Второй ошибки не будет
Часть 5 из 34 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мама встала и, с трудом поворачиваясь в тесном пространстве между столом и плитой, добавила Оле еще картошки.
– Вот так, солнышко, кушай, бабушка лучше знает.
– Анна Сергеевна, пусть Оля сама решит.
– Ты бы лучше последила, что ребенок у тебя напихивается кетчупом. Вот что вредно!
– Оля, слышала?
Дочь насупленно молчала, и Лиза погладила ее по голове.
– А то химию всякую едят, а картошка им не годится! – сварливо проговорила мама.
– Но ведь это действительно тяжелая пища, – попыталась возразить Лиза.
– Не выдумывай! Мы ели и нормальные выросли, а все эти ваши новомодные диеты – чушь собачья! Да, Олечка? Смотри, какого бабушка папу красивого вырастила и тебя вырастит.
Оля промолчала, а Лиза поморщилась:
– Давайте сменим тему.
– А ты ешь по-человечески!
– Я ем столько, сколько нужно.
– Я бы на твоем месте, Толенька, задумалась, что это у тебя жена все худеет и худеет. Все фигуру бережет и бережет. Других забот, что ли, нет? Мы в наше время беспокоились о семье, а не о фигуре.
– Я справляюсь со своими обязанностями, – процедила Лиза.
– Это тебе так кажется, потому что ты эгоистка.
Лиза пристально взглянула на мужа.
– Мам, ну что ты такое говоришь, – промямлил Анатолий.
Мама ничего не ответила, но поджала губы очень красноречиво.
Чай пили в гробовом молчании.
После ужина жена вышла на лестницу, Анатолий последовал за ней.
Одна из узких железных полосок лестничных перил оказалась отогнута и торчала в пролет, видимо, у кого-то из соседей взыграла удаль молодецкая.
Анатолий с усилием вернул полоску на место и огляделся. Краска на стенах облупилась, оконные стекла в змейках трещин, кашляни возле них посильнее – и осыплются. Почтовые ящики в языках черной копоти, на подоконнике пустая консервная банка, набитая окурками. Уныние и запустение, но скоро они переедут в новый дом. Интересно, какой он будет? Хорошо бы кирпичная девятиэтажка, но это он раскатал губу. Блочный скорее всего дадут, и он не станет отказываться от первых и последних этажей. Что предложат, то и возьмет, потому что в следующий раз шанс неизвестно когда выпадет.
Заметив, как глубоко Лиза затянулась сигаретой, Анатолий покачал головой:
– Уж это точно вреднее, чем картошка.
– А я вообще-то не курю. Только нервы успокаиваю, когда меня твоя мамаша выведет, но поскольку она занимается этим постоянно, то могу и пристраститься. Толя, ну скажи ты ей!
– Что?
– Не знаю. Вот что ты сидел, как в рот воды набрал, вообще за меня не заступился?
– Лизочка, но это все-таки мама…
– А это все-таки я, жена твоя! А то все-таки Оля, твоя дочка! Сколько ты еще будешь позволять маме сосать из нас энергию?
Анатолий пробормотал, что мама хочет им всем только добра.
– Ага, сейчас! Ха-ха два раза! Я зря, конечно, тебя про огурцы спросила, а ты тоже хорош, не сообразил. Надо было сказать, что мои огурцы отстойные, жрать невозможно, не то что у любимой мамули. Умилостивить наше домашнее божество хоть так.
– Ну, конечно, я во всем виноват, кто бы сомневался, – обиженно засопел Анатолий.
– Поговори с ней, Толя, пожалуйста! Мы же все делаем, как она хочет. Отдельную комнату – пожалуйста, после одиннадцати не шуметь – будьте любезны, гостей не водить – извольте. Как королева во дворце, казалось бы, что еще тебе надо? Живи и радуйся, но нет! Для полного счастья необходимо задолбать домочадцев, чтобы всех трясло от ненависти к тебе. Вот тогда день удался!
– Ты преувеличиваешь.
– Да неужели? Толя, поговори или я сама это сделаю.
Анатолий неопределенно кивнул, надеясь, что это сойдет за обещание. Не сошло.
– Трус несчастный! Конечно, тебе что, не твои нервы километрами на кулак наматывают.
– Лиза, но она ж не слушает. Сразу скажет, что мы неблагодарные и ее не любим, и заплачет – и тут уж либо утешать ее, либо повеситься.
Анатолий вздрогнул. Но не нашел, что сказать.
Жена с силой затушила сигарету и резко обернулась к нему:
– Ну, раз вторая сигнальная система не работает, надо перейти на уровень рефлексов, – шепотом прокричала она, – как собаку дрессировать. Здесь можно, а здесь фу, нельзя. Место! Полезет, куда не звали, сразу по рукам! Раз, два, а на третий она уже подумает, но все равно полезет. А на четвертый подумает и не полезет.
– Лиза, ты говоришь о моей матери, – взмолился Анатолий.
– Извини, – Лиза резко замолчала. А потом пристально посмотрела мужу в глаза и сказала: – Слушай, Толя, давай уедем?
– Куда?
– Да куда угодно! Учителя и водители везде нужны. Хоть под Томск вернемся. Точно, – воодушевилась жена, – напиши ребятам, они будут только рады тебе помочь.
– А Оля?
– С нами поедет.
– Лизочка, а как же ее музыка? Учительница говорит, что у Оли настоящий талант, и она станет выдающейся пианисткой, если не забросит.
– Слушай, музыкальная школа есть в любой дыре.
– Но ей нужны педагоги высокого класса. Или ты хочешь, чтобы она нас потом проклинала, что мы лишили ее блестящего будущего?
Лиза фыркнула:
– Я, Толя, хочу пожить нормально, пока мы молодые, а твоя мамаша еще не старая, потому что когда мы будем еще не старые, а она уже дряхлая бабка, кто будет выносить за ней горшки, если не я? Дерьма от нее я еще успею нахлебаться, дай хоть сейчас нормально подышать. Давай уедем, прошу тебя.
Анатолий притянул ее к себе, уткнулся носом в рыжую макушку. Аромат ее волос всегда сводил его с ума, и горький привкус табачного дыма ничего не испортил.
– Все будет хорошо, – прошептал он, – скоро мы получим квартиру.
– Ой, – отмахнулась Лиза.
– Нет, правда. В этот раз точно.
– И в тот раз было точно, и в позатот.
– Правда, Лизочка, совсем чуть-чуть осталось потерпеть.
Когда легли спать, то долго ждали, пока Оля в своем углу начитается и угомонится, и потом еще долго притворялись, что спят, чутко прислушиваясь к шорохам в квартире, как хищники в ночном лесу.
– Вроде тихо, – шепнул Анатолий, осторожно обнимая жену так, чтобы не скрипел диван.
Лиза еле слышно засмеялась и прижалась к нему, теплая, родная.
– Тише, тише…
Только он просунул руку под ночную рубашку жены и погладил теплое бедро, как в соседней комнате послышалась возня, через секунду отворилась дверь, и по полу расстелился длинный прямоугольник мягкого света. Анатолий еле успел откинуться на подушку.
– Чаю нужно попить, а то никак не уснуть, – сказала мама и проследовала на кухню.
– Здрасте, потрахались, – фыркнула жена и, отвернувшись, натянула одеяло на голову.
Анатолий лежал, слушал шум воды, потом хлопок включившейся газовой конфорки, звон посуды и прочие привычные звуки.
Вздохнул. Ему завтра во вторую смену, он может подождать, пока мама уснет, а Лизе на работу к восьми. Придется отложить на завтра, ибо выспаться важнее, только завтра маме снова чего-нибудь захочется среди ночи… Естественно, это не может быть не чем иным, как совпадением, но по странной случайности, как только он хотел заняться любовью с женой, мама тут же начинала колобродить. Почему так? Они с Лизой наловчились до такой степени, что их бесшумности позавидовали бы подводники и японские ниндзя, а мама все равно просыпалась.
Пару лет назад они заикнулись, что хорошо бы им переехать в маленькую комнату, а маме с Олей поселиться в большой, но проходной. От этого робкого намека сдетонировал такой мощный скандал, что Анатолий до сих пор вздрагивал при одном воспоминании. «А дальше что? – орала мама. – В дом престарелых меня сплавите или сразу на улицу?» И долго еще потом мама не отказывала себе в удовольствии при случае заметить, что она пустила в дом змею беспорточную, лису хитровыделанную, словом, не девушку, а какой-то ужасающий фольклорный персонаж.
Анатолий прижался к жене, она сердито дернула плечиком. Имеет право обижаться, с другой стороны… Ему легко вскрикивать: «Это же моя мать!», зная, что такое восклицание нечем парировать приличному человеку. Ну да, это его мама, она жизнь положила, чтобы его вырастить, души в нем не чаяла, всем пожертвовала ради него, и он должен быть ей благодарен, но Лиза-то ничем ей не обязана. Тут можно возразить, что именно мать мужа создала человека, с которым жене теперь так хорошо живется, поэтому надо ей поклониться в ножки. Наверное, справедливо, но конструкция умозрительная, ее можно понять, но трудно прочувствовать. Мораль моралью, а уживаться приходится двум посторонним женщинам, вот и все. Лиза еще хорошо держится, не хамит матери в глаза, только ему выплескивает обиду, а мама… Мама это мама.
Странное дело, она постоянно говорит, как любит сына, обожает внучку, и хоть жену он взял явно неудачную, свиристелку и неумеху, но она мирится с его выбором и изо всех сил поддерживает в семье лад и мир. И вроде бы так и есть, но почему-то в доме всегда царит какое-то напряжение, как будто гудит трансформатор. Со временем привыкаешь к его гулу, перестаешь обращать внимание, но все равно испытываешь огромное облегчение, когда его отключают.
Иногда мама уезжала к сестре погостить, и сразу будто открывалась форточка в затхлом помещении, дышать становилось радостно и свободно, Оля приводила домой подружек, а Лиза варила пельмени и суп из рыбных консервов, а Анатолий вспоминал о своем давнем хобби – выжигании по дереву, покупал в хозяйственном хлебную доску, доставал с антресолей верный приборчик «Узор-1» и приступал к работе, а жена и дочка с удовольствием нюхали сладковатый дымок тлеющего дерева и вспоминали, что так же пах костер, когда они в прошлом году ходили в настоящий поход с палаткой и варили в котелке кашу, вкуснее которой ничего не бывает. А потом мама возвращалась и говорила, как страшно по ним по всем соскучилась, и Анатолий на минуту верил, что и дальше жизнь пойдет уютно и хорошо, но тут же за чаем мама заводила заезженную пластинку о том, что сестре несказанно повезло, у нее-то невестка чудная девочка, уважает свекровь, большая редкость по нынешним временам, и вроде бы ни одного обидного слова, но будто химический состав воздуха менялся. Снова появлялись в доме обстоятельные солидные обеды, салат, суп, второе и десерт, воцарялись порядок и тишина, потому что не куролесили больше в доме Олины подружки, а «Узор-1» отправлялся обратно в ссылку на антресоли вместе с недоделанной доской.
И ведь кому пожаловаться – засмеют, мол, с жиру бесишься. Четыре человека в двух комнатах, пусть и смежных, считай, роскошь по нынешним временам. Мать здоровая, не лежачая после инсульта, дочь – отличница, жена – золото. Чего тебе еще надо? Зачем бога гневишь? Радуйся, дурак, тому, что есть, а то хуже будет!
Ах, тебе кажется, будто воздух пропитан какой-то непонятной отравой? Будто посреди дома установлена заряженная мина, и вы все ходите бочком, лишь бы ее не задеть? А ты вообще кто, мужик или истеричка? Все так живут, а ты что, сахарный?
Сахарный он или нет – вопрос спорный, а хочется, чтобы жена и дочка жили в радости, и самому приходить в уютный теплый дом, а не на минное поле. И второго ребенка хочется, чтобы сын родился, если, конечно, повезет, но и дочка тоже ничего. А может, сразу следом и третьего малыша стругануть, пока он еще сравнительно молод и силен.
– Вот так, солнышко, кушай, бабушка лучше знает.
– Анна Сергеевна, пусть Оля сама решит.
– Ты бы лучше последила, что ребенок у тебя напихивается кетчупом. Вот что вредно!
– Оля, слышала?
Дочь насупленно молчала, и Лиза погладила ее по голове.
– А то химию всякую едят, а картошка им не годится! – сварливо проговорила мама.
– Но ведь это действительно тяжелая пища, – попыталась возразить Лиза.
– Не выдумывай! Мы ели и нормальные выросли, а все эти ваши новомодные диеты – чушь собачья! Да, Олечка? Смотри, какого бабушка папу красивого вырастила и тебя вырастит.
Оля промолчала, а Лиза поморщилась:
– Давайте сменим тему.
– А ты ешь по-человечески!
– Я ем столько, сколько нужно.
– Я бы на твоем месте, Толенька, задумалась, что это у тебя жена все худеет и худеет. Все фигуру бережет и бережет. Других забот, что ли, нет? Мы в наше время беспокоились о семье, а не о фигуре.
– Я справляюсь со своими обязанностями, – процедила Лиза.
– Это тебе так кажется, потому что ты эгоистка.
Лиза пристально взглянула на мужа.
– Мам, ну что ты такое говоришь, – промямлил Анатолий.
Мама ничего не ответила, но поджала губы очень красноречиво.
Чай пили в гробовом молчании.
После ужина жена вышла на лестницу, Анатолий последовал за ней.
Одна из узких железных полосок лестничных перил оказалась отогнута и торчала в пролет, видимо, у кого-то из соседей взыграла удаль молодецкая.
Анатолий с усилием вернул полоску на место и огляделся. Краска на стенах облупилась, оконные стекла в змейках трещин, кашляни возле них посильнее – и осыплются. Почтовые ящики в языках черной копоти, на подоконнике пустая консервная банка, набитая окурками. Уныние и запустение, но скоро они переедут в новый дом. Интересно, какой он будет? Хорошо бы кирпичная девятиэтажка, но это он раскатал губу. Блочный скорее всего дадут, и он не станет отказываться от первых и последних этажей. Что предложат, то и возьмет, потому что в следующий раз шанс неизвестно когда выпадет.
Заметив, как глубоко Лиза затянулась сигаретой, Анатолий покачал головой:
– Уж это точно вреднее, чем картошка.
– А я вообще-то не курю. Только нервы успокаиваю, когда меня твоя мамаша выведет, но поскольку она занимается этим постоянно, то могу и пристраститься. Толя, ну скажи ты ей!
– Что?
– Не знаю. Вот что ты сидел, как в рот воды набрал, вообще за меня не заступился?
– Лизочка, но это все-таки мама…
– А это все-таки я, жена твоя! А то все-таки Оля, твоя дочка! Сколько ты еще будешь позволять маме сосать из нас энергию?
Анатолий пробормотал, что мама хочет им всем только добра.
– Ага, сейчас! Ха-ха два раза! Я зря, конечно, тебя про огурцы спросила, а ты тоже хорош, не сообразил. Надо было сказать, что мои огурцы отстойные, жрать невозможно, не то что у любимой мамули. Умилостивить наше домашнее божество хоть так.
– Ну, конечно, я во всем виноват, кто бы сомневался, – обиженно засопел Анатолий.
– Поговори с ней, Толя, пожалуйста! Мы же все делаем, как она хочет. Отдельную комнату – пожалуйста, после одиннадцати не шуметь – будьте любезны, гостей не водить – извольте. Как королева во дворце, казалось бы, что еще тебе надо? Живи и радуйся, но нет! Для полного счастья необходимо задолбать домочадцев, чтобы всех трясло от ненависти к тебе. Вот тогда день удался!
– Ты преувеличиваешь.
– Да неужели? Толя, поговори или я сама это сделаю.
Анатолий неопределенно кивнул, надеясь, что это сойдет за обещание. Не сошло.
– Трус несчастный! Конечно, тебе что, не твои нервы километрами на кулак наматывают.
– Лиза, но она ж не слушает. Сразу скажет, что мы неблагодарные и ее не любим, и заплачет – и тут уж либо утешать ее, либо повеситься.
Анатолий вздрогнул. Но не нашел, что сказать.
Жена с силой затушила сигарету и резко обернулась к нему:
– Ну, раз вторая сигнальная система не работает, надо перейти на уровень рефлексов, – шепотом прокричала она, – как собаку дрессировать. Здесь можно, а здесь фу, нельзя. Место! Полезет, куда не звали, сразу по рукам! Раз, два, а на третий она уже подумает, но все равно полезет. А на четвертый подумает и не полезет.
– Лиза, ты говоришь о моей матери, – взмолился Анатолий.
– Извини, – Лиза резко замолчала. А потом пристально посмотрела мужу в глаза и сказала: – Слушай, Толя, давай уедем?
– Куда?
– Да куда угодно! Учителя и водители везде нужны. Хоть под Томск вернемся. Точно, – воодушевилась жена, – напиши ребятам, они будут только рады тебе помочь.
– А Оля?
– С нами поедет.
– Лизочка, а как же ее музыка? Учительница говорит, что у Оли настоящий талант, и она станет выдающейся пианисткой, если не забросит.
– Слушай, музыкальная школа есть в любой дыре.
– Но ей нужны педагоги высокого класса. Или ты хочешь, чтобы она нас потом проклинала, что мы лишили ее блестящего будущего?
Лиза фыркнула:
– Я, Толя, хочу пожить нормально, пока мы молодые, а твоя мамаша еще не старая, потому что когда мы будем еще не старые, а она уже дряхлая бабка, кто будет выносить за ней горшки, если не я? Дерьма от нее я еще успею нахлебаться, дай хоть сейчас нормально подышать. Давай уедем, прошу тебя.
Анатолий притянул ее к себе, уткнулся носом в рыжую макушку. Аромат ее волос всегда сводил его с ума, и горький привкус табачного дыма ничего не испортил.
– Все будет хорошо, – прошептал он, – скоро мы получим квартиру.
– Ой, – отмахнулась Лиза.
– Нет, правда. В этот раз точно.
– И в тот раз было точно, и в позатот.
– Правда, Лизочка, совсем чуть-чуть осталось потерпеть.
Когда легли спать, то долго ждали, пока Оля в своем углу начитается и угомонится, и потом еще долго притворялись, что спят, чутко прислушиваясь к шорохам в квартире, как хищники в ночном лесу.
– Вроде тихо, – шепнул Анатолий, осторожно обнимая жену так, чтобы не скрипел диван.
Лиза еле слышно засмеялась и прижалась к нему, теплая, родная.
– Тише, тише…
Только он просунул руку под ночную рубашку жены и погладил теплое бедро, как в соседней комнате послышалась возня, через секунду отворилась дверь, и по полу расстелился длинный прямоугольник мягкого света. Анатолий еле успел откинуться на подушку.
– Чаю нужно попить, а то никак не уснуть, – сказала мама и проследовала на кухню.
– Здрасте, потрахались, – фыркнула жена и, отвернувшись, натянула одеяло на голову.
Анатолий лежал, слушал шум воды, потом хлопок включившейся газовой конфорки, звон посуды и прочие привычные звуки.
Вздохнул. Ему завтра во вторую смену, он может подождать, пока мама уснет, а Лизе на работу к восьми. Придется отложить на завтра, ибо выспаться важнее, только завтра маме снова чего-нибудь захочется среди ночи… Естественно, это не может быть не чем иным, как совпадением, но по странной случайности, как только он хотел заняться любовью с женой, мама тут же начинала колобродить. Почему так? Они с Лизой наловчились до такой степени, что их бесшумности позавидовали бы подводники и японские ниндзя, а мама все равно просыпалась.
Пару лет назад они заикнулись, что хорошо бы им переехать в маленькую комнату, а маме с Олей поселиться в большой, но проходной. От этого робкого намека сдетонировал такой мощный скандал, что Анатолий до сих пор вздрагивал при одном воспоминании. «А дальше что? – орала мама. – В дом престарелых меня сплавите или сразу на улицу?» И долго еще потом мама не отказывала себе в удовольствии при случае заметить, что она пустила в дом змею беспорточную, лису хитровыделанную, словом, не девушку, а какой-то ужасающий фольклорный персонаж.
Анатолий прижался к жене, она сердито дернула плечиком. Имеет право обижаться, с другой стороны… Ему легко вскрикивать: «Это же моя мать!», зная, что такое восклицание нечем парировать приличному человеку. Ну да, это его мама, она жизнь положила, чтобы его вырастить, души в нем не чаяла, всем пожертвовала ради него, и он должен быть ей благодарен, но Лиза-то ничем ей не обязана. Тут можно возразить, что именно мать мужа создала человека, с которым жене теперь так хорошо живется, поэтому надо ей поклониться в ножки. Наверное, справедливо, но конструкция умозрительная, ее можно понять, но трудно прочувствовать. Мораль моралью, а уживаться приходится двум посторонним женщинам, вот и все. Лиза еще хорошо держится, не хамит матери в глаза, только ему выплескивает обиду, а мама… Мама это мама.
Странное дело, она постоянно говорит, как любит сына, обожает внучку, и хоть жену он взял явно неудачную, свиристелку и неумеху, но она мирится с его выбором и изо всех сил поддерживает в семье лад и мир. И вроде бы так и есть, но почему-то в доме всегда царит какое-то напряжение, как будто гудит трансформатор. Со временем привыкаешь к его гулу, перестаешь обращать внимание, но все равно испытываешь огромное облегчение, когда его отключают.
Иногда мама уезжала к сестре погостить, и сразу будто открывалась форточка в затхлом помещении, дышать становилось радостно и свободно, Оля приводила домой подружек, а Лиза варила пельмени и суп из рыбных консервов, а Анатолий вспоминал о своем давнем хобби – выжигании по дереву, покупал в хозяйственном хлебную доску, доставал с антресолей верный приборчик «Узор-1» и приступал к работе, а жена и дочка с удовольствием нюхали сладковатый дымок тлеющего дерева и вспоминали, что так же пах костер, когда они в прошлом году ходили в настоящий поход с палаткой и варили в котелке кашу, вкуснее которой ничего не бывает. А потом мама возвращалась и говорила, как страшно по ним по всем соскучилась, и Анатолий на минуту верил, что и дальше жизнь пойдет уютно и хорошо, но тут же за чаем мама заводила заезженную пластинку о том, что сестре несказанно повезло, у нее-то невестка чудная девочка, уважает свекровь, большая редкость по нынешним временам, и вроде бы ни одного обидного слова, но будто химический состав воздуха менялся. Снова появлялись в доме обстоятельные солидные обеды, салат, суп, второе и десерт, воцарялись порядок и тишина, потому что не куролесили больше в доме Олины подружки, а «Узор-1» отправлялся обратно в ссылку на антресоли вместе с недоделанной доской.
И ведь кому пожаловаться – засмеют, мол, с жиру бесишься. Четыре человека в двух комнатах, пусть и смежных, считай, роскошь по нынешним временам. Мать здоровая, не лежачая после инсульта, дочь – отличница, жена – золото. Чего тебе еще надо? Зачем бога гневишь? Радуйся, дурак, тому, что есть, а то хуже будет!
Ах, тебе кажется, будто воздух пропитан какой-то непонятной отравой? Будто посреди дома установлена заряженная мина, и вы все ходите бочком, лишь бы ее не задеть? А ты вообще кто, мужик или истеричка? Все так живут, а ты что, сахарный?
Сахарный он или нет – вопрос спорный, а хочется, чтобы жена и дочка жили в радости, и самому приходить в уютный теплый дом, а не на минное поле. И второго ребенка хочется, чтобы сын родился, если, конечно, повезет, но и дочка тоже ничего. А может, сразу следом и третьего малыша стругануть, пока он еще сравнительно молод и силен.