Все места, где я плакала
Часть 16 из 54 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И сейчас делаю так же.
Беспорядок, но без сообщений на телефоне. Не говоря уже о послании с тремя поцелуями.
4. Хорошие места
Что мучительнее – терзать себя счастливыми воспоминаниями или плохими? Думаю, скоро узнаю, потому что сегодня суббота и я собираюсь сделать неожиданный крюк. По-зимнему солнечно, и каждая голая ветка сияет золотом и флиртует с весной. Я собрала себе небольшой ланч – бутерброд с сыром, пакет чипсов, яблоко и бутылку диетической колы – и отправляюсь на экскурсию.
Да, кстати, когда говорю «экскурсия», то на самом деле имею в виду «упражнение в ритуальном мазохизме» – потому что нет лучшего способа починить разбитое сердце, чем губить себя воспоминаниями о хороших временах.
– Ты куда-то собираешься? – Мама не может сдержать подозрение в голосе. Она замечает, что на мне пальто, волосы причесаны, а через плечо перекинута сумка. Очень редкий случай для меня в выходные, в эти дни.
– Всего на пару часов, – говорю я.
Ее лицо расплывается в улыбке, которая разбила бы мне сердце, если бы оно уже не было кровавым месивом.
– Это здорово, Амели. Действительно здорово. Ты встречаешься с Ханной? Или еще с кем-то?
Я слегка киваю, и ее улыбка становится шире, а плечи опускаются на сантиметр, когда она выпускает подсознательное напряжение из-за ее дисфункциональной дочери.
– Ну, веселись. Там сейчас очень красиво. Вчера я видела несколько подснежников. Март на дворе.
Я снова киваю и пытаюсь улыбнуться в ответ, прежде чем прощаюсь с поглощающим тосты папой. Выхожу из квартиры, щурясь от солнечного света, и иду по направлению ко всем хорошим местам.
* * *
Вот я стою перед закрытыми воротами колледжа и смотрю на пустое пространство, которое обычно заполняют студенты. Хватаюсь за перила, и металл такой холодный, что это чувствуется даже сквозь перчатки. Я вижу сотни воспоминаний с собой в дни, проведенные за этими воротами. Хорошие дни, удивительные дни, и дни, когда я чувствовала, что моя вселенная рухнула. Хотя это тоже неплохое воспоминание.
* * *
Я весьма нервничала по дороге в колледж на следующий день после нашего первого свидания. Прошлый вечер казался чьей-то чужой жизнью, и мне не верилось, что все это произошло на самом деле. Я была сонной, глаза покраснели и болели от недосыпа и слез. Руки дрожали в рукавах кардигана, когда я тащилась в колледж, ища взглядом шляпу Риза. До первого звонка оставалось пятнадцать минут, так что я направилась в столовую выпить кофе, надеясь, что мне хватит времени. Ответила на приветливые улыбки, все еще преследовавшие меня после шоу талантов. Но мой лак уже начал выцветать. Все были слишком заняты курсовыми работами; сомнениями, что друзья, которых они завели в те первые недели, возможно, не были хорошей компанией; удручающим осознанием того, что, несмотря на гардероб, полный новой одежды, они все еще были самими собой.
Я заметила Ханну в тот же момент, как она заметила меня. Они с Джеком увлеченно беседовали за угловым столиком, но она приветливо помахала мне рукой. Я помахала в ответ и подождала, пока мой кофе не выльется из паршивого университетского автомата. Потом руки Риза обхватили меня за талию, его губы оказались на моей шее, а поля его шляпы впились мне в голову.
– Доброе утро, красотка, – прошептал он, немедленно отключая все мои связи с реальностью. – Я не мог заснуть прошлой ночью, все думал о тебе. Пойдем, познакомишься с моими друзьями.
– Я хотела поздороваться с Ханной…
Но он крепко взял меня за руку, и я была так ошеломлена, что оставила свой кофе, когда меня подвели к его столику и представили Джонни, Марку и Робу – его товарищам по группе.
– Эй, вы все, – обратился к ним Риз, – это моя девушка Амели.
– Привет, приятно познакомиться. – Роб встал и помахал мне рукой. – Поздравляю с победой, ты была великолепна! И соболезнования по поводу свиданий с Ризом. – Они рассмеялись, а я поймала взгляд Ханны через столовую. Она жестикулировала, как бы говоря: «Что за фигня?», а я беспомощно пожимала плечами. Введу ее в курс дела позже, когда придумаю, как справиться с ее нелюбовью к моему парню.
* * *
Но все, что связано с Ханной, это плохие воспоминания, и я не в настроении сосредотачиваться на них сегодня. И в то утро, с моим оставленным кофе, я честно не возражала против того, как гордо выглядел Риз, когда представлял меня своим друзьям. Это было хорошим воспоминанием. Счастливым.
Так много хороших воспоминаний лежит за этими закрытыми воротами.
Как он провожал меня от класса к классу, опаздывая на свои занятия, потому что не мог вынести ни минуты разлуки со мной. Мы держались за руки и чувствовали, как все открыто завидуют нам, когда мы проходили мимо, хихикая и обнимаясь по дороге от кабинета английской литературы к классу психологии, прежде чем он убегал на занятия по бизнесу. Были ланчи, проведенные с его группой за самым громким столом в столовой, – со смехом, с барабанными палочками Роба, пока Джек и Ханна наблюдали за нами из угла. Иногда я пыталась уговорить Риза сесть с ними, но у него всегда были веские причины не делать этого. «Но ребята приготовили нам лучший столик!» или «Через минуту, мне просто нужно поговорить с Робом о нашей курсовой работе» или «Может, завтра?» Но завтра так и не наступало, а я никогда не давила.
Стояли те ленивые дни, согретые последними лучами летнего солнца. После уроков мы валялись на траве. Я использовала живот Риза как подушку, и мы вместе придумывали тексты песен. Тогда из меня так и сыпались слова. В тот первый месяц я написала около десяти песен – все о нем, конечно. От незнания о его существовании я сразу перескочила к ощущению, что не могу жить без него. Еще более замечательно, что Риз чувствовал то же самое.
По крайней мере, он так говорил.
Я оставляю колледж позади и иду пешком до «Бо Джанглс». Улицы заполнены людьми, наслаждающимися мартовским солнцем. Они прячут свои красные носы в шарфы, но улыбаются, пока идут от магазина к магазину, толкая коляски с малышами, завернутыми в такое количество слоев одежды, что напоминают хрупкие посылки. В кафе свободен только подоконник. Я заказываю латте и сажусь лицом к окну, глядя на мамочек, покачивающих младенцев на коленях; на взрослых, игнорирующих друг друга ради гигантских чашек и телефонов. Вдыхаю аромат кофе и позволяю хорошим воспоминаниям наполнить меня. Время, которое мы с Ризом провели здесь вместе. Мы просто смотрели друг другу в глаза – нам было больно даже разжимать пальцы, чтобы поднять чашки с кофе. Однажды он протянул руку и распустил мой хвост.
– Ты такая красивая с распущенными волосами!
Я покраснела и вскоре вообще перестала носить резинку. Все что угодно, лишь бы угодить ему и получить очередную дозу обожания.
* * *
– С каких это пор кофе стал так много значить? – спросила я однажды, услышав, как другой студент колледжа заказывает себе напиток на соевом молоке без пенки и добавок. – Когда заказ стал отражением личности?
– Это довольно глубокая мысль для любителя латте, – сказал Риз, и я ласково стукнула его головой по плечу в знак протеста.
– Я думаю, ты втайне умираешь от желания добавить молока в свой американо. Но боишься, что это повредит твою хрупкую мужественность.
Он выпятил грудь.
– Моя мужественность? Хрупкая? – Риз поцеловал мне руку. – Может быть, но только когда я рядом с тобой. – Его поцелуи добрались до уха. – Ты заставляешь меня чувствовать себя совершенно беспомощным, Амели, – прошептал он, прежде чем мы попробовали кофе друг у друга во рту и получили осуждающие взгляды от посетителей кофейни.
* * *
Я отхлебываю свой латте, и он тревожит мой желудок. Опять не завтракала, но не голодна. Пока желудок не сворачивается в петлю, о еде можно не вспоминать. Рядом околачиваются две молодые мамаши, с неодобрением смотрящие на мою пустую кружку и посылающие мне ментальные сообщения: «Пожалуйста, свали уже».
– Да без проблем, – говорю я, со скрежетом отодвигая свой стул и обходя их стороной.
Они даже не благодарят меня, просто спешат занять мое место со своими сумками и гигантскими переносками.
Я выхожу на зимнее солнце и бреду к окраине этого крошечного, ничем не примечательного городка. Поворачиваю налево и оказываюсь перед желтой дверью студии звукозаписи. Переживаю это прекрасное первое свидание в восьмимиллионный раз, пока мне не становится слишком больно.
Возвращаюсь в центр и иду к местному парку – арене еще многих хороших моментов. Ем бутерброд с сыром на скамейке. Здесь Риз наконец согласился снять шляпу, дав мне разглядеть, как выглядит без нее, и я булькала от смеха, когда он пытался отобрать ее обратно.
Я иду к грязному пруду и вспоминаю, как мы решили погулять и покормить уток. Мы придумали им всем имена и истории.
* * *
– Смотри, у этой клюв не такой, как у всех, так что они не будут с ней тусоваться, – сказала я, стараясь кинуть кусочек хлеба той утке.
– Бедный Клювик… ВЫ ПРОСТО НЕ ОСОЗНАЕТЕ ЕГО КРАСОТЫ́, ВЫ, ПЕРНАТЫЕ ДЕБИЛЫ! – крикнул он другим уткам, которые разлетелись от этого шума под мой смех.
– Все в порядке, Клювик. Твое время придет. – Я бросила ему последний кусочек. Мы придумали всю трагическую предысторию Клювика и спланировали его драматическое утячье совершеннолетие.
– Даже кормить уток с тобой – это самое лучшее, что есть на свете, – сказал Риз, прежде чем сунуть руки в карманы моего пальто, согревая их и заодно щупая меня. Я визжала и смеялась.
– Погоди, мы не можем, Клювик же смотрит!
* * *
Я пытаюсь высмотреть Клювика, но нигде его не вижу. Может быть, он не так уж сильно отличался от других. Может быть, мы просто решили выделить его из толпы, потому что были влюблены, и это заставляло видеть волшебство в обычных вещах. Я вздрагиваю, достаю бутылку кока-колы, делаю глоток и думаю о счастливых воспоминаниях.
Никогда не знаешь, станут ли они печальными. Такие воспоминания светятся и сияют в обширных областях подсознания, будто наполняя наш мозг блестками. И мы рады им, дрожим над ними, дорожим ими. До того дня, когда по той или иной причине жизнь вдруг не превратит это счастливое воспоминание в печальное. Хорошие воспоминания являются такими только из наивного незнания лучшего. Я не знала, что те прекрасные первые недели, которые я делила с Ризом, были сочтены. Не могла себе этого представить. Они не были бы счастливыми воспоминаниями, если бы я беспокоилась, что все может пойти совсем по-другому. Я была настолько переполнена счастьем, что ни капельки не боялась его окончания.
Беспорядок, но без сообщений на телефоне. Не говоря уже о послании с тремя поцелуями.
4. Хорошие места
Что мучительнее – терзать себя счастливыми воспоминаниями или плохими? Думаю, скоро узнаю, потому что сегодня суббота и я собираюсь сделать неожиданный крюк. По-зимнему солнечно, и каждая голая ветка сияет золотом и флиртует с весной. Я собрала себе небольшой ланч – бутерброд с сыром, пакет чипсов, яблоко и бутылку диетической колы – и отправляюсь на экскурсию.
Да, кстати, когда говорю «экскурсия», то на самом деле имею в виду «упражнение в ритуальном мазохизме» – потому что нет лучшего способа починить разбитое сердце, чем губить себя воспоминаниями о хороших временах.
– Ты куда-то собираешься? – Мама не может сдержать подозрение в голосе. Она замечает, что на мне пальто, волосы причесаны, а через плечо перекинута сумка. Очень редкий случай для меня в выходные, в эти дни.
– Всего на пару часов, – говорю я.
Ее лицо расплывается в улыбке, которая разбила бы мне сердце, если бы оно уже не было кровавым месивом.
– Это здорово, Амели. Действительно здорово. Ты встречаешься с Ханной? Или еще с кем-то?
Я слегка киваю, и ее улыбка становится шире, а плечи опускаются на сантиметр, когда она выпускает подсознательное напряжение из-за ее дисфункциональной дочери.
– Ну, веселись. Там сейчас очень красиво. Вчера я видела несколько подснежников. Март на дворе.
Я снова киваю и пытаюсь улыбнуться в ответ, прежде чем прощаюсь с поглощающим тосты папой. Выхожу из квартиры, щурясь от солнечного света, и иду по направлению ко всем хорошим местам.
* * *
Вот я стою перед закрытыми воротами колледжа и смотрю на пустое пространство, которое обычно заполняют студенты. Хватаюсь за перила, и металл такой холодный, что это чувствуется даже сквозь перчатки. Я вижу сотни воспоминаний с собой в дни, проведенные за этими воротами. Хорошие дни, удивительные дни, и дни, когда я чувствовала, что моя вселенная рухнула. Хотя это тоже неплохое воспоминание.
* * *
Я весьма нервничала по дороге в колледж на следующий день после нашего первого свидания. Прошлый вечер казался чьей-то чужой жизнью, и мне не верилось, что все это произошло на самом деле. Я была сонной, глаза покраснели и болели от недосыпа и слез. Руки дрожали в рукавах кардигана, когда я тащилась в колледж, ища взглядом шляпу Риза. До первого звонка оставалось пятнадцать минут, так что я направилась в столовую выпить кофе, надеясь, что мне хватит времени. Ответила на приветливые улыбки, все еще преследовавшие меня после шоу талантов. Но мой лак уже начал выцветать. Все были слишком заняты курсовыми работами; сомнениями, что друзья, которых они завели в те первые недели, возможно, не были хорошей компанией; удручающим осознанием того, что, несмотря на гардероб, полный новой одежды, они все еще были самими собой.
Я заметила Ханну в тот же момент, как она заметила меня. Они с Джеком увлеченно беседовали за угловым столиком, но она приветливо помахала мне рукой. Я помахала в ответ и подождала, пока мой кофе не выльется из паршивого университетского автомата. Потом руки Риза обхватили меня за талию, его губы оказались на моей шее, а поля его шляпы впились мне в голову.
– Доброе утро, красотка, – прошептал он, немедленно отключая все мои связи с реальностью. – Я не мог заснуть прошлой ночью, все думал о тебе. Пойдем, познакомишься с моими друзьями.
– Я хотела поздороваться с Ханной…
Но он крепко взял меня за руку, и я была так ошеломлена, что оставила свой кофе, когда меня подвели к его столику и представили Джонни, Марку и Робу – его товарищам по группе.
– Эй, вы все, – обратился к ним Риз, – это моя девушка Амели.
– Привет, приятно познакомиться. – Роб встал и помахал мне рукой. – Поздравляю с победой, ты была великолепна! И соболезнования по поводу свиданий с Ризом. – Они рассмеялись, а я поймала взгляд Ханны через столовую. Она жестикулировала, как бы говоря: «Что за фигня?», а я беспомощно пожимала плечами. Введу ее в курс дела позже, когда придумаю, как справиться с ее нелюбовью к моему парню.
* * *
Но все, что связано с Ханной, это плохие воспоминания, и я не в настроении сосредотачиваться на них сегодня. И в то утро, с моим оставленным кофе, я честно не возражала против того, как гордо выглядел Риз, когда представлял меня своим друзьям. Это было хорошим воспоминанием. Счастливым.
Так много хороших воспоминаний лежит за этими закрытыми воротами.
Как он провожал меня от класса к классу, опаздывая на свои занятия, потому что не мог вынести ни минуты разлуки со мной. Мы держались за руки и чувствовали, как все открыто завидуют нам, когда мы проходили мимо, хихикая и обнимаясь по дороге от кабинета английской литературы к классу психологии, прежде чем он убегал на занятия по бизнесу. Были ланчи, проведенные с его группой за самым громким столом в столовой, – со смехом, с барабанными палочками Роба, пока Джек и Ханна наблюдали за нами из угла. Иногда я пыталась уговорить Риза сесть с ними, но у него всегда были веские причины не делать этого. «Но ребята приготовили нам лучший столик!» или «Через минуту, мне просто нужно поговорить с Робом о нашей курсовой работе» или «Может, завтра?» Но завтра так и не наступало, а я никогда не давила.
Стояли те ленивые дни, согретые последними лучами летнего солнца. После уроков мы валялись на траве. Я использовала живот Риза как подушку, и мы вместе придумывали тексты песен. Тогда из меня так и сыпались слова. В тот первый месяц я написала около десяти песен – все о нем, конечно. От незнания о его существовании я сразу перескочила к ощущению, что не могу жить без него. Еще более замечательно, что Риз чувствовал то же самое.
По крайней мере, он так говорил.
Я оставляю колледж позади и иду пешком до «Бо Джанглс». Улицы заполнены людьми, наслаждающимися мартовским солнцем. Они прячут свои красные носы в шарфы, но улыбаются, пока идут от магазина к магазину, толкая коляски с малышами, завернутыми в такое количество слоев одежды, что напоминают хрупкие посылки. В кафе свободен только подоконник. Я заказываю латте и сажусь лицом к окну, глядя на мамочек, покачивающих младенцев на коленях; на взрослых, игнорирующих друг друга ради гигантских чашек и телефонов. Вдыхаю аромат кофе и позволяю хорошим воспоминаниям наполнить меня. Время, которое мы с Ризом провели здесь вместе. Мы просто смотрели друг другу в глаза – нам было больно даже разжимать пальцы, чтобы поднять чашки с кофе. Однажды он протянул руку и распустил мой хвост.
– Ты такая красивая с распущенными волосами!
Я покраснела и вскоре вообще перестала носить резинку. Все что угодно, лишь бы угодить ему и получить очередную дозу обожания.
* * *
– С каких это пор кофе стал так много значить? – спросила я однажды, услышав, как другой студент колледжа заказывает себе напиток на соевом молоке без пенки и добавок. – Когда заказ стал отражением личности?
– Это довольно глубокая мысль для любителя латте, – сказал Риз, и я ласково стукнула его головой по плечу в знак протеста.
– Я думаю, ты втайне умираешь от желания добавить молока в свой американо. Но боишься, что это повредит твою хрупкую мужественность.
Он выпятил грудь.
– Моя мужественность? Хрупкая? – Риз поцеловал мне руку. – Может быть, но только когда я рядом с тобой. – Его поцелуи добрались до уха. – Ты заставляешь меня чувствовать себя совершенно беспомощным, Амели, – прошептал он, прежде чем мы попробовали кофе друг у друга во рту и получили осуждающие взгляды от посетителей кофейни.
* * *
Я отхлебываю свой латте, и он тревожит мой желудок. Опять не завтракала, но не голодна. Пока желудок не сворачивается в петлю, о еде можно не вспоминать. Рядом околачиваются две молодые мамаши, с неодобрением смотрящие на мою пустую кружку и посылающие мне ментальные сообщения: «Пожалуйста, свали уже».
– Да без проблем, – говорю я, со скрежетом отодвигая свой стул и обходя их стороной.
Они даже не благодарят меня, просто спешат занять мое место со своими сумками и гигантскими переносками.
Я выхожу на зимнее солнце и бреду к окраине этого крошечного, ничем не примечательного городка. Поворачиваю налево и оказываюсь перед желтой дверью студии звукозаписи. Переживаю это прекрасное первое свидание в восьмимиллионный раз, пока мне не становится слишком больно.
Возвращаюсь в центр и иду к местному парку – арене еще многих хороших моментов. Ем бутерброд с сыром на скамейке. Здесь Риз наконец согласился снять шляпу, дав мне разглядеть, как выглядит без нее, и я булькала от смеха, когда он пытался отобрать ее обратно.
Я иду к грязному пруду и вспоминаю, как мы решили погулять и покормить уток. Мы придумали им всем имена и истории.
* * *
– Смотри, у этой клюв не такой, как у всех, так что они не будут с ней тусоваться, – сказала я, стараясь кинуть кусочек хлеба той утке.
– Бедный Клювик… ВЫ ПРОСТО НЕ ОСОЗНАЕТЕ ЕГО КРАСОТЫ́, ВЫ, ПЕРНАТЫЕ ДЕБИЛЫ! – крикнул он другим уткам, которые разлетелись от этого шума под мой смех.
– Все в порядке, Клювик. Твое время придет. – Я бросила ему последний кусочек. Мы придумали всю трагическую предысторию Клювика и спланировали его драматическое утячье совершеннолетие.
– Даже кормить уток с тобой – это самое лучшее, что есть на свете, – сказал Риз, прежде чем сунуть руки в карманы моего пальто, согревая их и заодно щупая меня. Я визжала и смеялась.
– Погоди, мы не можем, Клювик же смотрит!
* * *
Я пытаюсь высмотреть Клювика, но нигде его не вижу. Может быть, он не так уж сильно отличался от других. Может быть, мы просто решили выделить его из толпы, потому что были влюблены, и это заставляло видеть волшебство в обычных вещах. Я вздрагиваю, достаю бутылку кока-колы, делаю глоток и думаю о счастливых воспоминаниях.
Никогда не знаешь, станут ли они печальными. Такие воспоминания светятся и сияют в обширных областях подсознания, будто наполняя наш мозг блестками. И мы рады им, дрожим над ними, дорожим ими. До того дня, когда по той или иной причине жизнь вдруг не превратит это счастливое воспоминание в печальное. Хорошие воспоминания являются такими только из наивного незнания лучшего. Я не знала, что те прекрасные первые недели, которые я делила с Ризом, были сочтены. Не могла себе этого представить. Они не были бы счастливыми воспоминаниями, если бы я беспокоилась, что все может пойти совсем по-другому. Я была настолько переполнена счастьем, что ни капельки не боялась его окончания.