Взлетая высоко

– Да, только мы оба пришли к этому выводу довольно поздно, – выпаливаю я.

Что папа имел в виду? «Я же хочу, чтобы ты подождал с резкими движениями до окончания учебы, как Джош». Да, конечно. Спасибо за удар в спину! Будто это не он все лето, при каждой подвернувшейся возможности, показывал мне, как сильно ему не хватает Джоша. Мой старший брат примерно в тысячу раз лучше, чем я, – я чувствовал именно это. И да, может быть, я несправедлив, но факты есть факты. Все лето я чувствовал себя человеком второго сорта, неочевидным выбором. Я был как пластырь, который временно наклеили на рану, хотя была нужна повязка.

– Я бы так не сказал, – задумчиво произносит Джош. – Если честно, я только и ждал, когда ты решишься на этот рисковый шаг – сказать им правду.

– Что?

– Ты понятия не имеешь, что ли? Черт, да я все время завидовал тебе.

– Завидовал? – переспрашиваю я и бросаю взгляд в сторону дома, но мы по-прежнему одни. Ни мамы, ни папы поблизости не видно. Даже Фила, которого я, вероятно, испугал, бросив «бомбу» из правды прямо на головы наших родителей. Но об этом я позабочусь позже, сейчас очередь Джоша. – Ты мне завидовал?

– У тебя всегда была цель, Чейз, ты знал, что хочешь делать со своей жизнью, даже если сбился с пути и, как и все Уиттакеры, отправился в Бостон. И даже тогда ты все равно пытался не разочаровать нашу семью. У меня же нет никакой цели, я потерялся. Как ты думаешь, почему я нашел убежище в коксе, выпивке и драках? – Брат презрительно фыркает и теребит волосы.

Я внимательно смотрю на Джоша. Я смотрю на него и не могу поверить в то, что сейчас услышал. Почему, черт возьми, он не сказал мне об этом раньше?

– Я думал, что ты подсел на наркотики, потому что не выдержал давления и не хотел заниматься скучной офисной работой всю оставшуюся жизнь.

Он горько смеется.

– Это тоже, но я… черт, Чейз, я был так потерян. Я понятия не имел, куда иду. У меня никогда не было плана или как минимум чего-то вроде хобби, которым я бы хотел заниматься. У меня ничего не было. Только жизнь из книжки, в которой я не видел себя.

Я пытаюсь осознать сказанное братом. Джош всегда был самым амбициозным из нас – перфекционистом и примерным сыном. Я никогда не думал, что он чувствует себя таким потерянным. Наоборот, я был твердо убежден, что у него есть план, а теперь выясняется, что на самом деле никто из нас не хотел заниматься семейным бизнесом. Мы оба струсили и предпочли притвориться, что работа в фирме – это наша мечта. Мы обманывали не только родителей, но и друг друга.

Дерьмо… Может быть, я слишком быстро осудил Джоша? У каждого из нас есть проблемы, о которых никто не знает. Даже самые близкие друзья порой удивляют, что уж говорить о собственной семье? Когда я наконец понял, как сильно Джош страдал, было уже поздно.

– Прости. – Слова срываются с моих губ, прежде чем я успеваю подумать об этом. – Я понятия не имел, что с тобой происходит. И я был чертовски зол на тебя… Я знал, что ты переживаешь тяжелый период, но в то же время… – Я отворачиваюсь, нервно тру шею и глубоко вздыхаю. – Дерьмо, Джош, это выглядело так, будто ты бросил меня. И не только меня, но и маму с папой, компанию и даже Фила. Внезапно я словно стал тобой – в этих дерьмовых подпольных боях и даже дома. И все спрашивали о тебе. Родные хотели знать, где ты, как у тебя дела и почему ты больше не связываешься с ними.

– Я знаю, – его лицо искажает боль. – В основном я был либо под кайфом, либо отходил после него. Мне было стыдно признаться родителям, что я попал в клинику. Я знаю, что ты сделал, и ни разу не поблагодарил тебя за это…

– Я не хочу благодарности.

И никогда не хотел. Я просто хотел… Черт, я просто хотел вернуть своего старшего брата. Я хотел вернуть Джоша. А потом, когда он вернулся домой и сделал вид, что все в полном порядке и ему никогда не было так хреново, что пришлось обратиться в специализированную клинику, я был сбит с толку. Я люблю брата, но я был чертовски зол на него – и, честно говоря, до сих пор злюсь.

В воздухе повисает молчание. Мой взгляд падает на наш дом, но никто не выходит. Мы по-прежнему одни возле машины, хотя я уверен, что мама и папа наблюдают за происходящим на улице из окна.

– Я знаю, что ты не просишь благодарности, – наконец выдавливает Джош, засунув руки в карманы брюк. – Но ты должен знать, что я благодарен. Прежде всего… – Он откашливается и неуверенно добавляет: – Прежде всего я хотел извиниться перед тобой. За то, что втянул в этот бардак, за то, что ты прикрывал меня и лгал близким… Я не должен был просить тебя об этом, теперь я это понимаю. В клинике… Я говорил с психологом о решениях, которые принял, особенно о тех, что повлияли на тебя. И мне стало ясно, что я все испортил. Я был дерьмовым старшим братом последние несколько лет, и мне жаль.

Я не могу поверить в то, что слышу, но Джош еще не закончил.

– Я знаю, что ты осуждаешь меня за то, что я притворяюсь, но мне нужна эта передышка. Если бы родители узнали правду… черт, наверно, я сразу бы спился, – он качает головой, будто не может понять, что только что произнес.

– И как теперь быть дальше? Что ты задумал?

Джош тихо фыркает:

– У меня был худший год в моей жизни. Я не хочу еще больше все усложнять, мне нужен план. Что-то понятное, гарантированное. Я устал от приключений. Кроме того, мне надо оплатить клинику, а у папы и дяди Александра я смогу неплохо заработать.

– Значит, ты и дальше будешь молчать? – допытываюсь я, просто потому что не могу все так оставить. Мне нужно знать, какой версии придерживаться. Мне нужно знать, что задумал Джош.

– Пока нет. И я был бы благодарен тебе, если бы ты тоже молчал.

Я стискиваю зубы, но соглашаюсь.

– Это твой секрет. Я держу рот на замке, но не заставляй меня лгать им.

– Тебе и не нужно. Это мое дело, и я больше не буду втягивать тебя в это. Теперь я обо всем позабочусь.

– Обо всем? – несколько скептически переспрашиваю я.

Уголки его губ ползут вверх, и это, кажется, его первая настоящая улыбка с тех пор, как он вернулся.

– Я говорю о работе в компании. Ты сделал достаточно, больше не надо, – он оглядывается на дом. – Дай родителям немного времени. Они не были готовы к твоей правде, но со временем наверняка поддержат тебя.

Адреналин, который до сих пор держал меня на ногах, кажется, куда-то исчез. Я с тяжелым вздохом прислоняюсь к машине.

– Ты и правда в это веришь?

Брат похлопывает меня по плечу.

– Абсолютно уверен. – На этот раз улыбаюсь я, но не только из-за слов поддержки. Наконец я снова чувствую себя средним братом, с моих плеч словно сняли тяжелый груз.

– Спасибо, чувак, – я быстро обнимаю Джоша.


Он выглядит удивленным, но затем отвечает на мои объятия.

– Не думай об этом. Через несколько месяцев родители успокоятся, а через пару лет ты снова сможешь прийти на воскресный бранч.

– Лет? – повторяю я, смеясь, как и Джош. – Ну ты и сволочь.

Брат искренне смеется, и я чувствую, что все снова в порядке. Да, родители в ужасе, может быть, даже в ярости от моего решения бросить учебу, но им придется смириться. Возможно, пройдет какое-то время, прежде чем родные поймут, особенно папа и дядя Александр, но по-другому не бывает. Если бы я продолжил притворяться, что работа в фирме моя мечта, все закончилось бы еще хуже. Настало время наконец пойти за своей мечтой.

Я как раз собираюсь сказать что-то еще, как в кармане моих брюк начинает вибрировать телефон. Надеясь, что это Хейли, я вытаскиваю смартфон, но это не она. Сообщение пришло от Шейна, он вернулся в город.

– Прости, – бормочу я, обращаясь к Джошу, и сажусь в авто. – Есть кое-что важное, что мне еще нужно сделать.





Глава 27





Хейли


Уважаемая миссис Джонсон!

Спасибо за Ваш отзыв, и, пожалуйста, извините за поздний ответ. С удовольствием высылаю вам мою рукопись.

Я была бы очень рада работать с вами в долгосрочной перспективе.

С уважением, Хейли ДеЛука



Три предложения. Это всего лишь три предложения, хотя я хотела бы написать миллион слов. Я хотела бы сказать, что не собиралась отправлять отрывок из рассказа про Эмико и что это втайне сделала моя подруга. Я хотела бы рассказать, как была удивлена, потрясена, зла и смущена пришедшим письмом. Хотела бы объяснить, почему мне потребовалось так много времени, чтобы ответить. И я хотела бы уточнить, по-прежнему ли они верят в историю Эмико или уже слишком поздно и мой ответ отправится в корзину. Но я ничего из этого не пишу. Этих трех предложений должно быть достаточно.

Я делаю глубокий вдох. Один. Второй. И для уверенности третий. Будь смелой, Хейли! Голос Кэти раздается у меня в голове, будто она стоит рядом со мной и шепчет мне их прямо на ухо. Это прекрасный момент, и я точно знаю, как Кэти гордилась бы мной, если бы была рядом. Точно так же я знаю, что она была бы бесконечно зла на меня, если бы я не отправила наконец это письмо и позволила бы себе упустить этот шанс.

Мгновение я таращусь на мигающий курсор на мониторе ноутбука, затем нажимаю «Отправить».

Я сделала это. Я действительно это сделала! Я ответила литературному агентству! То, что произойдет с историей Эмико, теперь уже не в моих руках. Я так взвинчена, что не могу сидеть на месте и вскакиваю с кровати. Чейз – первый, кому я хочу рассказать об этом. И Шарлотте, ведь это именно ей я всем обязана. Если бы она не была такой настойчивой… Я бы оставила рукопись в ящике стола, не позволив никому ее прочитать. Не говоря уже о том, чтобы опубликовать ее. Адреналин бежит по венам, и я чувствую чистое счастье. Я горжусь собой, но одновременно я и счастлива, и печальна, потому что Кэти нет рядом. Я сделала это и для нее. Я была смелой для нас обеих. Я хочу быть смелой для нас обеих. Сейчас и в будущем, потому что я наконец снова возвращаюсь к жизни.

Будущее. Боже… Только от мысли о нем мое сердце сжимается. Я останавливаюсь в центре комнаты и кладу руку на живот. У меня действительно есть будущее. Будущее, которому я рада. Ответ на письмо, которое «пылилось» в моем почтовом ящике, был одним из первых шагов к исцелению – и за ним последует другой.

В последний раз я позволяю взгляду блуждать по комнате, затем беру ноутбук и дорожную сумку, которая стоит около двери, и спускаюсь вниз. Родители уже ждут меня у входа. Мама бегает взад-вперед, но останавливается, когда видит меня. И хотя улыбка появляется на ее лице, она выглядит подавленной. Мы были на семейной терапии после того, как поговорили в моей комнате. Это не компенсирует все, что произошло, и не излечит их раны, но это помогло. Меня словно впервые по-настоящему услышали: мы обсудили то, как мне было больно, когда они убрали комнату Кэти, а потом раздали мою летнюю одежду. Я не уверена, что родители когда-нибудь на сто процентов осознают, как это травмировало меня, но они пытаются. Они уважают меня, как и мое решение вернуться в Фервуд.

– Ты уверена, что мы не должны поехать с тобой? – спрашивает она. – Впереди такой долгий путь.

– Я должна сделать это одна, – отвечаю я, ставя сумку рядом с входной дверью. – Пожалуйста, поверь мне.

Я знаю, что этим летом злоупотребила их доверием. Они думали, что я еду в путешествие по Штатам, но даже не подозревали, чем оно закончится, иначе никогда бы меня не отпустили. Мои родители любят меня. Они потеряли Кэти, но все еще любят меня. И я так хочу, чтобы они снова начали доверять мне и позволили уехать, зная, что я не сделаю ничего глупого. Я не хочу их ранить, поэтому не сглуплю.

Я до сих пор не могу представить себе жизнь без своей сестры-близняшки. Но я учусь обходиться без нее. Медленно. Шаг за шагом. Это еще одна причина, по которой я не могу оставаться здесь, в доме, где меня окружают воспоминания. Я также не могу вернуться в колледж, по крайней мере в Сан-Диего, потому что и там меня раздавят воспоминания о Кэти. Я должна найти собственный путь.

Мама кладет руки мне на плечи:

– Я бы все равно хотела, чтобы ты забронировала рейс. Это гораздо быстрее, и ты не была бы одна.

– Все в порядке, мам, – я крепко обнимаю ее. – Я уже ездила одна, поэтому смогу добраться до Вирджинии – мне нужно проехать семь штатов. Думаю, поездка наедине со своими мыслями и любимой музыкой пойдет мне на пользу. И, надеюсь, мне удастся исправить ошибки прошлого путешествия. И спасибо, что привезли меня домой, когда я в вас нуждалась, – шепчу я. – Но теперь я должна двигаться дальше.

Мама тихо всхлипывает и отходит от меня на расстояние вытянутой руки.

– Ты регулярно даешь о себе знать, поняла? И я имею в виду не просто открытки из мест, мимо которых проезжаешь. Мы хотим знать, где ты и как себя чувствуешь.

– Мама…

– Я знаю, знаю. Тем не менее речь идет не о том, чтобы контролировать тебя, а о том, чтобы позаботиться о тебе… мы с твоим отцом беспокоимся. Мы же твои родители. Мы всегда будем волноваться за тебя, потому что ты наша дочь и мы любим тебя.

Боже, я хотела бы, чтобы она этого не говорила. До сих пор я испытывала такое облегчение, что прожила последние несколько дней практически без слез, но теперь…

– Я тоже вас люблю, – шепчу я и вскоре оказываюсь в ее объятиях. Папа присоединяется к нам и практически раздавливает нас обеих. Мы дружно смеемся.

– Береги себя, воробушек, – говорит он, похлопывая меня по голове. – А когда доберешься…