Возвращение
Часть 10 из 16 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Они несколько минут постояли вместе перед стеной фотографий. Да уж, она вполне могла представить, что у той девушки тоже было дуэнде.
Соня попрощалась и пообещала хозяину кафе, что заглянет к нему, если еще когда-нибудь вернется в Гранаду. За короткий срок их знакомства Соня успела проникнуться к старику. Уходя, расцеловала хозяина в обе щеки. Какие же они с Мэгги разные! Эти отношения более всего походили в ее жизни на отпускной роман. А она даже не знала, как его зовут.
Глава 8
В тот день состоялся их последний урок танцев. К концу недели бессонные ночи давали о себе знать. Ученики маялись от недосыпа и с трудом следовали указаниям своих преподавателей.
Соня с Мэгги не были исключением: они еле переставляли ноги, точно налитые свинцом, в попытке повторить движения, которые им следовало в тот день разучить. Соне пришлось не раз извиниться перед своей парой, а обычно отличающийся терпением «партнер по найму», которому досталась Мэгги, не удержал болезненного вскрика. Терпение Корасон подходило к концу.
– Вамос, чикос![25] Давайте же, двигайтесь! – твердила она, стараясь растормошить класс. А если кому-то удавалось изобразить что-нибудь, хоть отдаленно похожее на поворот, который она показала, одобрительно восклицала: – Эсо ес! Эсо ес! Вот так! Вот так!
Даже «партнеры по найму» были в тот день какими-то заморенными. Ясное дело: если бы не деньги, они находились бы где угодно, только не в этой студии. Казалось, энергия и хорошее настроение, которыми заряжал всех этот веселый танец, испарились без следа, и как бы Фелипе с Корасон ни старались, класс на попытки вернуть их к жизни не поддавался. В конце концов они сдались.
– Вале, вале. Ладно, – сказала Корасон, – давайте попробуем кое-что еще. Сейчас перерыв, а потом мы покажем вам новый танец, с которым справились бы даже ваши бабули.
Теперь из колонок загремел совершенно иной ритм.
– Меренге! – воскликнула Корасон, хватая Фелипе. – До двух считать умеете, значит и его осилите.
Она оказалась права: танец был – проще некуда, а мерный, как тиканье часов – раз-два, раз-два, ритм не требовал от двух танцующих ничего, кроме готовности «прилепиться» друг к другу и раскачиваться из стороны в сторону. Банальнейший в своей простоте меренге сумел-таки расшевелить класс. Прошло минут десять, добавились новые повороты, и атмосфера в классе поменялась: на лицах расцвели улыбки.
– Я таким обычно в кровати занимаюсь, – тяжело переводя дыхание, проговорила Мэгги, – только без одежды.
– Удивительно, как они это вообще танцем называют, – со смехом согласилась Соня.
И подруги снова согнулись пополам от смеха. По настроению меренге донельзя отличался от тревожащего душу фламенко.
Успехов в этом танце долго дожидаться не надо, да и разучить меренге можно за один урок, а не класть на него целую жизнь. Меренге дозволял партнерам чуть ли не нечестивое единение, в то время как фламенко требовал от них предельной сосредоточенности на внутреннем мире и погружения в самих себя. Меренге являлся диаметральной противоположностью цыганскому фламенко, и лишь немногие могли устоять перед его заразительным обаянием и темпераментом; да, в нем не было ни толики присущей фламенко мрачности, но не было и его глубины.
Пришла пора расходиться, от души, словно старые друзья, расцеловаться в обе щеки, обменяться номерами мобильных, пообещать встретиться всем вместе в каком-нибудь клубе, где танцуют сальсу, и приехать друг к другу в гости. Корасон сказала, что они были просто замечательными учениками, и выразила надежду на то, что они еще вернутся за дополнительными уроками. Фелипе предоставил супруге возможность говорить от них обоих, а сам стоял рядом и улыбался. Для них двоих это был еженедельный ритуал.
Оказавшись на улице и пребывая в приподнятом настроении – окончание урока оставило после себя приятное возбуждение, – Соня и Мэгги взяли друг друга под руку.
– Пойдем-ка отпразднуем начало новой танцевальной карьеры, – прощебетала Мэгги.
– Прекрасная мысль. Куда направимся?
Праздное любопытство. Неподалеку от залитого солнцем пятачка на тротуаре, где они стояли, располагалось по меньшей мере сто и одно подходящее местечко.
– Давай просто пройдемся, что-нибудь да приглянется.
Шли они минут десять. Магазины были до сих пор закрыты, людей на улицах – всего ничего. Одна-две пожилые пары – низенькие, седовласые, нарядные – совершали послеобеденный моцион, чтобы подразмять свои артритные ноги, может статься намереваясь остановиться где-нибудь по пути и выпить кофе с коньяком. Соня с Мэгги свернули на главную улицу.
И чуть было не прошли мимо «Каса Энрике», зажатого в тесном пространстве между двумя магазинами. Никакой вывески снаружи не имелось, только старая бочка, служившая теперь столом, стояла на тротуаре, едва не загораживая вход. Двое импозантных мужчин, один в оливковом пиджаке, второй в темном костюме, тепло беседовали в лучах послеполуденного солнца, с бокалом риохи в одной руке и пузатой, как огурец, сигарой в другой – само воплощение респектабельности и достатка гранадцев.
Мэгги увлекла Соню в темную глубину, попутно одарив двух мужчин улыбкой. Бар больше походил на коридор едва ли с метр шириной там, где размещались посетители. Подруги заказали по бокалу вина и выбрали тапас из списка на доске, висевшей над входом.
– Ну что, – начала Мэгги, чокаясь с Соней, – хорошо провела время?
– Замечательно! – искренне ответила Соня. – Мне очень понравилось танцевать.
– Да, – согласилась Мэгги, едва сдерживая радость. – Я тоже чудесно провела время.
– И не только благодаря танцам, – поддразнила ее Соня.
– Нет, пожалуй, не только им…
Подруги допили вино и вышли на улицу. Проходя мимо мужчин, Мэгги привлекла внимание одного из них, и он коснулся ее руки:
– Сеньора…
Она приостановилась.
– Ну же, Мэгги. Пойдем…
Соня обняла подругу одной рукой и решительно повела ее прочь, вверх по улице. На сей раз ей показалось, что Мэгги стоит поостеречься неразборчивого и беззастенчивого интереса со стороны испанских мужчин.
Им обеим надо было поспать. Вернувшись в гостиницу, они разделись и забрались каждая в свою кровать. Заводя будильник на одиннадцать вечера, Соня подумала, что их пребывание в Испании похоже на работу в ночную смену. Им предстоял их последний вечер в Гранаде, и у них не было ни малейшего желания его пропустить.
В ту ночь Соня буквально парила по танцполу. Казалось, ее ноги не касаются земли. Все, чему она научилась за ту неделю, встало на свои места. Какая-то ее часть всегда отторгала представление о том, что женщине уготована исключительно роль ведомой. Но сегодня противоречие вдруг разрешилось: пассивность не значит покорность. Ее сила заключалась в том, насколько чутко она следовала за партнером. И не было здесь никакого подчинения. Это тонкий момент, и Соня на мгновение вспомнила Джеймса, подумав, что мужу его будет ни за что не понять.
Всю ночь ее тягали, крутили и вертели, как юлу. В четыре часа утра у нее уже не осталось сил танцевать, но, когда она благодарила своего последнего партнера, лицо ее светилось от удовольствия. Соня не отдавила ему ноги, не запнулась, и от восторга у нее кружилась голова.
Для Мэгги вечер оказался не столь приятным. Пако так и не появился, и впервые за последние несколько дней она возвращалась в гостиницу вместе с Соней.
Когда они вышли из ночного клуба, на улицах все еще кипела жизнь: в дверных проемах обнимались парочки, а подростки воровато обменивали деньги на наркотики. Почти проиграв битву дешевому бренди, Мэгги тяжело опиралась на подругу; пока женщины ковыляли по мощеным улочкам, Соня напрягала последние силы, чтобы удержать подругу в вертикальном положении. Она была куда миниатюрнее Мэгги, и несколько раз женщины едва не полетели на землю. Соне опять вспомнились их школьные годы: казалось, с тех пор почти ничего не изменилось.
Она ухитрилась уложить подругу в кровать, хорошенько подоткнула вокруг нее простыни и поставила стакан с водой на ее прикроватный столик. Проснется Мэгги с дикой жаждой.
Следующим утром похмельная голова стала для Мэгги самым незначительным поводом для расстройства. Она была безутешна оттого, что Пако оказался ничуть не надежнее всех других мужчин, которые ей когда-либо встречались.
– Но ты же все равно собиралась сегодня в обратную дорогу, – пыталась урезонить подругу Соня.
– Не в этом дело, – прогнусавила Мэгги. – Он так и не попрощался.
По пути в аэропорт Мэгги молчала: содержимое бутылочек из мини-бара, которое она предпочла завтраку посущественнее, немного туманило рассудок. Соня пыталась вытянуть ее из пучины уныния.
– Ну честное слово, как будто тебе снова шестнадцать! – поддразнила она подругу.
– Знаю.
Мэгги тихонько плакала в насквозь промокший носовой платок и, не отрываясь, глядела в окно машины. Иной раз она глотала рыдания и тогда всхлипывала, словно захлебываясь.
Соня положила руку на плечо подруги, утешая ее, и размышляла, какова ирония: веселое, как предполагалось, празднование дня рождения началось с собственных слез и заканчивается слезами Мэгги. Видать, женщины без них не могут.
Такси неслось по автостраде с ужасающей скоростью, лавируя между машинами и огромными фургонами, перевозившими продукты с теперь богатых, усеянных туннельными парниками испанских сельхозугодий на рынки Северной Европы. Следующие полчаса обе женщины молчали, и постепенно поток слез, вызванных выплеском обиды и жалости к себе, стал утихать. Сил на рыдания у нее больше не осталось.
– Надо бы прекратить так легко увлекаться, – проговорила наконец Мэгги, и ее глаза вновь наполнились слезами, – но я не уверена, что у меня получится.
– Это трудно, – утешила ее Соня. – Это очень трудно.
Их чартерный рейс до лондонского аэропорта Станстед задержался на четыре часа, и к тому времени, как они приземлились и пересекли весь город, на часах уже было восемь вечера. Они взяли одно такси на двоих от Ливерпуль-стрит до Клэпема, и, перед тем как Мэгги вышла, женщины тепло обнялись.
– Береги себя, Мэгги! – крикнула Соня в окно.
– И ты себя. Я позвоню.
Когда такси тронулось, Соня бросила взгляд в заднее стекло и увидела, что Мэгги шарит в сумке в поисках ключа. В сточных канавах кружили мусор и листья. Рядом ошивались два непонятных типа в куртках с надвинутым на голову капюшоном. Тускло освещенная улочка Клэпема выглядела совершенно запустелой.
Всего пять минут езды на такси, но Сонина чистенькая улица с подстриженными живыми изгородями, вымощенными разноцветной плиткой дорожками и начищенными до блеска дверными ручками располагалась словно на другом конце света от улицы Мэгги, где на каждом доме имелся целый ряд дверных звонков, а палисадники были заставлены мусорными контейнерами.
Несмотря на страдания Мэгги, которые, как Соня знала по опыту, вряд ли продлятся вечно, сама она твердо намеревалась сохранить то благостное состояние духа, которое подарили ей последние несколько дней. Она нажала на поблескивающий звонок, но ей никто не открыл. Женщине это показалось странным, ведь на улице стоял припаркованный автомобиль Джеймса. Выждав еще несколько секунд – ее не оставляла надежда вот-вот увидеть его неясные очертания за витражными вставками, – она начала копаться в поисках ключа.
Оказавшись внутри, Соня бросила сумки на пол в холле и захлопнула дверь ногой. Усиленный отменной акустикой, создаваемой высокими потолками холла и гладкой плиткой, этот звук прозвучал как выстрел из револьвера. Соня поморщилась. Джеймс этот звук ненавидел.
– Привет! – крикнула она. – Я вернулась.
Через приоткрытую дверь Соня увидела, что Джеймс сидит в кресле в гостиной. Он помедлил с откликом и отозвался, только когда она вошла.
– Привет, – пробурчал супруг, словно она всего лишь пришла с работы, а не вернулась после почти недельного отсутствия.
Судя по прохладце в голосе, ответная реакция его не очень-то и интересовала. В сухом однословном отклике не прозвучало даже намека на воодушевление, а продолжения явно не предполагалось.
– Привет, – в тон супругу тотчас отозвалась она и, поколебавшись, добавила: – Как ты тут?
– Спасибо, хорошо. Просто отлично.
Газета, опустившись всего на секунду, снова, как занавес, скрыла его лицо, оставив на обозрение Соне лишь верхнюю часть его головы с сияющей, только начинающей лысеть макушкой.
В его отрывистом ответе сквозило неприкрытое раздражение, и, тряхнув газетой, чтобы расправить страницы, издавшие при этом щелкающий звук, он вернулся к внимательному изучению событий минувшего дня. Соня повернулась, чтобы выйти из комнаты, – ей отчаянно хотелось пить – и услышала язвительный окрик Джеймса, брошенный ей в спину:
– Об ужине можешь не беспокоиться. Я плотно пообедал.
После этих слов от приподнятого настроения Сони не осталось и следа. Она вспомнила то ощущение безысходности, которое накрыло ее в гостиничном номере всего четырьмя днями ранее. Вся поездка в Гранаду случилась с ней будто в другой жизни.
«Я, вообще-то, и не собиралась ни о чем беспокоиться», – подумала Соня, направляясь на кухню.
– Ладно, – произнесла она вслух. – Тогда посмотрю, что можно сообразить по-быстрому.
Джеймс явно ни разу не ужинал дома, пока она была в отъезде. В холодильнике все осталось нетронутым; сыр заплесневел, помидоры покрылись гнилью. У задней стенки обнаружилась едва просроченная упаковка копченого лосося – вроде с него не отравишься – и пара яиц. На импровизированный на скорую руку ужин хватит.