Всего один взгляд. Невиновный
Часть 19 из 175 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Не только ты.
Услышав шуршание покрышек, Грейс выглянула в окно. Длинный лимузин, сверкая зеркально-черными боками, двигался по их подъездной дорожке с плавностью мотаунской подпевки. Шофер, тип с крысиной физиономией и телосложением уипета[10], поспешно выскочил и открыл заднюю дверь.
Появился Карл Веспа.
Несмотря на род занятий, о котором трубила молва, Карл Веспа не одевался в бархат а-ля клан Сопрано и не носил блестящих непромокаемых костюмов, предпочитая брюки защитного цвета, спортивные куртки «Джозеф Аббуд» и мокасины на босу ногу. Веспе было под шестьдесят, но выглядел он лет на десять моложе. Седина в светлых волосах до плеч была незаметна. Загорелое лицо отличалось гладкостью, которую дает ботокс. Длинные, как у хищника, клыки свидетельствовали об изобилии в организме гормона роста.
Кивнув крысообразному водителю, Веспа пошел дальше один. Грейс поспешила открыть дверь. На ее приветствие Карл Веспа ответил ослепительной белоснежно-клыкастой улыбкой. Грейс тоже улыбнулась, искренне радуясь встрече. Веспа поцеловал ее в щеку. Они не произнесли ни слова — это было лишним. Веспа держал Грейс за руки и смотрел на нее увлажнившимися глазами.
Макс подошел к матери и прижался к ее боку. Веспа выпустил руки Грейс и отступил на шаг.
— Макс, — начала Грейс, — это мистер Веспа.
— Привет, Макс.
— Это ваша машина? — спросил мальчик.
— Моя.
Макс посмотрел на лимузин, потом снова на Веспу:
— А телевизор внутри есть?
— Есть.
— Ух ты!
Рядом раздался театральный кашель.
— А это моя подруга Кора, — спохватилась Грейс.
— Я в восхищении, — галантно сообщил гость.
Кора посмотрела на лимузин и вновь на Веспу.
— Вы, случаем, не женаты?
— Нет.
— Ух ты!
Грейс в шестой раз повторила, когда и чем Макса покормить и чем он должен заниматься. Кора делала вид, что слушает. Грейс дала ей двадцать долларов на пиццу: этот блин с сыром Макс с недавних пор предпочитал всему остальному. Эмму примерно через час привезет мать ее одноклассницы.
Грейс и Веспа направились к лимузину. Водитель уже придерживал открытую дверь.
— Это Крам, — сказал Веспа, кивнув в сторону шофера.
Крам пожал Грейс руку, и она едва подавила крик.
— Я очень польщен, — сказал Крам. Его улыбка заставляла вспомнить документальные фильмы канала «Дискавери» о морских хищниках.
Грейс юркнула в лимузин, куда после нее вальяжно уселся Карл Веспа. На столике стояли бокалы уотерфордского хрусталя и графин, наполовину наполненный какой-то карамельно-гламурного вида жидкостью. Был там и упомянутый телевизор. Над сиденьем нашелся DVD-плеер, CD-плеер со множеством кнопок, способных смутить опытного пилота. Все вместе — хрусталь, напитки, климат-контроль, хитрая электроника — давило роскошью, но ведь этого подсознательно и ждешь от сияющего лимузина?
— Куда едем? — спросила Грейс.
— Долго объяснять. — Они с Веспой сидели рядом, лицом по направлению движения. — Лучше давай я тебе покажу.
Карл Веспа первым из родителей, навсегда потерявших своих детей в Бостонской давке, появился у ее больничной койки. Когда Грейс вышла из комы, первое, что она увидела, было лицо Карла Веспы. Она не знала, кто это, где она, какой сегодня день, — из памяти стерлась целая неделя. А Карл Веспа просиживал в ее палате сутками, засыпая в кресле рядом с ее кроватью. В палате всегда стояли букеты свежих цветов. Он обеспечил красивую обстановку, негромкую успокаивающую музыку, хорошие обезболивающие, частную сиделку. Как только Грейс смогла самостоятельно есть, благодаря Карлу Веспе ее стали кормить нормальной, а не больничной едой.
Он ни разу не спросил, что произошло, да Грейс и не могла бы дать вразумительный отчет. Следующие месяцы они говорили часами. Веспа рассказывал ей разные истории, в основном о своих неудачах на отцовском поприще. Благодаря обширным связям он попал в ее палату в первую же ночь. Он заплатил охране — что характерно, охрану больницы контролировала одна из городских преступных группировок — и сутками сидел у изголовья девушки.
Позже его примеру последовали родители других погибших. Странно, но их тянуло к Грейс, словно в ее обществе они находили утешение. Их дети погибли рядом с ней, и, быть может, малая часть души навсегда потерянного сына или дочери каким-то образом переселилась в ту, что выжила. Все это отдавало мистикой, но Грейс временами казалось, что она понимает.
Убитые горем родители рассказывали ей о своих погибших детях, и Грейс слушала, сознавая, что должна, обязана делать хотя бы это. Ситуация казалась ненормальной, но что-либо изменить не представлялось возможным. У Грейс не было ни отца, ни матери, а в больнице она купалась в нежности и внимании, от которых давно отвыкла. Этим людям не хватало ребенка, ей — родителей, такая вот получилась перекрестная проекция. Точнее определить происходящее Грейс не могла.
Выехав на Гарден-Стейт-Паркуэй, лимузин взял курс на юг. Крам включил радио. Из динамиков полилась классическая музыка — концерт для скрипки с оркестром.
— Ты помнишь, что скоро годовщина? — сказал Веспа.
— Да, — отозвалась Грейс.
Она помнила, хотя изо всех сил старалась забыть. Пятнадцать лет. Прошло пятнадцать лет с той страшной ночи в «Бостон-Гарден». В газетах уже появлялись публикации в память о трагедии: «Где-то они теперь?» Родители жертв и выжившие в давке отнеслись к печальному юбилею по-разному. Большинство активно участвовали в траурных мероприятиях, считая, что это единственный способ не дать памяти о своих близких кануть в небытие. Появлялись душераздирающие статьи о Гаррисонах, Ридсах, Вейдерах. Гордон Маккензи, офицер охраны на том концерте, спасший десятки людей — он взломал запертые двери запасных выходов со стадиона, — служил в бруклинской полиции в чине капитана. Даже Карл Веспа дал согласие на публикацию своей фотографии с женой Шэрон, сделанной во дворе их дома: они сидели рядом, но было видно, что в душах этих людей навсегда поселилась пустота.
Грейс выбрала иной путь. Успешная художница, она не желала делать саморекламу на людском горе. Да, тогда она серьезно пострадала — и все, хватит об этом. Она не желала напоминать о себе, как многие невостребованные актеры, вылезающие из богом забытых щелей, чтобы уронить крокодилову слезу на гроб ненавистного удачливого коллеги. Она не желала участвовать в юбилее. Пусть все внимание достанется погибшим и тем, кто остался их оплакивать.
— Он снова подал прошение об условно-досрочном, — желчно сказал Веспа. — Уэйд Ларю.
Грейс поняла и без пояснения.
В подстрекательстве к массовым беспорядкам, которые привели к давке и гибели людей, обвинили Уэйда Ларю, ныне заключенного тюрьмы Уолден возле Олбани, штат Нью-Йорк. Именно он произвел несколько выстрелов, вызвавших панику. Интересны были доводы защиты: несмотря на то что Ларю задержали с принадлежавшим ему пистолетом в руках и что пули, как подтвердила экспертиза, были выпущены из этого пистолета, несмотря на наличие свидетелей, видевших, как Ларю стрелял, адвокаты настаивали, что их подзащитный этого не делал. А если даже стрелял, то в состоянии сильнейшего алкогольного и наркотического опьянения и ничего не помнит. В качестве убойного аргумента — на случай если здравый смысл присяжных все же не дрогнет под грузом веских доводов защиты — адвокат клялся, что Уэйд Ларю не мог предвидеть, что пара выстрелов из пистолета оставит после себя восемнадцать погибших и десятки покалеченных.
Случай признали неоднозначным. Обвинители требовали наказания как за восемнадцать убийств при отягчающих обстоятельствах, но присяжные не согласились с такой точкой зрения, и адвокату удалось свести дело к обвинению в восемнадцати непредумышленных убийствах. Приговор, кстати, мало волновал общественность; все знали: в «Бостон-Гарден» погиб единственный сын Карла Веспы — и помнили, что началось, когда в автомобильной аварии погиб сын мафиози Готти: водитель второй машины, отец семейства, пропал, как в воду канул. Все ждали, что Уэйда Ларю постигнет та же участь, и готовы были встретить подобный исход рукоплесканиями.
Сначала Ларю держали в Уолдене в одиночке. Грейс не следила за развитием событий, но знала, родители погибших, включая Карла Веспу, созваниваются и переписываются — им требовалось время от времени видеться. Выжившая Грейс чувствовала себя погребальной урной с незримыми останками умерших. Огромный эмоциональный груз — чудовищная, невозможная ответственность, наложенная на долгое и трудное физическое восстановление, — стал основной причиной ее отъезда за границу.
Через несколько лет Ларю перевели в общую камеру. Ходили слухи, что сокамерники избивают его и насилуют, но отчего-то он был все еще жив. Карл Веспа не стал лишать Ларю жизни — может, из милосердия, а может, и наоборот, если вдуматься.
— Он наконец перестал заявлять о своей невиновности, слышишь? — продолжал Веспа. — Признает, что стрелял из пистолета, но говорит, просто выпускал пар — очень уж расстроился, когда погасли огни на сцене.
Это походило на правду. Грейс видела Уэйда Ларю всего раз — ее вызвали в суд как свидетельницу. Ее показания ничего не добавили к его вине или невиновности — она не помнила даже давки и тем более не могла указать на того, кто пальнул в воздух, — но, безусловно, вызвали нужные эмоции у присяжных. Однако Грейс не хотела мести и навсегда вычеркнула из памяти Уэйда Ларю, по сути, ничтожество и мелкого хулигана, достойного скорее жалости, чем ненависти.
— Думаешь, его выпустят? — спросила она.
— У него новый адвокат. Очень ловкая мадам.
— И если она добьется его освобождения…
Веспа улыбнулся:
— Не верь всему, что обо мне печатают. Кроме того, в случившемся той ночью следует винить не только Уэйда Ларю.
— Как это?
Веспа ограничился лишь туманной фразой:
— Как я уже говорил, проще показать.
По его тону Грейс поняла: лучше сменить тему.
— Почему вы назвались холостяком?
— Что?
— Вы сказали моей подруге, что не женаты.
Веспа пошевелил пальцами. Обручального кольца не было.
— Мы с Шэрон развелись два года назад.
— О, мне жаль!
— У нас давно не клеилось, — пожал плечами Веспа, глядя в сторону. — А как твоя семья?
— Ничего.
— Что так неуверенно?
Грейс промолчала.
— По телефону ты сказала, тебе нужна моя помощь.
— Да.
— Так что случилось?
— Мой муж… — Грейс запнулась. — Мне кажется, он попал в беду.
И она рассказала Веспе о произошедшем. Он смотрел вперед, избегая встречаться с ней взглядом, иногда кивая, но его кивки странно не совпадали с тем, что она говорила. Выражение его лица не менялось, что было странно: Веспа отличался живостью мимики. Когда Грейс закончила, он долго молчал.
— А тот снимок у тебя?
— Да. — Она протянула ему фотографию, отметив, что рука у него слегка дрожит. Веспа рассматривал снимок целую вечность.
— Могу я его взять?
— Да, я сделала копии.
По-прежнему не отрывая взгляда от фотографии, Веспа спросил:
Услышав шуршание покрышек, Грейс выглянула в окно. Длинный лимузин, сверкая зеркально-черными боками, двигался по их подъездной дорожке с плавностью мотаунской подпевки. Шофер, тип с крысиной физиономией и телосложением уипета[10], поспешно выскочил и открыл заднюю дверь.
Появился Карл Веспа.
Несмотря на род занятий, о котором трубила молва, Карл Веспа не одевался в бархат а-ля клан Сопрано и не носил блестящих непромокаемых костюмов, предпочитая брюки защитного цвета, спортивные куртки «Джозеф Аббуд» и мокасины на босу ногу. Веспе было под шестьдесят, но выглядел он лет на десять моложе. Седина в светлых волосах до плеч была незаметна. Загорелое лицо отличалось гладкостью, которую дает ботокс. Длинные, как у хищника, клыки свидетельствовали об изобилии в организме гормона роста.
Кивнув крысообразному водителю, Веспа пошел дальше один. Грейс поспешила открыть дверь. На ее приветствие Карл Веспа ответил ослепительной белоснежно-клыкастой улыбкой. Грейс тоже улыбнулась, искренне радуясь встрече. Веспа поцеловал ее в щеку. Они не произнесли ни слова — это было лишним. Веспа держал Грейс за руки и смотрел на нее увлажнившимися глазами.
Макс подошел к матери и прижался к ее боку. Веспа выпустил руки Грейс и отступил на шаг.
— Макс, — начала Грейс, — это мистер Веспа.
— Привет, Макс.
— Это ваша машина? — спросил мальчик.
— Моя.
Макс посмотрел на лимузин, потом снова на Веспу:
— А телевизор внутри есть?
— Есть.
— Ух ты!
Рядом раздался театральный кашель.
— А это моя подруга Кора, — спохватилась Грейс.
— Я в восхищении, — галантно сообщил гость.
Кора посмотрела на лимузин и вновь на Веспу.
— Вы, случаем, не женаты?
— Нет.
— Ух ты!
Грейс в шестой раз повторила, когда и чем Макса покормить и чем он должен заниматься. Кора делала вид, что слушает. Грейс дала ей двадцать долларов на пиццу: этот блин с сыром Макс с недавних пор предпочитал всему остальному. Эмму примерно через час привезет мать ее одноклассницы.
Грейс и Веспа направились к лимузину. Водитель уже придерживал открытую дверь.
— Это Крам, — сказал Веспа, кивнув в сторону шофера.
Крам пожал Грейс руку, и она едва подавила крик.
— Я очень польщен, — сказал Крам. Его улыбка заставляла вспомнить документальные фильмы канала «Дискавери» о морских хищниках.
Грейс юркнула в лимузин, куда после нее вальяжно уселся Карл Веспа. На столике стояли бокалы уотерфордского хрусталя и графин, наполовину наполненный какой-то карамельно-гламурного вида жидкостью. Был там и упомянутый телевизор. Над сиденьем нашелся DVD-плеер, CD-плеер со множеством кнопок, способных смутить опытного пилота. Все вместе — хрусталь, напитки, климат-контроль, хитрая электроника — давило роскошью, но ведь этого подсознательно и ждешь от сияющего лимузина?
— Куда едем? — спросила Грейс.
— Долго объяснять. — Они с Веспой сидели рядом, лицом по направлению движения. — Лучше давай я тебе покажу.
Карл Веспа первым из родителей, навсегда потерявших своих детей в Бостонской давке, появился у ее больничной койки. Когда Грейс вышла из комы, первое, что она увидела, было лицо Карла Веспы. Она не знала, кто это, где она, какой сегодня день, — из памяти стерлась целая неделя. А Карл Веспа просиживал в ее палате сутками, засыпая в кресле рядом с ее кроватью. В палате всегда стояли букеты свежих цветов. Он обеспечил красивую обстановку, негромкую успокаивающую музыку, хорошие обезболивающие, частную сиделку. Как только Грейс смогла самостоятельно есть, благодаря Карлу Веспе ее стали кормить нормальной, а не больничной едой.
Он ни разу не спросил, что произошло, да Грейс и не могла бы дать вразумительный отчет. Следующие месяцы они говорили часами. Веспа рассказывал ей разные истории, в основном о своих неудачах на отцовском поприще. Благодаря обширным связям он попал в ее палату в первую же ночь. Он заплатил охране — что характерно, охрану больницы контролировала одна из городских преступных группировок — и сутками сидел у изголовья девушки.
Позже его примеру последовали родители других погибших. Странно, но их тянуло к Грейс, словно в ее обществе они находили утешение. Их дети погибли рядом с ней, и, быть может, малая часть души навсегда потерянного сына или дочери каким-то образом переселилась в ту, что выжила. Все это отдавало мистикой, но Грейс временами казалось, что она понимает.
Убитые горем родители рассказывали ей о своих погибших детях, и Грейс слушала, сознавая, что должна, обязана делать хотя бы это. Ситуация казалась ненормальной, но что-либо изменить не представлялось возможным. У Грейс не было ни отца, ни матери, а в больнице она купалась в нежности и внимании, от которых давно отвыкла. Этим людям не хватало ребенка, ей — родителей, такая вот получилась перекрестная проекция. Точнее определить происходящее Грейс не могла.
Выехав на Гарден-Стейт-Паркуэй, лимузин взял курс на юг. Крам включил радио. Из динамиков полилась классическая музыка — концерт для скрипки с оркестром.
— Ты помнишь, что скоро годовщина? — сказал Веспа.
— Да, — отозвалась Грейс.
Она помнила, хотя изо всех сил старалась забыть. Пятнадцать лет. Прошло пятнадцать лет с той страшной ночи в «Бостон-Гарден». В газетах уже появлялись публикации в память о трагедии: «Где-то они теперь?» Родители жертв и выжившие в давке отнеслись к печальному юбилею по-разному. Большинство активно участвовали в траурных мероприятиях, считая, что это единственный способ не дать памяти о своих близких кануть в небытие. Появлялись душераздирающие статьи о Гаррисонах, Ридсах, Вейдерах. Гордон Маккензи, офицер охраны на том концерте, спасший десятки людей — он взломал запертые двери запасных выходов со стадиона, — служил в бруклинской полиции в чине капитана. Даже Карл Веспа дал согласие на публикацию своей фотографии с женой Шэрон, сделанной во дворе их дома: они сидели рядом, но было видно, что в душах этих людей навсегда поселилась пустота.
Грейс выбрала иной путь. Успешная художница, она не желала делать саморекламу на людском горе. Да, тогда она серьезно пострадала — и все, хватит об этом. Она не желала напоминать о себе, как многие невостребованные актеры, вылезающие из богом забытых щелей, чтобы уронить крокодилову слезу на гроб ненавистного удачливого коллеги. Она не желала участвовать в юбилее. Пусть все внимание достанется погибшим и тем, кто остался их оплакивать.
— Он снова подал прошение об условно-досрочном, — желчно сказал Веспа. — Уэйд Ларю.
Грейс поняла и без пояснения.
В подстрекательстве к массовым беспорядкам, которые привели к давке и гибели людей, обвинили Уэйда Ларю, ныне заключенного тюрьмы Уолден возле Олбани, штат Нью-Йорк. Именно он произвел несколько выстрелов, вызвавших панику. Интересны были доводы защиты: несмотря на то что Ларю задержали с принадлежавшим ему пистолетом в руках и что пули, как подтвердила экспертиза, были выпущены из этого пистолета, несмотря на наличие свидетелей, видевших, как Ларю стрелял, адвокаты настаивали, что их подзащитный этого не делал. А если даже стрелял, то в состоянии сильнейшего алкогольного и наркотического опьянения и ничего не помнит. В качестве убойного аргумента — на случай если здравый смысл присяжных все же не дрогнет под грузом веских доводов защиты — адвокат клялся, что Уэйд Ларю не мог предвидеть, что пара выстрелов из пистолета оставит после себя восемнадцать погибших и десятки покалеченных.
Случай признали неоднозначным. Обвинители требовали наказания как за восемнадцать убийств при отягчающих обстоятельствах, но присяжные не согласились с такой точкой зрения, и адвокату удалось свести дело к обвинению в восемнадцати непредумышленных убийствах. Приговор, кстати, мало волновал общественность; все знали: в «Бостон-Гарден» погиб единственный сын Карла Веспы — и помнили, что началось, когда в автомобильной аварии погиб сын мафиози Готти: водитель второй машины, отец семейства, пропал, как в воду канул. Все ждали, что Уэйда Ларю постигнет та же участь, и готовы были встретить подобный исход рукоплесканиями.
Сначала Ларю держали в Уолдене в одиночке. Грейс не следила за развитием событий, но знала, родители погибших, включая Карла Веспу, созваниваются и переписываются — им требовалось время от времени видеться. Выжившая Грейс чувствовала себя погребальной урной с незримыми останками умерших. Огромный эмоциональный груз — чудовищная, невозможная ответственность, наложенная на долгое и трудное физическое восстановление, — стал основной причиной ее отъезда за границу.
Через несколько лет Ларю перевели в общую камеру. Ходили слухи, что сокамерники избивают его и насилуют, но отчего-то он был все еще жив. Карл Веспа не стал лишать Ларю жизни — может, из милосердия, а может, и наоборот, если вдуматься.
— Он наконец перестал заявлять о своей невиновности, слышишь? — продолжал Веспа. — Признает, что стрелял из пистолета, но говорит, просто выпускал пар — очень уж расстроился, когда погасли огни на сцене.
Это походило на правду. Грейс видела Уэйда Ларю всего раз — ее вызвали в суд как свидетельницу. Ее показания ничего не добавили к его вине или невиновности — она не помнила даже давки и тем более не могла указать на того, кто пальнул в воздух, — но, безусловно, вызвали нужные эмоции у присяжных. Однако Грейс не хотела мести и навсегда вычеркнула из памяти Уэйда Ларю, по сути, ничтожество и мелкого хулигана, достойного скорее жалости, чем ненависти.
— Думаешь, его выпустят? — спросила она.
— У него новый адвокат. Очень ловкая мадам.
— И если она добьется его освобождения…
Веспа улыбнулся:
— Не верь всему, что обо мне печатают. Кроме того, в случившемся той ночью следует винить не только Уэйда Ларю.
— Как это?
Веспа ограничился лишь туманной фразой:
— Как я уже говорил, проще показать.
По его тону Грейс поняла: лучше сменить тему.
— Почему вы назвались холостяком?
— Что?
— Вы сказали моей подруге, что не женаты.
Веспа пошевелил пальцами. Обручального кольца не было.
— Мы с Шэрон развелись два года назад.
— О, мне жаль!
— У нас давно не клеилось, — пожал плечами Веспа, глядя в сторону. — А как твоя семья?
— Ничего.
— Что так неуверенно?
Грейс промолчала.
— По телефону ты сказала, тебе нужна моя помощь.
— Да.
— Так что случилось?
— Мой муж… — Грейс запнулась. — Мне кажется, он попал в беду.
И она рассказала Веспе о произошедшем. Он смотрел вперед, избегая встречаться с ней взглядом, иногда кивая, но его кивки странно не совпадали с тем, что она говорила. Выражение его лица не менялось, что было странно: Веспа отличался живостью мимики. Когда Грейс закончила, он долго молчал.
— А тот снимок у тебя?
— Да. — Она протянула ему фотографию, отметив, что рука у него слегка дрожит. Веспа рассматривал снимок целую вечность.
— Могу я его взять?
— Да, я сделала копии.
По-прежнему не отрывая взгляда от фотографии, Веспа спросил: