Вторая попытка
Часть 23 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Наверно, тебе надо лететь, заодно повезешь запчасти к «Белому лебедю». Я как почитал в докладах, что летчики вытворяли в небе над Германией, и особенно как днем прямо над Берлином взяли звуковой барьер, то понял, почему Сталин больше всего обижается за простой этого бомбардировщика.
— Да уж. Тут ты прав, придется и мне вспомнить молодость и поработать экспедитором.
* * *
За сутки, что прошли после памятного заседания Совета, ничего серьезного не произошло, ну разве что пришлось в мире 1942 года отправить радиограмму на «Гепард», что появились их знакомые, и запросить всю информацию по личному составу, чтобы можно было идентифицировать прибывших делегатов. Несмотря на ухудшение погоды, караван успел пересечь перевал, и пока мы точно не разобрались, пятерых моряков на время изолировали в бункере в Перевальном.
Благо на «Гепарде» на всякий случай был оставлен маяк с энергокартриджами на три включения, и капитан 1-го ранга Григорьев смог перейти к нам в бункер для прояснения ситуации. Осталось в ближайшее время организовать сам переход — лодка уже была в Северной Атлантике, и с учетом мощного шторма это было не так просто сделать.
Пока всё это происходило, система наблюдения зафиксировала несколько попыток подключиться к каналу, но постановщик помех самым наглым образом мешал неким неизвестным личностям пользоваться протоптанной нами дорожкой в прошлое. То, что это были не орлы Кульчицкого, я и так знал — у их установки были немного другого принципа, и робкие и безрезультатные попытки подключиться к каналу уже давно фиксировались. А вот те, другие, точно работали с украденной у меня информацией, поэтому за двое суток на базе заготовок для маяков были смонтированы еще три постановщика помех, налажены и запущены в работу, чтоб неведомому противнику жизнь медом не казалась.
Каждый из постановщиков помех был оборудован своим генератором и вывезен за границы города и тщательно спрятан. Для экономии топлива и поддержания общей работоспособности системы контроля за пространственно-временным порталом, постановщики помех работали поочередно, и всё было настроено так, что одновременно работали две установки. Оставленных запасов топлива должно было хватить месяца на полтора работы такой автономной системы, и, в принципе, можно было вздохнуть спокойно.
Одновременно несколько раз переходил в мир 1914 года, где события развивались установленным порядком. Благодаря деятельности штабс-капитана Мещерского и капитана Марченко и солдат из их группы, которых мы в свое время спасли в Восточной Пруссии, в окрестностях Петрограда сняли склад, где разместили маяк. Там стоял в полной готовности один из легких вертолетов А600 «Коготь» с подвешенным маяком, чтоб вывезти в нужное место для организации высадки штурмовой группы, на случай если кто-либо попытается захватить нашу делегацию.
Но, по информации самой Кати, которая регулярно сбрасывала видеофайлы и сообщения о проделанной работе, и по докладам капитана Марченко, постоянно находящегося при вдовствующей императрице, всё пока шло по плану, и даже совсем удачно прошла вербовка Александры Федоровны. Узнав реальное положение вещей и кто мы на самом деле, та впала в ступор и закатила настоящую истерику, но Мария Федоровна всё держала на контроле и достаточно жестко обошлась с невесткой, вроде как вправив ей на время мозги, хотя куда Алису заведет ее буйная истеричная фантазия, одному богу было известно.
Но, несмотря на всё, узнав много нового, Алиса вполне благосклонно отнеслась к нашему предложению в качестве компенсационного подарка выполнить одно из ее пожеланий — убрать с политического небосвода Российской империи Гучкова. Получив отмашку, я сильно-то и не колебался и дал команду Олегу Дегтяреву, который всегда был рад устроить пакость какому-нибудь зажравшемуся коту, проработать операцию.
Но тем не менее главной проблемой сейчас была организация нашего эффектного появления в том мире. Чем это лучше получится, чем больше мы смутим умы простых обывателей, тем будет проще потом сначала набрать абсолютный авторитет, а потом манипулировать общественным мнением. Но подумав, решили сильно не усердствовать и ограничиться образом профессиональных военных, которые многое умеют и обладают немыслимыми возможностями настучать по голове любому, кто не любит Россию. Учитывая держащийся пока в империи патриотический дух, это было неплохо, но вот потом нужно будет менять всё это, чтобы вытянуть страну из пропасти, куда она скатывается.
Для организации нашего безопасного появления, командовать всем по протекции вдовствующей императрицы, которую, к всеобщему удивлению, поддержала и действующая — Александра Федоровна, отрядили простого кавалерийского офицера, генерала графа Келлера, который был известен как лихой рубака, а вот в придворных делах был не силен. Но тем не менее он со всей энергией взялся за дело, продумал и нашел прекрасное поле под Петроградом, где неплохо будет пришельцам организовать свой лагерь, и принялся оборудовать места для зрителей и расчищать будущую зону безопасности.
Узнав, где точно будет представление, штабс-капитан Мещерский в сопровождении Паши Ненашева отвез на то самое поле и хорошо замаскировал пространственно-временной маяк. Теперь дело осталось за малым — выйти, показаться, помахать ручкой и подписать с Николаем парочку договоров.
Когда всё было почти готово и мы передали соответствующее сообщение вдовствующей императрице, меня самым наглым образом оторвали от подготовки к шоу в 1914 году. На видеоконференц-связь напросились генерал-полковник Ростовцев и его коллега, глава ФСБ генерал-полковник Сипягин, причем вдвоем, что не то чтобы не радовало, но наводило на определенные мысли.
Для выяснения отношений времени прошло достаточно, и они вполне могли обменяться информацией и выработать какую-то определенную общую стратегию поведения в нынешней ситуации.
К моему удивлению, разговор был короткий, и всё сводилось к нескольким тезисам: «Мы не виноваты, готовы сотрудничать, лицо, как и власть, терять не хотим, давай дружить и договариваться — Земля круглая, еще пригодимся друг другу». Больше ничего существенного не сказали, разве что вопрос восстановления Ту-160 и тоже ставшего на прикол Ту-95 решен, и лично сам Ростовцев прилетит, чтоб на месте обговорить сложившуюся ситуацию.
Вот почему не присутствовал генерал Мартов да их третий олигарх, Терещенко, вызывало вопросы, но раньше времени дергаться я не стал: судя по тону разговора и общей обстановке, биг-боссы с лампасами — весьма и весьма мудрые мужики и просчитали ситуацию. Намек про постановщик помех я понял, значит, и это они вычислили и, проанализировав ситуацию, решили дружить. Окончательных выводов я раньше времени делать не стал и, посоветовавшись с Дегтяревым и Васильевым, решил подождать до прилета Ростовцева, тем более что он ожидался завтра днем, как раз перед самым нашим торжественным выходом в 1914 год.
А работы было много: подготовили боевую технику и личный состав, изучили план местности, фотоснимки и видеозаписи, сделанные капитаном Ненашевым. Но помимо этого пришлось заниматься заготовкой бетонных блоков для организации блокпостов, мотков колючей проволоки «егоза», надувных эмчеэсовских палаток, искать и приводить в порядок полевую кухню, мощный дизельный генератор и, главное, грузовики для перевозки всего этого. На закуску в ангар загнали автокран и тоже стали красить, белить и натирать, чтоб всё блестело и производило впечатление новизны и основательности техники из будущего.
Помимо этого встал острый вопрос разведывательной работы в том мире, а с учетом и совершенно другой моды и манеры поведения и разговора, пришлось заниматься тем, что организовывать настоящую пошивочную мастерскую. Женщин сюда отбирали, как всегда, очень тщательно, с учетом соблюдения режима секретности. Стаскивали, откуда только можно, швейные машинки, оверлоки, расходные материалы, а в том мире осмелевший и освоившийся Ненашев, помимо выполнения некоторых оперативных заданий, мотался по лавкам и скупал ткани для пошива костюмов и платьев. При этом тщательно фотографировали людей разных сословий, чтобы примерно знать, кто как выглядит и ведет себя.
Но время шло и подходило к отметке, когда нам нужно будет выйти на люди во всей красе. Портал регулярно включался, и мы несколько раз в гражданской одежде выходили на ту сторону, осматривали место нашего будущего лагеря, потом выезжали в Киев и в Петроград и гуляли, изучая на местности возможные места будущих событий.
В один из таких выходов, благодаря жуткому прессингу, я взял с собой супругу с сыном, да и Дегтярев наконец-то решил отвлечься от спецопераций и прихватил свою Татьяну с сыном Серегой. Наши предприимчивые жены, оказывается, уже давно готовились к такого рода выходу и, пользуясь тем, что являются членами семей высшего командного состава колонии, уже напрягли женщин из швейного цеха и подготовили несколько комплектов платья и на себя, и на детей. Результат — после совещания перед выходом, где обсуждали последние новости, плюнув на всё, переоделись и через портал на складе, где хранился вертолет, вышли в этот мир. Наняв извозчика, мы тихо, по меркам нашего мира, мирно поехали в центр города с намерением погулять и подышать свежим воздухом с Балтики. Сзади на некотором расстоянии гулял Паша Ненашев и его двое бойцов, которые вроде как занимались своим делом и рассматривали витрины, облака на небе и девушек в необычных для нашего времени закрытых платьях, хотя они не в первый раз уже выходили в этот мир и работали под местных. Но тем не менее они четко отслеживали наше окружение, да и мы не просто так надели броники скрытого ношения, и подмышками висели пистолеты и короткоствольные автоматы, любой супостат сразу огребет, если попробует кому-либо причинить вред.
Нашу компанию попробовали повести какие-то местные гопники, но быстро отстали, сразу определив в нас весьма и весьма опасных людей, которые при первой возможности готовы пустить кровь. Бандюки, которые сами не чураются пограбить с тяжкими телесными повреждениями, как зубастые крысы сразу почувствовали хищников пострашнее и, не привлекая внимания, тихо растворились в толпе, не зная, что их физиономии были засняты нашей наружной и забиты в архив для будущего УБОПа.
Прогулкой все остались довольны. Чувствовалась какая-то основательность в этом городе, но со своей размеренностью жизни, он сильно отличался от Питера будущего, где мне не раз приходилось бывать. Тут всё было другое.
Если ехать по Невскому проспекту Питера нашего времени, то в череде исторических домов видны свободные места, занятые кафешками или какими-то нестандартными для общего стиля строениями. Это во время блокады Ленинграда немецкие бомбы и снаряды разрушали дома, и после войны их не стали восстанавливать. А тут всё было настоящее, делавшееся по особым проектам, чтоб не нарушать общие правила застройки проспекта, но так, чтоб у каждого строения было свое лицо и какие-то уникальные, но весьма изящные отличия. Этот город еще не прошел через революцию, где всё, что было связано с прошлой жизнью, крушилось и разбивалось; не испытал на себе удары немецкой артиллерии и авиации; не перенес бум типовых застроек поствоенных времен и дикую постсоветскую капиталистическую истерию, отличавшуюся гигантскими роскошными зданиями в стиле хайтек, блистающими стеклом огромных окон и металлом силовых конструкций. Действительно, после глухих казематов и галерей бункеров здесь всё завораживало и вызывало желание еще раз сюда вернуться и пройтись по этим чистым улицам, где каждый камень буквально дышит историей.
Одним словом, мы хорошо провели время, выгуляв заскучавших жен и детей, что избавило нас с Олегом от домашних лесопилок и выноса мозга на пару недель.
Поэтому к началу второй фазы операции по официальному внедрению в мир 1914 года мы были отдохнувшими и полными сил, и даже визит генерал-полковника Ростовцева и постоянные попытки неизвестной установки подключиться к каналу не могли испортить нам настроение.
Глава 14
В маленькой комнатке, в глубине большого, благоустроенного бункера, которую часто использовали в качестве камеры для заключенных и откуда иногда доносились крики и стоны допрашиваемых, на привинченных к полу стульях сидели два человека и вроде как мирно беседовали. Но напряженная обстановка, подбитая бровь и разорванная одежда одного из них говорили, кто из них узник, а кто контролирует обстановку.
Голые бетонные стены, грубая металлическая дверь и скрытая за толстым противоударным стеклом тусклая осветительная лампа дополняли атмосферу безысходности для любого, кто сюда попадал помимо своей воли.
Избитый человек сидел на стуле, положив руки, закованные в наручники, на стол, где они были зафиксированы специальным зажимом, чтоб преступник или просто неугодный хозяину бункера арестант не смог просто так броситься. Если раньше много раз в качестве хозяина положения здесь выступал генерал ФСБ Мартов, то теперь он был в качестве заключенного, а допрашивал его старый друг и начальник, глава ФСБ генерал-полковник Сипягин.
Мартова взяли во время встречи с его контактом в одном из бункеров, принадлежащих клану Терещенко. Оперативники Сипягина сумели запечатлеть, как заместитель главы ФСБ передавал флэшку с секретной информацией одному из доверенных лиц главы клана МВД, и вовремя пресечь этот канал утечки данных. Операция была засекречена, и столь высокопоставленного преступника быстро привезли в бункер главы ФСБ и запрятали в одной из дальних и одиночных камер. Теперь с Мартовым лично хотел поговорить Сипягин и прояснить для себя, почему давний и верный друг его предал.
Они сидели при слабом свете и смотрели друг на друга, хотя, несмотря на положение, Сфинкс был, как всегда, спокоен, и только лицо иногда искажалось от боли в поломанных ребрах.
— Сережа, скажи, почему? Почему предал? Мы ведь столько знакомы, с самого училища. Ты крестил моих детей, ты меня тогда вынес на себе в Сербии. Нас же столько связывает, я же мог положиться только на тебя. Почему, объясни мне!
Последнюю фразу Сипягин выкрикнул, вскочил с места и отвернулся к стене, чтобы бывший друг не видел его слез. Мужских слез обиды и отчаяния, что самый верный друг его предал, и из-за этого рушился весь мир. Но Мартов молчал.
Успокоившись, Сипягин опять повернулся к всё так же спокойно сидящему Мартову и спросил:
— Сергей, ты мне ничего не хочешь сказать?
Но Мартов молчал. В свете тусклой лампы его синяки и круги под глазами выглядели зловеще, и казалось, что лицо генерала превратилось в какую-то фантасмагорическую маску.
— Я понимаю, погибла Алла с твоими детьми. Ты их безумно любил. Поздний брак, желанные дети, но ведь не сломался после этого. Почему же предал?
Глава ФСБ пристально смотрел в глаза своего друга, и когда тот говорил о молодой погибшей жене, которую Мартов любил до потери сознания, у того вроде как потеплели глаза, но в них не было пустоты и отчаяния, и страшная догадка пришла Сипягину на ум:
— Они ведь не погибли, так, Сергей?
Мартов чуть дернул разбитой бровью, и этого было достаточно, чтоб подтвердить предположение главы ФСБ.
— Они у него, правда?
Несмотря на свою репутацию, на многие смертные приговоры и кровь, которая была у него на руках, Сипягин всё еще оставался тем молодым романтиком, который верил в дружбу и в любовь, хотя всю жизнь прятал это от других, и только Мартов знал его по-настоящему. Он так хотел оправдать своего друга, что сам ответил за него:
— Точно, они у него, и тебе пришлось… Но почему ты ничего не сказал мне, я ведь твой друг. Мы всю жизнь прикрывали друг другу спину, и я мог только тебе доверять. Сергей, почему ты ничего мне не сказал? Почему ты меня предал и стал работать на этого упыря Терещенко?
Он не сдержался и фамилию недруга просто крикнул. И тут впервые у Мартова брови полезли наверх, и он, как бы очнувшись, удивленно спросил:
— А при чем тут Терещенко?
Тут уж удивился Сипягин.
— Так ты что, не на Терещенко работаешь?
— Нет, конечно. Я что, идиот? Он так или иначе всех своих агентов поочередно сливает, не заботясь о последствиях. Смысл мне с этим мясником связываться?
Сипягин, поняв, что… точнее, поняв, что он пока ничего не понимает, удивленно сел на привинченный к полу стул, как раз напротив Мартова, и спросил:
— Подожди, теперь я не понял. А на кого ты работаешь?
— А ты что, так и не понял?
— Вот уже час жду от тебя объяснений.
Мартов усмехнулся, оглядел камеру по кругу и спросил:
— Тут ничего не пишется?
Сипягин кивнул головой. Все посты, где могло вестись аудио- и визуальное наблюдение за этой камерой, заняли его люди и отключили всю аппаратуру.
— Уверен.
Мартов устало вздохнул.
— Ты уверен, что хочешь услышать всю правду?
— А ты думаешь, я тут просто так вокруг тебя танцы с бубном устраиваю?
— Игорь, поверь, многия знания…
— …многия печали. Плавали, знаем. Давай говори.
Мартов вздохнул и начал:
— Хорошо, сам напросился, но чтоб потом не кричал на меня, что спать по ночам не можешь.
Сипягин повеселевшим голосом прикрикнул, понимая, что тут нечто иное, чем простое предательство его друга, и замешана какая-то большая игра:
— Ты мне баки не забивай, говори.
— Хорошо. Давай с самого начала. Я тебя не предавал, только работаю в данный момент на Оргулова.
Сипягин примерно нечто подобное ожидал услышать, но вот от формы изложения чуть не впал в ступор.
— Сергей, поясни.
— Да уж. Тут ты прав, придется и мне вспомнить молодость и поработать экспедитором.
* * *
За сутки, что прошли после памятного заседания Совета, ничего серьезного не произошло, ну разве что пришлось в мире 1942 года отправить радиограмму на «Гепард», что появились их знакомые, и запросить всю информацию по личному составу, чтобы можно было идентифицировать прибывших делегатов. Несмотря на ухудшение погоды, караван успел пересечь перевал, и пока мы точно не разобрались, пятерых моряков на время изолировали в бункере в Перевальном.
Благо на «Гепарде» на всякий случай был оставлен маяк с энергокартриджами на три включения, и капитан 1-го ранга Григорьев смог перейти к нам в бункер для прояснения ситуации. Осталось в ближайшее время организовать сам переход — лодка уже была в Северной Атлантике, и с учетом мощного шторма это было не так просто сделать.
Пока всё это происходило, система наблюдения зафиксировала несколько попыток подключиться к каналу, но постановщик помех самым наглым образом мешал неким неизвестным личностям пользоваться протоптанной нами дорожкой в прошлое. То, что это были не орлы Кульчицкого, я и так знал — у их установки были немного другого принципа, и робкие и безрезультатные попытки подключиться к каналу уже давно фиксировались. А вот те, другие, точно работали с украденной у меня информацией, поэтому за двое суток на базе заготовок для маяков были смонтированы еще три постановщика помех, налажены и запущены в работу, чтоб неведомому противнику жизнь медом не казалась.
Каждый из постановщиков помех был оборудован своим генератором и вывезен за границы города и тщательно спрятан. Для экономии топлива и поддержания общей работоспособности системы контроля за пространственно-временным порталом, постановщики помех работали поочередно, и всё было настроено так, что одновременно работали две установки. Оставленных запасов топлива должно было хватить месяца на полтора работы такой автономной системы, и, в принципе, можно было вздохнуть спокойно.
Одновременно несколько раз переходил в мир 1914 года, где события развивались установленным порядком. Благодаря деятельности штабс-капитана Мещерского и капитана Марченко и солдат из их группы, которых мы в свое время спасли в Восточной Пруссии, в окрестностях Петрограда сняли склад, где разместили маяк. Там стоял в полной готовности один из легких вертолетов А600 «Коготь» с подвешенным маяком, чтоб вывезти в нужное место для организации высадки штурмовой группы, на случай если кто-либо попытается захватить нашу делегацию.
Но, по информации самой Кати, которая регулярно сбрасывала видеофайлы и сообщения о проделанной работе, и по докладам капитана Марченко, постоянно находящегося при вдовствующей императрице, всё пока шло по плану, и даже совсем удачно прошла вербовка Александры Федоровны. Узнав реальное положение вещей и кто мы на самом деле, та впала в ступор и закатила настоящую истерику, но Мария Федоровна всё держала на контроле и достаточно жестко обошлась с невесткой, вроде как вправив ей на время мозги, хотя куда Алису заведет ее буйная истеричная фантазия, одному богу было известно.
Но, несмотря на всё, узнав много нового, Алиса вполне благосклонно отнеслась к нашему предложению в качестве компенсационного подарка выполнить одно из ее пожеланий — убрать с политического небосвода Российской империи Гучкова. Получив отмашку, я сильно-то и не колебался и дал команду Олегу Дегтяреву, который всегда был рад устроить пакость какому-нибудь зажравшемуся коту, проработать операцию.
Но тем не менее главной проблемой сейчас была организация нашего эффектного появления в том мире. Чем это лучше получится, чем больше мы смутим умы простых обывателей, тем будет проще потом сначала набрать абсолютный авторитет, а потом манипулировать общественным мнением. Но подумав, решили сильно не усердствовать и ограничиться образом профессиональных военных, которые многое умеют и обладают немыслимыми возможностями настучать по голове любому, кто не любит Россию. Учитывая держащийся пока в империи патриотический дух, это было неплохо, но вот потом нужно будет менять всё это, чтобы вытянуть страну из пропасти, куда она скатывается.
Для организации нашего безопасного появления, командовать всем по протекции вдовствующей императрицы, которую, к всеобщему удивлению, поддержала и действующая — Александра Федоровна, отрядили простого кавалерийского офицера, генерала графа Келлера, который был известен как лихой рубака, а вот в придворных делах был не силен. Но тем не менее он со всей энергией взялся за дело, продумал и нашел прекрасное поле под Петроградом, где неплохо будет пришельцам организовать свой лагерь, и принялся оборудовать места для зрителей и расчищать будущую зону безопасности.
Узнав, где точно будет представление, штабс-капитан Мещерский в сопровождении Паши Ненашева отвез на то самое поле и хорошо замаскировал пространственно-временной маяк. Теперь дело осталось за малым — выйти, показаться, помахать ручкой и подписать с Николаем парочку договоров.
Когда всё было почти готово и мы передали соответствующее сообщение вдовствующей императрице, меня самым наглым образом оторвали от подготовки к шоу в 1914 году. На видеоконференц-связь напросились генерал-полковник Ростовцев и его коллега, глава ФСБ генерал-полковник Сипягин, причем вдвоем, что не то чтобы не радовало, но наводило на определенные мысли.
Для выяснения отношений времени прошло достаточно, и они вполне могли обменяться информацией и выработать какую-то определенную общую стратегию поведения в нынешней ситуации.
К моему удивлению, разговор был короткий, и всё сводилось к нескольким тезисам: «Мы не виноваты, готовы сотрудничать, лицо, как и власть, терять не хотим, давай дружить и договариваться — Земля круглая, еще пригодимся друг другу». Больше ничего существенного не сказали, разве что вопрос восстановления Ту-160 и тоже ставшего на прикол Ту-95 решен, и лично сам Ростовцев прилетит, чтоб на месте обговорить сложившуюся ситуацию.
Вот почему не присутствовал генерал Мартов да их третий олигарх, Терещенко, вызывало вопросы, но раньше времени дергаться я не стал: судя по тону разговора и общей обстановке, биг-боссы с лампасами — весьма и весьма мудрые мужики и просчитали ситуацию. Намек про постановщик помех я понял, значит, и это они вычислили и, проанализировав ситуацию, решили дружить. Окончательных выводов я раньше времени делать не стал и, посоветовавшись с Дегтяревым и Васильевым, решил подождать до прилета Ростовцева, тем более что он ожидался завтра днем, как раз перед самым нашим торжественным выходом в 1914 год.
А работы было много: подготовили боевую технику и личный состав, изучили план местности, фотоснимки и видеозаписи, сделанные капитаном Ненашевым. Но помимо этого пришлось заниматься заготовкой бетонных блоков для организации блокпостов, мотков колючей проволоки «егоза», надувных эмчеэсовских палаток, искать и приводить в порядок полевую кухню, мощный дизельный генератор и, главное, грузовики для перевозки всего этого. На закуску в ангар загнали автокран и тоже стали красить, белить и натирать, чтоб всё блестело и производило впечатление новизны и основательности техники из будущего.
Помимо этого встал острый вопрос разведывательной работы в том мире, а с учетом и совершенно другой моды и манеры поведения и разговора, пришлось заниматься тем, что организовывать настоящую пошивочную мастерскую. Женщин сюда отбирали, как всегда, очень тщательно, с учетом соблюдения режима секретности. Стаскивали, откуда только можно, швейные машинки, оверлоки, расходные материалы, а в том мире осмелевший и освоившийся Ненашев, помимо выполнения некоторых оперативных заданий, мотался по лавкам и скупал ткани для пошива костюмов и платьев. При этом тщательно фотографировали людей разных сословий, чтобы примерно знать, кто как выглядит и ведет себя.
Но время шло и подходило к отметке, когда нам нужно будет выйти на люди во всей красе. Портал регулярно включался, и мы несколько раз в гражданской одежде выходили на ту сторону, осматривали место нашего будущего лагеря, потом выезжали в Киев и в Петроград и гуляли, изучая на местности возможные места будущих событий.
В один из таких выходов, благодаря жуткому прессингу, я взял с собой супругу с сыном, да и Дегтярев наконец-то решил отвлечься от спецопераций и прихватил свою Татьяну с сыном Серегой. Наши предприимчивые жены, оказывается, уже давно готовились к такого рода выходу и, пользуясь тем, что являются членами семей высшего командного состава колонии, уже напрягли женщин из швейного цеха и подготовили несколько комплектов платья и на себя, и на детей. Результат — после совещания перед выходом, где обсуждали последние новости, плюнув на всё, переоделись и через портал на складе, где хранился вертолет, вышли в этот мир. Наняв извозчика, мы тихо, по меркам нашего мира, мирно поехали в центр города с намерением погулять и подышать свежим воздухом с Балтики. Сзади на некотором расстоянии гулял Паша Ненашев и его двое бойцов, которые вроде как занимались своим делом и рассматривали витрины, облака на небе и девушек в необычных для нашего времени закрытых платьях, хотя они не в первый раз уже выходили в этот мир и работали под местных. Но тем не менее они четко отслеживали наше окружение, да и мы не просто так надели броники скрытого ношения, и подмышками висели пистолеты и короткоствольные автоматы, любой супостат сразу огребет, если попробует кому-либо причинить вред.
Нашу компанию попробовали повести какие-то местные гопники, но быстро отстали, сразу определив в нас весьма и весьма опасных людей, которые при первой возможности готовы пустить кровь. Бандюки, которые сами не чураются пограбить с тяжкими телесными повреждениями, как зубастые крысы сразу почувствовали хищников пострашнее и, не привлекая внимания, тихо растворились в толпе, не зная, что их физиономии были засняты нашей наружной и забиты в архив для будущего УБОПа.
Прогулкой все остались довольны. Чувствовалась какая-то основательность в этом городе, но со своей размеренностью жизни, он сильно отличался от Питера будущего, где мне не раз приходилось бывать. Тут всё было другое.
Если ехать по Невскому проспекту Питера нашего времени, то в череде исторических домов видны свободные места, занятые кафешками или какими-то нестандартными для общего стиля строениями. Это во время блокады Ленинграда немецкие бомбы и снаряды разрушали дома, и после войны их не стали восстанавливать. А тут всё было настоящее, делавшееся по особым проектам, чтоб не нарушать общие правила застройки проспекта, но так, чтоб у каждого строения было свое лицо и какие-то уникальные, но весьма изящные отличия. Этот город еще не прошел через революцию, где всё, что было связано с прошлой жизнью, крушилось и разбивалось; не испытал на себе удары немецкой артиллерии и авиации; не перенес бум типовых застроек поствоенных времен и дикую постсоветскую капиталистическую истерию, отличавшуюся гигантскими роскошными зданиями в стиле хайтек, блистающими стеклом огромных окон и металлом силовых конструкций. Действительно, после глухих казематов и галерей бункеров здесь всё завораживало и вызывало желание еще раз сюда вернуться и пройтись по этим чистым улицам, где каждый камень буквально дышит историей.
Одним словом, мы хорошо провели время, выгуляв заскучавших жен и детей, что избавило нас с Олегом от домашних лесопилок и выноса мозга на пару недель.
Поэтому к началу второй фазы операции по официальному внедрению в мир 1914 года мы были отдохнувшими и полными сил, и даже визит генерал-полковника Ростовцева и постоянные попытки неизвестной установки подключиться к каналу не могли испортить нам настроение.
Глава 14
В маленькой комнатке, в глубине большого, благоустроенного бункера, которую часто использовали в качестве камеры для заключенных и откуда иногда доносились крики и стоны допрашиваемых, на привинченных к полу стульях сидели два человека и вроде как мирно беседовали. Но напряженная обстановка, подбитая бровь и разорванная одежда одного из них говорили, кто из них узник, а кто контролирует обстановку.
Голые бетонные стены, грубая металлическая дверь и скрытая за толстым противоударным стеклом тусклая осветительная лампа дополняли атмосферу безысходности для любого, кто сюда попадал помимо своей воли.
Избитый человек сидел на стуле, положив руки, закованные в наручники, на стол, где они были зафиксированы специальным зажимом, чтоб преступник или просто неугодный хозяину бункера арестант не смог просто так броситься. Если раньше много раз в качестве хозяина положения здесь выступал генерал ФСБ Мартов, то теперь он был в качестве заключенного, а допрашивал его старый друг и начальник, глава ФСБ генерал-полковник Сипягин.
Мартова взяли во время встречи с его контактом в одном из бункеров, принадлежащих клану Терещенко. Оперативники Сипягина сумели запечатлеть, как заместитель главы ФСБ передавал флэшку с секретной информацией одному из доверенных лиц главы клана МВД, и вовремя пресечь этот канал утечки данных. Операция была засекречена, и столь высокопоставленного преступника быстро привезли в бункер главы ФСБ и запрятали в одной из дальних и одиночных камер. Теперь с Мартовым лично хотел поговорить Сипягин и прояснить для себя, почему давний и верный друг его предал.
Они сидели при слабом свете и смотрели друг на друга, хотя, несмотря на положение, Сфинкс был, как всегда, спокоен, и только лицо иногда искажалось от боли в поломанных ребрах.
— Сережа, скажи, почему? Почему предал? Мы ведь столько знакомы, с самого училища. Ты крестил моих детей, ты меня тогда вынес на себе в Сербии. Нас же столько связывает, я же мог положиться только на тебя. Почему, объясни мне!
Последнюю фразу Сипягин выкрикнул, вскочил с места и отвернулся к стене, чтобы бывший друг не видел его слез. Мужских слез обиды и отчаяния, что самый верный друг его предал, и из-за этого рушился весь мир. Но Мартов молчал.
Успокоившись, Сипягин опять повернулся к всё так же спокойно сидящему Мартову и спросил:
— Сергей, ты мне ничего не хочешь сказать?
Но Мартов молчал. В свете тусклой лампы его синяки и круги под глазами выглядели зловеще, и казалось, что лицо генерала превратилось в какую-то фантасмагорическую маску.
— Я понимаю, погибла Алла с твоими детьми. Ты их безумно любил. Поздний брак, желанные дети, но ведь не сломался после этого. Почему же предал?
Глава ФСБ пристально смотрел в глаза своего друга, и когда тот говорил о молодой погибшей жене, которую Мартов любил до потери сознания, у того вроде как потеплели глаза, но в них не было пустоты и отчаяния, и страшная догадка пришла Сипягину на ум:
— Они ведь не погибли, так, Сергей?
Мартов чуть дернул разбитой бровью, и этого было достаточно, чтоб подтвердить предположение главы ФСБ.
— Они у него, правда?
Несмотря на свою репутацию, на многие смертные приговоры и кровь, которая была у него на руках, Сипягин всё еще оставался тем молодым романтиком, который верил в дружбу и в любовь, хотя всю жизнь прятал это от других, и только Мартов знал его по-настоящему. Он так хотел оправдать своего друга, что сам ответил за него:
— Точно, они у него, и тебе пришлось… Но почему ты ничего не сказал мне, я ведь твой друг. Мы всю жизнь прикрывали друг другу спину, и я мог только тебе доверять. Сергей, почему ты ничего мне не сказал? Почему ты меня предал и стал работать на этого упыря Терещенко?
Он не сдержался и фамилию недруга просто крикнул. И тут впервые у Мартова брови полезли наверх, и он, как бы очнувшись, удивленно спросил:
— А при чем тут Терещенко?
Тут уж удивился Сипягин.
— Так ты что, не на Терещенко работаешь?
— Нет, конечно. Я что, идиот? Он так или иначе всех своих агентов поочередно сливает, не заботясь о последствиях. Смысл мне с этим мясником связываться?
Сипягин, поняв, что… точнее, поняв, что он пока ничего не понимает, удивленно сел на привинченный к полу стул, как раз напротив Мартова, и спросил:
— Подожди, теперь я не понял. А на кого ты работаешь?
— А ты что, так и не понял?
— Вот уже час жду от тебя объяснений.
Мартов усмехнулся, оглядел камеру по кругу и спросил:
— Тут ничего не пишется?
Сипягин кивнул головой. Все посты, где могло вестись аудио- и визуальное наблюдение за этой камерой, заняли его люди и отключили всю аппаратуру.
— Уверен.
Мартов устало вздохнул.
— Ты уверен, что хочешь услышать всю правду?
— А ты думаешь, я тут просто так вокруг тебя танцы с бубном устраиваю?
— Игорь, поверь, многия знания…
— …многия печали. Плавали, знаем. Давай говори.
Мартов вздохнул и начал:
— Хорошо, сам напросился, но чтоб потом не кричал на меня, что спать по ночам не можешь.
Сипягин повеселевшим голосом прикрикнул, понимая, что тут нечто иное, чем простое предательство его друга, и замешана какая-то большая игра:
— Ты мне баки не забивай, говори.
— Хорошо. Давай с самого начала. Я тебя не предавал, только работаю в данный момент на Оргулова.
Сипягин примерно нечто подобное ожидал услышать, но вот от формы изложения чуть не впал в ступор.
— Сергей, поясни.