарит мне что-нибудь с их символикой. Это, типа, традиция такая… Не признаваться же ей, что я ее двадцать лет обманывала! А когда мне было десять, на новогодний утренник она сшила мне тот дурацкий костюм коалы. Все девочки были принцессами, а я — коала, представляешь, как надо мной ржали? Но это любимая мамина фотография и мне пришлось поставить ее на самое видное место…

— Прости, Илюш, — строит мне глазки. — Я их терпеть не могу. И Австралии вообще боюсь! Там столько летучих тварей. Бррр.

— Так и знал, что надо было брать билеты в Бразилию. Карнавал, голые женщины, тепло…

— Эй, — тычет кулаком мне в плечо. — Никаких голых женщин! А карнавал я устрою тебе сама! Так что купим огромный баллон спрея от насекомых и…

— Я люблю тебя, Мандаринка, — говорю со всей страстью, переполняющей все мое существо. Ну, как ее не любить?

— И я люблю тебя.

И я счастлив, счастлив, счастлив, счастлив. Разве есть слова лучше этих? Разве есть будущее, лучше нашего?





Эпилог





Инна. Год спустя.



У многих российских семей есть свои новогодние традиции.

Кто-то каждый год запасается огромным количеством хлопушек, петард и фейерверков, чтобы после полуночи скрасить унылые виды из окон своим соседям. Кто-то лепит пельмени всей семьёй, которые потом подаются с разными топингами к праздничному столу. Кто-то, как все мы знаем, ходит в баню, а потом просыпается не в своей квартире… Алкоголики несчастные.

А у нас с Хромовым появилась своя. Каждую новогоднюю ночь мы проводим в тесной компании: он, я и белый фаянсовый друг. В прошлом году — верхом, с целью добыть помолвочное кольцо. В этом — рядышком, с целью выплюнуть свои легкие. Хотя, цель у организма, конечно, другая, но ощущаю я себя именно так.


— Чертов токсикоз! Чертова рыба! Чертов скот! — кричу я между позывами.

Он сидит рядом со мной на холодной плитке, поглаживая мне спину. И молчит. Предусмотрительный какой! Молчи, скот, молчи, мне сейчас хоть слово скажи — растерзаю!

— Ненавижу тебя! — говорю мужу. — Почему все "удовольствие" женщине достается? Почему мужики не рожают? Посмотрела бы я на тебя, когда 24 на 7 тошнит, а по утрам еще и полощет!

Он молчит. Молчи, скот, молчи!

— Почему все досталось нам? Тошнота, изжога, бессонница, чертовы гормоны! Потом ещё таскай на себе лишние десять кило и выдавливая арбуз из места с яблоко!

Очередной мощный позыв тянет меня к унитазу. Илья поглаживает мне поясницу, помогает поддерживать волосы и вообще, очень мил. Самый лучший муж на свете, вот честное слово! Просто раздражает ужасно в такие моменты, когда я тут сложена в три погибели, а он…

— Ты почему маму не предупредил, что меня от рыбы тошнит?

— Потому что ещё вчера тебя тошнило от курицы, — спокойно отвечает Хромов.

— Я ничего есть не могу-у-у, — разражаюсь слезами. Муж тянет меня к себе на колени и убаюкивает, как малыша. Из него получится идеальный отец. — Ты взял мне шоколадного молока?

— Конечно, целый холодильник!

— Трехпроцентного?

— Трехпроцентного, — гладит меня по голове. — С девочкой на упаковке, с мальчиком не брал.

— Хорошо, — утираю я слезы. — Принесешь? Я пока зубы почищу. И проследи, чтоб всю рыбу со стола убрали, ладно? — жалобно молю я.

Он встаёт и выходит из ванны. Спокойный и надежный, как скала. Терпит все мои настроения, мандарины в шесть утра и рыдания над рекламой с младенцами. Не терпит только то, что вместо набора веса, я его стремительно теряю. Ну что поделать, дорогой, два месяца на одной картошке и шоколадном молоке не проходят мимо.

Смотрю на свое отражение: глаза красные, лицо бледное, хотя мне нравится, как я похудела. Пока только третий месяц, живота не видно, и на работе никто ещё не знает. Думают, я из-за мужа так цвету. А вот и да! Из-за него. Распускаю убранные в пучок волосы, и они падают мне на плечи светлой волной. Хорошо, что решила вернуть свой родной цвет волос, мне с ним гармоничнее. Хотя Хромов, опять же, не в восторге. Говорит, что Мандаринок — альбиносов не бывает. Совсем не терпит перемен. Поэтому кольцо в носу я оставила, даже прибавила ещё одно, но оно в жутко неприличном месте!

Это был подарок на прошлый новый год.

Когда возвращаемся домой, сразу забираемся в постель. Хромов внимательно изучает мое тело: пальцами, губами. Выискивает незаметные пока изменения, запоминает изгибы, которые скоро трансформируются. Он шепчет, как красива будет наша дочь, ведь она будет точной моей копией. А я смеюсь, что уж лучше ей взять побольше от папочки, его природа щедро одарила!

То, что это будет именно девочка, мы узнали буквально на днях. И сразу же купили первые розовые ползунки, прихватив заодно гору совсем не розовых и совсем не ползунков, конечно.

— Самое время начать подбирать имена, да? — мечтательно произношу я, как кошечка, устраиваясь на его груди.

— А я уже знаю, как мы ее назовем, — уверенно говорит муж.

— И как же? — удивляюсь я.

— В честь лучшей женщины в мире…

— Боже, Хромов, ты хочешь, чтоб над ней все стебались в школе? Среди всех этих Милан, Софий и Есений, Людмилу просто забьют камнями! — ужасаюсь я.

— Мандаринка, какая же ты… Инна. Назовем ее в честь тебя.

— Это будет глупо! — хихикаю я, но не могу скрыть, как мне приятно.

— Почему же? Называют же сыновей в честь отцов? Да к тому же, я все равно тебя только Мандаринкой и называю, не перепутаетесь, — усмехается он.



Илья. Два года спустя.



У всех российских семей есть свои новогодние традиции.

Кто-то собирает за праздничным столом все большое семейство, заготавливая яств объемом с маленькую африканскую страну. Кто-то снимает домик в лесу: камин, медвежья шкура, романтика. А кто-то мы.

Каждую новогоднюю ночь мы проводим на холодном полу ванной комнаты, тесно общаясь с белым другом. В основном, это, конечно, делает Мандаринка, а я так, для моральной поддержки. Эта ночь — не исключение.

— Как я тебя ненавижу, Хромов! — извергает она привычное. — Какой же ты скот!!! Кормящие женщины не могут забеременеть, кормящие не беременеют… — противно-писклявым голосом передразнивать меня. — Скот!!!

А я что? Я — молчу. За свою жизнь держусь всеми доступными способами. Ну да, я стал жертвой мифов, но и Мандаринка хороша! Такая после родов аппетитная стала, такая… ну как тут удержаться? Но дети, это ж хорошо, а много детей ещё лучше!

Мы с Алешкой сидим чуть поодаль от нашей мамы, пока ее выворачивает. Сын искренне считает, что мы так играем и с радостным смехом поддерживает все позывы Мандаринки. Он весело хлопает в ладоши, подпрыгивает у меня на коленях и демонстрирует два шикарных верхних зуба.

— Потише, Алёшка, — шепчу я. — А то наша мама не в духе!

— Ещё бы я была в духе! — гневно сверкает глазами в мою сторону. — Я через полгода на работу собиралась вернуться, а не начинать все по кругу: колики, зубы, кормление, недосып…

— Ну, ты же хотела еще детей, — спокойно напоминаю ей.