Все дьяволы здесь

— Да. Я, конечно, не все понимал. Позже Стивен рассказывал мне, что мой отец помог ему перебраться в Монреаль и дал деньги взаймы на открытие бизнеса. Когда я родился, они пригласили его в крестные.

— Непросто это для человека, который не верит в Бога.

— Может, он и верит, но сердится на него. Объявил ему бойкот.

— Будем надеяться, что их встреча состоится еще не скоро. Не завидую я le bon Dieu[22].

Арман улыбнулся и представил себе Стивена, здорового и сильного, стоящего у Врат.

Вот только у каких Врат?

— Ад пуст, — пробормотал он.

— Pardon? — переспросил Клод.

— Стивен любит повторять эти слова. «Ад пуст, и все дьяволы здесь».

— Очаровательно. Но мы в Париже, Арман. В Городе света. Здесь нет никаких дьяволов.

Гамаш повернулся к другу с удивленным лицом.

— Ты, должно быть, шутишь. — Он вгляделся в Дюссо. — Революционный террор отчасти был порожден эпохой Просвещения. Сколько протестантов было истреблено, сколько мужчин и женщин закончили свои жизни на гильотине, сколько евреев подверглись преследованиям и были убиты? Сколько невинных, погибших от рук террористов здесь, в Городе света, согласятся с тобой? Дьяволы слетелись сюда. И ты об этом знаешь больше других.

Дюссо забыл, что его друг изучал историю. А значит, и человеческую натуру.

— Ты прав, конечно. У месье Горовица нет своей семьи? — спросил Клод, возвращая разговор к человеку, сражающемуся за жизнь в нескольких шагах от них. — Братьев? Сестер?

— Мне об этом неизвестно. Семья Стивена жила в Дрездене.

В уточнениях не было необходимости.

— Жена? Дети?

Арман помотал головой:

— Только я.

— Мои агенты сейчас просматривают камеры наблюдения в районе. Поскольку нам известно время нападения, мы сможем найти фургон, когда он свернул на улицу Риволи.

— А там, где сбили Стивена?

Клод отрицательно покачал головой:

— Мы не можем поставить камеры на каждом перекрестке в Париже, так что на той маленькой улочке нет ни одной. Но у владельцев магазинов могут быть собственные камеры. Мы их проверим, как только магазины откроются. И все же есть одна вещь, которую я пока никак не могу понять.

— Был ли Стивен целью или это случайность?

— Да. Если это было покушение именно на месье Горовица, то откуда водитель узнал, что это он?

— А если это была случайность, террористическая атака, похожая на другие атаки с использованием машин, то почему водитель не попытался сбить как можно больше народу? — сказал Гамаш. — Нас. Мы были не менее уязвимы, чем Стивен.

— Да. Мы рассматриваем этот случай как наезд, но, — он поднял руку, упреждая возражения, — но действуем так, как если бы имели дело с покушением на убийство.

Клод Дюссо посмотрел на друга. И произнес слова, которые Арман Гамаш хотел услышать:

— Я тебе верю.

Они оба повернулись в сторону распахнувшихся дверей.





Глава шестая




Как только скрипнула входная дверь, Рейн-Мари мгновенно проснулась и встала с постели.

— Арман?

— Oui, — отозвался он шепотом, сам не зная почему.


Рейн-Мари включила свет в коридоре.

— Что Стивен? — спросила она, обнимая его.

— По-прежнему жив.

— Слава богу. — Не успев произнести эти слова, она подумала, не рано ли славить Бога. — Как он?

— Состояние критическое. Мне не разрешили посмотреть на него.

— А ты как?

Рейн-Мари посмотрела в его изможденное лицо и вгляделась в его глаза. Потом снова прижала его к себе, а он заключил ее в объятия.

Они поплакали о Стивене.

О себе.

О мире, в котором могут происходить такие вещи, когда счастливые люди идут по знакомой улице.

Они разомкнули объятия, вытерли слезы, высморкались, и Арман прошел за ней в кухню.

По дороге домой в такси он хотел только обнять Рейн-Мари, принять горячий душ и забраться в кровать. Но теперь он сидел за кухонным столом, глядя перед собой.

Рейн-Мари поставила на газовую конфорку видавший виды чайник, достала заварочный.

Кухня была старомодная. Они собирались ее обновить, но как-то все руки не доходили. Вероятно, потому что никто из них по-настоящему не хотел здесь ничего менять. Такой эта кухня была при Зоре, бабушке Армана, которая заправляла здесь, разговаривая на странной смеси идиш, немецкого и французского.

Она выросла в Париже и потому говорила на французском и идиш — языке ее родителей. А немецкий освоила в лагерях.

Она завещала Арману квартиру вместе со всем ее содержимым, сводившимся главным образом к ее безграничной любви, которую он всегда носил с собой в сердце.

«Nein. Opshtel, — почти слышал ее голос Арман. — Чай всегда лучше, когда wasser еще не совсем bouillant[23]. Пора бы тебе уже выучиться», — выговаривала она ему.

«Не plotz»[24], — неизменно отвечал он, что сильно веселило ее.

Его бабушка давно умерла, и теперь он наблюдал за тем, как Рейн-Мари хозяйничает на этой кухне, отводя от глаз выбившиеся седые пряди. Она принесла чайник с хорошо заваренным чаем и кувшин молока из старого капризного холодильника.

— Merci, — сказал Арман, размешивая сахар. — Врачи говорят, что у него, возможно, поврежден мозг, но все же активность наблюдается.

Рейн-Мари отхлебнула чая. Она знала: Арман думает о том же, но пока не может это сказать.

После чая Арман принял горячий душ, подставив лицо под воду. Пробуя на вкус соль, смываемую с его лица.

Он лег в кровать рядом с Рейн-Мари и сразу же погрузился в глубокий сон.

Три часа спустя, когда сквозь кружевные занавески в комнату проник свет, Арман проснулся. В первый момент он испытал полное умиротворение. Здесь, в этой знакомой квартире. В окружении знакомых запахов, таких домашних, таких привычных.

Но секунду спустя он все вспомнил и тут же схватил телефон, чтобы проверить сообщения.

Из больницы не пришло ни одного.

Рейн-Мари уже встала. Она прошлась по магазинам на улице Рамбюто и принесла свежие круассаны из любимой пекарни Армана «Pain de Sucre».

Он пошел на запах крепкого душистого кофе и увидел на кухонном столе сыр, малину, спелые груши. И круассаны. Вместе с pain aux raisins, купленными вчера вместе со Стивеном.

— Уже встал? — спросила Рейн-Мари. — Как спалось?

— Хорошо. Очень хорошо, — сказал он, целуя ее. — Недолго, но сон был глубокий.

— Из больницы больше ничего?

— Нет. А как ты?

— Пожалуй, я пока не оправилась от потрясения. Не могу поверить, что это случилось.

Арман обнял ее, потом ушел в ванную, еще раз принял душ и побрился. Одеваясь, он увидел свой вчерашний костюм, брошенный на стул. Даже с другого конца комнаты кровь бросалась в глаза.

Он снова проверил сообщения в смартфоне, опасаясь найти то, чего он так боялся. Больница наверняка сообщила бы, если…

За завтраком он позвонил Даниелю, потом Анни. Вчера ночью он отправил им сообщения с последними сведениями о Стивене, но теперь хотел услышать от них, как дела.

Ответил ему Жан Ги: