Выбор. Долгие каникулы в Одессе

* * *


Руководство конторы, приятно озадаченное таким шумным успехом своего, но дотоле никому не известного ансамбля через неделю после концерта пригласило худрука «на предметный разговор» о будущем музыкального коллектива в свете открывающихся перспектив. Мендель, и сам непревзойдённый «мастер слова», к чему его обязывает профессия конферансье, да ещё получив от меня конкретные наставления и, включив своё обаяние на полную мощь, произнёс перед заинтригованным начальством прочувственную речь в стиле Остапа Бендера о Новых Васюках. Слава богу, что к этому времени роман «12 Стульев» хоть уже и написан, но ещё не издан.

Начальство, воодушевлённое открывающимися возможностями снискать славу на ниве культурного просвещения и меценатства, а также очарованное завораживающими перспективами прославится на весь торговый флот, без долгих словопрений соглашается с доводами Фляйшмана. Но к немалому обоюдному сожалению, немедленно построить или выделить нам новое большое здание для будущего «культурного центра всего торгового флота», руководство конторой пока не может.

Вот «подселить и уплотнить» они могут, а выделить – нет. Но вдруг неожиданно нашлись средства и фонды на капитальный ремонт клуба и проводку туда электричества, благо мощности позволяют, но раньше просто руки не доходили, да и нужды особой не возникало. Вскоре работа в клубе закипела и уже через два месяца мы разместились в новой гримёрной, оборудованной специально для нашего ансамбля, а старый обшарпанный и прокуренный актовый зал благодаря перестройке начал наконец-то напоминать нормальный концертный.

Тем более что его площадь увеличилась за счёт снесённых перегородок и ликвидации деления на какие-то каморки и клетушки, ранее служившие бог весть для каких целей. Новых закупленных стульев хватило только на первые три ряда, дальше стояли обычные скамейки, но мы были и этому рады, тем более что на зиму Мендель планировал перенести танцы под крышу и у нас уже был, считай готовый танцпол, только скамейки к стене убери.

Скверик напротив клуба тоже благоустроили. Построили небольшую летнюю сцену для музыкантов и навес от дождя и солнца. Установили скамеечки вокруг площадки да вкопали несколько столбов под электроосвещение и огородили скверик забором, сделав проход на танцевальную площадку платным. Стоимость билета установили сравнительно небольшой, так что народ побухтел, но всё-таки понёс свои гривенники в кассу. Танцевать бесплатно, но за забором стало считаться «босячеством» и «подзаборное» место было отдано на откуп совсем уж мелкой ребятне, да любителям по-тихому распить перед танцами бутылочку вина «для храбрости».

Случились подвижки и в приобретении музыкальных инструментов. До этого из «ударных» инструментов у нас были только ветеран гражданской войны, простреленный и залатанный маршевый барабан, да пара бубнов, принесённых из дома. Но Фляйшман при встрече с руководством сумел вначале заронить в их души смутное беспокойство и некоторую растерянность загадочным и оттого волнующим словом «перкуссия». А затем усугубил душевное смятение, заявив, что без перкуссии музыкальный коллектив возможно ещё и проживёт, но вот без ударной музыкальной установки мы вообще не ансамбль, а только посмешище курам на смех.

Выяснив, что грозное и внушающее уважение название «ударная установка» обозначает всего лишь «барабаны и тарелочки», начальство облегчённо выдохнуло и пришло в благодушное настроение, с лёгкостью дав отмашку на их приобретение. И уже через месяц из самого Нью-Йорка приплыла долгожданная установка, укомплектованная по последнему слову музыкальной техники. Что поделать, если только там оказались и контрагент конторы, и магазин, торгующий необходимыми музыкальными инструментами, и пароход в порту под погрузку на Одессу.

К слову сказать, видимо контрагент оказался большим любителем музыки, но не исключаю, что это и заинтересованные в продажах работники магазина подсуетились. Но когда распаковали ящик «с подарками», даже у меня челюсть упала от того богатства, что мы там увидели. Когда я составлял Менделю «шпаргалку» по ударной установке то, не помня в точности названия всех этих тарелочек и барабанов просто приписал «полный комплект». Что и было выполнено контрагентом в полном соответствии с полученным распоряжением.

Увидев, на какую сумму в валюте приходиться принимать подотчёт, завхоз поначалу грозился уволиться. Затем пообещал застрелиться сам или пристрелить «ту сволочь», что лишает его спокойного сна на ближайшие несколько лет. Но, как обычно и случается в подобных случаях, всё закончилось грандиозной совместной пьянкой «творческой интеллигенции» в кабинете завклуба. Где уже Василий Иванович и Опанас Богданович с превеликим трудом смогли успокоить и удержать подвыпившего и разбушевавшегося худрука. Всё порывающегося вскочить и куда-то бежать, чтоб кому-то накостылять по шее. А заодно оборвать чьи-то уши за подставу с ангажементом белых медведей и грядущую гастроль в тундру.

А перед нами во всей красе встала проблема поиска ещё одного члена коллектива. Дело в том, что в Советском Союзе и понятия такого как «ударник музыкальной установки» ещё не существует. Барабаны есть, бубны есть, литавры есть, даже барабанщики есть, а вот «музыкальных ударников» ещё не было и нет. Они «как класс» начинают только-только появляться, в основном в джазовых коллективах и танцевальных оркестрах. Но опять же, «появляться» там, на западе.

И где теперь нам взять «драммера» я понятия не имею, но это головная боль Менделя, он худрук, вот пусть и ищет. А пока, выбрав место для установки барабанов и освободив музыкальные инструменты от упаковки, мы с восхищением любуемся блистающими лаком барабанами и сверкающими медью тарелками. Даже все стойки и каркасы покрыты полированным хромом, вплоть до самой последней гаечки и болтика. Но меня больше всего поразил бас-барабан. Да он с креплением в каркасе чуть ли не с меня ростом, настоящая «Бочка»! В моё время бас-барабаны стали гораздо меньшего размера, возможно, это было связано с появлением микрофонов, устанавливаемых прямо внутри бас-барабана?

– Это сколько же человек надо ещё принимать, чтоб играть на этих инструментах? – Мендель, опухший после вчерашней «приёмки подотчёта» угрюмо смотрит то на меня, то на установку. Так-то я уже объяснял ему ещё до покупки установки, что хватит одного музыканта, но видимо он теперь уже мне не верит, да и остальные музыканты поглядывают на меня тоже как-то недоверчиво. Конечно, установка вызывает уважение и опасение у незнакомых с ней людей своими габаритами и количеством «предметов».

Помимо «Бочки» в специальном каркасе, к которому крепится педаль колотушки, в неё входит малый барабан на подставке, напольный том-том, тоже на каркасной подставке и два том-тома на стойках. Четыре держателя типа «журавль» для крэш и райд тарелок и сами тарелки в количестве восемь штук, по четыре для каждого вида и разного диаметра. Хай-хэт на длинном стержне и тарелки лоу бой на коротком.

Ничего лишнего, оптимальный набор под наши нужды. Разве что с количеством кронштейнов перебор вышел. Что-то я сомневаюсь, что сейчас кому-то понадобятся одновременно две крэш и две райд тарелки, но лучше уж пусть будут запасные, чем в случае чего искать, где их купить или изготовить. Да и сама установка, заставленная «шляпами» на «журавлях» среди том-томов, выглядит стильно и своими строгими геометрическими формами как нельзя лучше вписывается в «конструктивизм», новый «пролетарский стиль», зарождающийся в СССР. Всё оборудование совершенно нулёвое и по виду самого высокого качества. А судя по понурому виду Менделя, ещё и запредельно дорогое по нынешним ценам.

Хачатур с восхищением оглядывает установку, довольно цокает языком, садится на стул и начинает ладонями выбивать на малом барабане ритм лезгинки. Затем пытается продолжить на том-томах и тарелках, но ударив палец о край хэта, прекращает баловство и встаёт со стула.

– Вай! Какие хорошие барабаны, но как на них играть?

– А это на что? – Таня показывает Хачику барабанные палочки и отважно садится на освободившееся место. Раздаётся быстрая барабанная дробь и новоявленная «драммерша» начинает выбивать ритм вначале на барабане, а затем подключается «бочка». Девушка, азартно приоткрыв рот и высунув кончик языка, уже лупит палочками по крэшу и бренчит хай-хэтом. Пытается дотянуться ногой до педали лоу боя, но при этом раскорячившись как лягушка чуть ли не валится со стула на пол. Мендель в отчаянии хватается за голову и стонет: – Нет! Таня, прекрати немедленно! Моя голова сейчас лопнет. – Таня с сожалением прекращает «музицировать» и встаёт со стула.

– А я бы попробовала, мне нравится! Просто здоровски всё гремит! Но кто меня научит? И кто тогда будет петь? – девушка с грустью осматривает установку и со вздохом протягивает барабанные палочки мне. – Миша, не хочешь попробовать? На, постучи!

Забрав барабанные палочки и удивившись их непривычно большому размеру, действительно «палки», я с независимым видом усаживаюсь на стул и, подмигнув Танечке, легонько пару раз нажимаю на педаль колотушки, проверяя мягкость хода и удобство её расположения. Затем то же самое делаю с хай-хэтом и лоу боем, прислушиваясь к их звукам. Затем примеряюсь палочками к барабанам и тарелкам, просто имитируя удары в воздухе, но не касаясь самих инструментов.

Когда-то давно, ещё в молодости, я по просьбе друга подменял приболевшего аккордеониста, недолго, всего пару недель. Ребята летом лабали на танцплощадке и я неплохо провёл с ними несколько вечеров. Вот их ударник Димка, по кличке «Демон» и дал мне несколько уроков игры на барабанах. Самые простые сбивки. Ничего сложного, любой человек со слухом и чувством ритма выучит за полчаса.

Я прикрыл глаза и попытался припомнить последовательность. Так, как там… для начала играю чуть быстрее, чем адажио, счёт на восьмые ноты. Сначала бочка и одновременно акцент на крэш. Затем хэт, четыре удара по малому барабану, затем два удара в первый том. Далее два удара во второй и опять крэш. Главное не забывать, что бас – это правая нога и играется на счёт «раз» и счёт «три». Поехали!

Получилось с первого раза, да там и нет ничего сложного. Можно даже просто ладонями по стулу и коленям ритм выбить. Я взглянул на молчащего Менделя, заинтересованно смотрящего в мою сторону, и лукаво усмехнулся. А вот сейчас совсем простой ритм, но он когда-то звучал в культовой песне времён моей молодости. И на своём синтезаторе я её играл неоднократно. Естественно, я не собираюсь её петь, времена не те, не поймут! Да и в моё время «не понимали», но ничего поделать не могли, ни на западе, ни в Союзе. А ритм там заводной, просто с первого раза запоминается. Лет пять назад «в прошлом» наткнулся на ролик в ютубе, там парнишка на барабанах соло из квинов выдавал, ничё так, зачётно, мне понравилось. Я начинаю про себя напевать песню. Поехали!

Дружок, ты еще малыш, но так сильно шумишь.

Играя на улице, мечтаешь когда-нибудь вырасти.[13]





Не успел я закончить играть, как на меня с визгом налетела Таня. – Мишка! Ты где так барабанить научился? Научи меня! Я тоже хочу так играть! – я был затискан и расцелован под завистливые взгляды Рафика, а меня уже обнимал и хлопал по спине Хачик. – Вай, маладэц ахпер! Брат, ты чего молчал, что на барабанах играть умеешь? Я тоже так хочу! Если Таню будешь учить, то прошу как брата, меня тоже учи! – и тут меня накрыло плотным ядрёным облаком вчерашнего перегара. Я сдавленно запищал и попытался вырваться из удушающих объятий восторженного худрука, но куда там, бесполезно! Мендель вцепился в меня как голодный медведь в колоду с мёдом.

– Мишка! Паршивец! Что ж ты молчал, что играть умеешь? Я ж думал всё…. Упекут растратчика за полярный круг с медведями хороводы водить. Ты хоть знаешь, сколько она стоит? – Мендель ногой небрежно пихает барабан. – Я б вовек не рассчитался! Но теперь-то ого-го! Вот где они все у нас будут! – худрук воинственно потрясает кулаками, грозя гипотетическим недоброжелателям.

– Да вы что, все тут с ума посходили что ли? Какой из меня драммер? Я пианист! И вообще музыкальный руководитель, а не барабанщик!

– Ну, уж нет! – Мендель ожигает меня хищным взглядом, – Если б я, хотя бы немного представлял себе, что из себя представляет эта твоя «небольшая установка» и сколько она стоит, то хрен бы ты, когда её увидел! И хочу тебе напомнить, что у нас в Одессе пианистов, как тюльки на Привозе, а вот таких дромадеров как ты, нет ни одного. Так что хочешь ты или нет, но тебе на ней играть придётся, других верблюдов у меня нет! – вот так и появился в ансамбле свой самый первый драммер. Но ребята ещё долго надо мной прикалывались, называя не иначе как дромадером. Спасибо Менделю, конечно, но что-то есть в этом символическое.





* * *



Всё-таки Мендель мужик адекватный. Побурчав для приличия всё же с моими доводами согласился. Не смогу я постоянно играть на ударной установке. Придёт осень, начнутся занятия в институте и мне вообще не до ансамбля станет. Я и сейчас-то разрываюсь между учёбой и игрой, но сейчас лето, свободного времени у меня всё же побольше чем зимой. Но и песни писать надо, каждую неделю по одной новой песне Тане и Хачику. Так-то этих песен у меня «как гуталину», но надо тщательно отбирать, что подойдёт для этого времени, а что пока ещё «рано». Да и партитуры песен для Столярова тоже писать надо, он за этим следит строго, а для музыкантов расписывать нотную запись. Этого с меня тоже никто не снимал.

Хорошо хоть и Григорий Арнольдович, и Николай Николаевич мне в этом помогают. Вилинский так вообще молодец, его можно в соавторы смело записывать. Такое ощущение, что он музыку прямо с листа слышит и если видит мои косяки, то тактично указывает и говорит, что он бы записал это по-другому. И никогда даже не намекнёт на соавторство. Однажды я сам это ему предложил, так он на меня таким взглядом посмотрел, что я чуть со стыда не сгорел.

Столяров тоже с интересом следит за моим «творчеством», и на ошибки, если они есть, тоже указывает, но никогда не подсказывает, что и как надо записать: – Миша, автор – ты. Тебе и решать, как должно твоё произведение звучать, вдруг я влезу тебя править, а это окажется гениальной находкой, которую я своей косностью и консерватизмом только испорчу.

А вообще-то мне кажется, что некоторые песни у меня тут стали звучать чуть иначе, чем в моём времени, наверное, я их неосознанно адаптирую под это время и имеющиеся в моём распоряжении инструменты. Слова-то у песен понятно, менять приходится, чтоб не звучали чужеродно, но вот музыка? Как-то раньше не задумывался над этим, хотя в «своём» времени тоже иногда на синтезаторе что-нибудь мудрил с чужой музыкой, но тогда это называл незатейливо – аранжировка. Если друзьям нравилось, то записывал на диск, просто «чтоб было», но вообще-то, конечно, считал свои оркестровки баловством, но вот неожиданно пригодился тот навык.

Через пару недель Фляйшман привёл на репетицию своего знакомого, Костю Волобуева. Тот уже пять лет играл в городском оркестре Одессы, сейчас перешедшим в подчинение Одесскому филармоническому товариществу. Костя в оркестре играл на литаврах и тарелках и пришёл просто из вежливого интереса посмотреть на «иностранную музыкальную ударную установку», о которой ему рассказал Мендель. Пришёл, посмотрел как я играю, сам сел на место барабанщика…. И встал уже поздним вечером, когда все расходились с репетиции. Что сказать? Любовь с первого взгляда! Так у ансамбля появился новый член коллектива – «драммер» Костя. Очень уж ему это иностранное слово по вкусу пришлось, хотя тот же «барабанщик» только на английский лад.

Лето пролетело незаметно. Постоянно занятый или в ансамбле, или в институте я как-то совсем «отбился от коллектива». И Соня, и братья начали на меня всерьёз обижаться, что я почти не общаюсь с ними. Но что поделать, если утром они со мной на пляж бегать ленятся, а весь день и почти каждый вечер я постоянно занят? Хорошо хоть мне теперь не надо ездить на свадьбы и дни рождения. Но ни у кого и вопросов не возникает, а сколько и за что Мендель мне платит. Уже почти весь репертуар ансамбля состоит из моих песен. А «ценник» за выступления на торжествах Мендель задирает такой, что нэпманы только кряхтят… но платят! Так-то музыкантов желающих сыграть на именинах или свадьбах в Одессе пруд пруди…. Но «Поющая Одесса» одна!

– Ай! Лазарь Абрамович, не делайте мне больные нервы и не морочьте голову своим Сёмой! Ну, какой из него жених для моей Цили? За какое такое богатство вы мне можете сказать, што я за него ничего не знаю, если вы даже не можете пригласить на свадьбу «Поющую Одессу» на один вечер? Вот когда Автандил Давиташвилли выдавал замуж свою дочь, так «Одесса» три дня пела на свадьбе его дочери и сына уважаемого Ираклия Каландаришвилли. Сразу видно, что родители невесты и жениха очень приличные и уважаемые в Одессе люди!

Каждые две недели ансамбль давал один концерт в клубе и три раза в неделю играл на танцевальной площадке по вечерам. Популярность ансамбля была такой, что в сквере для поддержания порядка на танцах стал дежурить милицейский пост, а на концерты в клуб пришлось печатать билеты. Хотя сам концерт и был бесплатным, но мест в зале для всех желающих опять стало не хватать, и билеты на концерт теперь распространял местком. Насколько честно, справедливо и по какому принципу идёт распределение мы не знали и не интересовались.

Я сразу предупредил Менделя, чтоб он в это дело не совался, и даже не вздумал бы спекулировать билетами. Мы и так зарабатывали достаточно, хотя официально получали ставку матроса всего в полста пять рублей месячного оклада, в то время как пособие по безработице составляло одиннадцать рублей шестьдесят копеек. Правда, прожить на эти копейки в Одессе, не имея побочного приработка было просто нереально. Ну, так всегда и во все времена пособие было всего лишь средством для поддержания штанов, а не способом для выживания.

Так незаметно лето и пролетело, а затем наступила осень, начались занятия в институте и над моей головой неожиданно стали собираться грозовые тучи, но слава богу, гром прогремел в стороне и не надо мной. Я хоть и храбрился, мол, если что, то я и так проживу не бедствуя, но всё-таки вздохнул с облегчением, когда всё успокоилось. Всё-таки диплом о высшем образовании мне был нужен.

А к новому году как-то незаметно для себя я избавился от «цыганщины» в своих импровизациях. Всё-таки педагоги перебороли мою склонность к «ресторанной» музыке и меня больше не тянуло переиграть лёгкую фортепианную пьесу на мотив русского шансона. Да и с учёбой стало как-то полегче, то ли я уже привык к большим нагрузкам, то ли их и правда стало меньше, но я стал проводить с ансамблем времени гораздо больше, чем раньше. И Фляйшман, хоть и неохотно, но всё-таки тоже пошёл мне на уступки. С наступлением холодов и переносов танцев под крышу клуба, Мендель стал приглашать на дивертисмент своих знакомых танцоров из кордебалета.

И первым танцем, который показали в нашем клубе, стала легендарная Кумпарсита, более известная в моём времени как Аргентинское танго. Благо достать слова песни и ноты мне было несложно. К этому времени танго, написанное чуть более десяти лет назад, уже успело завоевать не только новый свет. В Европе это танго в прошлом году стало самым популярным и имело оглушительный успех. Пришла пора и советских людей ознакомить с этим шедевром, и я не вижу препятствий для того, чтобы это знакомство, не началось с Одессы.

На танц пол, освобождённый от стульев и лавочек, выходит танцевальная пара, раздаются первые аккорды, и начинается танец, а потом в музыку вплетается голос Татьяны:

Questo tango suona sempre

Non smette mai di tormentarmi[14]





Глава 12. Нерадостные перспективы




Реальность никогда не оправдывает наших ожиданий.

Пауло Коэльо



Несмотря на весь скептицизм Менделя, выступление танцевальной пары публикой было встречено с восторгом. Кто бы что не говорил, но красивый танец нормального человека завораживает и вызывает желание его повторить. Вот и наши гости ещё дважды бисировали, а затем ещё дважды игралось танго, но уже для публики, рьяно пытавшейся повторить только что увиденное. И только волевым решением Фляйшмана эта «тангомания» была прекращена и дальше танцы продолжились по намеченной программе.

Наши гости были в восторге от аплодисментов в свой адрес и горячего одобрения публикой показанного танца. В обычном кордебалете удостоиться таких «персональных» оваций им вряд ли когда-нибудь суждено. Так что вопросов по их дальнейшему ангажементу даже не возникло. Артисты что называется были «закуплены оптом и на корню», и не только за счёт вполне приличной оплаты разового выступления.

Но боже мой, какая всё-таки «большая деревня» эта Одесса! Дивертисмент был в субботу вечером, а уже утром в понедельник я стоял в кабинете Столярова и судорожно пытался понять, что от меня требуется и в чём меня обвиняют. Иногда, когда по мнению Григория Арнольдовича этого требовала ситуация, он мог быть и жёстким, и строгим, и нетерпимым. Я это прекрасно знал, вот только честно не мог понять, в чём я всё же провинился, поэтому и оставалось только хлопать глазками, да печально вздыхать, переживая начальственный гнев и «мотая на ус» выдвигаемые обвинения.

Не, так-то «в целом» мне вскоре стало понятно, что так возбудило профессора и на что изволит гневаться мой преподаватель. Я как-то уже и подзабыл, что Столяров не только ректор Муздрамина, но и главный дирижёр Одесского театра оперы и балета, а как раз оттуда и были приглашены танцоры. Но я не мог понять «частностей». Какое ему вообще дело до того, где его артисты делают гешефт в свободное от основной работы время? Это же сейчас в порядке вещей, что актёры дополнительно зарабатывают себе на жизнь, выступая, где только смогут. Не такая уж и большая зарплата у танцоров кордебалета, чтоб отказываться от дополнительного приработка. И где тут спрашивается криминал, из-за которого меня надо «незводить и курощать»?

Наконец Столяров выдохся, налил в стакан воды из графина и начал её понемногу отпивать мелкими глотками. Делая короткие паузы и перемеживая глотки воды глубокими вздохами и суровыми взглядами в мою сторону. Воспользовавшись возникшей паузой, я тихонько перевёл дух готовясь к новому раунду обвинений. Но вдруг подумал, а какого чёрта я буду терпеть незаслуженные обвинения, если я уверен в своей правоте? Да, теперь-то я понимаю опасения Столярова, и за меня, и за наш ансамбль, и за своих артистов кордебалета.

Но я так же хорошо представляю себе те пределы, до которых могу дойти, не опасаясь последствий. Нет, последствия-то уже всё равно будут, но если к ним правильно подготовиться, то хрен они что смогут мне сделать, так и оставшись последствиями. И – да, за себя я не опасаюсь, мне главное не подставить близких мне людей. Но слишком уж всё хорошо у нас пока складывается чтоб бросать дело на полпути. Мы ещё побарахтаемся!

– Григорий Арнольдович, а что, собственно, произошло? Вы меня в чём-то обвиняете, но я не могу понять сути ваших претензий. Ну, да! Ваши танцоры исполнили номер у нас в клубе, но насколько мне известно это им не запрещено. Да, они танцевали танго, но и это не запрещено! И вообще бесполезно запрещать хорошую музыку, она как вода, всегда найдёт дырочку в запретах и просочится! К тому же, если мне не изменяет память, танго запретили в царской России в четырнадцатом году, а советская власть его не запрещала!

В этом я был совершенно уверен. В «своё» время разбираясь с историей «царских долгов» мне довелось пересмотреть множество различных документов, естественно, тех, что мне разрешили посмотреть. Среди нужных для моей работы документов начиная с «царского» периода строительства КВЖД и вплоть до ВОВ, попадалось много интересного, но к делу совершенно не относящегося. Кое-что из прочитанного мне запомнилось, в том числе и на «музыкальную тему», как человеку не совсем чуждому музыке.

Это хорошо, что Григорий Арнольдович воду пил мелкими глотками и успел выпить не так уж и много. Но, его фонтану, оросившему кабинет мог бы позавидовать и кит средних размеров. Ну нельзя же быть таким импульсивным! Я подскочил к преподу согнувшемуся в три погибели и задыхающемуся от попавшей в лёгкие воды и немилосердно колотя по спине помог избавиться от её излишков.

– Кха, кхе, те, тьфу! Тебе «не изменяет память»? Глупый мальчишка! Да откуда ты вообще можешь что-то помнить за то время? И знать за то, что запретила или нет советская власть? Тебе сколько лет-то? Ты уж говори, да не заговаривайся! Хорошо, что я кое-что знаю о твоём прошлом, и понимаю, что ты всё равно от всего отопрёшься. Знаешь, а ведь ты неплохо устроился…. «тут помню, тут не помню». А чуть что, так сразу – «не знаю»! Но со мной твои номера не пройдут! Миша, ты совсем не замечаешь, что порой говоришь такие вещи, о которых в силу своего возраста и знать-то не должен. Но ведь знаешь! Мы, твои преподаватели, к этому уже привыкли, но у постороннего человека это может вызвать ненужный интерес и вопросы. Так что следи за тем, кому и что ты говоришь!

Пипец! Опять прокололся! Прав мой ректор, я совсем перестал «шифроваться». Мама давно уже не обращает внимания на то, что и как я говорю, разве что иногда переспросит, если услышит, что-новое и для неё непонятное. Ребята в группе поначалу на меня косились, но тоже как-то быстро привыкли, что пацан рассуждает как взрослый. Явных глупостей я не говорю, а мой статус музыкального руководителя и зама Фляйшмана, да ещё подкреплённый написанными для наших вокалистов песнями вскоре примирил музыкантов с моей некоторой «чрезмерной начитанностью».

Тем более, что я постоянно приношу в клуб все те новые музыкальные газеты и журналы, что по моей просьбе заказывает и покупает моя мама. На это и списывают мою «излишнюю образованность». А братья и Сонечка, с которыми я хоть и редко, но всё же встречаюсь, вообще не обращают на мою речь никакого внимания, разве что сами стали употреблять некоторые мои словечки, приучая обитателей дома к новым словесным оборотам. И ведь приучили, но я в этом не виноват, само получилось.

– Хедва! Не хочу расчёсывать тебе нервы, но твой Лазарь заховался в дровянике с бутылкой шмурдяка. Шевели булками старая, пока он опять до белочки не допился!

– Ой вей из мир! Щас возьму скалку и устрою ему гранд фестиваль за все мои вирванные годы. Достал уже меня, алкаш запойный!