Время уходить

– Детектив! – Один из полицейских подзывает Миллса к яме; в черной земле виднеется белая полоса. – Эта штука слишком тяжелая. Нам ее не поднять, – говорит коп.

– Тогда обкопайте вокруг.

Я стою на краю, а полицейские руками отгребают землю от кости, как дети, строящие замок из песка на морском берегу, когда вода все время прибывает и грозит разрушить их творение. Наконец появляются очертания. Глазницы. Отверстия, откуда со временем выросли бы бивни. Череп, похожий на пчелиные соты, симметричный, как пятно Роршаха. Ну, что вы видите?

– Ага, все как я и говорила!

После этого уже никто не сомневается в моих словах. Раскоп методично расширяется по квадратам вокруг дуба в направлении против часовой стрелки. В квадрате № 2 был найден лишь обломок ржавого ножа. В квадрате № 3… Я слушаю ритмичные звуки врезающихся в почву лопат и глухой стук отбрасываемых комьев земли. Вдруг становится тихо.

Поднимаю взгляд и вижу, что один из полицейских держит в руках небольшой веер сломанных ребер.

– Дженна, – шепчу я.

Но в ответ – только дуновение ветра.



Много дней я пытаюсь найти девочку в другом мире, по ту сторону. Представлю ее себе расстроенной и смущенной, но хуже всего – одинокой. Молю Десмонда и Люсинду тоже поискать Дженну. Десмонд говорит, что она сама свяжется со мной, когда будет готова, просто ей нужно многое обдумать. Люсинда напоминает, что мои духи-проводники отсутствовали в течение семи лет, потому как мне для продолжения пути нужно было вновь обрести веру в себя.

«Если это правда, тогда почему, черт возьми, теперь я не могу поговорить с одним-единственным духом, хотя очень сильно этого хочу?!» – спрашиваю я ее.

«Имей терпение, – отвечает Десмонд. – Ты должна найти потерянное».

Я уже и забыла, что Десмонд вечно сыплет загадочными цитатами из философии нью-эйдж. Но я не раздражаюсь, а благодарю его за совет и жду.

Звоню миссис Лэнгхэм и предлагаю в качестве компенсации за проявленную грубость провести бесплатный сеанс. Она держится со мной холодно, но эта дамочка из тех, кто любит халяву и вечно ходит в супермаркеты на дегустации, чтобы напробоваться там образцов продукции и не платить за обед в каком-нибудь уличном заведении, поэтому я знаю, что она не откажется. Во время нового визита мне впервые удается на самом деле пообщаться с ее мужем Бертом, а не просто изображать спиритический сеанс. Оказывается, он и в загробном мире остался таким же ничтожеством, каким был при жизни. «Ну а теперь-то что этой овце от меня нужно? – недовольно спрашивает он. – Забодала уже со своим нытьем. Я надеялся, что она хоть после смерти оставит меня в покое».

– Ваш муж, – говорю я миссис Лэнгхэм, – эгоистичный, неблагодарный осел, который предпочел бы, чтобы вы оставили его в покое. – И дословно повторяю все, что просил передать вдове усопший.

Миссис Лэнгхэм некоторое время молчит, а потом кивает:

– Это очень похоже на Берта.

– Угу.

– Но я любила его, – добавляет она.

– Он этого не заслуживает.

Через несколько дней миссис Лэнгхэм приходит снова, посоветоваться по поводу какого-то важного дела, и приводит с собой приятеля. А тот в свою очередь рекомендует меня своей сестре. Я и оглянуться не успеваю, как снова обзавожусь клиентами. Их становится все больше, так что теперь я даже не могу принимать всех желающих.

Но каждый день я оставляю себе свободное время для ланча и провожу его на могиле Верджила. Найти ее оказалось совсем нетрудно: в Буне только одно кладбище. Я приношу с собой то, что, по моим представлениям, ему понравится: яичные роллы, «Спортс иллюстрейтед», даже виски «Джек Дэниэлс». Спиртное я выливаю на могилу. По крайней мере, хотя бы сорняки на ней расти не будут.

Я беседую с Верджилом. Рассказываю, как меня хвалили за то, что помогла полиции обнаружить останки Дженны. Как вся страна обсуждала трагедию в заповеднике: еще бы, такая история, хоть сериал снимай. И как я некоторое время сама была под подозрением, пока детектив Миллс не доказал, что в ночь убийства Невви Руэль я находилась в Голливуде, на съемке своего шоу.

– Ты общаешься с Дженной? – поинтересовалась я однажды днем, когда небо набухло дождевыми облаками. – Или еще не нашел ее? Я так беспокоюсь за девочку.

Но Верджил пока тоже не отвечает мне. Когда я спросила об этом Десмонда и Люсинду, они сказали: если он перешел в другой мир, то, вероятно, еще не понимает, как возвращаться в третье измерение. Это требует больших затрат энергии и сосредоточенности. В любом деле нужен навык.

– Я скучаю по тебе, – говорю я Верджилу, и это правда.

У меня были коллеги, которые притворялись, что симпатизируют мне, но на самом деле просто завидовали; были знакомые, которые хотели общаться со мной, потому что меня приглашали на вечеринки в Голливуд, но настоящих друзей у меня не было никогда. И уж точно не имелось ни одного, который был бы таким скептиком и тем не менее безоговорочно принимал бы меня.

Чаще всего на кладбище я одна, компанию мне составляет только местный сторож, который, заткнув уши наушниками, косит вокруг траву. Однако сегодня неподалеку от забора явно что-то происходит. Я вижу небольшую группу людей. Похороны, наверное.

Один из мужчин около могилы мне знаком. Это детектив Миллс.

Он сразу узнает меня. Вот что значит иметь розовые волосы.

– Мисс Джонс, – приветствует он меня, – рад видеть вас снова.

– Взаимно, – улыбаюсь ему я.

Я оглядываюсь и понимаю, что вокруг не так много людей, как мне сперва показалось. Женщина в черном, еще двое копов и могильщик, который засыпает свежей землей маленький деревянный гроб.

– Хорошо, что вы пришли, – говорит Миллс. – Уверен, миссис Элис Меткалф оценит вашу поддержку.

При звуке своего имени женщина оборачивается. Ее бледное узкое лицо обрамляет львиная грива рыжих волос. Я словно бы опять вижу Дженну во плоти – только повзрослевшую и получившую еще несколько душевных шрамов.

Она протягивает мне руку – судьба в буквальном смысле сталкивает меня лицом к лицу с этой женщиной, которую я так упорно старалась отыскать.

– Серенити Джонс, – представляюсь я. – Это я нашла вашу дочь.






Элис




Немного же осталось от моей малышки.

Как ученый, я знаю, что тело, погребенное в неглубокой могиле, разлагается быстрее. Что хищники могут растащить по частям скелет. Останки ребенка более пористые, в них больше коллагена, и в кислой почве они истлевают быстрее. И тем не менее я оказываюсь не готовой к тому, что вижу, когда у меня перед глазами возникает кучка узких костей – этакий набор палочек для настольной игры. Позвоночник. Череп. Одно бедро. Шесть фаланг.

Остальное пропало.

Буду честна: я не хотела ехать сюда. В глубине души я ожидала, что этим дело не ограничится, что меня завлекают в ловушку и, как только я спущусь с трапа самолета, на меня тут же наденут наручники. Но это был мой ребенок. И много лет я ждала именно этого логического конца. Как я могла не приехать?

Детектив Миллс уладил все формальности, и я прилетела прямо из Йоханнесбурга. Я смотрю, как гробик с останками Дженны опускают в зияющую пасть земли, и думаю: «И все-таки – это не моя дочь».

После непродолжительной церемонии погребения детектив Миллс спрашивает, не принести ли мне чего-нибудь поесть. Я качаю головой:

– Нет, спасибо. Я очень устала. Мне нужно немного отдохнуть.

Но вместо того чтобы вернуться в мотель, отправляюсь в Хартвик-Хаус, где уже десять лет живет Томас.

Сообщаю медсестре в приемной:

– Я приехала навестить Томаса Меткалфа.

– А кем вы ему приходитесь?

– Женой.

Она удивленно смотрит на меня.

– Что-нибудь не так? – спрашиваю я.

– Нет-нет, все в порядке. – Медсестра берет себя в руки. – Просто у него редко бывают посетители. Третья комната слева по коридору.

На двери палаты наклейка со смайликом. Толкаю дверь и вижу сидящего у окна мужчину; на коленях он держит книгу, крепко обхватив ее руками. Сперва я думаю, что ошиблась комнатой – это не Томас. Томас не был таким седым, сутулым, узкоплечим, со впалой грудью. Но потом он оборачивается, и улыбка полностью меняет его – из-под новой наружности проглядывают черты человека, которого я помню.

– Элис, – говорит он. – Где тебя носило?

Да уж, вопрос в лоб и такой нелепый, учитывая все произошедшее, что я издаю смешок и отвечаю:

– Да так: то тут, то там.

– Мне очень много всего нужно сказать тебе. Я даже не знаю, с чего начать.

Но тут дверь открывается и в палату заходит санитар:

– Я слышал, Томас, что у вас посетитель. Не хотите ли спуститься в общую комнату?

– Здравствуйте, – произношу я, напоминая о своем присутствии. – Я Элис.

– Я же говорил вам, что она придет! – самодовольно заявляет Томас.

Санитар качает головой:

– Будь я проклят, мэм! Чего только я о вас не слышал.

– Думаю, мы с Элис лучше побеседуем наедине, – сообщает Томас, и я чувствую, как у меня начинает сосать под ложечкой.

Я надеялась, что за десять лет острые грани разговора, от которого нам никуда не деться, сгладились. Как можно было быть такой наивной?

– Нет проблем, – отвечает санитар, подмигивает мне и, пятясь, выходит из палаты.

Сейчас Томас спросит, что случилось той ночью в заповеднике. И мы вернемся к тому страшному, наэлектризованному до предела моменту, на котором расстались.

Ладно, будь что будет.

– Томас, – с места в карьер начинаю я, – прости меня! Мне очень, очень жаль.

– Еще бы, – кивает он. – Ты же соавтор статьи. Я знаю, работа важна для тебя, и вовсе не собираюсь ограничивать твои усилия, но ты лучше других должна понимать: необходимо опубликовать результаты первыми, пока кто-нибудь другой не украл твою гипотезу.