Выжившие

– Ничего. Извини, ничего страшного.

Натан бросил на меня встревоженный взгляд, который заставил меня усомниться в себе, и увел Сашу через служебный выход, а я задул свечи, чувствуя себя сбитым с толку во второй раз за вечер.

Не знаю, может, это депрессия, но у меня нет ощущения, что расследование продвигается. Расспросы людей помогают не так сильно, как ожидалось, поскольку память каждого настолько разрушена, что ни у кого нет целостного представления о том дне. Помимо случайных воспоминаний и снов, которые забываются сразу по пробуждении, я не доверяю даже собственной памяти.





День шестьдесят шестой




О происшествии мы узнали от Дилана. Естественно, женщина, которой оно касалось, первым делом пришла к нему, а он собрал всех в баре. Вся группа в одном помещении было редким зрелищем и к тому же напоминанием, как мало нас осталось и насколько мы уязвимы.

Я чувствовал себя разбитым. Мне так и не удалось заставить себя поспать.

Дилан стоял у барной стойки, пока все размещались – кто уселся на полу, кто прислонился к стене. Несколько человек принесли из ресторана дополнительные стулья. Выглядевшая расстроенной, Миа стояла рядом с Диланом.

Я встал около Тани:

– Не знаешь, по какому поводу?

– Нет.

– Может, еда?

– Возможно.

Пришла Томи и встала по другую сторону от меня, но ничего не сказала.

Когда все собрались, Дилан обратился к нам, немного повысив голос:

– Сегодня утром кое-что произошло. Мистер Николас Ван Шайк попытался изнасиловать женщину. К счастью, ей удалось отбиться. Сейчас он заперт в комнате наверху, пока мы не решим, что с ним делать. Я подумал, что лучше рассказать всё и сразу, чтобы избежать распространения слухов. Инстинкт подсказывает мне, что решения следует принимать коллективно, а не оставлять кому-то одному или двоим. Так вот… Давайте обсудим.

Никто, похоже, не хотел брать слово, затем Томи спросила:

– Это была Миа? С тобой все в порядке?

Миа улыбнулась:

– Я в полном порядке, у меня есть нож…

– Может, заставим его уйти. Или нет? – предложила Юка.

– Если заставим его уйти, это будет изгнание, что равносильно смертному приговору, – возразил Дилан. – Но он может вернуться и причинить еще больше неприятностей. У нас нет оснований полагать, что он уйдет по-тихому.

Томи:

– Что же, оставить его здесь и тратить на него ресурсы?

Саша, не видно откуда:

– Он все еще человек.

– Он пытался изнасиловать, – отрезала Томи.

Тишина.

Дилан снова взял на себя ведение собрания:

– Давайте упростим процесс. Нам нужен суд или… трибунал. Все, кто не заинтересован в участии, поднимите руку.

Большинство людей подняли руки.

– Подождите, – сказала Томи, – это не демократический процесс, если можно просто отказаться. А если придется голосовать?

– Тем более не демократично заставлять людей принимать решения, которые они не хотят принимать, – тихо заметил я.

– Что, Джон? – Дилан вытянул шею в мою сторону.

– Я говорю, не демократично заставлять людей принимать участие.


Томи насмешливо фыркнула:

– Результаты не будут честными, если голосовать будут не все.

– Как насчет компромисса? – предложила Таня. – Голосуют все, но есть возможность воздержаться.

Дилан:

– Мне нравится эта идея. Все согласны?

В комнате было почти тихо, но люди кивали.

Арран поднял руку:

– Гм… не знаю, согласится ли кто с таким вариантом, но почему бы нам не позволить Мии решить? Ну, это же на нее напали. Разве не проще спросить ее, что она хочет сделать с ним?

Все посмотрели на Мию, которая, переминаясь с ноги на ногу, пожала плечами:

– Я не знаю.

Лекс что-то проговорила быстро и сердито, и Лорен перевела:

– Она спрашивает – с какой стати? Если он опасен для всех женщин, я не хочу, чтобы одна женщина решала, в безопасности я или нет.

– Действительно! – сказала Томи.

Таня:

– Согласна с ними.

– Ладно. – Арран оставался невозмутимым. – Просто предложил.

– Итак, решено, ставим на голосование, – подытожил Дилан. – Но сперва нужно договориться о вариантах. Жаль, приходится говорить о таком вслух, но одним из вариантов будет смертная казнь.

Я восхищался, что у него хватило смелости сказать это. Такой вариант висел в воздухе с тех пор, как мы заговорили, и никто не посмел озвучить его. Как только мы узнали, что совершено преступление, прежде всего на ум приходило: «Убьем его?» При дефиците ресурсов – а их становилось все меньше – это был единственный прагматичный курс действий.

– Если мы решим убить его, – медленно произнес Роб откуда-то из первых рядов, – кто это сделает?

– Я могу, – без колебаний ответила Томи. – Не вопрос.

Я взглянул на нее. Она посмотрела на меня, как бы говоря: «Да, могу. И что?»

Я не был уверен, восхищаюсь я ею или нет. В некотором смысле, конечно, радовало, что она так быстро сняла остальных с крючка. Я вызывался добровольцем на любое дело. Но вот на такое сомневаюсь, что вызовусь.

Дилан, похоже, тоже почувствовал облегчение. В конце концов, исполнять пришлось бы ему или мне. Других добровольцев не ожидалось.

– Ладно, значит, есть вариант «убить» или второй – «держать в заключении». Оставляем вариант «изгнание»?

Хару Иобари:

– Нет. Вы правы. Он просто вернется.

– Согласна, – сказала Таня.

– Поднимите руки, если считаете, что нужен вариант «изгнание», – сказал Дилан.

Удивительно, но никто не поднял руку.

– Мы что-нибудь упустили? – задал Дилан контрольный вопрос.

Петер поднял руку:

– Получается, мы допускаем, что он это сделал? И никакого суда, как вы сказали?

Миа сердито посмотрела на него:

– Мы ничего не допускаем. Он напал на меня!

Петер пожал плечами:

– Кто-нибудь еще видел?

Никто.