Время уходить
Часть 3 из 68 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Прозвище/псевдоним: нет
Дата исчезновения: 16 июля, 2004, ориентировочно 23:45
Возраст на момент исчезновения: 36 лет
Возраст в данный момент: 46 лет
Раса: белая
Пол: женский
Рост: 65 дюймов
Вес: 125 фунтов
Город: Бун
Штат: Нью-Гэмпшир
Обстоятельства исчезновения: Элис Меткалф работала научным сотрудником в Слоновьем заповеднике Новой Англии. Вечером 16 июля 2004 года, примерно в 22:00, она была обнаружена в бессознательном состоянии приблизительно в миле к югу от трупа одной из сотрудниц заповедника, которую затоптал слон. Элис отвезли в больницу «Мерси юнайтед» в Бун-Хейтс, штат Нью-Гэмпшир, где она пришла в себя около 23:00. Последней ее видела медицинская сестра, которая проверяла состояние пациентки в 23:15.
Ничего не изменилось. Кому и знать, как не мне, ведь этот профиль веду только я.
Далее идет описание внешности: цвет волос (рыжий); цвет глаз (зеленый); наличие особых примет, которые можно использовать при опознании, – имеются в виду шрамы и другие дефекты, татуировки, протезы, импланты (ничего такого у мамы нет). Графу, в которой следует указать, во что она была одета в момент исчезновения, я оставила пустой, потому как этого просто не знаю. Равно как и следующую, о вероятных способах перемещения – куда и каким транспортом пропавшая могла направиться; сведениями о состоянии зубов и образцами ДНК я также не располагаю. А вот фотография здесь имеется. Я отсканировала и увеличила единственный снимок, который бабушка не спрятала на чердак: мама со мной на руках на фоне слонихи Мауры.
Так, теперь контактные данные полицейских, которые составляли тогда протокол. Один из них, Донни Бойлен, вышел на пенсию и сменил место жительства. В настоящее время живет во Флориде, страдает болезнью Альцгеймера (удивительно, чего только не узнаешь из Интернета). Другой, Верджил Стэнхоуп, был повышен в звании до детектива-следователя, в последний раз упоминался в полицейских новостях 13 октября 2004 года. Благодаря «Гуглу» я выяснила, что этот человек больше не является сотрудником Полицейского управления Буна. И все, более никакой информации. Такое ощущение, что Стэнхоуп вообще исчез с лица земли.
Думаете, это странно? На самом деле подобное случается гораздо чаще, чем вам кажется.
Целые семьи пропадают посреди бела дня неизвестно куда: дом остается пустым, но в нем работает телевизор, на плите кипит чайник, по полу разбросаны игрушки; семейный автофургон обнаруживают брошенным на парковке или затопленным в каком-нибудь пруду, однако никаких тел не находят. Студентки колледжей бесследно исчезают, написав номер телефона на салфетке незнакомцу в баре. Старики уходят в лес погулять, и больше о них никто не слышит. Вечером мама целует малютку на ночь и укладывает спать, но кроватка оказывается пустой еще до наступления утра. Случается, что матери семейств, составив список покупок, садятся в машину, отправляются в ближайший супермаркет и больше не возвращаются…
– Дженна! – прерывает мои размышления голос бабушки. – У меня здесь, вообще-то, не ресторан!
Я опускаю крышку ноутбука и выхожу из спальни. Притормозив на полпути, выдвигаю бельевой ящик и выуживаю из его глубин тонкий голубой шарф. Он совсем не подходит к джинсовым шортам и майке на бретельках, но я все равно обматываю воздушную ткань вокруг шеи, торопливо спускаюсь по лестнице и залезаю на один из высоких табуретов у кухонного островка.
– Думаешь, мне больше нечем заняться, кроме как ждать, когда ты наконец-то соизволишь позавтракать? – ворчит бабушка, стоя ко мне спиной и переворачивая блин на сковородке.
Моя бабуля вовсе не седая добродушная старушка, каких показывают по телевизору. Она работает контролером в местной службе по надзору за оплатой парковки, и я могу пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда видела ее улыбающейся.
Я очень хотела бы поговорить с ней о своей матери. Ведь она должна много чего помнить, в отличие от меня, потому что прожила бок о бок с ней целых восемнадцать лет, тогда как мне было отведено жалких три года. Я хотела бы иметь бабушку, которая показывала бы маленькой внучке фотографии пропавшей мамочки или пекла торт на ее день рождения, а не советовала запрятать свои чувства куда подальше и держать их под замком.
Не поймите меня неправильно, я люблю бабушку. Она приходит на школьные концерты послушать, как я пою в хоре, и готовит для меня вегетарианские блюда, хотя сама предпочитает мясо; она позволяет мне смотреть фильмы с пометкой «Детям до 18 только в присутствии взрослых», потому что, по ее собственным словам, в них нет ничего такого, чего я не увижу в школе на переменах. Я люблю бабушку. Просто она не моя мама.
Сегодня я вру ей, что отправляюсь сидеть с сыном одного из своих любимых учителей, мистера Аллена, который в седьмом классе преподавал у нас математику. Мальчика зовут Картер, но я называю его Контроль Рождаемости, потому что он лучший аргумент против того, чтобы обзаводиться потомством. Это самый неприятный ребенок из всех детей, с какими я только общалась в жизни. У него огромная голова, и, когда он смотрит на меня, я почти уверена, что этот малыш способен прочесть мои мысли.
Бабушка оборачивается – блин балансирует на лопатке – и замирает, увидев у меня на шее шарф. Он действительно не подходит к остальной одежде, но бабуля вовсе не поэтому поджимает губы. Выражая молчаливое осуждение, она качает головой и плюхает горячий блин на мою тарелку, хлопнув по нему лопаткой.
– Просто мне захотелось добавить к костюму какую-нибудь деталь поярче, – лгу я.
Бабушка никогда не говорит со мной о маме. Если я из-за ее исчезновения чувствую внутри пустоту, то бабушка, напротив, полнится кипучим гневом. Она не может простить дочери, что та бросила нас, если случилось именно это, и не способна принять альтернативный вариант: беглянка не возвращается, так как ее больше нет в живых.
– Картер, – произносит бабушка, плавно меняя тему разговора. – Это тот мальчик, что похож на баклажан?
– Не весь. Только его лоб, – уточняю я. – Последний раз, когда я с ним сидела, он орал три часа подряд.
– Возьми беруши, – советует она. – Ты вернешься к ужину?
– Пока точно не знаю.
Бабушка ставит сковородку в раковину и берет сумочку:
– Не забудь выпустить Герти, прежде чем уйдешь. Ладно, мне пора.
– До встречи! – Я говорю ей это каждый раз, когда она уходит. Говорю потому, что нам обеим важно это услышать.
Направляясь к двери, бабушка старательно избегает смотреть на меня и на мамин шарф.
Я начала активно разыскивать маму в одиннадцать лет. До этого я сильно по ней скучала, но не знала, что тут можно сделать. Бабушка не хотела идти в полицию, а отец, насколько мне известно, никогда не заявлял об исчезновении жены, потому что практически сразу оказался в психиатрической больнице. Несколько раз я пыталась расспрашивать его о том происшествии, но обычно это лишь приводило к новым приступам, и в конце концов я перестала затрагивать опасную тему.
А потом однажды в приемной у дантиста я прочитала в глянцевом журнале статью о шестнадцатилетнем подростке, который добился, чтобы расследование нераскрытого убийства его матери было возобновлено, и в результате преступник понес заслуженное наказание. Я стала размышлять о том, что могу восполнить недостаток в деньгах и прочих ресурсах отчаянной решимостью, и в тот же вечер начала составлять план. Особо рассчитывать на удачный исход не приходилось, это верно: до сих пор никто не преуспел в поисках моей матери. Но, с другой стороны, никто ведь прежде и не занимался этим делом с таким усердием, с каким вознамерилась взяться за него я.
Люди, к которым я обращалась, в основном старались отделаться от меня или же просто жалели. В полицейском управлении Буна мне отказались помочь на том основании, что я: а) несовершеннолетняя, действующая без согласия законного опекуна; б) след моей матери простыл десять лет назад; и в) насколько им известно, убийство, связанное с ее исчезновением, было раскрыто и признано смертью в результате несчастного случая. Слоновий заповедник Новой Англии, естественно, был расформирован, а единственный человек, который мог бы рассказать мне в подробностях о том, что случилось с погибшей смотрительницей, – мой отец – был не в состоянии даже правильно назвать свое имя или день недели, не говоря уже о деталях трагедии, ставшей причиной его психического срыва.
Поэтому я решила взять дело в свои руки. Попыталась нанять частного детектива, но быстро поняла, что они не оказывают профессиональную помощь на безвозмездной основе, как некоторые адвокаты. Тогда я подрядилась сидеть с детьми учителей, планируя скопить к концу лета достаточно денег, чтобы заинтересовать хоть кого-то. И параллельно решила начать собственное расследование.
Почти все онлайн-ресурсы по интересующей меня теме были платными, а у меня не имелось ни наличных, ни кредитной карточки. Но я умудрилась раздобыть на распродаже в церкви замечательную книгу под названием «Как стать частным сыщиком. Руководство для начинающих» и потратила несколько дней, вдоль и поперек изучая главу «Поиск пропавших людей».
Согласно этому пособию, все исчезнувшие подразделяются на три категории.
1. Люди, которые на самом деле никуда не пропадали, а просто живут своей жизнью и общаются с друзьями, в число которых вы не входите. Сюда относятся бывшие парни и соседки по комнате в общежитии, с кем вы потеряли связь.
2. Люди, которые на самом деле никуда не пропадали, а просто не хотят, чтобы их нашли: к примеру, смертельно уставшие от семейной жизни отцы или свидетели преступных деяний мафии.
3. Все прочие. Например, дети, чьи фотографии печатают на пакетах молока: как сбежавшие из дома сами, так и украденные психопатами и увезенные в неизвестном направлении в белых фургонах без окон.
Обычно частным детективам удается отыскать пропавшего, потому что всегда есть люди, которые знают, где именно находится сейчас этот человек, просто ты не входишь в их число. И поэтому очень важно найти всех, кто к ним принадлежит.
У большинства исчезнувших были на то свои причины. Допустим, они чего-то там нахимичили со страховкой или вынуждены прятаться от копов, решили начать жизнь заново или по уши увязли в долгах, или же хотят сохранить какой-нибудь секрет. Автор пособия для частных сыщиков советует прежде всего задаться вопросом: «Хочет ли пропавший, чтобы его нашли?»
Должна признаться, я не уверена, что и впрямь желаю получить однозначный ответ на этот вопрос. А вдруг моя мать исчезла тогда по своей воле? Хотя, может быть, она вернется, поняв, что я продолжаю поиски, что по прошествии десяти лет все еще помню о ней. Иногда я думаю, мне было бы легче узнать, что мама давно умерла, чем услышать, что она жива и просто решила не возвращаться.
В книге говорится, что найти пропавшего человека – это все равно что разгадать сложную головоломку. У вас есть ключи, и вы пытаетесь применить их, чтобы в конце концов установить местонахождение человека. Частному сыщику нужно собрать как можно больше всевозможных сведений, и лучшие его друзья – это факты. Имя, фамилия, дата рождения, номер карточки социального страхования. Учебные заведения, которые человек посещал. Служба в армии, места работы, друзья и родственники. Чем шире вы забрасываете сеть, тем больше вероятность выловить свидетеля, который разговаривал с пропавшим о том, куда тот хочет отправиться в отпуск или какую работу мечтает получить.
Наверняка среди множества сведений окажутся и совершенно бесполезные, которые абсолютно ничего вам не дадут. Ничего, продолжайте работать дальше: рано или поздно наверняка обнаружится хоть какая-нибудь зацепка.
Итак, в одиннадцать лет я совершила первый шаг в своем расследовании. Следуя рекомендациям книги, зашла в базу данных Службы социального страхования и проверила, нет ли мамы среди умерших.
Ее там не обнаружилось, но мне это мало что дало. Она вполне могла жить под чужим именем или умереть и оказаться в морге среди неопознанных тел.
Я стала копать дальше. У моей матери не было аккаунтов в «Фейсбуке», «Твиттере», «Одноклассниках» или группе выпускников колледжа Вассар, который она в свое время окончила. Это, впрочем, неудивительно: мама всегда была настолько увлечена работой и своими слонами, что я просто не могу представить себе ее тратящей драгоценное время на переписку в соцсетях.
В телефонном справочнике, выложенном в Интернете, обнаружилось 367 женщин по имени Элис Меткалф. Каждую неделю я звонила двум-трем из них, чтобы бабушка не пришла в ужас, увидев счет за междугородние переговоры. Я оставила множество голосовых сообщений. Одна милая пожилая дама из Монтаны обещала молиться за мою маму, а другая, работавшая продюсером на радиостанции в Лос-Анджелесе, обещала рассказать своему боссу эту историю, поскольку она могла заинтересовать слушателей. Но никто из тех, кому я звонила, не был моей матерью.
В пособии для частных сыщиков содержались и другие подсказки: изучите тюремные базы данных, заявки на регистрацию товарных знаков, даже генеалогические списки мормонов и прочих сектантов. Перепробовав все это, я не добилась абсолютно никакого результата. Вбив в поисковую строку «Элис Меткалф», я получила слишком много ссылок – 1,6 миллиона. Тогда я сузила поле поисков, расширив запрос до «Элис Кингстон Меткалф слоны феномен скорби», и компьютер выдал список всех маминых научных работ, в большинстве своем завершенных до 2004 года.
На шестнадцатой странице поиска в «Гугле» обнаружилась ссылка на статью в онлайн-блоге по психологии. Статья была посвящена тому, как животные переживают горе. В третьем абзаце цитировалась Элис Меткалф: «Думать, что люди обладают монополией на скорбь, – чистый эгоизм. Существуют многочисленные свидетельства того, что слоны тяжело переживают потерю тех, кого любят». Это была отправная точка всех ее работ, краткая выжимка, не слишком важная сама по себе; те же самые слова мама повторяла сотню раз в других научных статьях.
Но эта запись в блоге была датирована 2006-м.
То есть сделана спустя пару лет после ее исчезновения.
Я блуждала по Интернету целый год, но не нашла иных доказательств существования моей матери. Не знаю, как объяснить ту загадочную ссылку. Возможно, произошла банальная опечатка, или автор той статьи в Интернете цитировал работу Элис Меткалф прежних лет, или же моя мать, очевидно здравствовавшая в 2006 году, была жива и поныне.
Так или иначе, эта моя находка стала отправной точкой: я почувствовала, что начало положено.
Действуя в духе «не оставлю ни одного камня не перевернутым», я не ограничилась советами из книги «Как стать частным сыщиком» и опубликовала данные о матери на «Listservs» – сайте, посвященном пропавшим людям. Однажды на ярмарке я вызвалась быть подопытной гипнотизера и на глазах у жадной до зрелищ толпы, жующей хот-доги в кукурузном тесте и жаренные в кляре луковицы, позволила ввести себя в транс – в надежде, что в таком состоянии из подсознания высвободятся какие-то заблокированные воспоминания. Однако чародей сообщил только одно: в прошлой жизни я была судомойкой во дворце какого-то герцога. Я записалась на проводившийся в местной библиотеке бесплатный семинар по толкованию снов, решив, что смогу приложить обретенные навыки к раскрытию тайн своего неподатливого ума, однако речь там шла о ведении дневниковых записей, и только.
Сегодня я впервые отправляюсь к экстрасенсу.
Я не прибегала к этому средству поиска раньше по нескольким причинам. Во-первых, у меня не хватало денег. Во-вторых, я понятия не имела, где найти достойного доверия медиума. В-третьих, это было как-то… ненаучно, а если отсутствующая мама и научила меня чему-то, так это тому, что полагаться стоит только на неопровержимые факты и достоверные данные. Но два дня назад я перебирала ее записные книжки, и из одной вдруг выпала закладка.
Ну, не совсем закладка, а долларовая купюра, сложенная в виде слоника. Если не ошибаюсь, это называется оригами.
И внезапно я вспомнила мамины руки, порхающие над этой банкнотой: как они сгибали, разглаживали и переворачивали ее, пока я, малышка, едва начавшая ходить, не прекратила плач, завороженно уставившись на возникшую, как по волшебству, игрушку.
Я осторожно прикоснулась к слонику, словно опасаясь, что он исчезнет, растворится в воздухе. А потом мой взгляд упал на страницу маминого дневника – и один абзац сразу высветился, как будто был написан неоновыми чернилами.
Коллеги всегда смотрели на меня с веселым изумлением, когда я утверждала, что наиболее вдумчивые исследователи понимают: 2–3 % того, что мы изучаем, невозможно объяснить с научной точки зрения – это либо магия и вмешательство потусторонних сил, либо проявление внеземных цивилизаций, либо случайные вариации и совпадения, которые никак нельзя исключить. Любой честный ученый должен признать: существуют некоторые вещи, которые нам просто не дано постичь.
Я восприняла это как знак свыше.
Любой другой человек на планете увидел бы просто бумажного слоника, сделанного в технике оригами. Но я усмотрела в этом нечто большее и решила начать с самого начала. Я потратила много часов, с невероятной тщательностью разворачивая сложенную мамой фигурку и внушая себе, что ощущаю исходящее от долларовой купюры тепло ее пальцев. Я двигалась медленно и осторожно, шаг за шагом, как хирург во время операции, пока не научилась сворачивать слоника так, как это делала она, пока на моем столе не появилось маленькое стадо из шести зеленых зверушек. Целый день я тренировалась, проверяла себя, точно ли все усвоила и правильно ли запомнила последовательность, и, в очередной раз с честью справившись с задачей, заливалась краской гордости. Вечером я уснула, представляя мелодраматический момент, который мог бы послужить украшением любого сериала: после долгих поисков я нахожу пропавшую мать, но она даже не подозревает, кто я такая, пока я у нее на глазах не складываю слоника из долларовой купюры. Тут она наконец-то все понимает, крепко обнимает меня и больше уже никуда не отпускает.
Дата исчезновения: 16 июля, 2004, ориентировочно 23:45
Возраст на момент исчезновения: 36 лет
Возраст в данный момент: 46 лет
Раса: белая
Пол: женский
Рост: 65 дюймов
Вес: 125 фунтов
Город: Бун
Штат: Нью-Гэмпшир
Обстоятельства исчезновения: Элис Меткалф работала научным сотрудником в Слоновьем заповеднике Новой Англии. Вечером 16 июля 2004 года, примерно в 22:00, она была обнаружена в бессознательном состоянии приблизительно в миле к югу от трупа одной из сотрудниц заповедника, которую затоптал слон. Элис отвезли в больницу «Мерси юнайтед» в Бун-Хейтс, штат Нью-Гэмпшир, где она пришла в себя около 23:00. Последней ее видела медицинская сестра, которая проверяла состояние пациентки в 23:15.
Ничего не изменилось. Кому и знать, как не мне, ведь этот профиль веду только я.
Далее идет описание внешности: цвет волос (рыжий); цвет глаз (зеленый); наличие особых примет, которые можно использовать при опознании, – имеются в виду шрамы и другие дефекты, татуировки, протезы, импланты (ничего такого у мамы нет). Графу, в которой следует указать, во что она была одета в момент исчезновения, я оставила пустой, потому как этого просто не знаю. Равно как и следующую, о вероятных способах перемещения – куда и каким транспортом пропавшая могла направиться; сведениями о состоянии зубов и образцами ДНК я также не располагаю. А вот фотография здесь имеется. Я отсканировала и увеличила единственный снимок, который бабушка не спрятала на чердак: мама со мной на руках на фоне слонихи Мауры.
Так, теперь контактные данные полицейских, которые составляли тогда протокол. Один из них, Донни Бойлен, вышел на пенсию и сменил место жительства. В настоящее время живет во Флориде, страдает болезнью Альцгеймера (удивительно, чего только не узнаешь из Интернета). Другой, Верджил Стэнхоуп, был повышен в звании до детектива-следователя, в последний раз упоминался в полицейских новостях 13 октября 2004 года. Благодаря «Гуглу» я выяснила, что этот человек больше не является сотрудником Полицейского управления Буна. И все, более никакой информации. Такое ощущение, что Стэнхоуп вообще исчез с лица земли.
Думаете, это странно? На самом деле подобное случается гораздо чаще, чем вам кажется.
Целые семьи пропадают посреди бела дня неизвестно куда: дом остается пустым, но в нем работает телевизор, на плите кипит чайник, по полу разбросаны игрушки; семейный автофургон обнаруживают брошенным на парковке или затопленным в каком-нибудь пруду, однако никаких тел не находят. Студентки колледжей бесследно исчезают, написав номер телефона на салфетке незнакомцу в баре. Старики уходят в лес погулять, и больше о них никто не слышит. Вечером мама целует малютку на ночь и укладывает спать, но кроватка оказывается пустой еще до наступления утра. Случается, что матери семейств, составив список покупок, садятся в машину, отправляются в ближайший супермаркет и больше не возвращаются…
– Дженна! – прерывает мои размышления голос бабушки. – У меня здесь, вообще-то, не ресторан!
Я опускаю крышку ноутбука и выхожу из спальни. Притормозив на полпути, выдвигаю бельевой ящик и выуживаю из его глубин тонкий голубой шарф. Он совсем не подходит к джинсовым шортам и майке на бретельках, но я все равно обматываю воздушную ткань вокруг шеи, торопливо спускаюсь по лестнице и залезаю на один из высоких табуретов у кухонного островка.
– Думаешь, мне больше нечем заняться, кроме как ждать, когда ты наконец-то соизволишь позавтракать? – ворчит бабушка, стоя ко мне спиной и переворачивая блин на сковородке.
Моя бабуля вовсе не седая добродушная старушка, каких показывают по телевизору. Она работает контролером в местной службе по надзору за оплатой парковки, и я могу пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда видела ее улыбающейся.
Я очень хотела бы поговорить с ней о своей матери. Ведь она должна много чего помнить, в отличие от меня, потому что прожила бок о бок с ней целых восемнадцать лет, тогда как мне было отведено жалких три года. Я хотела бы иметь бабушку, которая показывала бы маленькой внучке фотографии пропавшей мамочки или пекла торт на ее день рождения, а не советовала запрятать свои чувства куда подальше и держать их под замком.
Не поймите меня неправильно, я люблю бабушку. Она приходит на школьные концерты послушать, как я пою в хоре, и готовит для меня вегетарианские блюда, хотя сама предпочитает мясо; она позволяет мне смотреть фильмы с пометкой «Детям до 18 только в присутствии взрослых», потому что, по ее собственным словам, в них нет ничего такого, чего я не увижу в школе на переменах. Я люблю бабушку. Просто она не моя мама.
Сегодня я вру ей, что отправляюсь сидеть с сыном одного из своих любимых учителей, мистера Аллена, который в седьмом классе преподавал у нас математику. Мальчика зовут Картер, но я называю его Контроль Рождаемости, потому что он лучший аргумент против того, чтобы обзаводиться потомством. Это самый неприятный ребенок из всех детей, с какими я только общалась в жизни. У него огромная голова, и, когда он смотрит на меня, я почти уверена, что этот малыш способен прочесть мои мысли.
Бабушка оборачивается – блин балансирует на лопатке – и замирает, увидев у меня на шее шарф. Он действительно не подходит к остальной одежде, но бабуля вовсе не поэтому поджимает губы. Выражая молчаливое осуждение, она качает головой и плюхает горячий блин на мою тарелку, хлопнув по нему лопаткой.
– Просто мне захотелось добавить к костюму какую-нибудь деталь поярче, – лгу я.
Бабушка никогда не говорит со мной о маме. Если я из-за ее исчезновения чувствую внутри пустоту, то бабушка, напротив, полнится кипучим гневом. Она не может простить дочери, что та бросила нас, если случилось именно это, и не способна принять альтернативный вариант: беглянка не возвращается, так как ее больше нет в живых.
– Картер, – произносит бабушка, плавно меняя тему разговора. – Это тот мальчик, что похож на баклажан?
– Не весь. Только его лоб, – уточняю я. – Последний раз, когда я с ним сидела, он орал три часа подряд.
– Возьми беруши, – советует она. – Ты вернешься к ужину?
– Пока точно не знаю.
Бабушка ставит сковородку в раковину и берет сумочку:
– Не забудь выпустить Герти, прежде чем уйдешь. Ладно, мне пора.
– До встречи! – Я говорю ей это каждый раз, когда она уходит. Говорю потому, что нам обеим важно это услышать.
Направляясь к двери, бабушка старательно избегает смотреть на меня и на мамин шарф.
Я начала активно разыскивать маму в одиннадцать лет. До этого я сильно по ней скучала, но не знала, что тут можно сделать. Бабушка не хотела идти в полицию, а отец, насколько мне известно, никогда не заявлял об исчезновении жены, потому что практически сразу оказался в психиатрической больнице. Несколько раз я пыталась расспрашивать его о том происшествии, но обычно это лишь приводило к новым приступам, и в конце концов я перестала затрагивать опасную тему.
А потом однажды в приемной у дантиста я прочитала в глянцевом журнале статью о шестнадцатилетнем подростке, который добился, чтобы расследование нераскрытого убийства его матери было возобновлено, и в результате преступник понес заслуженное наказание. Я стала размышлять о том, что могу восполнить недостаток в деньгах и прочих ресурсах отчаянной решимостью, и в тот же вечер начала составлять план. Особо рассчитывать на удачный исход не приходилось, это верно: до сих пор никто не преуспел в поисках моей матери. Но, с другой стороны, никто ведь прежде и не занимался этим делом с таким усердием, с каким вознамерилась взяться за него я.
Люди, к которым я обращалась, в основном старались отделаться от меня или же просто жалели. В полицейском управлении Буна мне отказались помочь на том основании, что я: а) несовершеннолетняя, действующая без согласия законного опекуна; б) след моей матери простыл десять лет назад; и в) насколько им известно, убийство, связанное с ее исчезновением, было раскрыто и признано смертью в результате несчастного случая. Слоновий заповедник Новой Англии, естественно, был расформирован, а единственный человек, который мог бы рассказать мне в подробностях о том, что случилось с погибшей смотрительницей, – мой отец – был не в состоянии даже правильно назвать свое имя или день недели, не говоря уже о деталях трагедии, ставшей причиной его психического срыва.
Поэтому я решила взять дело в свои руки. Попыталась нанять частного детектива, но быстро поняла, что они не оказывают профессиональную помощь на безвозмездной основе, как некоторые адвокаты. Тогда я подрядилась сидеть с детьми учителей, планируя скопить к концу лета достаточно денег, чтобы заинтересовать хоть кого-то. И параллельно решила начать собственное расследование.
Почти все онлайн-ресурсы по интересующей меня теме были платными, а у меня не имелось ни наличных, ни кредитной карточки. Но я умудрилась раздобыть на распродаже в церкви замечательную книгу под названием «Как стать частным сыщиком. Руководство для начинающих» и потратила несколько дней, вдоль и поперек изучая главу «Поиск пропавших людей».
Согласно этому пособию, все исчезнувшие подразделяются на три категории.
1. Люди, которые на самом деле никуда не пропадали, а просто живут своей жизнью и общаются с друзьями, в число которых вы не входите. Сюда относятся бывшие парни и соседки по комнате в общежитии, с кем вы потеряли связь.
2. Люди, которые на самом деле никуда не пропадали, а просто не хотят, чтобы их нашли: к примеру, смертельно уставшие от семейной жизни отцы или свидетели преступных деяний мафии.
3. Все прочие. Например, дети, чьи фотографии печатают на пакетах молока: как сбежавшие из дома сами, так и украденные психопатами и увезенные в неизвестном направлении в белых фургонах без окон.
Обычно частным детективам удается отыскать пропавшего, потому что всегда есть люди, которые знают, где именно находится сейчас этот человек, просто ты не входишь в их число. И поэтому очень важно найти всех, кто к ним принадлежит.
У большинства исчезнувших были на то свои причины. Допустим, они чего-то там нахимичили со страховкой или вынуждены прятаться от копов, решили начать жизнь заново или по уши увязли в долгах, или же хотят сохранить какой-нибудь секрет. Автор пособия для частных сыщиков советует прежде всего задаться вопросом: «Хочет ли пропавший, чтобы его нашли?»
Должна признаться, я не уверена, что и впрямь желаю получить однозначный ответ на этот вопрос. А вдруг моя мать исчезла тогда по своей воле? Хотя, может быть, она вернется, поняв, что я продолжаю поиски, что по прошествии десяти лет все еще помню о ней. Иногда я думаю, мне было бы легче узнать, что мама давно умерла, чем услышать, что она жива и просто решила не возвращаться.
В книге говорится, что найти пропавшего человека – это все равно что разгадать сложную головоломку. У вас есть ключи, и вы пытаетесь применить их, чтобы в конце концов установить местонахождение человека. Частному сыщику нужно собрать как можно больше всевозможных сведений, и лучшие его друзья – это факты. Имя, фамилия, дата рождения, номер карточки социального страхования. Учебные заведения, которые человек посещал. Служба в армии, места работы, друзья и родственники. Чем шире вы забрасываете сеть, тем больше вероятность выловить свидетеля, который разговаривал с пропавшим о том, куда тот хочет отправиться в отпуск или какую работу мечтает получить.
Наверняка среди множества сведений окажутся и совершенно бесполезные, которые абсолютно ничего вам не дадут. Ничего, продолжайте работать дальше: рано или поздно наверняка обнаружится хоть какая-нибудь зацепка.
Итак, в одиннадцать лет я совершила первый шаг в своем расследовании. Следуя рекомендациям книги, зашла в базу данных Службы социального страхования и проверила, нет ли мамы среди умерших.
Ее там не обнаружилось, но мне это мало что дало. Она вполне могла жить под чужим именем или умереть и оказаться в морге среди неопознанных тел.
Я стала копать дальше. У моей матери не было аккаунтов в «Фейсбуке», «Твиттере», «Одноклассниках» или группе выпускников колледжа Вассар, который она в свое время окончила. Это, впрочем, неудивительно: мама всегда была настолько увлечена работой и своими слонами, что я просто не могу представить себе ее тратящей драгоценное время на переписку в соцсетях.
В телефонном справочнике, выложенном в Интернете, обнаружилось 367 женщин по имени Элис Меткалф. Каждую неделю я звонила двум-трем из них, чтобы бабушка не пришла в ужас, увидев счет за междугородние переговоры. Я оставила множество голосовых сообщений. Одна милая пожилая дама из Монтаны обещала молиться за мою маму, а другая, работавшая продюсером на радиостанции в Лос-Анджелесе, обещала рассказать своему боссу эту историю, поскольку она могла заинтересовать слушателей. Но никто из тех, кому я звонила, не был моей матерью.
В пособии для частных сыщиков содержались и другие подсказки: изучите тюремные базы данных, заявки на регистрацию товарных знаков, даже генеалогические списки мормонов и прочих сектантов. Перепробовав все это, я не добилась абсолютно никакого результата. Вбив в поисковую строку «Элис Меткалф», я получила слишком много ссылок – 1,6 миллиона. Тогда я сузила поле поисков, расширив запрос до «Элис Кингстон Меткалф слоны феномен скорби», и компьютер выдал список всех маминых научных работ, в большинстве своем завершенных до 2004 года.
На шестнадцатой странице поиска в «Гугле» обнаружилась ссылка на статью в онлайн-блоге по психологии. Статья была посвящена тому, как животные переживают горе. В третьем абзаце цитировалась Элис Меткалф: «Думать, что люди обладают монополией на скорбь, – чистый эгоизм. Существуют многочисленные свидетельства того, что слоны тяжело переживают потерю тех, кого любят». Это была отправная точка всех ее работ, краткая выжимка, не слишком важная сама по себе; те же самые слова мама повторяла сотню раз в других научных статьях.
Но эта запись в блоге была датирована 2006-м.
То есть сделана спустя пару лет после ее исчезновения.
Я блуждала по Интернету целый год, но не нашла иных доказательств существования моей матери. Не знаю, как объяснить ту загадочную ссылку. Возможно, произошла банальная опечатка, или автор той статьи в Интернете цитировал работу Элис Меткалф прежних лет, или же моя мать, очевидно здравствовавшая в 2006 году, была жива и поныне.
Так или иначе, эта моя находка стала отправной точкой: я почувствовала, что начало положено.
Действуя в духе «не оставлю ни одного камня не перевернутым», я не ограничилась советами из книги «Как стать частным сыщиком» и опубликовала данные о матери на «Listservs» – сайте, посвященном пропавшим людям. Однажды на ярмарке я вызвалась быть подопытной гипнотизера и на глазах у жадной до зрелищ толпы, жующей хот-доги в кукурузном тесте и жаренные в кляре луковицы, позволила ввести себя в транс – в надежде, что в таком состоянии из подсознания высвободятся какие-то заблокированные воспоминания. Однако чародей сообщил только одно: в прошлой жизни я была судомойкой во дворце какого-то герцога. Я записалась на проводившийся в местной библиотеке бесплатный семинар по толкованию снов, решив, что смогу приложить обретенные навыки к раскрытию тайн своего неподатливого ума, однако речь там шла о ведении дневниковых записей, и только.
Сегодня я впервые отправляюсь к экстрасенсу.
Я не прибегала к этому средству поиска раньше по нескольким причинам. Во-первых, у меня не хватало денег. Во-вторых, я понятия не имела, где найти достойного доверия медиума. В-третьих, это было как-то… ненаучно, а если отсутствующая мама и научила меня чему-то, так это тому, что полагаться стоит только на неопровержимые факты и достоверные данные. Но два дня назад я перебирала ее записные книжки, и из одной вдруг выпала закладка.
Ну, не совсем закладка, а долларовая купюра, сложенная в виде слоника. Если не ошибаюсь, это называется оригами.
И внезапно я вспомнила мамины руки, порхающие над этой банкнотой: как они сгибали, разглаживали и переворачивали ее, пока я, малышка, едва начавшая ходить, не прекратила плач, завороженно уставившись на возникшую, как по волшебству, игрушку.
Я осторожно прикоснулась к слонику, словно опасаясь, что он исчезнет, растворится в воздухе. А потом мой взгляд упал на страницу маминого дневника – и один абзац сразу высветился, как будто был написан неоновыми чернилами.
Коллеги всегда смотрели на меня с веселым изумлением, когда я утверждала, что наиболее вдумчивые исследователи понимают: 2–3 % того, что мы изучаем, невозможно объяснить с научной точки зрения – это либо магия и вмешательство потусторонних сил, либо проявление внеземных цивилизаций, либо случайные вариации и совпадения, которые никак нельзя исключить. Любой честный ученый должен признать: существуют некоторые вещи, которые нам просто не дано постичь.
Я восприняла это как знак свыше.
Любой другой человек на планете увидел бы просто бумажного слоника, сделанного в технике оригами. Но я усмотрела в этом нечто большее и решила начать с самого начала. Я потратила много часов, с невероятной тщательностью разворачивая сложенную мамой фигурку и внушая себе, что ощущаю исходящее от долларовой купюры тепло ее пальцев. Я двигалась медленно и осторожно, шаг за шагом, как хирург во время операции, пока не научилась сворачивать слоника так, как это делала она, пока на моем столе не появилось маленькое стадо из шести зеленых зверушек. Целый день я тренировалась, проверяла себя, точно ли все усвоила и правильно ли запомнила последовательность, и, в очередной раз с честью справившись с задачей, заливалась краской гордости. Вечером я уснула, представляя мелодраматический момент, который мог бы послужить украшением любого сериала: после долгих поисков я нахожу пропавшую мать, но она даже не подозревает, кто я такая, пока я у нее на глазах не складываю слоника из долларовой купюры. Тут она наконец-то все понимает, крепко обнимает меня и больше уже никуда не отпускает.