Все зависит от нас

– Командир, Илья, ты – настоящий мужик…

– Но-но! Без рук! Ты меня знаешь, я эти объятья не люблю – гомосятиной попахивает!

Лешка, криво улыбаясь, хмыкнул:

– Да ну тебя! Я ведь серьезно… И как это у тебя только получается – в самый такой, – он покрутил пальцами, подбирая слова, – ну вот такой момент, просто все – раз, и в шутку перевести. Я ведь знаю, как ты хотел этих эсэсовцев положить и как тебе сейчас хреново, что задание не получилось выполнить…

– Тю! Много ты знаешь! И вовсе мне не хреново, а очень даже наоборот. Не я, так другие их к ногтю прижмут, зато мы с тобой сегодня грех на душу не взяли, а это много значит. Ведь и на том свете бы не отмылись…

Кстати, говоря, что мне совершенно не плохо, ничуть не кривил душой. Внутри было такое ощущение… Блин, даже словами не передать… М-да, в первый раз со мной такое… Даже той бешеной злобы по отношению к эстонским эсэсовцам почему-то не ощущаю. Вот встретил бы сейчас кого из них – не то что пальцем не тронул, а может, даже и поговорил как с человеком…

От возвышенного состояния отвлек неугомонный Гек.

– А я сразу, как детей увидел, понял, что ты отбой дашь!

– Да ну? С каких пор таким догадливым стал?

– Потому что ты – это ты. И поэтому я за тебя и в огонь и в воду…

– Ладно, хватит слюнями брызгать, лучше ходу прибавь. А то ведь мужики все в непонятках – отчего сигнала не было? Может, нас уже повязали и мы вовсю для гестапо сольные песни поем?

Говоря это, я уже совсем не шутил. Что еще могут подумать наши подрывники, если мы ушли и пропали с концами? А я, честно говоря, когда все уже разъехались, по рации связываться вовсе не хотел. Одно дело, подняв всех на воздух, потом быстро уходить, обрубая возможные хвосты, и совсем другое – просто тихо уйти. А засветись я в эфире – запеленгуют моментом, и получится – мало того, дело не сделали еще и убегать, как в жопу раненным бизонам, придется.

Только волновался я зря. Макс с Шарафом спокойно ожидали нас возле речки. Оказывается, от их точки было видно, как детей грузили обратно в автобус. Когда он подъехал, они не видели, а вот обратную загрузку наблюдали хорошо. Поэтому Макс впал в полное охренение и, как потом рассказывал Шараф, все полтора часа, пока они нас ждали, расхваливал меня как командира, а прицепом и всех русских как добрых и душевных людей. Он и мне попробовал сразу толкнуть благодарственную речь, только я эти поползновения пресек и, построив своих людей, куцей колонной повел в сторону озера, где нас должны были подобрать гидросамолеты. Предварительно, правда, дали радио о подтверждении эвакуации и только потом рванули. Единственная задержка произошла, когда педантичный Макс поинтересовался судьбой оставленных зарядов:

– Командьир, неужелли мы мины так и остафим? Это зер шлехт, м-м, отщень плехо. Там ратиофзрыфатели. За этто строко спросят.

– Спросят – ответим. А нам тут еще сутки торчать – совершенно не с руки. Помнишь, Гофман говорил, что сегодня в город тяжелый артдивизион войдет? Это значит, количество патрулей вырастет в несколько раз. Засыпаться можем моментом, тем более – было бы за что… А в те развалины, я думаю, никто сто лет не лазил и теперь не полезет… Единственно – вы коробку с усилителем нормально замаскировали?

– Так точно!

– Вот и хорошо. А дней через двадцать тут уже наши войска будут – так что схему минирования саперам отдадим и про это можно забыть. Еще вопросы есть?

– Никак нет!

– Тогда – за мной!

Километров десять проскочили внаглую – по нешироким лесным проселкам, но потом пришлось свернуть. Просто по пути нос к носу столкнулись с патрулем, который передвигался верхом на велосипедах. Но они даже документы у нас не проверили. М-да – мельчают фрицы. Хотя и патруль был не фельджандармерии, которым плевать на любые чины и рода войск, а фольксштурма, который при виде эсэсовцев подобрался и козырнул мне так, что чуть не свалился с велосипеда, я посчитал нужным уйти подальше в лес. Сейчас эти лохи попались, а дальше, глядишь, и на толковых нарвемся – оно нам надо? Так что лесочком привычнее будет, тем более спешить совершенно некуда.

К озеру подобрались засветло. Огляделись, обнюхались и, убедившись, что в округе людей нет, замаскировались метрах в двухстах от воды. Было тихо, безветренно и как-то по-весеннему тепло. Даже птицы это почувствовали и чвиркали совершенно жизнеутверждающе. Ближе к вечеру мы добили сухпай, и только я собрался распределить дежурства, как вдруг внимание привлек странный звук. Эдакое стрекотание с присвистом. Еще не поняв, откуда он идет, начал крутить головой, а Гек, врубившийся быстрее, протянув руку, спросил:

– Ого! Это что за бублик?

Марат удивленно подхватил:

– Немецкий! Смотри – вон свастика! Е! Никогда таких не видел! Командир, не знаешь, что это?

Я знал… Еще как знал, только вот сказать ничего не мог. Заклинило напрочь! Только и получалось, что вхолостую открывать рот и хлопать глазами. А все потому, что в вечернем небе над озером, двигаясь в сторону северо-запада, проплывала самая обычная, невзрачненькая такая, летающая тарелка…





Глава 21




– Как это – трагически погиб? Это точно?

Я сидел, слушая Гусева, совершенно не представляя, как такое вообще могло произойти.

– Позавчера шифрограмма была. Трагически погиб при испытаниях нового оружия.

– Блин! Зачем его вообще туда понесло?

Серега, тяжело вздохнув и пожав плечами, ответил:

– Ты маршала лучше меня должен знать… Но насколько я наслышан, Лаврентий Павлович никогда не упускал момента поприсутствовать при проверке новых вооружений, особенно находящихся под его контролем.

– Но ведь они же не в чистом поле стояли и смотрели?! Для этого бункер есть!

– Бункер и был… Просто до этого шли испытания малого количества смеси и вела она себя по-другому. А здесь, видно, решили удивить высокое начальство и рванули около пятисот килограммов. Убежище стояло предположительно в безопасной зоне, но и его чуть не смело обломками щебня и бетона, оставшимися от предыдущих испытаний. Из двенадцати наблюдателей пятеро погибших, остальные ранены. В числе погибших и маршал…


Во бли-и-н… Я настолько растерялся, что даже спрашивать дальше ничего не мог. «Кровавый тиран» и умнейший человек, «душитель свободы» и самый лучший хозяйственник, из всех, кого я только знал – Лаврентий Павлович Берия, погиб при испытании объемно-детонирующего боеприпаса. Это то, что впоследствии журналюги будут неправильно называть – «вакуумная бомба».

Когда стало понятно, что с атомным оружием идет сильная пробуксовка, то внимание высокого начальства очень привлекли мои слова про оружие, которое по мощности сравнимо с ядерным, но при этом не загрязняет все вокруг отходами и является гораздо более простым в изготовлении. Вот за полгода и смогли, получается, слова провести в жизнь. На нашу голову… Черт, и что дальше? Ведь Берия был главным «паровозом» всех наших новейших разработок! Без него все замедлится в несколько раз…

А воткнут на место главы НКВД какого-нибудь Абакумова или Чередниченко, который в этих делах ни ухом ни рылом, может совсем невесело получиться. Да и Сталин уже старенький, помрет вот так же неожиданно – кто на его место придет? Я-то, честно говоря, очень в этом смысле на Лаврентия рассчитывал, а тут… Жопа какая-то… Воткнув окурок трофейной сигареты в массивную чугунную пепельницу, доставшуюся от прежних хозяев, спросил:

– Серега, а кто теперь вместо него будет?

– Пока назначен наш командир…

– Не понял, какой командир?

– Колычев назначен. Теперь Иван Петрович является главой НКВД СССР.

Охренеть… Вот уж чего совершенно не ожидал. Хотя с другой стороны… Командир являлся первым замом Берии, был посвящен в самые ответственные дела, курировал направления, являющиеся стратегическими и особо секретными. А в последнее время ко всему прочему еще и политическими играми сильно увлекся. То есть не то чтобы увлекся, но с Лаврентием Павловичем они в ЦК, которое всегда делилось на кучки, группки и группировки, конкретно шишку держали. М-да… А если учесть, что он стал очередным главой «кровавой гэбни», то получается, со смертью Берии не только остался на плаву, но и влияния не утратил.

– А УСИ кто теперь вести будет? И самое главное – мы теперь в чьем подчинении?

– В УСИ, наверное, его зам – Самойлов, точно не скажу, а подчиняемся мы по-прежнему Колычеву. Если раньше через Ивана Петровича – Берии, то теперь напрямую – командиру.

Ядрен батон… Вот ведь как выходит… В задумчивости прикурил еще одну сигарету и молча стал глядеть в окно. Мыслей в башке было – миллион, но все какие-то прыгающие и хаотичные. Думал о разном: и о том, что дальше будет, и о том, что, похоже, история совершает очередной резкий поворот, совершенно не предусмотренный известным мне сценарием. Думал, как может измениться Колычев, будучи на месте главы ТАКОГО ведомства, и чем это может грозить лично мне. Хотя насчет грозить это я сильно загнул. Как раз, пока командир сидит наверху, мне вообще ничего грозить не может. Ивана Петровича знаю давно, про его отношение к себе тоже знаю давно, а также знаю то, что Колычев за своих людей всегда горой стоит. Сам наказать может – мама не горюй, но чужим в обиду не даст. Так что пока можно выдохнуть. Смерть Берии – это, конечно, очень хреново, но вот личность человека, занявшего его место, может компенсировать подобную потерю. Работоспособности, мозгов и энергии у Ивана Петровича не меньше.

Потом мысль неожиданно перескочила на другое – вот интересно, почему я там, в будущем, фамилию Колычева никогда нигде не встречал? Наверное потому, что важных постов этот человек не занимал, а историей ЧК—КГБ я никогда не интересовался. Но что-то сидевшее в мозгу не давало принять эту нормальную и логичную версию. Тут еще Гусев отвлек:

– Ты чего в окно уставился и примолк? Смерть Лаврентия Павловича – это, конечно, крайне херово, но мы все смертны. Просто очень неожиданно все произошло. Только, с другой стороны, ты представь – ведь и Колычева в любой момент, пока он на фронте был, убить могли. Вот это было бы действительно горе. Во всяком случае для нас… Я ведь такого человека и командира еще не встречал…

Серега продолжал что-то говорить, а я вдруг вспомнил! Точно! Когда он ляпнул, что и Ивана Петровича могли убить, поймал-таки ускользающее воспоминание. Это было в сорок первом, когда мы торчали возле НП под Батуриным. Командир с комдивом Басовым что-то обсуждают, а я, поймав краем глаза блик с кровли водокачки, чисто автоматически сильно пихаю своего начальника в плечо. Через мгновение в том месте, где была его голова, отлетает щепа, выбитая пулей снайпера. Колычев мне тогда только кивнул, и они с комдивом спрыгнули в ход сообщения, а пятеро бойцов рванули искать засевшего ворога. Кстати, так и не нашли – снайпер успел свалить, а этот случай в общей чехарде отступления забылся через пять минут… Интересненько получается… Может быть, поэтому я про этого человека никогда ничего не слышал, что его убили в начале войны?

Озаренный этой идеей, немедленно поделился ею с Гусевым. Тот, пожав плечами, ответил, что после появления некоего Лисова вся война идет несколько по-другому, так что на теперешний момент мои знания частностей практически ничего не стоят. Что-то глобальное – например, нюансы послевоенного мирового экономического развития еще как-то играют, а вот частности так сильно изменены, что на них можно не обращать внимания. Потом, убрав несколько фотографий «летающей тарелки» в сторону, предложил выпить за помин Берии, а потом за назначение Колычева.

Глядя на фотки, сложенные аккуратной стопкой, я только уныло ухмыльнулся. Ведь когда летели на «большую землю», у меня чуть мозги не закипели. Все это НЛО перед глазами стояло. Странное, конечно, но – тарелка тарелкой! Правда я их до этого вживую не видел, только по телевизору, и там они вели себя несколько по-другому. Порхали, как стрекозы – резко и бесшумно. Моя же тарахтела и была похожа в движениях на майского жука – заваливалась в разные стороны, и казалось, что сейчас брякнется. Только это было по барабану – НЛО со свастикой привело меня в такую панику, что к Гусеву ворвался, только что не вопя:

– Все пропало, шеф! Все пропало!!

Потом, подпрыгивая и выпучивая глаза, рассказывал Сереге о встреченном объекте. Даже рисовал летающий кругляш, запугивая грозящими катаклизмами и вселен-ской жопой, если у фрицев появилась такая техника. Генерал-майор, видя мою возбужденную физиономию, сначала тоже сильно напрягся, но, посмотрев рисунок, неопределенно хмыкнул и полез в сейф. Вытащив штук пять фоток, он спросил:

– Вот это видел?

Пока я с открытым ртом разглядывал фотографии «летающей тарелки», Гусев пояснил:

– Это новый летательный аппарат. Ну или дисколет, как его еще называют. Ни в какое сравнение даже с ПО-2 не идет. Скорость – мизерная, маневренности никакой. Они у немцев даже не летали – постоянные аварии при взлете происходили. Ты, наверное, один из первых, не упавших сразу дисколетов видел. Он быстро двигался?

– Да нет… Еле-еле… Нырял и дергался постоянно…

Меня это удивило, но думал, так и надо… Вот черт, а напугала-то как, таратайка хренова! – И уже приходя в себя, добавил:

– Я всегда говорил, фрицы – козлы! Нет чтобы «вертушку» свою до ума доводить, так они вместо этого разными «бубликами» честных людей пугают! А интересно, как эта хреновина вообще устроена и за счет чего двигается?

– Почти никак не двигается. Как устроена, тоже черт его знает – я не авиаконструктор. Могу только сказать, что вот это – кабина пилота.

– Так ему же земли не видно будет? Как садиться-то? И кстати, почему мне никто не сказал, что у немцев такая штука есть? Я ведь ее увидел – волосы на ногах поседели!

– А чего говорить? Совершенно бесперспективная разработка… Кто же знал, что ты на нее так отреагируешь? Да и мы были не в курсе, что в Пруссии подобный экземпляр имеется. Их вообще-то в Чехословакии испытывали. Если уж на то дело пошло, то шансов встретить геликоптер FA‑223, хоть их и по пальцам пересчитать можно, у тебя было больше… Ты лучше давай докладывай, как сходили? Получилось «окунуться в среду»?

А потом, после доклада, Гусев мне вставил здоровенный пистон за оставленные мины, но общее поведение и решение по детям одобрил полностью. Да у меня в этом сомнений и не было. Когда же начальство остыло, я поинтересовался, что произошло за время нашего отсутствия: дали премию, открыли второй фронт, взяли Берлин? Вот тут Серый меня и огорошил известием про Берию. М-да… Настроение шутить сразу пропало…

Хотя, с другой стороны, если следовать моему лозунгу – все, что ни делается, делается к лучшему, особо предаваться унынию не стоит. Жизнь идет, и неизвестно еще, что и как повернется. Может, оно и действительно – к лучшему…

Уже когда отправился отдыхать, лежа на необъятной барской кровати, все пытался привести мысли в порядок. Я ведь только в последнее время начал вникать в ситуацию, которая творилась в стране. До этого все больше на передовой терся, видя в основном разрушенные города и деревни, а во время довольно частых приездов в Москву меня возили по треугольному маршруту – Кремль, Лубянка, дача. Таким макаром много не узнаешь. Нет, с людьми я, конечно, тоже общался, причем на самые разные темы, но реально оценить, что же из себя представляет советская система, смог, только когда в УСИ работать начал. До этого ведь как считал – все было хорошо, просто замечательно, а как же по-другому? Общество, блин, равных возможностей и почти победившего социализма. Тем более что служа в армии, где тебя кормят, поят, одевают и спать укладывают, о жизни на гражданке имеешь очень слабое представление. Думал, что единственное завихрение – это ловля врагов народа, а в остальном – все пучком. Хотя и с ловлей тоже все несколько запутано…

В свое время узнал от Колычева об амнистии 1940 года. Тогда была выпущена целая толпа политзаключенных, в число которых, кстати, входило много командиров Красной Армии. Вот это было настоящим откровением – нигде никогда про нее не слышал. Про «холодное лето 53-го» слышал и фильм одноименный смотрел, а про сороковой год все современные мне демократы почему-то молчали как в рот воды набрав. Да и в пятьдесят третьем тоже все было несколько не так, как в том фильме показывали… Я в прошлой жизни имел массу знакомств, и вот один из таких знакомых – древний, как экскремент мамонта, ворюга на пенсии мне про пятьдесят третий год рассказывал.

Человек он был интересный, да и рассказчик хороший, ранее в брехне незамеченный, поэтому я ему верю. Дед, который как раз в то время сам чалился на зоне, поведал интересную штуку. Оказывается, по этой амнистии выпускали вовсе не бандитов и убийц, которых и без того на свободе немерено было, а людей, получивших срок до пяти лет. Так называемых «бытовиков». Исходя из того, что пять лет тогда могли впаять за кражу курицы или обычную драку на танцах, то и вышли из тюрем не матерые зэки, а люди, совершившие проступок, за который в наше время получили бы не более пятнадцати суток. М-да… cоответственно все политические и рецидивисты, со своими запредельными сроками, так и остались сидеть… И выпустил их уже вовсе не Берия, а Хрущев. Выпустил и тех и других, не особенно разбираясь, наверное, на радостях…

Кстати, знакомый дед вышел именно в пятьдесят третьем, поэтому знает, о чем говорит. Ему тогда три года дали за то, что они с одногруппниками из сейфа директора училища стырили несколько наборов готовален. Засыпались, когда их на барахолке продать хотели. На этом путь начинающего рабочего прекратился и Корень, как впоследствии стали звать пацана-ФЗУшника, стал матерым уголовником…

Блин, что-то у меня мысль не в ту сторону пошла… Я ведь пытался сообразить, чем же меня советская действительность не устраивает, а унесло на разных репрессированных – наверное, по привычке. Но какая интересная картинка получается. Оказывается, и в благословенные советские времена жизнь тоже далеко не фонтан была. Идеи и пропаганда – это, конечно, хорошая штука, но когда жрать нечего, они булку с маслом не заменят. А то, что этой самой булкой и не пахнет, понял, окунувшись в «гражданку» с головой и получив свой первый паек в УСИ. Как-то это все сильно унизительным показалось. Понятно – война, карточная система и вообще, но ведь и до войны все вовсе не радужно было. Колхозники пахали даже не за деньги, а за какие-то «трудодни». Я сначала не мог врубиться, что это такое. И только после дошло, какое наглое кидалово со стороны государства осуществляется по отношению к двум третям населения страны. И с чего бы тогда продуктовое изобилие появилось, когда человек практически на халяву работает и не заинтересован в конечном результате? Кстати, с этого все и началось – люди всеми силами пытались сорваться с деревень в город, а так как именно крестьяне являлись всегда хранителями народных традиций и устоев, то от этих традиций в конечном итоге остался пшик.

Вот на конец века мы и имеем тьму алкашей да толпы девчонок, мечтающих стать валютными проститутками. Это, конечно, все очень утрировано, но до тех пор, пока партия, которая «наш рулевой», будет давить свой собственный народ, ничего хорошего не получится. А не давить она не может, потому что основная часть партийных руководящих работников являются крайне некомпетентными в своем деле людьми. Языком молоть могут, но на этом их достижения заканчиваются. Ладно бы еще не мешали работать действительно знающим людям, так нет – по-настоящему толковых стараются вопреки всякой логике побыстрее утопить. Ведь профессионал своего дела будет постоянно оспаривать идиотские указания, исходящие от такого начальства. А какому дураку понравится, что кто-то знает, что он дурак, да еще и другим рассказывает? Гораздо проще сказать, что этот специалист похож на белого офицера, который порочит честное имя коммуниста и ведет дискредитацию политики партии. Вот на этом основании и передать дело в НКВД. А там ребята простые, тем более что высказывания такие были и неоднократно. Называл решения первого секретаря идиотскими? Говорил, что таких тупарей природа еще не видела? Сомневался в решении партии? Теперь добро пожаловать на кукан! Конечно, так было далеко не всегда, но ведь было же?

В армии, кстати, ситуация похожая была, только вот с началом войны, в результате естественного отбора, наверх выбились профессионалы. Вот бы еще на гражданке такой же отбор устроить, чтобы рулил профессионал своего дела, а не мурло, который если чего и знает, так это только труды классиков марксизма-ленинизма.

И как это все изменить? Я ворочался на перине, чесал репу, прикидывая и так и эдак, но по всему выходило, что быстро изменить ничего не получится. Ведь начинать надо с увольнений некомпетентных чиновников. А они все партаппаратчики со стажем и за свой элитный паек с привилегиями кому хочешь глотку перегрызут. Хоть горячо любимому товарищу Сталину. Мне Колычев как-то рассказывал, что Верховный, чуя близкую жопу, в свое время подчистил «верных ленинцев», которые в двадцатые—тридцатые годы, охренев от вседозволенности, чуть не угробили страну. Тогда Виссарионыч на волоске висел, но успел первым. То есть по сравнению с тем, что было и что сейчас есть, это земля и небо. М-да… Если сейчас это чисто повидло, то просто страшно представить, что же творилось раньше… Вот и верь после этого демократам, кричащим об уничтожении элиты нации и оплакивающим «старых партийцев». Да если бы этих партийцев вовремя не тормознули, то никакой войны не надо было – они сами свой народ ударными темпами к сороковому году уничтожили. Хреново только, что у пришедших им на смену чиновников хоть завихрений в мозгах и поменьше, но тоже хватает, поэтому дела изменились не столь кардинально, как бы хотелось.