Время уходить

Гидеон засмеялся, направил шланг на решетку и начал водить им между перекладинами.

– Ты только посмотри на Мауру, – сказал он. – Она просто вне себя от восторга.

Он был прав. Казалось, от горя слонихи не осталось и следа. Она трясла головой и топала ногами под душем, то и дело вскидывала хобот и радостно трубила.

– Ты уже починил котел? – спросила я. – А масло в квадроцикле заменил? Убрал загородку из африканского вольера? Выкорчевал пни на поле?

Это был список неотложных дел на текущий день.

Гидеон согнул конец шланга, так что вода почти перестала течь. Слонихи затрубили и повернулись к нему мордами, они хотели еще. Надеялись на продолжение.

– Вот о чем надо думать, – назидательно произнесла я. – Дженна, дорогая, поди-ка сюда.

Я направилась к дочке, но она убежала, громко шлепая по лужам.

Гидеон перестал улыбаться.

– Эй, босс! – окликнул он меня и выдержал паузу.

А как только я обернулась, отпустил носик шланга, и мне в грудь ударила мощная струя холодной воды.

Она была такая сильная, что я отшатнулась назад, убирая с лица мокрые волосы и растерянно глядя на свою прилипшую к телу одежду. Гидеон перевел струю на слоних и, улыбаясь, пояснил:

– Тебе нужно было немного остыть.

Я бросилась к шлангу. Гидеон был крупнее меня, но я оказалась проворнее. Я направила струю на него и не отпускала, пока он не выставил вперед руки, защищая лицо.

– Ну ладно, ладно! – смеялся он, захлебываясь водой. – Сдаюсь!

– Ты сам первый начал, – напомнила я ему, а он пытался выхватить у меня шланг, который змеей извивался между нами.

Весь мокрый и скользкий, Гидеон наконец умудрился обхватить меня руками так, что насадка шланга опустилась вниз и струя стала бить нам под ноги. Я больше не могла держать шланг. Он упал на пол и описал полукруг, после чего замер, извергая фонтан воды в сторону слонов.

Я хохотала так, что было трудно дышать.

– Ладно, ты победил. Отпусти меня, – выдохнула я.

Я почти ничего не видела; волосы залепили глаза. Гидеон убрал их, и мне открылось его улыбающееся лицо. Зубы у него были невероятно белые. Я не могла отвести глаз от его рта.

– Отпустить? Ну уж нет, на это я не согласен, – заявил он и поцеловал меня.

Шок от этого был сильнее, чем от первого неожиданного удара водяной струи. Я замерла, всего на миг. А потом мои руки оказались у него на талии, горячие ладони прижались к влажной коже на спине. Я блуждала пальцами по рельефу его плеч, опускалась в долины, где соединяются мышцы. Я пила из него живительную влагу, как из самого глубокого колодца.

– Мокрая, – сказала Дженна. – Мама мокрая.

Она стояла внизу и хлопала ручонками по нашим ногам. В довершение к другим своим прегрешениям я еще совсем забыла о дочери.

Почувствовав, что сгораю от стыда, я – уже во второй раз – кинулась прочь от Гидеона с такой поспешностью, словно бы моей жизни что-то угрожало. Хотя на самом деле, вероятно, так оно и было.



Следующие две недели я упорно избегала Гидеона – передавала ему просьбы и поручения через Грейс или Невви, старалась не оставаться с ним наедине ни в сараях, ни в вольерах. Я оставляла ему на кухнях в слоновниках записки с перечислением необходимых дел. По вечерам тоже с ним не встречалась, а вместо этого сидела с Дженной в коттедже, помогала дочери собирать пазлы и строить дома из кубиков и играла с ней в мягкие игрушки.

Однажды во второй половине дня Гидеон связался со мной по рации.

– Доктор Меткалф, – сказал он, – у нас тут проблемы. Подойдите, пожалуйста, на сеновал.

Я не могла вспомнить, когда он в последний раз обращался ко мне так. Либо это была реакция на исходившую от меня холодность, либо действительно возник какой-то форс-мажор. Схватив Дженну в охапку и посадив ее на квадроцикл, я подъехала к сараю азиаток, где Грейс должна была готовить ужин для слонов, и попросила:

– Можешь присмотреть за ней? Похоже, у Гидеона что-то стряслось.

Грейс взяла ведро, перевернула его вверх дном и превратила в небольшую скамеечку.

– Садись сюда, солнышко, – позвала она Дженну. – Видишь вон там яблочки? Можешь передавать их мне по одному? – Потом обернулась и кивнула мне: – Не беспокойся, все в порядке.

Я подъехала к сеновалу и застала там сцену противостояния Гидеона и Клайда, у которого наш заповедник давно покупал сено. Мы доверяли этому поставщику: он не пытался, подобно многим другим фермерам, сбагрить нам заплесневелый товар: какая, мол, разница, это же все равно для слонов. Клайд скрестил на груди руки, а Гидеон стоял, поставив ногу на тюк сена. Фермер почему-то разгрузил свой фургон только наполовину.

– В чем проблема? – спросила я.

– Клайд отказывается брать чек, потому что последний у него не приняли. Наличных у меня нет, а пока я не заплачу, Клайд не позволяет забрать остальное сено, – пояснил Гидеон. – Может, ты придумаешь, как быть?

Чек не приняли, потому что у нас на счету не было денег. А наличные закончились, так как я расплатилась за необходимые на неделю продукты. Если я выпишу еще один чек, это не сработает. Последние средства я использовала для оплаты услуг ветеринара.

Я не знала, на что купить еды для дочери, не то что для слонов.


– Клайд, – умоляюще сказала я, – у нас сейчас сложные времена.

– Как и у всей страны.

– Но мы давно знаем друг друга, – продолжила я. – Вы вели дела с моим мужем не один год, верно?

– Да, и он всегда расплачивался со мной. – Фермер нахмурился. – Я не могу отдать вам сено бесплатно.

– Да, разумеется. Но я не могу оставить слонов голодными.

Я словно вязла в зыбучих песках. Медленно, но верно тонула. Нужно было где-то раздобыть денег, но у меня не хватало на это времени. Исследования давно были отложены в сторону; я неделями не бралась за свои научные заметки. Мне не справиться с финансовыми проблемами, если я не сумею хоть как-то заинтересовать новых спонсоров.

Заинтересовать.

Я взглянула на Клайда:

– Я заплачу вам на десять процентов больше, если вы отдадите мне сено сейчас и позволите расплатиться в следующем месяце.

– С какой стати я должен предоставлять вам кредит?

– С такой, Клайд, что мы с вами давно сотрудничаем, и сейчас, нравится вам это или нет, но вы просто обязаны пойти нам навстречу. Нам не к кому больше обратиться – хоть заповедник закрывай.

Я не удивилась бы, услышав от Клайда в ответ, что ничего он нам не обязан. Однако я рассчитывала на его сострадательность: не захочет же человек в самом деле, чтобы слоны умерли от голода.

– Двадцать процентов, – начал торговаться фермер.

– Ладно, по рукам.

Когда договоренность была достигнута, я забралась в кузов и начала сбрасывать на землю остальное сено.

Час спустя Клайд уехал, а я, обессиленная, присела на один из тюков. Гидеон продолжал работать – закидывал тюки друг на друга, чтобы удобнее было их хранить. На меня он даже не смотрел.

– И что, – спросила я, – ты так и будешь притворяться, что меня здесь нет?

Гидеон не обернулся:

– Беру пример с тебя. Ты ведь единолично приняла решение, со мной даже не посоветовалась – ну как же, хозяйка!

– А что я, интересно, должна была делать? Если знаешь, скажи: я с удовольствием выслушаю твой совет.

Он повернулся ко мне лицом – весь потный, к рукам прилипла сухая трава.

– Мне надоело быть для тебя мальчиком на побегушках. Возвращать орхидеи. Добывать сено за бесплатно. Превращать, мать твою, воду в вино! Что дальше, Элис?

– По-твоему, я не должна была платить ветеринару, когда Сирах заболела?

– Я не знаю, – резко бросил он. – И вообще, мне плевать!

Он прошел мимо меня. Я встала и, утерев глаза рукой, кинулась вслед за ним с криком:

– Ах вот как, плевать?! Зря я попросила тебя о помощи! Думаешь, мне все это очень нравится? Я меньше всего хочу руководить заповедником. Ломать голову над тем, где брать деньги на кормежку слонов, с каких доходов платить вам зарплату и как избежать банкротства.

Гидеон остановился у выхода из сарая и обернулся. Его силуэт, подсвеченный сзади, четко вырисовался в дверном проеме.

– Тогда чего же ты хочешь, Элис?

Когда кто-нибудь в последний раз задавал мне этот вопрос?

– Я хочу быть ученым. Хочу рассказать всему миру, что слоны умеют думать и чувствовать.

Он двинулся ко мне и поинтересовался:

– А еще чего?

– Я хочу, чтобы Дженна была счастлива.

Гидеон сделал еще шаг. Теперь он был так близко, что я почувствовала, как его вопрос словно бы коснулся моей шеи, и вся кожа откликнулась на него неслышным звоном.

– И это все?

Я, вообще-то, не робкого десятка. Я не испугалась разъяренного слона. Я рискнула, прислушавшись к собственной интуиции, покинуть Африку и начать жизнь с чистого листа в Нью-Гэмпшире. Но сейчас, решившись открыть Гидеону правду, я, пожалуй, совершила самый отважный поступок за всю свою жизнь. Глядя ему прямо в глаза, я прошептала:

– Нет, не все. И я сама тоже хочу быть счастливой.