Встретимся в раю
Часть 3 из 19 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Выпьешь чашку ромашки и напишешь об этом стихотворение.
– А это не опасно, Ульф, посылать его туда с одним только «Ципралексом»? – Дорис кладет тлеющую сигарету в миску.
– Отнюдь. Именно из-за того, что случилось в последний раз, я не даю ему таблетки, которые он хочет. – Ульф фыркает и бросает жвачку в рот.
Я удрученно качаю головой и поднимаюсь, чтобы уйти. Дорис подходит и кладет мне руку на плечо.
– Насчет того, о чем мы говорили. Может быть, ты найдешь время на поиск пути обратно к твоей сексуальности, пока будешь путешествовать. Проверь, осмелишься ли ты проявить любопытство, фантазируй и обдумывай это. – Она остановилась на мгновение, посмотрела на меня с полуулыбкой и спросила: – Как думаешь, тебе этого хочется?
– Ульф говорит, фантазировать опасно, – отвечаю я.
– Ну, – она растянула губы так, что складки в уголках рта слегка разгладились. – Нужно всегда обдумывать то, где фантазия застает тебя и, что не менее важно, какие именно фантазии ты себе позволяешь. Но их можно и держать в себе, знаешь ли. Пока ты чувствуешь, словно они дают тебе что-то и не вредят ни тебе, ни другим.
– Ты права. – Я выдаю ей подобие улыбки и короткое рукопожатие. – Пока они не навредят, да.
Глава 3
Автобус номер девять в Танангер пуст, кроме меня и водителя никого. На улице темно, желтые фонари быстро мелькают в окнах, а автобус слегка покачивается из стороны в сторону, будто корабль плывет сквозь мягкий весенний вечер. На деревьях появились листочки, мать-и-мачеха пробивается на границе асфальта и пешеходной тропинки, а мы выезжаем из города и едем на запад.
Я выхожу на остановке прямо около старой часовни. Парковка пуста. Маленькие огни светятся сквозь живую изгородь, идущую перед зданиями.
Как только выхожу на дорожку, ведущую к кладбищу, останавливаюсь. Передо мной свежие коричневые холмики земли с цветами, надгробными камнями с золотыми надписями, ангелами и птицами, слабо освещенные стеклянными фонарями и факелами. По безлунному небу с моря быстро плывут вереницы облаков. Я бывал здесь много раз с тех пор, как вернулся из Трумсё. Первый раз я остался стоять здесь, не заходя на само кладбище.
Я держусь края дорожки и иду между табличек, пока не подхожу к нужному месту. Слабое дуновение ветра заставляет меня остановиться, и я различаю ее надгробный камень. Номер четыре от тропинки, с фонариками с обеих сторон. Только один из них горит. Я стою неподвижно, устремив взгляд на черный камень.
– Лучше всего оно в темноте, – вдруг раздается голос сзади.
– Что? – я резко поворачиваюсь и смотрю в узкие глаза пожилого мужчины в коричневом пальто и шляпе. Он стоит на несколько шагов позади меня, держа на поводке лохматую собаку.
– Извините, что вы сказали?
– Кладбище, – мягко отвечает он. – Я тоже люблю ходить сюда по вечерам. Оно не выглядит таким оголенным в темноте. И еще мне кажется, фонари делают его таким красивым, даже во время дождя и ветра.
– Да. – Я плотнее прижимаю воротник к горлу. – Фонари красивые.
– У вас тут семья?
– Нет, она… – начинаю я, но останавливаюсь.
– Вон моя жена, – мужчина кивает в сторону одного из камней на другой стороне. – Скоро семь лет как я вдовец. Дочь предложила завести собаку, – он улыбнулся животному у своих ног. – Для компании. Хорошо, что кто-то заполняет пустое пространство, до того дня, когда мы снова встретимся. – Он смотрит на меня взглядом, полным святой убежденности в своей правоте. – В раю.
Я слабо киваю.
– А у вас есть собака?
– Что?
– Собака есть у вас?
– Нет, я предпочитаю таблетки.
– Вот как? Помогают?
– Я и сам не знаю, – бормочу, взглядом ища могилу Фрей.
– Ну что ж, – вздыхает мужчина, когда собака дергает и тащит его за собой на поводке. И они исчезают в темноте.
Жду некоторое время, затем делаю шаг на мягкую тропинку. Земля сразу кажется холоднее, словно ветер еще не ослабил свою хватку, и я тороплюсь вернуться на дорожку. Я выбегаю с кладбища и возвращаюсь к парковке.
Глава 4
В Осло сыро, весенний воздух холоднее, чем дома, в Ставангере, где уже начал витать над городом аромат коровьего навоза. В ресторане отеля «Бристоль» меня направляют в гардероб, там женщина забирает мою куртку и дает номерок. Я возвращаюсь обратно ко входу. В «Зимнем саду» и «Баре библиотеки» полным-полно людей, звучит пианино, сильно пахнет молотыми кофейными зернами и котлетами с жареным луком. Взгляд скользит по толпе, и наконец я замечаю женщину и двоих мужчин за столиком, частично скрытым за группой растений в больших горшках. Женщина улыбается и машет мне, а мужчины изучают меня с умеренным любопытством.
Я неловко машу в ответ и начинаю двигаться по направлению к ним.
– Вы, должно быть, Аске, – говорит женщина и поднимается, когда я подхожу к их столику. – Мы вас ждали.
Я киваю и жму ей руку.
– Эва, – представляется женщина. – Я редактор Миллы в издательстве.
– Торкильд Аске.
– Пелле Раск, – говорит более молодой из ее спутников, не вставая. – Я агент Миллы. Мы в «Густавссоне» занимаемся продажей прав за границей.
– Халвдан, – представляется второй мужчина и поднимается, чтобы поздороваться. – Директор издательства.
– После вы поедете дальше в Тьёме? – спрашивает Эва, когда все мы наконец усаживаемся.
– Да. Таков план.
– Хорошо, хорошо. – Халвдан берет вилку и набрасывается на двухэтажный кусок наполеона. – Вот увидите, все будет хорошо.
– Я думаю, она очень ждет встречи с вами, – говорит Эва. – Но мы все же подумали, что стоит сначала обсудить некоторые детали перед тем, как вы встретитесь.
Подходит официант с маленьким кофейником и чашкой и ставит их передо мной.
– Итак, – начинает Халвдан, уписывая торт. – Значит, вы бывший главный офицер по допросам в особом отделе полиции. – Он держит пустую вилку в воздухе и смотрит на меня из-под кустистых бровей, ожидая комментариев.
– Все верно. Но теперь уже нет, – добавляю я. – Все трое изучающе смотрят на меня и кивают. Они явно в курсе моей истории. – Суд лишил меня должности после одного эпизода несколько лет назад, и мне пришлось отсидеть чуть более трех лет в тюрьме Ставангера.
– А теперь вы фрилансер, – заключает директор издательства, снова отломив кусочек торта и взяв его в рот и направив вилку в сторону Эвы. – Помнишь, это же Викнес-Эйк написал эссе о том, каково быть осужденным за свои грехи.
– Да. Грехопадение. – отвечает Эва, пригубив вина из бокала. – Трогательно.
– Грехопадение, да. Душераздирающее произведение. – Халвдан размахивает перед нами вилкой, словно скипетром. – Вы его читали?
Я отрицательно качаю головой. Я мог бы сказать, что кое-что знаю о том, каково это – упасть лицом в грязь, разрушить карьеру и утратить душевный покой; что дома в Ставангере у меня есть психиатр, который полагает, что я продолжаю падение, но я не был настроен показаться жалким на первой же встрече, и уж тем более не считаю «Зимний сад» и «Бар библиотеки», где сама атмосфера предполагает сдержанно остроумную, вежливую болтовню подходящим местом для хирургической откровенности.
Директор издательства медленно вращает вилку вокруг своей оси и прикрывает глаза.
– Он демонстрирует основополагающее для него отрицание наказания и срока, романтизируя общество, в котором на самом деле понятие возмездия – в крови.
– В глазах моих вы увидите мои преграды, – добавляет Эва.
– Да, да, – поддакивает директор. – Точно, да.
– Вам придется подписать согласие о неразглашении, – начинает шведский агент Миллы. – Оно подразумевает не только полное молчание обо всем, что вы узнаете о следующей книге Миллы и ее содержании, но также и о том, что вы узнаете о самой Милле и ее личной жизни.
Я киваю.
– Расскажите мне о Роберте Риверхольте, – прошу я и делаю глоток кофе. – О предыдущем консультанте Миллы. Я так понимаю, что его…
– Застрелили, – вставляет директор. – Ужасное дело. Оно повергло в шок нас всех.
– Риверхольт был бывшим полицейским с проблемной личной жизнью. – Пелле оттопыривает палец над ручкой своей чашки. – Его жена была больна, она выстрелила в него на людной улице, уехала прочь и покончила жизнь самоубийством на парковке около озера Маридалсванне.
– Эта трагедия не имеет никакого отношения ни к издательству, ни к Милле. – Эва слегка накрывает мою руку своей. – Но я понимаю ваше беспокойство. Это очень отразилось и на Милле. Она не написала ни единой…
– Ну что же, – быстро кашляет Пелле и, взяв стопку бумаг, пододвигает ее через стол. – Вы могли бы просмотреть бумаги и подписать, прежде чем мы продолжим.
Я беру документы и начинаю читать, пока директор издательства кивает группе проходящих мимо мужчин.
– Для начала, речь идет о неделе, – говорит Пелле, когда я заканчиваю, и протягивает ручку. – Мы заплатим половину гонорара вперед, остальное по окончании времени действия контракта. Если возникнут какие-то промедления или вы понадобитесь Милле на более долгий срок, мы продолжим работу по тем же ставкам, если вас это устроит. Мы также покроем расходы на дорогу и позаботимся о ваших счетах.
– Итак, – директор откладывает вилку на блюдце после того, как я подписываю и возвращаю заявление о неразглашении. – Вы наверняка хотите узнать, о чем же здесь идет речь?
Я киваю. На самом деле я очень хочу узнать, какой именно помощи ждет эта Милла Линд от меня. Но больше всего мне интересно, на что надеюсь я сам. Что произойдет, когда работа будет выполнена? Неужели я правда думаю, что Ульф встретит меня в аэропорту с распростертыми объятиями и задним карманом, полным рецептов, и скажет: Вот и наш Торкильд, хороший мальчик, вот твои «Собрил» и «Окси», оторвись по полной, передай привет Фрей и своей комнате, увидимся на том свете. Потому что единственная причина, по которой я оставил дом, это ощущение того, что предстоящее дело что-то изменит во мне.
– Вы знакомы с книгами об Августе Мугабе?
– Нет, вообще нет.
– Ну что ж, Милла Линд – один из наших самых продаваемых авторов, ее книги изданы более чем в тридцати странах, и в мире их продано почти десять миллионов. В связи с выходом ее нового романа «Сердце ласточки», мы, издательство, сообщили прессе, что Милла начала работу над последней книгой серии об Августе Мугабе. Они едва взялись за проект, как Роберт погиб.
– А это не опасно, Ульф, посылать его туда с одним только «Ципралексом»? – Дорис кладет тлеющую сигарету в миску.
– Отнюдь. Именно из-за того, что случилось в последний раз, я не даю ему таблетки, которые он хочет. – Ульф фыркает и бросает жвачку в рот.
Я удрученно качаю головой и поднимаюсь, чтобы уйти. Дорис подходит и кладет мне руку на плечо.
– Насчет того, о чем мы говорили. Может быть, ты найдешь время на поиск пути обратно к твоей сексуальности, пока будешь путешествовать. Проверь, осмелишься ли ты проявить любопытство, фантазируй и обдумывай это. – Она остановилась на мгновение, посмотрела на меня с полуулыбкой и спросила: – Как думаешь, тебе этого хочется?
– Ульф говорит, фантазировать опасно, – отвечаю я.
– Ну, – она растянула губы так, что складки в уголках рта слегка разгладились. – Нужно всегда обдумывать то, где фантазия застает тебя и, что не менее важно, какие именно фантазии ты себе позволяешь. Но их можно и держать в себе, знаешь ли. Пока ты чувствуешь, словно они дают тебе что-то и не вредят ни тебе, ни другим.
– Ты права. – Я выдаю ей подобие улыбки и короткое рукопожатие. – Пока они не навредят, да.
Глава 3
Автобус номер девять в Танангер пуст, кроме меня и водителя никого. На улице темно, желтые фонари быстро мелькают в окнах, а автобус слегка покачивается из стороны в сторону, будто корабль плывет сквозь мягкий весенний вечер. На деревьях появились листочки, мать-и-мачеха пробивается на границе асфальта и пешеходной тропинки, а мы выезжаем из города и едем на запад.
Я выхожу на остановке прямо около старой часовни. Парковка пуста. Маленькие огни светятся сквозь живую изгородь, идущую перед зданиями.
Как только выхожу на дорожку, ведущую к кладбищу, останавливаюсь. Передо мной свежие коричневые холмики земли с цветами, надгробными камнями с золотыми надписями, ангелами и птицами, слабо освещенные стеклянными фонарями и факелами. По безлунному небу с моря быстро плывут вереницы облаков. Я бывал здесь много раз с тех пор, как вернулся из Трумсё. Первый раз я остался стоять здесь, не заходя на само кладбище.
Я держусь края дорожки и иду между табличек, пока не подхожу к нужному месту. Слабое дуновение ветра заставляет меня остановиться, и я различаю ее надгробный камень. Номер четыре от тропинки, с фонариками с обеих сторон. Только один из них горит. Я стою неподвижно, устремив взгляд на черный камень.
– Лучше всего оно в темноте, – вдруг раздается голос сзади.
– Что? – я резко поворачиваюсь и смотрю в узкие глаза пожилого мужчины в коричневом пальто и шляпе. Он стоит на несколько шагов позади меня, держа на поводке лохматую собаку.
– Извините, что вы сказали?
– Кладбище, – мягко отвечает он. – Я тоже люблю ходить сюда по вечерам. Оно не выглядит таким оголенным в темноте. И еще мне кажется, фонари делают его таким красивым, даже во время дождя и ветра.
– Да. – Я плотнее прижимаю воротник к горлу. – Фонари красивые.
– У вас тут семья?
– Нет, она… – начинаю я, но останавливаюсь.
– Вон моя жена, – мужчина кивает в сторону одного из камней на другой стороне. – Скоро семь лет как я вдовец. Дочь предложила завести собаку, – он улыбнулся животному у своих ног. – Для компании. Хорошо, что кто-то заполняет пустое пространство, до того дня, когда мы снова встретимся. – Он смотрит на меня взглядом, полным святой убежденности в своей правоте. – В раю.
Я слабо киваю.
– А у вас есть собака?
– Что?
– Собака есть у вас?
– Нет, я предпочитаю таблетки.
– Вот как? Помогают?
– Я и сам не знаю, – бормочу, взглядом ища могилу Фрей.
– Ну что ж, – вздыхает мужчина, когда собака дергает и тащит его за собой на поводке. И они исчезают в темноте.
Жду некоторое время, затем делаю шаг на мягкую тропинку. Земля сразу кажется холоднее, словно ветер еще не ослабил свою хватку, и я тороплюсь вернуться на дорожку. Я выбегаю с кладбища и возвращаюсь к парковке.
Глава 4
В Осло сыро, весенний воздух холоднее, чем дома, в Ставангере, где уже начал витать над городом аромат коровьего навоза. В ресторане отеля «Бристоль» меня направляют в гардероб, там женщина забирает мою куртку и дает номерок. Я возвращаюсь обратно ко входу. В «Зимнем саду» и «Баре библиотеки» полным-полно людей, звучит пианино, сильно пахнет молотыми кофейными зернами и котлетами с жареным луком. Взгляд скользит по толпе, и наконец я замечаю женщину и двоих мужчин за столиком, частично скрытым за группой растений в больших горшках. Женщина улыбается и машет мне, а мужчины изучают меня с умеренным любопытством.
Я неловко машу в ответ и начинаю двигаться по направлению к ним.
– Вы, должно быть, Аске, – говорит женщина и поднимается, когда я подхожу к их столику. – Мы вас ждали.
Я киваю и жму ей руку.
– Эва, – представляется женщина. – Я редактор Миллы в издательстве.
– Торкильд Аске.
– Пелле Раск, – говорит более молодой из ее спутников, не вставая. – Я агент Миллы. Мы в «Густавссоне» занимаемся продажей прав за границей.
– Халвдан, – представляется второй мужчина и поднимается, чтобы поздороваться. – Директор издательства.
– После вы поедете дальше в Тьёме? – спрашивает Эва, когда все мы наконец усаживаемся.
– Да. Таков план.
– Хорошо, хорошо. – Халвдан берет вилку и набрасывается на двухэтажный кусок наполеона. – Вот увидите, все будет хорошо.
– Я думаю, она очень ждет встречи с вами, – говорит Эва. – Но мы все же подумали, что стоит сначала обсудить некоторые детали перед тем, как вы встретитесь.
Подходит официант с маленьким кофейником и чашкой и ставит их передо мной.
– Итак, – начинает Халвдан, уписывая торт. – Значит, вы бывший главный офицер по допросам в особом отделе полиции. – Он держит пустую вилку в воздухе и смотрит на меня из-под кустистых бровей, ожидая комментариев.
– Все верно. Но теперь уже нет, – добавляю я. – Все трое изучающе смотрят на меня и кивают. Они явно в курсе моей истории. – Суд лишил меня должности после одного эпизода несколько лет назад, и мне пришлось отсидеть чуть более трех лет в тюрьме Ставангера.
– А теперь вы фрилансер, – заключает директор издательства, снова отломив кусочек торта и взяв его в рот и направив вилку в сторону Эвы. – Помнишь, это же Викнес-Эйк написал эссе о том, каково быть осужденным за свои грехи.
– Да. Грехопадение. – отвечает Эва, пригубив вина из бокала. – Трогательно.
– Грехопадение, да. Душераздирающее произведение. – Халвдан размахивает перед нами вилкой, словно скипетром. – Вы его читали?
Я отрицательно качаю головой. Я мог бы сказать, что кое-что знаю о том, каково это – упасть лицом в грязь, разрушить карьеру и утратить душевный покой; что дома в Ставангере у меня есть психиатр, который полагает, что я продолжаю падение, но я не был настроен показаться жалким на первой же встрече, и уж тем более не считаю «Зимний сад» и «Бар библиотеки», где сама атмосфера предполагает сдержанно остроумную, вежливую болтовню подходящим местом для хирургической откровенности.
Директор издательства медленно вращает вилку вокруг своей оси и прикрывает глаза.
– Он демонстрирует основополагающее для него отрицание наказания и срока, романтизируя общество, в котором на самом деле понятие возмездия – в крови.
– В глазах моих вы увидите мои преграды, – добавляет Эва.
– Да, да, – поддакивает директор. – Точно, да.
– Вам придется подписать согласие о неразглашении, – начинает шведский агент Миллы. – Оно подразумевает не только полное молчание обо всем, что вы узнаете о следующей книге Миллы и ее содержании, но также и о том, что вы узнаете о самой Милле и ее личной жизни.
Я киваю.
– Расскажите мне о Роберте Риверхольте, – прошу я и делаю глоток кофе. – О предыдущем консультанте Миллы. Я так понимаю, что его…
– Застрелили, – вставляет директор. – Ужасное дело. Оно повергло в шок нас всех.
– Риверхольт был бывшим полицейским с проблемной личной жизнью. – Пелле оттопыривает палец над ручкой своей чашки. – Его жена была больна, она выстрелила в него на людной улице, уехала прочь и покончила жизнь самоубийством на парковке около озера Маридалсванне.
– Эта трагедия не имеет никакого отношения ни к издательству, ни к Милле. – Эва слегка накрывает мою руку своей. – Но я понимаю ваше беспокойство. Это очень отразилось и на Милле. Она не написала ни единой…
– Ну что же, – быстро кашляет Пелле и, взяв стопку бумаг, пододвигает ее через стол. – Вы могли бы просмотреть бумаги и подписать, прежде чем мы продолжим.
Я беру документы и начинаю читать, пока директор издательства кивает группе проходящих мимо мужчин.
– Для начала, речь идет о неделе, – говорит Пелле, когда я заканчиваю, и протягивает ручку. – Мы заплатим половину гонорара вперед, остальное по окончании времени действия контракта. Если возникнут какие-то промедления или вы понадобитесь Милле на более долгий срок, мы продолжим работу по тем же ставкам, если вас это устроит. Мы также покроем расходы на дорогу и позаботимся о ваших счетах.
– Итак, – директор откладывает вилку на блюдце после того, как я подписываю и возвращаю заявление о неразглашении. – Вы наверняка хотите узнать, о чем же здесь идет речь?
Я киваю. На самом деле я очень хочу узнать, какой именно помощи ждет эта Милла Линд от меня. Но больше всего мне интересно, на что надеюсь я сам. Что произойдет, когда работа будет выполнена? Неужели я правда думаю, что Ульф встретит меня в аэропорту с распростертыми объятиями и задним карманом, полным рецептов, и скажет: Вот и наш Торкильд, хороший мальчик, вот твои «Собрил» и «Окси», оторвись по полной, передай привет Фрей и своей комнате, увидимся на том свете. Потому что единственная причина, по которой я оставил дом, это ощущение того, что предстоящее дело что-то изменит во мне.
– Вы знакомы с книгами об Августе Мугабе?
– Нет, вообще нет.
– Ну что ж, Милла Линд – один из наших самых продаваемых авторов, ее книги изданы более чем в тридцати странах, и в мире их продано почти десять миллионов. В связи с выходом ее нового романа «Сердце ласточки», мы, издательство, сообщили прессе, что Милла начала работу над последней книгой серии об Августе Мугабе. Они едва взялись за проект, как Роберт погиб.