Все зависит от нас
Часть 29 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Гориллообразный здоровяк ощерился, показав желтые прокуренные зубы, и, кивнув, подтолкнул меня внутрь. Потом дверь закрылась и послышался шум задвигающегося щита. Оглядев при свете тусклого потолочного плафона жилище, я сказал:
– Ну что, Игорь, это, конечно, не «Хилтон», но зато тепло и не дует. Так что предлагаю залечь на эти тощие матрасы и хорошенько вздремнуть. На ужин нас боцман лично разбудить обещал, так что вечерний жор не проспим. Ты как на это смотришь?
Птицын смотрел положительно, и уже через десять минут мы, следуя старой пословице насчет службы и солдата, вовсю выводили носами рулады, не сильно заморачиваясь тем, что нас ожидает в дальнейшем.
* * *
Нет, все-таки у меня, оказывается, очень слабый вестибулярный аппарат. Это я на третьи сутки понял. Вначале все было нормально. Уже к вечеру первого дня мы были выпущены из своей каморки с нарисованным очагом, то есть, тьфу, с пожарным щитом и имели возможность сидеть не в трюме, а загорать на свежем воздухе в лодке, подвешенной на кран-балках. Капитан нас сразу предупредил, чтобы пассажиры не вздумали шляться по кораблю, и выделил место для проветривания. В шлюпке было лепо. Мы оттуда вылезали только пожрать и наоборот. Но потом, через два дня подобного балдежа, над бирюзовой, с мелкими белыми барашками волн морской гладью вдруг подул слабый ветер. Я сразу тогда начал предчувствовать недоброе. Просидев с полчаса во все более сильно раскачивающейся шлюпке, сбежал к нашим матрацам, рассчитывая, что ближе к центру тяжести корабля и качать должно поменьше. Хрен я угадал! Качало, по-моему, даже сильнее, во всяком случае, казалось именно так. Потом ни к селу ни к городу вдруг вспомнился вкус и запах баранины, которой нас кормили после выхода из Бейрута. Зря я ее вспомнил…
Почти сутки, проведенные в обнимку с ведром, которое периодически менял участливо поглядывающий на меня Птицын, лишили меня последних иллюзий. Нет, не быть мне вторым Белинсгаузеном или Лаперузом. Море я не-на-ви-жу!!!
Но когда геройский разведчик и времяпроходимец уже всерьез намыливался отдать Богу душу, шторм как-то незаметно успокоился, и я начал постепенно возвращаться к жизни. Окружающая корабль вода уже не казалась настолько мерзопакостной, а запахи с камбуза не валили с ног с убойностью хорошей кувалды. При полном штиле, чувствуя себе заново родившимся человеком, я даже стал проявлять интерес к окружающей жизни. Причем настолько, что когда увидел мелькающий недалеко от борта характерный плавник, моментально перевозбудился и заподпрыгивал, чуть не спихнув Игоря в воду. Потом оглянулся в поисках того, чем бы кинуть в морскую хищницу. Акулу живьем я видел первый раз в жизни, поэтому мне кажется, такая реакция была вполне нормальна. И я бы ее обязательно пришиб, но все охотничьи инстинкты пресек скопидом боцман. Он, видя, что пассажир нацелился ухватить багор, висящий возле иллюминаторов, только погрозил огромным кулаком и сделал зверскую морду. Хотя с такой физиономией, как у него, особых усилий и не понадобилось. Этим фейсом даже в благодушном состоянии можно лошадей пугать. Я, не желая портить отношения с командой, но в то же время не собираясь показывать, что мако меня устрашил, все равно дошел до щита, пощупал острие багра и выдал:
– Эх, если бы это был гарпун…
На эти слова боцман ничего не ответил, а только презрительно фыркнул и, косолапо повернувшись, потопал дальше гонять своих матросиков. Слушая его заковыристые ругательства, доносящиеся с другой стороны рубки, я только вздохнул и, не найдя на палубе ничего, чем можно было бы кинуть в акулу, стал просто наблюдать за ней. Но как всякому русскому человеку просто наблюдать было не интересно, поэтому еще раз оглянувшись, увидел здоровенную ржавую гайку, застрявшую в щели возле лебедки. Выцарапав ее оттуда, снова подбежал к борту, опасаясь, что акула уже свалила. Не-е-е. Рыба была на месте. Тщательно прицелившись, метнул железку, умудрившись попасть в воду прямо под плавником. Есть, попал! Акула, дернувшись, резко свернула в сторону, а я с чувством глубокого удовлетворения опять полез в шлюпку разглядывать облака и болтать с Птицыным.
А утром следующего дня нас снова запихнули в каморку, задвинув пожарный щит. Мейлиц сказал, что будем проходить Босфор и возможна проверка, поэтому нам надлежит сидеть тихо и не высовываться. Вот мы и сидели часов десять, наверное.
Игорь, пока мы тихарились в своем убежище, очередной раз рассказывал про свою жену Вареньку и про дочку, тоже Вареньку. Она у него в филармонии работала. В смысле жена, так как дочка на момент ухода отца на фронт только-только ходить начала. Напарник уже в десятый раз расписывал, какие его Варьки замечательные люди. И старшая – талант, и младшая вся в маму. А как они перед войной гулять ходили и какие планы на будущее строили, рассказывал подробно и чуть ли не по минутам. Я, слушая про чужое тихое счастье, дремал, вспоминая свою Ленку, и мне было хорошо. Напарник после рассказов о прошлом перешел к планам на будущее, и под спокойный голос Птицына меня окончательно сморил сон. Проснулся из-за того, что за дверцей заскрежетал отодвигаемый щит и появился человек из команды, который приволок нам поесть-попить, а потом забрал парашное ведро. После чего про пассажиров снова забыли.
Глава 16
Часами я так и не разжился; у Игоря их тоже не было, поэтому, когда именно все произошло, сказать не могу. Наверное, под утро… Сначала мы услышали, как изменился звук машины. Наша посудина явно прибавила обороты. Так продолжалось какое-то время, а потом в гудение движка вплелись посторонние стуки. Приподнявшись и настороженно прислушиваясь, сказал Птицыну:
– Такое впечатление, что по нам стреляют. Причем из какого-то крупняка. Или мелкой зенитки… Во-во, слышишь – опять!
По корпусу как будто сыпанули камушками.
– Слышу, но не пойму, что это…
– Да точно говорю – или ДШК, или зенитка работает. Обычный пулемет мы бы просто не услышали, а более крупное чувствовалось бы гораздо сильнее.
Тут шум двигателя опять изменился, а через несколько минут вообще исчез. Так, похоже, приплыли… Географию я знаю плохо, но вроде, проплыв через Босфор, попадаешь в Черное море. Через пролив мы прошли несколько часов назад, значит, должны находиться уже возле берегов Болгарии. А кто нас тут может так нагло обстреливать? В голове почему-то всплыл момент из «Индианы Джонса», когда большой корабль в море останавливает маленькая подводная лодка. Но ведь этот плешивый Мейлиц контрабандные скрижали на своем корыте точно не перевозит. Или перевозит?..
Из-за чего-то ведь нас тормознули? Причем какие-то вояки. Еще бы знать какие… Кто тут вообще, кроме немцев, румын да турков, отираться может? В то, что это могут быть советские моряки, не верил ни под каким видом. Последний крупный рейд корабли ЧФ совершили на Констанцу, а потом опять зашхерились и их было не видно и не слышно. Так что русские ВМС исключаются. Хотя, с другой стороны, Констанцу уже взяли… Нет, взяли-то ее с суши, поэтому наши мореманы ни при чем. Остаются фрицы и их союзники. Но зачем им тормозить корабль в море? В том, что мы прошли на эту посудину «чисто», сомнений не было. Выходит, все это не из-за нас. А из-за чего? Неужели гад Мейлиц где-то погорел со своим левым бизнесом в виде контрабанды, вот его и взяли за жабры? Хотя почему тогда не дождались, когда он в порт войдет? Для чего эти захваты в чистом море нужны? Блин! Вообще ни фига не понятно. Пока мы с Игорем, шепотом переговариваясь, строили предположения, машина опять заработала и, судя по всему, корабль куда-то поплыл. Твою дивизию! Что там наверху произошло – непонятно… Хотя можно предположить – неизвестное судно, дав несколько предупредительных очередей, остановило нашу лайбу, потом, скорее, всего на «Пенелопу» высадилась десантная команда, которая разрешила движение. Только вот куда?
Прошло совсем немного времени, как стук движка опять изменился, а потом он снова вырубился и через несколько секунд послышался глухой звук мягкого удара.
– Это что? Мы куда-то врезались?
– Не, не похоже. Знаешь, Игорь, кажется, мы просто приплыли. В смысле остановились возле причала.
– И что теперь?
– Я так думаю, будем сидеть в нашей каморке до последнего. Тут ведь как – или Мейлиц все разрулил и нас скоро выпустят, в чем лично я сильно сомневаюсь, или захватчики, прошерстив корабль, уйдут. В самом деле – не будут же они на нем жить? Вот как эти ребята свалят, так и мы выйдем. Поэтому давай сидеть тихо и слушать внимательно. Глядишь, что и поймем.
Сидели и прислушивались долго. Только слышно ничего не было. Потом я отвалился от переборки, потирая затекшее ухо, и как раз в этот момент Птицын предостерегающе поднял палец.
– Что там?
Он, скорчив сосредоточенную морду, потряс рукой, дескать – не мешай, и я опять прилип к дверце. Но толком ничего не услышал, только наверху чем-то загрохотали и послышались удаляющиеся голоса. Причем слышалось все как бу-бу-бу.
– Так чего было?
Игорь с недоумевающим лицом пожал плечами и неуверенно ответил:
– Там по матери крыли…
Я удивился:
– По какой матери?
– По русской! Я четко слышал – «Твою мать!».
Во как… И что бы это значило? «Твою мать» – это, конечно, хорошо, это вам не какой-нибудь «доннер ветэр», но ситуации совершенно не проясняет, а еще больше запутывает. Русских в нашей команде не было, значит, лаялись захватчики… Я почесал затылок и решил:
– Один хрен, сидим до последнего. На фрицев сейчас столько русских работает, что матерки еще ничего не значат. А нашим тут просто неоткуда взяться. Так что попробуем дотянуть до ночи, а потом будем разбираться в ситуации.
На том и порешили. Благо дверь в нашу каморку открывалась внутрь, а сдвинуть пожарный щит, даже с полным ящиком песка, двум мужикам проблем не составит.
Сидели несколько часов. За это время по кораблю больше никто не лазил. Во всяком случае никакого шума, производимого людьми, мы не слышали. Потом, когда, по нашим прикидкам, наступила ночь, открыли фанерную дверцу и постарались с наименьшим шумом отодвинуть от нее щит. Совсем бесшумно не получилось, и этот ящик в тишине заскрежетал, как ржавые ворота. Мы сначала сильно напряглись, но никто на этот звук не отреагировал, поэтому уже смелее сдвинули препятствие до появления щели, в которую можно было пролезть. Надолго замирая и прислушиваясь, прошли по коридорчику к трапу, ведущему наверх. Тихо. Это хорошо, когда тихо, это значит: нас тут не ждут. Зато снаружи слышался какой-то гул из неразличимых далеких голосов да звука техники. Поднявшись до двери, осторожно откинул длинную ручку и высунул нос наружу. Хм, верно угадали – ночь на дворе. Шум стал гораздо громче, и уже можно было определиться с его направлением.
Сгибаясь чуть ли не пополам, я скользнул к борту и огляделся. Во как! Действительно – возле берега стоим. То есть возле пирса. Небо все в тучах, но даже при этой хреновой видимости можно было понять, что это порт.
А в порту соответственно светомаскировка, поэтому так темно. Зато чуть в стороне от нас светили прожектора и в их свете со стоящего там корабля бесконечной вереницей тянулись люди, которые, строясь колоннами, шустро уматывали куда-то в сторону темного города. А над всем этим густо висел наш родной мат. То есть отдельные «Мать!» слышались достаточно хорошо. Оглянувшись на Игоря, с искренним недоумением сказал:
– Слушай, или я брежу, или это наши.
– Откуда они тут взялись?
– Хм, хороший вопрос… Еще бы знать, где мы сами сейчас находимся. Но это точно не Севастополь… да и не Одесса.
Пытаясь разглядеть мельтешение маленьких фигурок, я заскочил на ограждение борта, держась рукой за кран-балку, но ничего толком не разглядел – слишком далеко они были. А потом снизу, от пирса послышался лязг затвора и звонкий голос прокричал:
– Стой, не шевелись, стрелять буду!
Я инстинктивно нырнул назад, но это уже не помогло. Темнота пирса оказалась неожиданно очень насыщена жизнью. Сначала хлопнул выстрел и пуля, взвизгнув, отрикошетила от какой-то железяки за спиной, а потом послышался топот бегущих ног и бас, который недовольно поинтересовался:
– Грубин, ты чего тут палишь?
Невидимый мне Грубин, торопясь и проглатывая слова, зачастил:
– Товарищ сержант, на этом корабле кто-то есть! Я вот только сейчас его видел. Он на борт аж вылез, на тех, кто сейчас возле второго пирса высаживается, пялился. Диверсант, наверное! Или разведчик немецкий!
Я не знал, где мы и кто именно сейчас стоит внизу. Но вот обращение – «товарищ сержант» было как бальзам на сердце. По-русски и красновцы болтать могут, да и предатели из Русской освободительной армии тоже раньше нашими были. Только прибавлять к званию «товарищ» – это чисто советское… Поэтому бегать и суетиться не стал, а спокойно дождался, когда по сходням взбегут четверо в такой родной форме, что меня чуть слеза не прошибла. Средних лет усатый сержант, оглядев фигуры, стоящие с поднятыми руками посередине палубы, удовлетворенно хмыкнул и спросил:
– Кто такие, откуда здесь взялись?
Я решил долго не объясняться с усатым, сказав:
– Терроргруппа Четвертого Украинского фронта. Следуем с задания. Так что, товарищ сержант, проводите нас в особый отдел.
Один из окруживших нас пацанов удивленно вякнул:
– Так они по-русски разговаривают…
А сержант при моих словах как-то хищно подобрался и протянул:
– С Четвертого Украинского говорите… ну-ну… вяжи их, ребята!
Пока двое бойцов держали нас под прицелом автоматов, еще один сноровисто скрутил «диверсантам» руки извлеченной из кармана веревкой. Я на такое действие не то чтобы обиделся, но несколько удивился:
– Мужики, мы же свои, вязать-то зачем? И так бы до особистов дошли…
На что сержант, проверив узлы и с силой встряхнув нас обоих, ехидно ответил:
– Гитлер вам свой! – А обращаясь к остальным, добавил: – Вот уроды! Кого провести думали, сволочи! Плохо вас там учили в ваших шпионских школах! Ишь ты – с Четвертого Украинского!
И наклонившись ко мне в упор, прорычал:
– Четвертый Украинский уже месяц как упразднен. Так что, вражина, прокололся ты!
И влепив мне обидного пинка, приказал вести задержанных вперед. А я, топая под прицелом автоматчиков, крыл себя последними словами за забывчивость. Ведь слышал же перед отъездом, что мой фронт в резерв ставки переводить должны были, но вот вылетело это из башки и теперь выпутываться будет гораздо сложнее. Я-то рассчитывал выйти на Серегу, а теперь его где искать? А если начну буровить про Москву и УСИ, кто мне поверит? То есть потом, после проверки, конечно, все выяснится, но поначалу надо будет вести себя потише. Вспомнив горячее гостеприимство армейских СМЕРШевцев, когда мы осенью к ним попали, потер плечом ухо, в которое тогда прилетела мощная звездюлина. Нет, решено, в этот раз буду вежлив и спокоен, как английский лорд. Усатый цербер, который следовал сбоку, на мои почесывания тут же отреагировал:
– Иди спокойно, не дергайся, а то на орехи добавлю…
– Да я иду… Товарищ сержант, а где мы сейчас находимся?
– Тамбовский волк тебе товарищ! Не разговаривать!
Вот гадский папа, служака хренов. Что ему – ответить тяжело? Но решив не обострять отношения, послушно замолк, решив, что рано или поздно все узнаю сам. Ну в принципе и узнал… Слушая обрывки разговоров проходящих мимо солдат, понял, что мы все-таки в Болгарии. А если конкретно – в Бургасе, который вчера был взят внезапным морским десантом. Части болгарской армии, которые дислоцировались в городе, поддержали десантников, ударив по немцам с тыла. Охренеть! Честно говоря, такой прыти от нашего командования я даже не ожидал. Потом, конечно, узнаю подробности, но, по-моему, это очень круто. Распропагандировать болгар, скоординировать совместные действия… М-да… советские генералы не просто научились воевать, а делают это все лучше и лучше. И судя по тому, что стрельбы не слышно, высадка прошла не просто успешно, а очень успешно. Немцы были отброшены на такое расстояние, что даже грохот артиллерии не доносился до порта. Ну это, конечно, если она сейчас вообще работает… Попутно становилось понятным, что же произошло с нашим кораблем. Десант был настолько неожиданным, что фрицы свои корабли толком предупредить не успели о том, что конечный пункт назначения перешел в другие руки. Может, конечно, и предупреждали, но вот у Мейлица рация глючила, это я точно знаю. Сам слышал, как он вчера на радиста наезжал. Да уж… связь – великое дело. Чуть выпал из информационного пространства и все – приехали. «Пенелопу», видно, сторожевой катер, или что там сейчас у наших есть, на подходе к порту встретил и, слегка попугав, загнал к дальним пирсам. Но, с другой стороны, плешивый капитан и его команда показали себя нормальными мужиками, не выдав своих пассажиров… Хотя, может, у них и не спрашивали?..
Тем временем нас довели до караулки, где после короткого, но бурного разговора с начкаром нас со слегка помятыми фейсами закинули в «Газ-63» и повезли дальше. Двое солдатиков с автоматами сидели рядышком и, внимательно глядя за пленными, тоже пресекали все разговоры. Ну и хрен с вами – помолчим. Сидя на откидной лавке, я сплевывал кровь из разбитой губы и пытался взглядом подбодрить Игоря. Только вот было темно и моих гримас он не увидел. Зато увидел конвоир и пресек недозволенную мимику. Ну вот… опять в ухо… Словами, что ли, нельзя? «Газон», недолго пропетляв по городу, остановился возле здоровенного здания, где нас и сгрузили, передав уже непосредственно в СМЕРШ. Но там был небольшой бардак, поэтому когда принявший нас дежурный сунулся в один из кабинетов, выбегающий оттуда лейтенант, поправляя закинутый на плечо автомат, раздраженно сказал:
– Слушай, Смирнов, сейчас не до этих предателей! Мы там гестаповскую точку накрыли, так что Требухина нет. Давай их пока в камеру – завтра разбираться будем!
– Ну что, Игорь, это, конечно, не «Хилтон», но зато тепло и не дует. Так что предлагаю залечь на эти тощие матрасы и хорошенько вздремнуть. На ужин нас боцман лично разбудить обещал, так что вечерний жор не проспим. Ты как на это смотришь?
Птицын смотрел положительно, и уже через десять минут мы, следуя старой пословице насчет службы и солдата, вовсю выводили носами рулады, не сильно заморачиваясь тем, что нас ожидает в дальнейшем.
* * *
Нет, все-таки у меня, оказывается, очень слабый вестибулярный аппарат. Это я на третьи сутки понял. Вначале все было нормально. Уже к вечеру первого дня мы были выпущены из своей каморки с нарисованным очагом, то есть, тьфу, с пожарным щитом и имели возможность сидеть не в трюме, а загорать на свежем воздухе в лодке, подвешенной на кран-балках. Капитан нас сразу предупредил, чтобы пассажиры не вздумали шляться по кораблю, и выделил место для проветривания. В шлюпке было лепо. Мы оттуда вылезали только пожрать и наоборот. Но потом, через два дня подобного балдежа, над бирюзовой, с мелкими белыми барашками волн морской гладью вдруг подул слабый ветер. Я сразу тогда начал предчувствовать недоброе. Просидев с полчаса во все более сильно раскачивающейся шлюпке, сбежал к нашим матрацам, рассчитывая, что ближе к центру тяжести корабля и качать должно поменьше. Хрен я угадал! Качало, по-моему, даже сильнее, во всяком случае, казалось именно так. Потом ни к селу ни к городу вдруг вспомнился вкус и запах баранины, которой нас кормили после выхода из Бейрута. Зря я ее вспомнил…
Почти сутки, проведенные в обнимку с ведром, которое периодически менял участливо поглядывающий на меня Птицын, лишили меня последних иллюзий. Нет, не быть мне вторым Белинсгаузеном или Лаперузом. Море я не-на-ви-жу!!!
Но когда геройский разведчик и времяпроходимец уже всерьез намыливался отдать Богу душу, шторм как-то незаметно успокоился, и я начал постепенно возвращаться к жизни. Окружающая корабль вода уже не казалась настолько мерзопакостной, а запахи с камбуза не валили с ног с убойностью хорошей кувалды. При полном штиле, чувствуя себе заново родившимся человеком, я даже стал проявлять интерес к окружающей жизни. Причем настолько, что когда увидел мелькающий недалеко от борта характерный плавник, моментально перевозбудился и заподпрыгивал, чуть не спихнув Игоря в воду. Потом оглянулся в поисках того, чем бы кинуть в морскую хищницу. Акулу живьем я видел первый раз в жизни, поэтому мне кажется, такая реакция была вполне нормальна. И я бы ее обязательно пришиб, но все охотничьи инстинкты пресек скопидом боцман. Он, видя, что пассажир нацелился ухватить багор, висящий возле иллюминаторов, только погрозил огромным кулаком и сделал зверскую морду. Хотя с такой физиономией, как у него, особых усилий и не понадобилось. Этим фейсом даже в благодушном состоянии можно лошадей пугать. Я, не желая портить отношения с командой, но в то же время не собираясь показывать, что мако меня устрашил, все равно дошел до щита, пощупал острие багра и выдал:
– Эх, если бы это был гарпун…
На эти слова боцман ничего не ответил, а только презрительно фыркнул и, косолапо повернувшись, потопал дальше гонять своих матросиков. Слушая его заковыристые ругательства, доносящиеся с другой стороны рубки, я только вздохнул и, не найдя на палубе ничего, чем можно было бы кинуть в акулу, стал просто наблюдать за ней. Но как всякому русскому человеку просто наблюдать было не интересно, поэтому еще раз оглянувшись, увидел здоровенную ржавую гайку, застрявшую в щели возле лебедки. Выцарапав ее оттуда, снова подбежал к борту, опасаясь, что акула уже свалила. Не-е-е. Рыба была на месте. Тщательно прицелившись, метнул железку, умудрившись попасть в воду прямо под плавником. Есть, попал! Акула, дернувшись, резко свернула в сторону, а я с чувством глубокого удовлетворения опять полез в шлюпку разглядывать облака и болтать с Птицыным.
А утром следующего дня нас снова запихнули в каморку, задвинув пожарный щит. Мейлиц сказал, что будем проходить Босфор и возможна проверка, поэтому нам надлежит сидеть тихо и не высовываться. Вот мы и сидели часов десять, наверное.
Игорь, пока мы тихарились в своем убежище, очередной раз рассказывал про свою жену Вареньку и про дочку, тоже Вареньку. Она у него в филармонии работала. В смысле жена, так как дочка на момент ухода отца на фронт только-только ходить начала. Напарник уже в десятый раз расписывал, какие его Варьки замечательные люди. И старшая – талант, и младшая вся в маму. А как они перед войной гулять ходили и какие планы на будущее строили, рассказывал подробно и чуть ли не по минутам. Я, слушая про чужое тихое счастье, дремал, вспоминая свою Ленку, и мне было хорошо. Напарник после рассказов о прошлом перешел к планам на будущее, и под спокойный голос Птицына меня окончательно сморил сон. Проснулся из-за того, что за дверцей заскрежетал отодвигаемый щит и появился человек из команды, который приволок нам поесть-попить, а потом забрал парашное ведро. После чего про пассажиров снова забыли.
Глава 16
Часами я так и не разжился; у Игоря их тоже не было, поэтому, когда именно все произошло, сказать не могу. Наверное, под утро… Сначала мы услышали, как изменился звук машины. Наша посудина явно прибавила обороты. Так продолжалось какое-то время, а потом в гудение движка вплелись посторонние стуки. Приподнявшись и настороженно прислушиваясь, сказал Птицыну:
– Такое впечатление, что по нам стреляют. Причем из какого-то крупняка. Или мелкой зенитки… Во-во, слышишь – опять!
По корпусу как будто сыпанули камушками.
– Слышу, но не пойму, что это…
– Да точно говорю – или ДШК, или зенитка работает. Обычный пулемет мы бы просто не услышали, а более крупное чувствовалось бы гораздо сильнее.
Тут шум двигателя опять изменился, а через несколько минут вообще исчез. Так, похоже, приплыли… Географию я знаю плохо, но вроде, проплыв через Босфор, попадаешь в Черное море. Через пролив мы прошли несколько часов назад, значит, должны находиться уже возле берегов Болгарии. А кто нас тут может так нагло обстреливать? В голове почему-то всплыл момент из «Индианы Джонса», когда большой корабль в море останавливает маленькая подводная лодка. Но ведь этот плешивый Мейлиц контрабандные скрижали на своем корыте точно не перевозит. Или перевозит?..
Из-за чего-то ведь нас тормознули? Причем какие-то вояки. Еще бы знать какие… Кто тут вообще, кроме немцев, румын да турков, отираться может? В то, что это могут быть советские моряки, не верил ни под каким видом. Последний крупный рейд корабли ЧФ совершили на Констанцу, а потом опять зашхерились и их было не видно и не слышно. Так что русские ВМС исключаются. Хотя, с другой стороны, Констанцу уже взяли… Нет, взяли-то ее с суши, поэтому наши мореманы ни при чем. Остаются фрицы и их союзники. Но зачем им тормозить корабль в море? В том, что мы прошли на эту посудину «чисто», сомнений не было. Выходит, все это не из-за нас. А из-за чего? Неужели гад Мейлиц где-то погорел со своим левым бизнесом в виде контрабанды, вот его и взяли за жабры? Хотя почему тогда не дождались, когда он в порт войдет? Для чего эти захваты в чистом море нужны? Блин! Вообще ни фига не понятно. Пока мы с Игорем, шепотом переговариваясь, строили предположения, машина опять заработала и, судя по всему, корабль куда-то поплыл. Твою дивизию! Что там наверху произошло – непонятно… Хотя можно предположить – неизвестное судно, дав несколько предупредительных очередей, остановило нашу лайбу, потом, скорее, всего на «Пенелопу» высадилась десантная команда, которая разрешила движение. Только вот куда?
Прошло совсем немного времени, как стук движка опять изменился, а потом он снова вырубился и через несколько секунд послышался глухой звук мягкого удара.
– Это что? Мы куда-то врезались?
– Не, не похоже. Знаешь, Игорь, кажется, мы просто приплыли. В смысле остановились возле причала.
– И что теперь?
– Я так думаю, будем сидеть в нашей каморке до последнего. Тут ведь как – или Мейлиц все разрулил и нас скоро выпустят, в чем лично я сильно сомневаюсь, или захватчики, прошерстив корабль, уйдут. В самом деле – не будут же они на нем жить? Вот как эти ребята свалят, так и мы выйдем. Поэтому давай сидеть тихо и слушать внимательно. Глядишь, что и поймем.
Сидели и прислушивались долго. Только слышно ничего не было. Потом я отвалился от переборки, потирая затекшее ухо, и как раз в этот момент Птицын предостерегающе поднял палец.
– Что там?
Он, скорчив сосредоточенную морду, потряс рукой, дескать – не мешай, и я опять прилип к дверце. Но толком ничего не услышал, только наверху чем-то загрохотали и послышались удаляющиеся голоса. Причем слышалось все как бу-бу-бу.
– Так чего было?
Игорь с недоумевающим лицом пожал плечами и неуверенно ответил:
– Там по матери крыли…
Я удивился:
– По какой матери?
– По русской! Я четко слышал – «Твою мать!».
Во как… И что бы это значило? «Твою мать» – это, конечно, хорошо, это вам не какой-нибудь «доннер ветэр», но ситуации совершенно не проясняет, а еще больше запутывает. Русских в нашей команде не было, значит, лаялись захватчики… Я почесал затылок и решил:
– Один хрен, сидим до последнего. На фрицев сейчас столько русских работает, что матерки еще ничего не значат. А нашим тут просто неоткуда взяться. Так что попробуем дотянуть до ночи, а потом будем разбираться в ситуации.
На том и порешили. Благо дверь в нашу каморку открывалась внутрь, а сдвинуть пожарный щит, даже с полным ящиком песка, двум мужикам проблем не составит.
Сидели несколько часов. За это время по кораблю больше никто не лазил. Во всяком случае никакого шума, производимого людьми, мы не слышали. Потом, когда, по нашим прикидкам, наступила ночь, открыли фанерную дверцу и постарались с наименьшим шумом отодвинуть от нее щит. Совсем бесшумно не получилось, и этот ящик в тишине заскрежетал, как ржавые ворота. Мы сначала сильно напряглись, но никто на этот звук не отреагировал, поэтому уже смелее сдвинули препятствие до появления щели, в которую можно было пролезть. Надолго замирая и прислушиваясь, прошли по коридорчику к трапу, ведущему наверх. Тихо. Это хорошо, когда тихо, это значит: нас тут не ждут. Зато снаружи слышался какой-то гул из неразличимых далеких голосов да звука техники. Поднявшись до двери, осторожно откинул длинную ручку и высунул нос наружу. Хм, верно угадали – ночь на дворе. Шум стал гораздо громче, и уже можно было определиться с его направлением.
Сгибаясь чуть ли не пополам, я скользнул к борту и огляделся. Во как! Действительно – возле берега стоим. То есть возле пирса. Небо все в тучах, но даже при этой хреновой видимости можно было понять, что это порт.
А в порту соответственно светомаскировка, поэтому так темно. Зато чуть в стороне от нас светили прожектора и в их свете со стоящего там корабля бесконечной вереницей тянулись люди, которые, строясь колоннами, шустро уматывали куда-то в сторону темного города. А над всем этим густо висел наш родной мат. То есть отдельные «Мать!» слышались достаточно хорошо. Оглянувшись на Игоря, с искренним недоумением сказал:
– Слушай, или я брежу, или это наши.
– Откуда они тут взялись?
– Хм, хороший вопрос… Еще бы знать, где мы сами сейчас находимся. Но это точно не Севастополь… да и не Одесса.
Пытаясь разглядеть мельтешение маленьких фигурок, я заскочил на ограждение борта, держась рукой за кран-балку, но ничего толком не разглядел – слишком далеко они были. А потом снизу, от пирса послышался лязг затвора и звонкий голос прокричал:
– Стой, не шевелись, стрелять буду!
Я инстинктивно нырнул назад, но это уже не помогло. Темнота пирса оказалась неожиданно очень насыщена жизнью. Сначала хлопнул выстрел и пуля, взвизгнув, отрикошетила от какой-то железяки за спиной, а потом послышался топот бегущих ног и бас, который недовольно поинтересовался:
– Грубин, ты чего тут палишь?
Невидимый мне Грубин, торопясь и проглатывая слова, зачастил:
– Товарищ сержант, на этом корабле кто-то есть! Я вот только сейчас его видел. Он на борт аж вылез, на тех, кто сейчас возле второго пирса высаживается, пялился. Диверсант, наверное! Или разведчик немецкий!
Я не знал, где мы и кто именно сейчас стоит внизу. Но вот обращение – «товарищ сержант» было как бальзам на сердце. По-русски и красновцы болтать могут, да и предатели из Русской освободительной армии тоже раньше нашими были. Только прибавлять к званию «товарищ» – это чисто советское… Поэтому бегать и суетиться не стал, а спокойно дождался, когда по сходням взбегут четверо в такой родной форме, что меня чуть слеза не прошибла. Средних лет усатый сержант, оглядев фигуры, стоящие с поднятыми руками посередине палубы, удовлетворенно хмыкнул и спросил:
– Кто такие, откуда здесь взялись?
Я решил долго не объясняться с усатым, сказав:
– Терроргруппа Четвертого Украинского фронта. Следуем с задания. Так что, товарищ сержант, проводите нас в особый отдел.
Один из окруживших нас пацанов удивленно вякнул:
– Так они по-русски разговаривают…
А сержант при моих словах как-то хищно подобрался и протянул:
– С Четвертого Украинского говорите… ну-ну… вяжи их, ребята!
Пока двое бойцов держали нас под прицелом автоматов, еще один сноровисто скрутил «диверсантам» руки извлеченной из кармана веревкой. Я на такое действие не то чтобы обиделся, но несколько удивился:
– Мужики, мы же свои, вязать-то зачем? И так бы до особистов дошли…
На что сержант, проверив узлы и с силой встряхнув нас обоих, ехидно ответил:
– Гитлер вам свой! – А обращаясь к остальным, добавил: – Вот уроды! Кого провести думали, сволочи! Плохо вас там учили в ваших шпионских школах! Ишь ты – с Четвертого Украинского!
И наклонившись ко мне в упор, прорычал:
– Четвертый Украинский уже месяц как упразднен. Так что, вражина, прокололся ты!
И влепив мне обидного пинка, приказал вести задержанных вперед. А я, топая под прицелом автоматчиков, крыл себя последними словами за забывчивость. Ведь слышал же перед отъездом, что мой фронт в резерв ставки переводить должны были, но вот вылетело это из башки и теперь выпутываться будет гораздо сложнее. Я-то рассчитывал выйти на Серегу, а теперь его где искать? А если начну буровить про Москву и УСИ, кто мне поверит? То есть потом, после проверки, конечно, все выяснится, но поначалу надо будет вести себя потише. Вспомнив горячее гостеприимство армейских СМЕРШевцев, когда мы осенью к ним попали, потер плечом ухо, в которое тогда прилетела мощная звездюлина. Нет, решено, в этот раз буду вежлив и спокоен, как английский лорд. Усатый цербер, который следовал сбоку, на мои почесывания тут же отреагировал:
– Иди спокойно, не дергайся, а то на орехи добавлю…
– Да я иду… Товарищ сержант, а где мы сейчас находимся?
– Тамбовский волк тебе товарищ! Не разговаривать!
Вот гадский папа, служака хренов. Что ему – ответить тяжело? Но решив не обострять отношения, послушно замолк, решив, что рано или поздно все узнаю сам. Ну в принципе и узнал… Слушая обрывки разговоров проходящих мимо солдат, понял, что мы все-таки в Болгарии. А если конкретно – в Бургасе, который вчера был взят внезапным морским десантом. Части болгарской армии, которые дислоцировались в городе, поддержали десантников, ударив по немцам с тыла. Охренеть! Честно говоря, такой прыти от нашего командования я даже не ожидал. Потом, конечно, узнаю подробности, но, по-моему, это очень круто. Распропагандировать болгар, скоординировать совместные действия… М-да… советские генералы не просто научились воевать, а делают это все лучше и лучше. И судя по тому, что стрельбы не слышно, высадка прошла не просто успешно, а очень успешно. Немцы были отброшены на такое расстояние, что даже грохот артиллерии не доносился до порта. Ну это, конечно, если она сейчас вообще работает… Попутно становилось понятным, что же произошло с нашим кораблем. Десант был настолько неожиданным, что фрицы свои корабли толком предупредить не успели о том, что конечный пункт назначения перешел в другие руки. Может, конечно, и предупреждали, но вот у Мейлица рация глючила, это я точно знаю. Сам слышал, как он вчера на радиста наезжал. Да уж… связь – великое дело. Чуть выпал из информационного пространства и все – приехали. «Пенелопу», видно, сторожевой катер, или что там сейчас у наших есть, на подходе к порту встретил и, слегка попугав, загнал к дальним пирсам. Но, с другой стороны, плешивый капитан и его команда показали себя нормальными мужиками, не выдав своих пассажиров… Хотя, может, у них и не спрашивали?..
Тем временем нас довели до караулки, где после короткого, но бурного разговора с начкаром нас со слегка помятыми фейсами закинули в «Газ-63» и повезли дальше. Двое солдатиков с автоматами сидели рядышком и, внимательно глядя за пленными, тоже пресекали все разговоры. Ну и хрен с вами – помолчим. Сидя на откидной лавке, я сплевывал кровь из разбитой губы и пытался взглядом подбодрить Игоря. Только вот было темно и моих гримас он не увидел. Зато увидел конвоир и пресек недозволенную мимику. Ну вот… опять в ухо… Словами, что ли, нельзя? «Газон», недолго пропетляв по городу, остановился возле здоровенного здания, где нас и сгрузили, передав уже непосредственно в СМЕРШ. Но там был небольшой бардак, поэтому когда принявший нас дежурный сунулся в один из кабинетов, выбегающий оттуда лейтенант, поправляя закинутый на плечо автомат, раздраженно сказал:
– Слушай, Смирнов, сейчас не до этих предателей! Мы там гестаповскую точку накрыли, так что Требухина нет. Давай их пока в камеру – завтра разбираться будем!