Выжившие

Мне хотелось спросить ее, отрывается ли она по полной, когда провоцирует людей, или причина ее нежелания звонить заключается в том, что в ней нет любви, но я не хотел, чтобы она заметила, как напугала меня.

– Тот, кто из нас двоих умрет позже, – сказала она, – должен взять записки другого и объединить со своими.

– А мне это зачем?

– Ух ты, откуда такая уверенность, что я умру первой?!

Я никогда не думал о записках в таком ключе. Вопрос вырвался как-то сам.

– Исходя из того, что оба хроникера так себе, мы могли бы составить один отчет, хотя бы наполовину соответствующий действительности, – пояснила она.

– Я не считаю себя так себе хроникером. Мой профессиональный долг – быть максимально объективным.

– Мужчины всегда уверены, что только они объективны, а у остальных какой-то свой интерес. С удовольствием почитала бы ваши записи, чтобы просто посмотреть, как сильно вы стараетесь убедить будущих читателей в том, что вы отличный парень. – Она пожала плечами. – В любом случае, я всего лишь предложила.

Но я уже заглотил наживку:

– А вы, значит, не стараетесь?

– Стараюсь что?

– Убедить будущих читателей, что вы хороший человек?

– Когда я умру, меня еще меньше будет волновать, что обо мне думают. Хотите угадаю, как вы опишите меня, когда будете излагать наш с вами сегодняшний разговор: блондинка, голубоглазая и горячая, потому что мужчина просто не может написать иначе по закону жанра. Затем признаетесь в вашей иррациональной неприязни ко мне и решите, что именно поэтому я вам не нравлюсь, а закончится все попыткой выставить эту реакцию универсальной, ссылаясь на ваше предвзятое отношение. Следуя вашей логике, все сразу должны понять: вы просветленный и заслуживаете доверия. У вас же на лбу написано большими буквами: «Вот он, мой звездный шанс».

Признаюсь, ее слова вызвали у меня улыбку, и я поинтересовался:

– Хорошо, для сравнения, а как вы описали меня?

Она заглянула в свои записи.

– «До тошноты моральный. В стиле молодого Харрисона Форда, но послабее. Из тех, кто не трахался в средней школе, потому что был ботаном, или религиозным, и/или, возможно, толстым». Этот абзац я напишу чуть позже. Ну как, прищучила я вас?

– Даже близко нет, – солгал я.

Я извинился, сославшись на то, что мне надо идти: я хотел помочь Тане со вскрытием. Оглянувшись, я увидел, что Томи сидит, закинув нога на ногу, и уже что-то строчит. Мне пришло в голову, что в какой-то момент у нас могут закончиться авторучки, и, похоже, она уже позаботилась об этом. Наверняка у нее есть заначка.



На вскрытии меня хватило меньше чем на полторы минуты, затем начались приступы рвоты, и мне пришлось уйти. Не самый блистательный момент моей жизни. Склонившись над раковиной, опираясь на дрожащие руки, я слышал, как посмеивалась Таня. У меня нет слов для описания того ужасного запаха, который распространился по комнате, когда Таня пропилила дыру в середине грудной клетки. Она разрезала тело прямо до пупка, а затем откинула в стороны два больших лоскута кожи. Я никогда не видел, чтобы человеческое тело так походило на отходы.

Стараясь дышать глубоко, я взял стул и сел в другой комнате. Дилан и Натан ждали внизу, чтобы помочь похоронить девочку, когда мы закончим.

Примерно через час появилась раскрасневшаяся Таня. Вид у нее был усталый. Ее перчатки покрывали грязь и свернувшаяся кровь.

– В легких воды нет, – произнесла она, вытирая лоб тыльной стороной запястья. – Не могу установить причину смерти, но она не утонула. Анализ на токсины сделать нельзя, так что, вероятно, ее накачали наркотиками. Может, остановка сердца, вызванная химическими веществами, трудно сказать. Извини.

– Не извиняйся, ты сделала все возможное, и раз в легких нет воды, значит, скорее всего, она попала в бак мертвой. А это уже кое-что.

Таня улыбнулась, снимая перчатки:

– Ты же не собираешься выяснять, кто это сделал? Его давно и след простыл.

– Может быть. А может быть, и нет. – Я встал. – Можно забирать?

– Да, я зашила ее.

– Спасибо, конечно. Но не стоило. Тебе и с живыми возни хватает.

– Это моя работа. Поверь, я не пытаюсь быть героем. – Она сняла с себя пончо и, осмотрев, выбросила его в мусорный мешок.

Я взглянул через открытую дверь на тельце на столе и старался вспомнить хоть что-нибудь из Библии, чтобы не думать о бессмысленности этих маленьких безжизненных ручек. Хотелось взять их в свои, потому что мысль о том, как она, наверное, испугалась, была невыносима. Вместо этого на ум пришла цитата из Грэма Грина: «В конце концов, почему мы должны ожидать, что Бог накажет этих невинных продолжением жизни»?

– Ты в порядке? – Таня вернулась к двери и с беспокойством посмотрела на меня. – Ты скрипишь зубами. Болят, да?

– Нет, я в полном порядке, – солгал я, потирая челюсть в том месте, где болел зуб. – Стресс.

Придется выведать у Томи, куда она припрятала зубную пасту. Моя выжата до последней капли, и я пользовался ею только через день. Такая перспектива напрягала меня, потому что снова придется говорить с ней, а она, с моей точки зрения, была безжалостным торговцем.

Со своим описанием меня она попала прямо в яблочко. И это тоже напрягало.

Мы отнесли девочку вниз и похоронили ее перед отелем вместе с остальными. Каждая могила отмечена небольшим деревянным крестом из связанных вместе кусков дерева. Ничего особенного. На них несмываемым маркером написаны имена.


Цветы, оставленные на могилах, искусственные, из наших комнат. Они перевиты белыми лентами с надписью: «Приятного пребывания у нас!»





День пятьдесят первый




Убедив Дилана дать мне ключи от служебных помещений за стойкой регистрации, я принялся за расследование. Сегодня он дважды проверил, что бак, в котором мы нашли тело, точно отключен от подачи воды. Радует, что мы больше не пьем ту воду.

Я закрыл за собой дверь, вытащил все папки и журналы регистрации, какие смог найти, сложил их на столе и сел. Было тихо. И тишина казалась знакомой.

Сначала я отыскал список бронирований, начав примерно за две недели до наступления конца света – за неделю до регистрации участников нашей конференции. Мы рассчитывали, что будет много бронирований: лето еще только начиналось, и вскоре ожидался наплыв отдыхающих. Я отметил все брони, где упоминался ребенок, исключил тех, кто заказал в номер детскую кроватку для совсем маленьких, и в конечном итоге получился короткий список из шести семей.

Затем наступила самая трудная часть. Я вернулся на крышу, но на этот раз взял с собой Натана и прихватил моток веревки, запасную одежду и фонарик.

– Что ищем? – поинтересовался Натан, когда мы опять поднимались наверх.

– Может, и ничего. Хочу поискать улики, которые мы могли пропустить в первый раз.

– Проводишь детективное расследование? Мне нравится.

– А тебе не кажется, что надо выяснить, кто эта девочка? Ее же убили! И убийца, возможно, все еще находится в отеле.

– Правда, что ли?

Я мельком взглянул на него, заметив его скептическое настроение:

– А почему нет?

– Большинство из тех, кто сейчас живет в отеле, сразу же свалили бы после такого. Вот прикинь, ты совершил убийство, остался бы ты жить в нашей небольшой группе, рискуя быть обнаруженным?

Я отпер дверь на крышу. К счастью, сегодня было теплее. И безветренно. Не пришлось щуриться и морщиться от холода.

– А теперь ты представь, – говорил я, пока он помогал мне обвязываться веревкой. – Почему не остаться? Конец света. Полиция, похоже, никогда больше не придет. И с какой стати тело вообще найдут? Все чисто. Разве это несколько… не напрягает тебя?

Он поморщился:

– Неа… Плохо?

– Что же, по-твоему, добро и зло больше не имеют значения?

– Имеют, просто… Я стану хуже спать из-за произошедшего, только если сейчас начнут убивать людей в отеле.

– Человека уже убили.

– Ладно, ладно, ты же видишь, я здесь! – Он поднял руки, словно сдаваясь. – Давай покончим с этим. У меня есть немного гашиша, и, по-моему, тебе он тоже не помешает.

Вскарабкавшись наверх бака и открыв крышку, которая на этот раз поддалась гораздо легче, чем в прошлый, я заглянул внутрь, в темноту, затем проверил, надежно ли обвязана вокруг меня веревка. Я не особо задумывался, как буду спускаться. Единственный способ, который приходил на ум, это неуклюже сползти по веревке, других способов я не придумал.

– Ты точно выдержишь мой вес? – крикнул я.

– Наверное. Давай попробуем.

У меня вдруг пропала уверенность в моем плане. Я и понятия не имел, как попасть внутрь цистерны и выбраться обратно. Посветив фонариком, я ничего не заметил в воде. Да и если бы там оказалась ее одежда, какие-то документы или другие улики, мне все равно пришлось бы спускаться, чтобы забрать их.

– Ты уверен? – снова крикнул я.

– Проверить можно только опытным путем.

– Нат, ты постоянно так говоришь, здесь футов тридцать. Если я прыгну, а ты не удержишь меня, я же могу вырубиться!

– Обещаю, если облажаюсь, приведу Дилана, и его сильные мужские руки вытащат тебя!

Я мельком взглянул вниз, затем – на Натана и не смог удержаться от смеха.

– Ладно, – согласился я, – только еще минуту, мне нужно…

– Да вообще не вопрос, хоть минуту, хоть скока хошь. Лично у меня никаких важных встреч не назначено.

Добравшись до крышки бака, я поднялся, поставив ноги по обе стороны от люка, и снова посветил фонариком внутрь. По внутренней стенке спускалась лестница для технического обслуживания, которая была почти не заметна при подходе к люку с другой стороны.