Возвращение «Одиссея»

– Вот только кавалерии нам и не доставало, – тоскливо сказал шеф, аккуратно, двумя пальцами доставая из внутреннего кармана удостоверение и демонстрируя его Фрэнку.

– Это точно, – вступил, наконец, в разговор Щербатов. – Вся королевская конница и вся королевская рать на месте. Позвольте представить друзья, сержант Фрэнк Кассиди, тот самый коп, с которого и начался сегодняшний дурдом. Фрэнк, не волнуйся, здесь все свои. Поздравляю со вступлением в нашу дружную команду раздолбаев. Джентльмены, будьте любезны, объясните новому игроку правила игры.

Спустя четверть часа Фрэнк изо всех сил старался быть серьезным, чтобы не обидеть и так злых на себя и на весь мир федералов. Получалось не очень.

Но вроде бы все обошлось, особого скандала в мирном Кранбэри не случилось. Подумаешь, возникли у иммиграционных властей вопросы к мистеру Бонкриштиану, но все же разрешилось. Ко всеобщему, слава богу, спокойствию. Так что господин Щербатов на месте, мисс Кэмпбелл на месте, Линда в безопасности, можно…

В этот момент открылась дверь, и в дом вошла Линда.

– Здравствуйте.

Немая сцена, Гоголь отдыхает.

– Как? – наконец нашла в себе силы задать главный вопрос Джудит.

– Почему? – не менее содержательно поинтересовался шеф.

– Да ну их, вот пристали – туда не ходи, то не делай. И в школе все плохо, меня еще дразнить начали.

– А ты? – предчувствуя недоброе, напряглась мать.

– А я одному мальчику нос разбила, учительница потребовала, чтобы к ней мои родители пришли. Ну я вот за тобой… Извини, мама, но мне там правда было плохо.

Посиневший от гнева шеф зверем смотрел вокруг, выискивая олухов, которым была поручена охрана Линды. К счастью, именно в этот момент их рядом не было, но участи несчастных Щербатов все равно не завидовал. В самом деле, упустить ребенка в такой операции – головотяпство непростительное. Кстати, что там про pofigizm говорилось?

Картину оперативного бардака в американском варианте Щербатов наблюдал, стоя в позе Цезаря, изящно облокотившись на барную стойку и с таким же спокойным достоинством взирая на творящееся вокруг безобразие.

– Так какие предложения, джентльмены? – задал он насущный вопрос. – Женщин куда девать собираемся? Времени нет, решать надо срочно.

Ответ у шефа, очевидно, вертелся на языке, но высказать его при ребенке он не решился. Кончак лезть вперед разгневанного начальника тоже не отважился.

В этот момент зазвонил телефон. Джудит взяла трубку.

– Вас спрашивают, – сказала она шефу.

Тот выслушал собеседника, ответил: «Спасибо» и обратился к Фрэнку:

– Вы, кажется, друзья с мисс Кэмпбелл? Нам надо поговорить наедине.

Четверть часа они разговаривали на улице, потом позвали к себе Джудит и еще через десять минут вернулись в дом.

– Линда, дядя Фрэнки приглашает нас пожить у него. Ты согласишься?

– А Поль там будет?

– Конечно.

– Ура!!!

– Тогда быстро приготовь вещи, мы уезжаем немедленно.

Пока девчонка собиралась, фэбээровцы проинструктировали гражданских, которые умудрились влезть в их дела. Этот разговор Щербатов принципиально проигнорировал. В конце концов, американцам виднее, что можно, а чего нельзя делать в их стране. Например, насколько прилично одинокой женщине с ребенком переехать в дом к одинокому отцу. Нет уж, раз Джудит сама пожелала влезть в эту историю, пусть сама и выкручивается.

Главное, чтобы когда пойдет движуха, ни ее, ни Линды в этом доме не было.

А Фрэнк-то доволен, рожа сияет, как новенький доллар! Может, лимон ему предложить, чтобы не так раздражал?

Наконец шеф закончил инструктаж. Почти.

– Последний вопрос, почему хозяева съехали, а русский остался? Нужна легенда.

– Запросто, – ответил почему-то разозлившийся русский.

Он подошел к плите, взял с плиты кастрюлю с остатками борща и что было сил жахнул ее о нежно-бежевую, покрашенную дорогущей краской стену.

– Какого черта! – взвизгнула обалдевшая Джудит. – Ты что творишь?!

Но, заметив его взгляд, шарящий по кухне, притихла. Нехорошим был тот взгляд, словно прикидывающим, что бы еще такое шандарахнуть.

Впрочем, кастрюли с борщом, очевидно, хватило, и грязно-красное пятно, изуродовавшее стену, этого абстракциониста от кулинарии устроило. Во всяком случае, он успокоился.

– Извини, хозяйка, уронил, бывает. Но ты не волнуйся, я завтра же сам все исправлю – отмою, отштукатурю, покрашу. Я умею, будет лучше прежнего. Только пожить пару дней придется где-то еще – слишком в доме краской вонять будет.


– Не надо лучше, сделай, как было. – В голосе Джудит проскользнуло удовлетворение. Совсем чуть-чуть, но проскользнуло. Какой женщине не нравится, когда ее ревнуют? А он точно ревновал. Приятно…





ГЛАВА XX




Щербатов



Когда гражданские уехали, шеф разъяснил ситуацию.

Оказалось, что запущенная Фрэнком информация попала таки в нью-йоркскую полицию и, в частности, к тому русскому полицейскому, что был переводчиком на том роковом разговоре. И эта скотина уже договорилась о встрече с братом «Пана».

Бандиты спешат. Они просто обязаны спешить! Так задумана операция и именно так она развивается. А значит, «гостей» следует ждать не позднее завтрашнего вечера. Могут, конечно, и сегодня нагрянуть, но это вряд ли – нужно же им хоть немного времени на подготовку. В этот раз потребуется не труп, а информация о том самом информаторе. Во всяком случае, ФБР на это искренне надеялось. А уж как Щербатов надеялся! Очень жить хотелось.

Надо признать, повезло, причем дважды. Все началось лишь следующим днем и не с выстрелов.

Утром Щербатов, впрочем, все еще мистер Бонкриштиану из Бразилии, купил мастерок, правило, краску и много чего еще, что требуется для ремонта, по пути посетовав перед соседями на собственную неуклюжесть. Теперь вот придется все исправлять, а это время и, главное, вонь по всему дому. Да, вот Джудит с дочкой пришлось даже съехать, бедняжка не переносит запах краски.

А в полдень в дом вошли вежливые, хорошо одетые господа, прямо-таки близнецы-братья вчерашних фэбээровцев. Если бы ни огромные набитые кулаки и лица, печатью высокого интеллекта абсолютно не изуродованные.

– Господин Бонкриштиану? – поинтересовался самый мелкий из верзил, сунув менту для убедительности кулаком в брюхо. – Полиция Нью-Йорка, просим проехать с нами. Вот наши жетоны, – откровенная подделка, но озвучивать это Щербатов не стал. Джудит здесь жить и скандал ей в глазах добрых соседей авторитета не добавит. Потому, скрипнув от боли и злости зубами, тихо прошел в огромный черный кадиллак, на котором больше пристало ездить крутым мафиози, чем действительно полицейским.

Когда машина выезжала из Кранбэри, Щербатов отметил стоявший у обочины синий форд, очевидно, машину наружки, которая не спеша отъехала от парковки. Все, операция началась. Господи, помоги.

Попытка завести разговор с конвоирами закончилась парой ударов по печени и в рыло. Больно. Вырваться из лап этих бегемотиков? Даже не смешно.

Кадиллак ехал по совершенно незнакомым улицам Нью-Йорка, пока не остановился у какого-то обшарпанного четырехэтажного здания. Бегемотики без усилий выдернули пленника из машины и завели, скорее, занесли в дом. Потом долго тащили по коридорам, больше похожим на бесконечные катакомбы, пока не затолкали в глухую комнату без окон, привязали к монументальному стулу. Все, приехали. Сейчас должен ворваться спецназ и схомутать всех вокруг скопом.

Или не сейчас? В каблуках ботинок, тех самых, что так придирчиво выбирала в Москве Алка, фэбээровцы спрятали микрофон и маячок – в этот момент единственная надежда на спасение. Неужели поломка?!

Ну, братцы, что же вы?!

В комнату вошли «Саргасс» и Бек – Григорян и Бекимбаев. Довольные, суки, словно в лотерею холодильник выиграли.

Раньше Щербатов с ними лично не встречался, лишь видел на фотографиях наружки.

– Ну что, мусор, добро пожаловать в свободную Америку! – Григоряну искренне казалось, что он остроумен. – Молчишь? Ну, это ненадолго. У нас тут, поверь, все разговаривают. И тот американский коп, Красовски, веришь, он на этом же стуле сидел. Пел соловьем, пока не надоел, и ты, птичка божия, у меня петь будешь. Будет, Бек?

– Запоет, куда денется, – оскалился бывший сыщик.

– Собственно, вопрос у меня один – кто та сука, что на меня стучит. Что, не знаешь? Он твоему корешу стучал? Извини, не поверю. Вернее, поверю, когда вот он, – Григорян указал на Бека, – из тебя кусок мяса сделает. Вот тогда ты будешь правдив как ребенок, но недолго, пока не сдохнешь. Приступай, Бек.

Дальше… не было никакого дальше. Время остановилось, нет, оно исчезло. Все исчезло, он исчез, мир исчез, осталась лишь боль. Боль! Он не слышал собственного крика, каких-то слов, вопросов, все затмила боль. Еще мелькнула молнией мысль: «Где же Гордон?» И исчезла, растворившись в море, бесконечном океане боли.

Вдруг боль стихла. Не ушла, нет, теперь она уже никогда и никуда не уйдет, но кровавая пелена в глазах чуть прояснилась, Щербатов смог осознать себя, понять, что все еще сидит привязанный к тому же стулу. Обосравшийся, обоссавшийся и облевавшийся, но все-таки живой. К сожалению, потому что боль осталась и еще будет. Еще и еще.

– А ты крепкий, – словно сквозь вату послышался голос Бека. – Мне нравится с тобой работать. Отдохни, да и я отдохну. Устал, понимаешь.

И ушел. Отдыхать? Черта с два! В эту сказку затуманенное сознание опера не поверило ни на мгновение. Тогда что? Ловушка? На кого? Кто, по мнению этих упырей, может сюда войти? А ведь тело пока не изломано, руки-ноги слушаются, переломов, похоже, нет. Зато боль есть, боже, сколько боли!

«Думай! Пока ты жив – думай! Потерять тебя не могли – спрятанный в каблуке жучок все еще на месте. Подставить под пытки – тоже. Амеры – опера, у нас своих не бросают, не было такого и не будет. А вот накладки, да, бывают. Значит, думать! Нет прошлого, плевать на будущее, сейчас только думать!

Еще раз, зачем это все? Григорян ищет «Комарова», это понятно. Сколько у него под подозрением? Было пятеро. Жанну убили – четверо. Бек – палач, своего опера он не должен был пытать. Осталось трое. Что сделает «Комаров», когда узнает, что здесь Щербатов? Точно! Они держат троих где-то рядом и ждут, кто придет. Или сбежит. Кто сбежит или придет, тот и агент. Неплохо придумано, в лучших уркаганских традициях.

Что же, друг, теперь все от тебя зависит. Что мог, я сделал, чему мог – научил. Ошибешься – хана тебе. А мне, похоже, хана в любом случае. Господи, как же страшно!»



Григорян



Морячок очень рассчитывал, что мент расколется. Знал, кто такой Бек, знал, что тот может. А сейчас еще и видел, и слушал. Бека надо было проверить обязательно. Проверил, убедился, но как же орал этот мусор. Тьфу, теперь ночью не выспишься. Как они утомляют, эти крики.

Но каков он сам! Как быстро и четко все организовал! Договорился с макаронниками, те вывезли легавого так, что никто ничего не заметил. Спасибо брату – вовремя слил инфу, теперь все, теперь Ара-Морячок вышел в цвет! Эти трое здесь, в темной и душной приемной, сидят в обшарпанных креслах, вроде как ждут совещания, и слушают сладчайшую музыку – вой опера, еще недавно наводившего страх на деловых людей. Ничего, пусть послушают, им полезно. А гнида еще и испугается. Конечно, испугается, потому что после того, как это мясо расколется, наступит черед стукача. И подыхать он будет долго, очень долго. А остальные будут смотреть на процесс и думать, очень тщательно думать, прежде чем настучать. И никогда не решатся.

Так, повернем вот этот тумблер и послушаем, о чем они там бухтят?