Заберите вашего сына

У меня сердце улетает в пятки — Давид Джумберович, простите, я кажется убила вашего сына.

— Мама! — ору так, что обе женщины на том конце прекращают ругаться.

«Что случилось? Дочь! Лиля!», — орут в унисон.

Падаю на колени, в ужасе хватая Амира за рубашку и прижимая смартфон к груди. Его брюки частично приспущены. Видимо натянул, но застегнуть не смог. Связанные руки — настоящий символ покойничка посреди черной-черной комнаты с приглушенным романтическим светом. В ужасе выдыхаю, поглаживая по темным густым волосам.

— Амирчик, просыпайся. Не умирай, я дура, знаю! Я же не знала! Почему-у-у ты не сказа-а-ал, — завываю, утыкаясь носом в рубашку. Бабушка с мамой что-то кричат, пока я вою громко.

«Лиля, что произошло?», — испуганно лепечет мама в трубку. Шмыгаю носом, отчаянно пища:

— Мама, я барана убила, — из глаз брызгают слезы, тру отчаянно, наплевав на внешний вид. Если он умер, что я скажу его отцу? Извините, Давид Джумберович, пыталась похитить вашего сына, а он в процессе умер? Господи, меня же посадят! Я человека убила!

«Допилась», — горестно выдает бабушка в трубку.

«Лиля, ты что пьяная?», — подозрительно интересуется мама, видимо, забрав у бабушки телефон. От возмущения даже слезы высыхают. Я им тут о горе, за мной, может, выехали уже из ФСБ и полиции, а они дурацкие вопросы задают.

— Сами вы пьяные, я парня убила! — рявкаю на нервах, сидя на коленях перед хладным телом Доронова. — Водкой!

«Как убила?», — ахает мама, слышится возня, затем возмущенный голос бабушки слышится в трубке.

«В смысле убила? До свадьбы что ли? До штампа в паспорте? Лилька! Сколько раз говорила: сначала свадьба, переписать квартиру — потом мужа можно в гроб!»

«Мама!», — возмущается мамуля.

— Бабушка! — рычу уже я.

«Что? Нормально все. Давай, Лилька, заверни его во что-нибудь, сейчас бабушка позвонит нужным людям. Не волнуйся. Лет пять поживешь в тайге, где-нибудь на Дальнем востоке, а там глядишь искать перестанут. Жили же раньше партизаны в лесах. А рецидивисты? Бывает!»

Мама что-то кричит, бабушка огрызается в ответ. Уже хочу им крикнуть, чтобы замолкали, но вдруг ощущаю, что грудная клетка под моими пальцами поднимается. Раздается храп. Громкий, мужской, из приоткрытого рта.

— Хр-р, — выдыхает Амир.

— Вот же… — замахиваюсь, поднимаясь, пиная этого барана носком ботфорт. Не слишком сильно, но ощутимо, отчего он хрюкает и переворачивается на бок.

— Не умер он, дрыхнет просто, — рыкаю зло в трубку. — Перезвоню, когда дела решу. Все, пока!

Прежде, чем меня снова забросают вопросами, сбрасываю звонок, мрачно оглядывая тело. Как прикажете отгружать его в машину? Будить и тащить на себе? Мрачно оглядываю комнату — взгляд натыкается на отброшенный в сторону скотч. Кажется, кинула его туда, когда раздался звонок. Пока Доронов сотрясает стены своим храпом, подбираю с пола моток, шагая обратно, решительно отдирая его, вновь опускаясь на колени перед спящим парнем.

— Надеюсь ты после встречи с зелеными перейдешь на ЗОЖ и всю жизнь будешь морковные сырники жевать да рататуй! — бормочу под нос, фиксируя сильнее запястья. Не удержалась, заклеила рот, только после этого принялась трясти, пытаясь разбудить.

— Амир!

— М-м-м-м… — невнятно бормочет в кляп, не открывая глаз.

Сдуваю упавшую на глаза прядь, принимаясь щекотать его. Он извивается точно червяк, громко дышит, мычит, но по-прежнему цепляется за свои сладкие сновидения. Вздыхаю, прикрываю на секунду глаза и вновь решительно принимаюсь за пробуждение этого бесчувственного тела. Иначе, мне просто не довести его до маминой машины. С силой трясу за широченные плечи, заставляя, наконец, распахнуть глаза, глядя на меня затуманенным взором.

— Поднимайся, о мой повелитель, — мрачно изрекаю, дергая его за рубашку. Амир снова мучит, закатывает глаза и вновь проваливается в сон. Он издевается надо мной!

Привести в относительное чувство получилось с пятого раза, когда, набрав в душе ледяной воды, вылила на него три стакана. Пришлось несколько раз сбегать до ванной комнаты, с черным кафелем на стенах. В панике, на пережитых эмоциях и от всего происходящего не думала ни об Ибрагиме, не о странной ситуации, ни о том, как все сложится после того, как довезу Амира до места назначения. Едва отделалась от охранников на входе и гардеробщицы, выводя Доронова на улицу. Представляю, что они о нас подумали, увидев его связанным и в полубессознательном состоянии, опирающегося на меня, пока я вдохновенно врала пересохшими от страха губами:

— Ох, у нас намечается горячий вечер. Мой Амирчик так любит быть моим рабом! — пихала Доронова, он в ответ мычал, мотая головой. Мне показалось, что всем сотрудникам клуба было, мягко говоря, не до нас. Они так старательно нас до парковки провожали: один охранник даже помог открыть багажник и усадить, засыпающего на ходу, Доронова.

Он туда сам забрался, кстати, устроившись точно в материнской утробе в позе младенца, стянув с себя брюки, а я заботливо накрыла Амира сверху его курткой. Сам охранник топтался на месте в лакированных ботинках по снегу, налетевшему к раннему утру, кутаясь в свой темный пиджак. Едва захлопнула багажник, посмотрел жалобно, вдруг поинтересовавшись:

— А вы его надолго забираете?

Вскинула брови, непонимающе, качая головой.

— На выходные, — отрезаю, искренне надеясь, что этих дней мне хватит, дабы вернуть Доронова домой и получить нужный материал. Должна постараться, у него же там какие-то планы на понедельник. Охранник протяжно вдыхает, быстро-быстро кивая.

— Слава Богу. Найти успеем, шеф не убьет, — бормочет, на что непонимающе вскидываю брови, наклоняя голову набок и кутаясь в свой коротенький пуховик, жалея, что на мне нет лыжного костюма.

— А?

— Ничего-ничего, — поспешно заверяет меня, широко улыбаясь. — Удачно вам там… поиграть, — поднимает кулачки, спеша скорее убежать.

Смотрю вслед, пожимаю плечами и бросаюсь в салон. Я очень устала. Хочу спать, но нужно спешить. Ехать долго, Подмосковье считай. Добираться часа три даже при разгруженных дорогах.

Пока навигатор прокладывает маршрут, сбрасываю смс маме с моим фото, написав что все в порядке. В ответ приходит смайлик с кулаком и просьбой быть осторожнее.

Что же, моя семья немного особенная. С журналистами всегда так.


— Отлично, — выдыхаю, выезжая с парковки и тут же на выезде фары освещают какую-то тень.

Вскрикиваю, нажимаю на тормоз, едва не сбивая что-то большое. Ремни резко фиксируются, вжимая меня в кресло. Отбрасываю волосы с лица и ошарашенно смотрю в морду самому настоящему черному барану. Как положено с рогами, густой шерстью, а тот в ответ жует яркий флаер с рекламой клуба, издав недовольный звук:

— Бе-э-э.

Затем гордо ударяет копытом, взрыхлив снег, удаляясь с дороги. Сжимаю пальцами руль, пытаясь дышать, и прикрыв глаза, считаю до десяти. Открываю, оглядываю пустую территорию, вздыхая.

— Совсем помешалась на этих баранах, — бурчу, трогаясь с места.





Глава 8




Лиля

Светает поздно, из-за зимнего времени, но когда я выезжаю за город, где-то вдали виднеются первые предрассветные всполохи посреди полнейшего сумрака. Кто вообще придумал собираться так далеко, аж в самом Подмосковье, на встрече зеленых? Хотя ладно, скорее во всем была виновата пробка, которую я не стала объезжать и в итоге потеряла три часа из-за того, что какая-то курица на БМВ не смогла разъехаться с пыхтящим на ладане Жигули. Тьфу.

Если бы не это, добралась за полтора часа, плюс-минус на какие-то задержки. Несмотря на ранее субботнее утро, первые автомобили уже спешат в город. Кто-то возвращается домой после целой рабочей недели в Москве, кто-то наоборот спешит в город ради своих личных дел. Глаза буквально слипаются, потому заставляю себя открыть Гугл страницу, дабы изучить базу моих будущих подельников. В салоне тепло, тихо, кажется, Амир так и не проснулся после стакана водки. Черт возьми, надеюсь он меня потом не убьет.

Интересно, а настоящие горные парни девушкам мстят за причиненный моральный ущерб?

Место дислокации — заброшенный молокозавод в деревне Кабаново, где жителей еще меньше, чем деревьев в Москве вокруг. Он всего в двух минутах ходьбы от одноимённой станции. Завод был построен в 1980 году, под его строительство было выделено 5 гектаров земли. Проектная мощность нового завода предусматривала переработку 200 тонн молока в сутки. Проработал завод не так уж и долго, начале 90-х разорился. Мародёры растащили здесь всё что только возможно, вплоть до проводки из стен. В лихие годы территория завода была любимым местом разборок так называемых "крутых" пацанов.

Так себе начало, тем более, что там нет никакой охраны. Сейчас завод полностью заброшен и на территорию попасть совершенно не сложно. Кроме заброшенных полуразрушенных зданий, мусора и граффити, из интересного — пятидесятиметровая промышленная труба с которой открывается потрясающий вид на округу. Идеальное место, если нужно что-то спрятать, собраться или кого-то убить. Ни полиции, ни людей.

Тяжело вздыхаю, сбрасывая маме очередное смс о том, что задержусь. Она все еще не спит, требуя быть осторожнее за рулем и ни во что не вляпаться. Ха, это говорит женщина, которая в мусорном контейнере караулила бывшего подполковника полиции на передачи взятки. Хмыкаю, поворачивая руль, стараясь не мешать никому на трассе и получаю очередной грозящий смайл. А затем сообщение.

Мама: «Серьезно, Лиля, будь очень осторожна. Напиши, где ты, я должна знать»

Вздыхаю, сбрасывая ссылку в сообщении, очень надеясь, что она не бросится ранним утром за мной. Ее страх вполне понятен — хоть мои родители развелись, отца тоже погубило любопытство, когда мне было три года. Он тоже расследовал какое-то запутанное давнее дело. Мы так и не узнали всей правды. Материалы хранились у полиции, а дома у него провели тщательную зачистку. Что такого мог выяснить и на кого наткнулся? Не знаю, я его совершенно не помню. Но мама всегда говорила, что он был хорошим журналистом, хоть и как человек не очень. Хочу надеяться, что тот, с кем она встречается сейчас гораздо лучше. Во всяком случае, он делает ее счастливой…

Мысли плавно перетекают в сторону Доронова в багажнике. Нашла, о чем думать, но так хотя бы не хочется спать. Пару раз пыталась дозвониться до Ибрагима, игнорируя тот факт, что еще очень рано. Сбросила несколько сообщений, однако тот не отвечал. Даже не очень удивлена — Рязанов может неделями пропадать с радаров, если натыкался на что-то интересное. Номер, по которому я договаривалась о встрече тоже ничего — электронный голос сообщал, что абонент не абонент и вообще вне зоны доступа.

Странно это. Все очень и очень странно, чует моя рыжая голова.

Впереди мелькает знакомый светоотражающий жилет, как раз в тот момент, когда я убираю от уха смартфон в очередной попытке дозвонится до друга. Мысленно издаю стон — это ж надо в восемь утра наткнуться на человека высокой моральной ответственности водителей — сотрудника ДПС в фуражке, делающего мне знак остановится. Вот же черт, он не опасен? На всякий случай начинаю рыться в сумочке в поиске перцового баллончика или шокера, параллельно опуская стекло.

— Доброе утро, сержант Метелкин, — сдержанно произносит глубоким голосом молодой мужчина, разглядывая меня подозрительно. Еще бы: ярко накрашена, в короткой юбке, ботфорках. Даже через приоткрытое окно видно, что я не образец святой морали по внешнему виду и явно еду с вечеринки. А если с нее — могу быть пьяна.

— Можно ваши документики?

Достаю права из бардачка, начиная улыбаться. Если прикинуться дурочкой, может прокатить? Или красиво поулыбаться? Метелкин разглядывает права и страховку, а я нервно барабаню пальцами по рулю, желая быстрее все закончить. Что там надо им, в трубочку подуть? Давай две, у меня за весь вечер был только молочный коктейль, спасибо тебе Доронов за заботу.

— Простите, а я чем-то подозрительна? — спрашиваю, понимая, как долго вглядывается в мои документы патрульный. Тот усмехается краем тонких губ, устало потирая нос. Судя по красным глазам у него была долгая смена, могу понять. Сама едва держусь, чтобы не заснуть.

— Нет, просто стандартная проверка. — отзывается с улыбкой, но я все равно хмурюсь. Как же стандартная, по лицу надменному вижу, тот еще сексист.

— А вы всех-всех стандартно проверяете? Или только девушек? — намекаю на типичную мужскую шутку про девушек за рулем, как обезьян. По-моему, что-то сморозила не то. На меня точно на дуру смотрят, желая потребовать выйти из машины — по глазам вижу. Он возвращает мне документы, открывает рот, но именно в этот момент в багажнике раздается шебуршение и грохот со стуком.

Ой, Доронов, ты не мог полежать мертвым грузом в багажнике еще час-два?

— Что это? — хмурится сотрудник ДПС, а я икаю от ужаса, вцепляясь в руль, быстро придумывая отмазку.

— Э-э-э, баран? — рискую улыбнуться еще шире, однако прищуренный подозрительный взгляд напрочь убивает во мне попытку пошутить. Чувство юмора застрелилось из револьвера, черт.

— Гражданочка, откройте багажник, — инспектор ДПС смотрит на меня напряженным взглядом, переминаясь с ноги на ногу. Через приоткрытое окно машины уходит тепло из салона, отчего невольно ежусь не только от выражения лица представителя закона, но и прохлады этого зимнего утра.

Эх, Лилька, вот вляпалась ты по самую рыжую макушку. Сейчас приоткроет ларец твоих тайн грозный дяденька в форме и все. Будешь хлебать баланду, драться с сумасшедшими девицами за койко-место, отстаивая свои человеческие права. Взглянула на свой маникюр — мама будет навзрыд рыдать на суде, хотя в этом тоже есть ее вина. Точно говорю. Была бы девочка самая обычная, никогда с террористами из Гринписа не связалась бы ради сенсации. Бабуля точно попытается отмазать. Или снова предложит сбежать в тайгу, не удивлюсь, если она бункер со времен СССР прикупила для соленых огурцов и спасения от конца света. С нее станется.

Ох, все этот бунтарский рыжий дух женщин по фамилии Магазинчиковы.

Жму кнопку, слыша тихий щелчок открываемого багажника, прощаюсь с последними минутами своей свободы, открывая дверь и выходя наружу. Крупными хлопьями падает снег, а подошва ботинок инспектора оставляет четкие следы на белом пуховом покрывале. Раз, два, три — отсчёт окончания моей свободы. Вздыхаю полной грудью, притопывая ногами в своих осенних ботфортах, ощущая все последствия ношения коротких джинсовых юбок вместе с коротким пуховиком и грустно думаю о своем унылом будущем.

Сколько там дают за похищение человека? Я хоть молодой выйду? А в тюрьме есть салон красоты? Плойку взять можно? Или хотя бы косметичку? Блин, придется за помаду от Шарлотты Тилбери с бабами драться, они там точно дикие.

Только шаг делаю в сторону сержанта Метелкина, коему предстоит сегодня стать моим тюремщиком, ему приподнять крышку багажника, оттуда с фальшивым грузинским акцентом доносится жуткий вой:

— Девчонка Гюльчатай, ласкай меня, ласкай. Девчонка Гюльчатай, ресниц не опускай. Девчонка Гюльчатай, ай, ай, ай, ай, ай, девчонка Гюльчатай… Ой, здрасте, а я-то думаю, чего мы остановились.