Воспоминания о будущем
Часть 8 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
При более близком знакомстве эта женщина неожиданно начала вызывать у меня симпатию. Я очень быстро убедилась, что личина строгой, суровой компаньонки была лишь маской для окружающих, под которой скрывался гибкий, проницательный ум. Анабелл очень трезво смотрела на окружающий мир, принимая его таким, какой он есть. Я уже поняла, что меня она атаковала, заподозрив во мне шпионку, но едва убедившись, что меня никто никуда не засылал, она стала относиться ко мне как к союзнику – в некотором роде вынужденному, но вполне надёжному. Надёжному не потому, что она так быстро уверилась в моей лояльности, а потому, что мне попросту было некуда деваться. Со мной она была вполне откровенна и не скрывала, что я нужна ей, в первую очередь, просто как средство достижения цели, но относилась ко мне, кажется, вполне дружелюбно. Именно это мне в ней больше всего и нравилось – она всегда была очень честна и высказывала своё мнение открыто, не заботясь о чувствах собеседника. Поскольку нас связывала общая тайна, о которой не должен был знать никто из окружающих, мы чувствовали себя заговорщиками. Ведь, как известно, общие секреты могут сближать ничуть не хуже общих интересов.
* * *
Спустя пару дней после этого необычного открытия мисс Грэм ушла из дома по делам. Насколько я поняла из её уклончивого ответа, она собиралась не только за обычными бытовыми покупками, но и на встречу с кем-то из Путешественников, чтобы доложить, как у неё продвигаются дела. Этой долгожданной передышки я ждала очень долго, и самым моим большим желанием было просто поваляться на кровати, наконец-то расслабившись. Но времени на отдых не было. Едва за Анабелл закрылась дверь, я поспешила в свою комнату и достала дневник сэра Реджинальда. Надо бы уже закончить его чтение, поскольку времени у меня почти не оставалось: и эта странная свадьба угрожающе приближалась, да и выяснить, что же скрывал сэр Реджинальд, тоже было необходимо. И я, собрав всю волю в кулак, снова засела за перевод.
Исписанные страницы подходили к концу, и я уже начала подозревать, что в дневнике на самом деле скрыт какой-то шифр, который придётся разгадывать, но затем удача соизволила мне улыбнуться.
«15 марта, 1884. Сегодня в руки Искателей наконец-то попал предмет, о котором мы столько слышали. Знаменитый «Знак равных»… Не думал, что мне когда-нибудь доведётся не то что подержать собственными руками, но даже увидеть его. И всё равно оставлять эту вещь у «Искателей» опасно. Но, пожалуй, вернуть её магам будет ещё опаснее. Гаррет предложил всем Искателям высказать своё мнение открыто, чтобы решить, что делать со «Знаком»».
«25 апреля, 1884. Большинство Искателей сошлось на том, что хранение «Знака равных» может повлечь за собой опасность для нас всех. После собрания Гаррет попросил меня задержаться и предложил спрятать «Знак» так, чтобы его никто не нашёл. Но я не желаю брать на себя подобную ответственность. Возможно, я трус… Но я не готов рисковать жизнью моей дочери».
«28 апреля, 1884. Вчера вечером на Гаррета напали. Нападающих было трое, и их можно было бы принять за обычных грабителей, но по возвращении домой он обнаружил, что в его кабинете что-то искали. Слуги клянутся, что они здесь ни при чём. Кто бы ни охотился за «Знаком равных», он не должен его получить. Страшно наделять любого мага подобной властью».
«29 апреля, 1884. Я принял решение. Гаррет отдал «Знак равных» мне. Корнуолл лежит достаточно далеко от Лондона, чтобы можно было надёжно спрятать этот артефакт. Разумеется, никто из Искателей не в курсе. Если Господь будет милостив, так всё и останется».
«30 апреля, 1884. Если бы я был на месте магов и знал, что данный Искатель прячет очень важный и опасный артефакт, где бы я стал его искать? Разумеется, в самом отдалённом от Лондона месте. Прятать «Знак равных» в Корнуолле нельзя, потому что именно там его станут искать в первую очередь. Полагаю, что места, лучше Лондона не найти. В моей библиотеке есть тайник, который открывается, если повернуть на сорок пять градусов статуэтку на камине. Надеюсь, этого будет достаточно».
Это была последняя запись в дневнике. Все эти отрывки нагоняли странное, давящее чувство опасности, и я попыталась стряхнуть с себя оцепенение. Не помогло. Все свои воспоминания сэр Реджинальд излагал очень подробно и последовательно, а последние шли рублеными, короткими кусками без вступления и завершения, и мне показалось, что отец мисс Барнс был по-настоящему напуган, когда это писал. Почему записи прекратились именно на этом моменте? Могло ли быть так, что кто-то выяснил, что таинственный артефакт забрал себе именно сэр Барнс, решив просто избавиться от Искателя, который узнал что-то такое, чего ему не полагалось знать? Возможно ли, что его убили?
И о каком артефакте может идти речь? Об артефактах я вообще ничего не знала, и тут моя фантазия могла разыграться вовсю.
Но зачем гадать, когда можно узнать наверняка? Я усмехнулась этой мысли и перечитала последнюю запись за 30 апреля. Я и так прекрасно знаю, как теперь поступлю. Тянуть время бессмысленно.
Я поднялась на ноги и решительным шагом направилась в библиотеку. Плотно закрыла за собой дверь и подошла к камину. Его и в самом деле украшали несколько фарфоровых статуэток, на которые я раньше не обращала внимания. Все они оказались приклеены к поверхности, и я аккуратно, чтобы случайно ничего не повредить, принялась ощупывать их по очереди. На третьей мне повезло – после небольшого усилия она вдруг с тихим скрипом повернулась вокруг своей оси. В пустой комнате отчётливо щёлкнул какой-то механизм, и я завертела головой по сторонам в поисках источника звука. На первый взгляд, всё осталось на местах, и никакие инородные предметы не спешили привлекать внимание. Убедившись, что больше никаких изменений не происходит, я отошла от камина и осмотрелась, пытаясь вспомнить, откуда шёл звук. После несколько затянувшихся поисков я оказалась возле одного из книжных шкафов. На первый взгляд он ничем не отличался от остальных, но затем я обратила внимание, что книги на верхней полке не стояли вплотную к стене, и до неё оставалась небольшая щель. Подтащив стул, я принялась вытаскивать книги, ругая собственный невысокий рост. Насколько же жизнь была легче в моём родном теле, в котором я всегда могла сама дотянуться до верхних полок!
Но вскоре я позабыла о недовольстве. За книгами в стене обнаружилась дверца, которая после поворота статуэтки «выскочила» из стены. В закрытом состоянии она наверняка сливалась с ней, и обнаружить её было почти невозможно. Ощутив лёгкую дрожь в руках, я глубоко вздохнула и решительно потянула дверцу на себя.
За ней оказалась маленькая ниша, вроде современных сейфов, в которой стояла небольшая шкатулка. «Деревянная шкатулка с вырезанными символами», – вспомнились мне слова сэра Гаррета Уинслоу, пока я вертела находку в руках. Вырезанными символами оказались руны, украшавшие шкатулку на крышке и по бокам. Я узнала руну Иваз – символ защиты, и Райду – символ пути. На ней не было замка, и я с любопытством открыла её. Некстати пришедшее на ум сравнение с древнегреческой Пандорой я прогнала.
Внутри лежал всего один предмет – тусклые старинные часы на цепочке. Я повертела их в руках. Никакого холода я не чувствовала – соответственно, тёмной магии в них не было.
Помедлив, я всё же открыла крышку и обнаружила, что это были не совсем часы. Больше всего это было похоже на раритетный секундомер – циферблат был как у часов, но стрелка всего одна, и указывала она ровно на двенадцать. Там же, на корпусе, над цифрой «XII» была небольшая кнопка. И какое-то десятое чувство мне отчётливо подсказывало, что её пока лучше не нажимать.
Поколебавшись несколько мгновений, я сунула находку в карман платья. Что бы это ни было, будет лучше, если этот предмет будет храниться у меня. В мире, в котором я совершенно чужая, да ещё в окружении толпы магов, ведущих свои игры, мне нужен хоть какой-то спрятанный в рукаве козырь. Анабелл об этой находке пока лучше не знать. Да, сейчас мы с ней союзники, но я не настолько сошла с ума, чтобы доверить вещь, за которой охотится столько человек, первому встречному. Неизвестно, насколько этот «Знак равных» ценен, и мне теперь надо будет в этом разобраться.
Пустую шкатулку я закрыла и вернула на место. Затем поставила на место книги, убедившись, что они стоят в том же порядке, что и до моего вторжения в библиотеку. Стул вернулся к письменному столу. Последним штрихом стало возвращение фарфоровой фигурки в её изначальное положение. По тихому щелчку со стороны шкафа я поняла, что дверца тайника встала на своё место.
Теперь библиотека выглядела точно так же, как и двадцать минут назад. Никто и не заподозрит, что в ней что-то искали. И нашли.
Я удовлетворённо улыбнулась и вышла, прикрыв за собой дверь.
Глава 8
Находка загадочного артефакта стала единственным интересным событием; в остальном же дни текли всё так же однообразно, и мне вскоре стало казаться, что я попала в своеобразный «День Сурка». Никаких светских мероприятий мне из-за траура по-прежнему не полагалось, навещать меня ни знакомые семьи, ни мой жених не желали. Сэр Перси всё так же редко появлялся дома, и я осталась на растерзание Анабелл, которая продолжала моё обучение. Конечно, я прекрасно сознавала важность этих уроков, и успела усвоить за это время кое-что новое. Но стены старого особняка всё сильнее давили на меня, и я мечтала сделать хоть что-то, чтобы немного встряхнуть это однообразное существование. Я была даже согласна на новое опасное приключение или неожиданную встречу, лишь бы внести какую-то яркость в эти совершенно одинаковые дни.
Поэтому, когда несколько дней спустя на первом этаже хлопнули входные двери и раздался громкий шум, я мгновенно вскочила из-за фортепьяно и устремилась в коридор. Перед этим я успела заметить, как Анабелл иронично вздёрнула одну бровь в ответ на мою прыть, но не обратила на это внимания, а вместо этого добежала до лестницы на первый этаж и остановилась на ней, рассматривая, что происходит внизу.
Кажется, случилось что-то экстраординарное – по крайней мере, сэру Перси было неоткуда взяться дома в неурочное время. На первом царила настоящая суматоха: двое мужчин, в одном из которых я узнала лакея сэра Перси, а второй, судя по виду, был простым работягой, занесли в дом третьего, незнакомого мне хорошо одетого господина, который, похоже, был без сознания. Сара и Мэри носились по комнате как две всполошившиеся наседки и, кажется, не имели ни малейшего представления, что им следует делать. Сэр Перси остановился на пороге и наблюдал, как бесчувственного джентльмена сгрузили на диван; у того обнаружилась ссадина на лбу, откуда продолжала сочиться кровь. У кузена был очень мрачный, обеспокоенный вид. Заметив меня, сэр Перси посмотрел беспомощно.
– Надо послать за доктором Митчеллом, – наконец принял он решение и осмотрелся по сторонам в поисках того, кто смог бы исполнить роль посыльного.
За моей спиной раздались решительные шаги, и вниз спустилась мисс Грэм. С совершенно невозмутимым лицом, словно подобные картины ей доводилось лицезреть ежедневно, она оглядела людей в доме, затем подошла к мужчине на диване и хладнокровно повернула его голову к свету, осматривая рану. Горничные дружно ахнули.
– Вскипятите воду и принесите чистые полотенца, – спокойно приказала Анабелл, закончив осмотр. Девушки бросились исполнять её поручение, и через пару секунд их в гостиной уже не было.
– Может, нужен доктор?.. – робко заикнулся сэр Перси, на которого явно произвела впечатление железобетонность компаньонки, но та покачала головой.
– В этом нет необходимости. У него всего лишь содрана кожа и небольшой ушиб. Скоро очнётся, ничего с ним не будет.
Баронет вздохнул с настолько заметным облегчением, что мисс Грэм спросила:
– Что произошло?
– Он попал под колёса моего экипажа, – нехотя признался кузен и воровато отвёл взгляд. – Мы проезжали Друри-Лейн, а вам известно, какое там оживлённое движение! Кучер даже не успел увидеть этого джентльмена!
Судя по его виноватому лицу, это экипаж кузена мчался слишком быстро, а пострадавший джентльмен как раз не был виноват в этом несчастном случае, но признавать свою вину кузен решительно не желал.
– Ему повезло, что его не затоптали насмерть, – мисс Грэм хмыкнула, но сэр Перси не заметил её насмешки, а вместо этого повернулся к незнакомому мужчине, который помог занести раненого. Сейчас, когда в его услугах больше не нуждались, он скромно стоял у стены и ждал, когда на него кто-нибудь обратит внимание. Он был небрит, в не очень чистой поношенное одежде, и у меня создалось впечатление, что он весь день таскал на себе кули с мукой или что-то такое же тяжёлое. Заметив, что я смотрю на него, он изобразил неловкий поклон.
– Благодарю вас за помощь, – сэр Перси вручил ему несколько монет, и рабочий, низко поклонившись и пробормотав слова благодарности, удалился.
Анабелл, продолжая рассматривать джентльмена на диване, поинтересовалась:
– Не знаете, кто это? Он явно не из бедных.
– Совершенно не представляю, – сэр Перси смешно вытянул голову, пытаясь увидеть время на напольных часах в углу комнаты. После заверения Анабелл, что жизни пострадавшего ничего не угрожало, он явно расслабился и хотел поскорее вернуться к привычной жизни. Так и не разглядев домашние часы, он спохватился и вытряхнул из кармана жилета небольшой брегет. – Мисс Грэм, не будете ли вы так любезны… Я опаздываю на встречу в клубе… Я никак не могу её пропустить…
– Конечно, сэр Перси, – с постным видом отозвалась та, и лично я не могла определить, вызвали ли у неё осуждение слова баронета. – Поезжайте. Я обо всём позабочусь.
– Вы мой ангел-хранитель, мисс Грэм! – радостно вскричал сэр Перси, подавая какие-то знаки своему лакею и зигзагом отступая к дверям.
Через несколько секунд с тихим щелчком закрылась входная дверь – новый баронет Барнс отправился развлекаться, радуясь, что ситуация разрешилась для него так благополучно. Я только покачала головой. Это в моём родном мире на него бы сразу подали в суд за причинение вреда здоровью, и чёрта с два он бы так легко отделался, а тут – убежал, и до свидания… Хотя кто знает, кем является раненый джентльмен. Одет он вполне прилично, значит, из высокого сословия. Может, он сейчас очнётся и потребует компенсации…
Оглядевшись по сторонам, Анабелл убедилась, что в гостиной осталась одна я, а горничные ещё не вернулись, и провела рукой над лицом джентльмена. Видимо, она использовала какие-то чары, потому что человек вдруг пошевелился и слабо застонал. За моей спиной раздались торопливые шаги, и в комнату вошла Сара с миской, над которой поднимался пар. За Сарой следовала Мэри, передавшая Анабелл полотенце. Моя компаньонка приняла его, аккуратно свернула, намочила и принялась стирать кровь с лица постепенно приходившего в себя господина.
– Бетси, идите заниматься дальше, – не поворачивая головы в мою сторону, коротко распорядилась Анабелл тоном вредной мисс Грэм. – Вы уже достаточно времени потратили впустую.
– Но… – обиженно заикнулась было я, убеждённая, что последние слова были крайне несправедливы. За прошедшие дни я стала гораздо лучше ориентироваться в нотах и пела гораздо увереннее, да и танцевальные фигуры понемногу начали запоминаться. Но затем я заметила суровый взгляд компаньонки и решила, что выяснять отношения при посторонних будет неразумно. Поэтому я только вздохнула. – Хорошо, мисс Грэм.
Та удовлетворённо кивнула, уже не глядя в мою сторону, и я уныло побрела обратно в музыкальную комнату. Там я села за фортепьяно и принялась перебирать ноты, а затем затянула сентиментальную песенку про девушку, чей возлюбленный утонул. Песня была грустная, медленная, вполне соответствовавшая моему мрачному настроению. Когда она закончилась, я подпёрла голову рукой и посмотрела в окно. До смерти хотелось выйти погулять, подышать свежим воздухом, потому что сидение в четырёх стенах казалось всё более невыносимым. Эх, и почему я не обладаю магической силой, как прочие Путешественники? Почему Путешественники во времени не могут управлять магией? Я бы не отказалась сейчас от таких способностей – по крайней мере, мне было бы проще отстаивать свои права и желания…
Хотя у кого их отстаивать? Не у Анабелл же! У неё свои интересы, и она как раз делает всё, чтобы я поскорее адаптировалась к этому миру. А с кем мне тут воевать? С сэром Перси? Со всем викторианским обществом? С женихом и прочими магами? Это же бессмысленно. Едва ли я смогу доказать кому-то свою правоту…
От этих мыслей настроение испортилось окончательно, и я отложила ноты в сторону. Все песни, которые мы исполняли вместе с Анабелл, мне уже приелись, и я отчаянно скучала по той музыке, которую слушала в двадцать первом веке – по разным направлениям тяжёлого рока, на фоне которых викторианская музыка казалась красивой, но после долгого исполнения становилась невероятно тягомотной. И сейчас, подумав, что у меня больше нет никаких сил исполнять то, что было популярно в девятнадцатом веке, я запела песню, которая являлась заглавной темой из одной компьютерной игры, также оставшейся в моём родном две тысячи пятнадцатом году. В песне не было никаких современных понятий и терминов (потому что игра была стилизована под Средневековье), и она была об общих вещах – о тёмных временах и трудностях пути, и о надежде, которая бывает так необходима, чтобы продолжать идти вперёд. Песня всегда мне очень нравилась и цепляла за живое, но спеть её самостоятельно мне никогда не удавалось, поскольку в припеве и каждом куплете полагалось высоко тянуть ноты. Голос мисс Барнс же с лёгкостью справился с этим препятствием, и к середине песни я позабыла о плохом настроении и подавленности. Словно в комнате пел кто-то другой, а я слушала знакомые слова, произносимые чужим – и в то же время моим – голосом. Отсутствие музыки меня сейчас нисколько не смущало – она просто не была мне нужна. Было в этой песне что-то такое, что действительно заставляло думать о надежде, о том, что за самой тёмной ночью обязательно придёт рассвет… Последняя строка заканчивалась высокой нотой, после которой песня словно оборвалась, и я замолчала, слегка оглушённая возникшей тишиной. Как же это было прекрасно! Если бы у меня была возможность вновь встретиться с настоящей Элизабет Барнс, я бы обязательно от всего сердца поблагодарила её за эти чудесные впечатления…
Раздавшиеся в дверях редкие хлопки вынудили меня подпрыгнуть на месте и стремительно развернуться, так что я чуть не слетела со стула на пол. Я ожидала увидеть на пороге Анабелл, но вместо неё, к моему удивлению, там стоял тот самый джентльмен, которого чуть не переехал сэр Перси. Он был всё ещё бледен, но уже вполне пришёл в себя. Ссадина на лбу была аккуратно промыта, а костюм местами испачкан после падения на грязную мостовую, но всё равно джентльмен явно принадлежал к состоятельным кругам. Хотя на аристократа он, пожалуй, похож не был… Джентльмен был уже немолод, лыс, но с бакенбардами, которые переходили в густые усы и бороду. На носу у него сейчас было пенсне, которого я не заметила сразу, и которое уцелело после происшествия на улице. На меня джентльмен смотрел с таким восторгом, что мне невольно захотелось подняться и раскланяться, как в театре.
– Прошу прощения, что прервал ваше уединение, мисс, будучи непредставленным, – очень искренне извинился гость.
– Ничего страшного, – отозвалась я, и только после этих слов подумала, что благовоспитанной девице девятнадцатого века следовало бы высказать своё «фи» на такое бесцеремонное вторжение, но я пока продолжала мыслить категориями своего времени. – Как вы себя чувствуете, сэр?
– Гораздо лучше, мисс, гораздо лучше. Благодарю вас. Уверяю вас, этот инцидент не стоит вашего беспокойства. Однако, мисс, не могу не заметить – ваш голос… завораживает. Он поистине прекрасен! Я уже много лет не слышал столь чудесного исполнения!
В его последних словах зазвучал настоящий восторг, и я смутилась, про себя подумав, что напрочь забыла закрыть дверь музыкальной комнаты, так что моё пение наверняка донеслось и до первого этажа.
– Вы очень добры, сэр.
– Мистер Хогарт! – на лестнице послышались быстрые решительные шаги, и на пороге возникла Анабелл. Увидев нас вдвоём, она неодобрительно поджала губы, и я вспомнила об очередном правиле викторианцев – не оставлять незамужнюю девушку наедине с мужчиной.
Джентльмен же лишь виновато развёл руками:
– Приношу свои извинения, мисс Грэм. Пение молодой мисс просто обворожительно. Ах, как жаль, что она аристократка! И к тому же не замужем!
– Мистер Хогарт! – возмутилась Анабелл. Даже мне последнее замечание пострадавшего показалось странным, но Анабелл словно по-прежнему играла роль чопорной гувернантки, хотя прекрасно поняла, к чему относилось это замечание.
– Что вы имеете в виду, сэр? – прямо спросила я, смягчив вопрос вежливой улыбкой. Но ответила мне неожиданно Анабелл:
– Мисс Барнс, позвольте представить вам мистера Хогарта – директора театра на Друри-Лейн. Он же главный режиссёр. Мистер Хогарт, это мисс Барнс, дочь сэра Реджинальда Барнса.
Судя по лицу гостя, моё имя ему ни о чём не говорило. Я же сама с интересом его разглядывала. Директор театра? Это что-то новенькое после моих здешних знакомых благородного происхождения…
– К сожалению, наш театр переживает сейчас не самые удачные времена, – печально вздохнув, сообщил мистер Хогарт и сложил пухлые ладони на животе. – Но мы стараемся, как можем. Ах, мисс Барнс, ваш голос не должен пропадать в музыкальных комнатах! Другие тоже должны знать об этом сокровище! Ах, если бы только вы могли…
– Мистер Хогарт, вы переступаете черту… – опять строго начала Анабелл, но я не дала ей договорить, поскольку всё никак не могла взять в толк, что он имел виду.
– Прошу прощения, сэр, но о чём вы говорите?
– О вашем таланте, разумеется! – пылко вскричал он. Директор так разволновался, что вытащил носовой платок в синюю клетку и вытер лоб и щёки. – С таким голосом вы должны выступать на сцене! Ах, мисс Барнс, если бы вы были актрисой, наш театр снова стал бы знаменитым и востребованным!
Я невольно улыбнулась, приняв его слова за милую шутку.
– Благодарю за лестные слова, сэр, но у меня нет актёрского таланта. Я не умею играть.
– Вам и не было бы необходимости играть в спектакле! – лицо директора театра стало мечтательным – он явно ушёл в свои мысли и нас уже не замечал. – Только представьте: конец первого действия. Антракт. Зрители скучают, дожидаясь продолжения. И тут появляетесь вы. Публика поначалу теряется, не понимая, что происходит и чего ждать. И тут вы начинаете петь. Исполняете что-нибудь весёлое и быстрое или же грустное и торжественное – в зависимости от пьесы. Все заворожены, восхищены вашим исполнением. Зрители будут в восторге.
Я представила себе рисуемую мистером Хогартом картинку. Внезапно она показалась мне вполне интересной, захватывающей и – что самое невероятное – не такой уж фантастической. Но в следующий миг раздалось язвительное покашливание, и я обнаружила, что Анабелл смотрит на меня с выражением, исполненным глубокого скепсиса.
* * *
Спустя пару дней после этого необычного открытия мисс Грэм ушла из дома по делам. Насколько я поняла из её уклончивого ответа, она собиралась не только за обычными бытовыми покупками, но и на встречу с кем-то из Путешественников, чтобы доложить, как у неё продвигаются дела. Этой долгожданной передышки я ждала очень долго, и самым моим большим желанием было просто поваляться на кровати, наконец-то расслабившись. Но времени на отдых не было. Едва за Анабелл закрылась дверь, я поспешила в свою комнату и достала дневник сэра Реджинальда. Надо бы уже закончить его чтение, поскольку времени у меня почти не оставалось: и эта странная свадьба угрожающе приближалась, да и выяснить, что же скрывал сэр Реджинальд, тоже было необходимо. И я, собрав всю волю в кулак, снова засела за перевод.
Исписанные страницы подходили к концу, и я уже начала подозревать, что в дневнике на самом деле скрыт какой-то шифр, который придётся разгадывать, но затем удача соизволила мне улыбнуться.
«15 марта, 1884. Сегодня в руки Искателей наконец-то попал предмет, о котором мы столько слышали. Знаменитый «Знак равных»… Не думал, что мне когда-нибудь доведётся не то что подержать собственными руками, но даже увидеть его. И всё равно оставлять эту вещь у «Искателей» опасно. Но, пожалуй, вернуть её магам будет ещё опаснее. Гаррет предложил всем Искателям высказать своё мнение открыто, чтобы решить, что делать со «Знаком»».
«25 апреля, 1884. Большинство Искателей сошлось на том, что хранение «Знака равных» может повлечь за собой опасность для нас всех. После собрания Гаррет попросил меня задержаться и предложил спрятать «Знак» так, чтобы его никто не нашёл. Но я не желаю брать на себя подобную ответственность. Возможно, я трус… Но я не готов рисковать жизнью моей дочери».
«28 апреля, 1884. Вчера вечером на Гаррета напали. Нападающих было трое, и их можно было бы принять за обычных грабителей, но по возвращении домой он обнаружил, что в его кабинете что-то искали. Слуги клянутся, что они здесь ни при чём. Кто бы ни охотился за «Знаком равных», он не должен его получить. Страшно наделять любого мага подобной властью».
«29 апреля, 1884. Я принял решение. Гаррет отдал «Знак равных» мне. Корнуолл лежит достаточно далеко от Лондона, чтобы можно было надёжно спрятать этот артефакт. Разумеется, никто из Искателей не в курсе. Если Господь будет милостив, так всё и останется».
«30 апреля, 1884. Если бы я был на месте магов и знал, что данный Искатель прячет очень важный и опасный артефакт, где бы я стал его искать? Разумеется, в самом отдалённом от Лондона месте. Прятать «Знак равных» в Корнуолле нельзя, потому что именно там его станут искать в первую очередь. Полагаю, что места, лучше Лондона не найти. В моей библиотеке есть тайник, который открывается, если повернуть на сорок пять градусов статуэтку на камине. Надеюсь, этого будет достаточно».
Это была последняя запись в дневнике. Все эти отрывки нагоняли странное, давящее чувство опасности, и я попыталась стряхнуть с себя оцепенение. Не помогло. Все свои воспоминания сэр Реджинальд излагал очень подробно и последовательно, а последние шли рублеными, короткими кусками без вступления и завершения, и мне показалось, что отец мисс Барнс был по-настоящему напуган, когда это писал. Почему записи прекратились именно на этом моменте? Могло ли быть так, что кто-то выяснил, что таинственный артефакт забрал себе именно сэр Барнс, решив просто избавиться от Искателя, который узнал что-то такое, чего ему не полагалось знать? Возможно ли, что его убили?
И о каком артефакте может идти речь? Об артефактах я вообще ничего не знала, и тут моя фантазия могла разыграться вовсю.
Но зачем гадать, когда можно узнать наверняка? Я усмехнулась этой мысли и перечитала последнюю запись за 30 апреля. Я и так прекрасно знаю, как теперь поступлю. Тянуть время бессмысленно.
Я поднялась на ноги и решительным шагом направилась в библиотеку. Плотно закрыла за собой дверь и подошла к камину. Его и в самом деле украшали несколько фарфоровых статуэток, на которые я раньше не обращала внимания. Все они оказались приклеены к поверхности, и я аккуратно, чтобы случайно ничего не повредить, принялась ощупывать их по очереди. На третьей мне повезло – после небольшого усилия она вдруг с тихим скрипом повернулась вокруг своей оси. В пустой комнате отчётливо щёлкнул какой-то механизм, и я завертела головой по сторонам в поисках источника звука. На первый взгляд, всё осталось на местах, и никакие инородные предметы не спешили привлекать внимание. Убедившись, что больше никаких изменений не происходит, я отошла от камина и осмотрелась, пытаясь вспомнить, откуда шёл звук. После несколько затянувшихся поисков я оказалась возле одного из книжных шкафов. На первый взгляд он ничем не отличался от остальных, но затем я обратила внимание, что книги на верхней полке не стояли вплотную к стене, и до неё оставалась небольшая щель. Подтащив стул, я принялась вытаскивать книги, ругая собственный невысокий рост. Насколько же жизнь была легче в моём родном теле, в котором я всегда могла сама дотянуться до верхних полок!
Но вскоре я позабыла о недовольстве. За книгами в стене обнаружилась дверца, которая после поворота статуэтки «выскочила» из стены. В закрытом состоянии она наверняка сливалась с ней, и обнаружить её было почти невозможно. Ощутив лёгкую дрожь в руках, я глубоко вздохнула и решительно потянула дверцу на себя.
За ней оказалась маленькая ниша, вроде современных сейфов, в которой стояла небольшая шкатулка. «Деревянная шкатулка с вырезанными символами», – вспомнились мне слова сэра Гаррета Уинслоу, пока я вертела находку в руках. Вырезанными символами оказались руны, украшавшие шкатулку на крышке и по бокам. Я узнала руну Иваз – символ защиты, и Райду – символ пути. На ней не было замка, и я с любопытством открыла её. Некстати пришедшее на ум сравнение с древнегреческой Пандорой я прогнала.
Внутри лежал всего один предмет – тусклые старинные часы на цепочке. Я повертела их в руках. Никакого холода я не чувствовала – соответственно, тёмной магии в них не было.
Помедлив, я всё же открыла крышку и обнаружила, что это были не совсем часы. Больше всего это было похоже на раритетный секундомер – циферблат был как у часов, но стрелка всего одна, и указывала она ровно на двенадцать. Там же, на корпусе, над цифрой «XII» была небольшая кнопка. И какое-то десятое чувство мне отчётливо подсказывало, что её пока лучше не нажимать.
Поколебавшись несколько мгновений, я сунула находку в карман платья. Что бы это ни было, будет лучше, если этот предмет будет храниться у меня. В мире, в котором я совершенно чужая, да ещё в окружении толпы магов, ведущих свои игры, мне нужен хоть какой-то спрятанный в рукаве козырь. Анабелл об этой находке пока лучше не знать. Да, сейчас мы с ней союзники, но я не настолько сошла с ума, чтобы доверить вещь, за которой охотится столько человек, первому встречному. Неизвестно, насколько этот «Знак равных» ценен, и мне теперь надо будет в этом разобраться.
Пустую шкатулку я закрыла и вернула на место. Затем поставила на место книги, убедившись, что они стоят в том же порядке, что и до моего вторжения в библиотеку. Стул вернулся к письменному столу. Последним штрихом стало возвращение фарфоровой фигурки в её изначальное положение. По тихому щелчку со стороны шкафа я поняла, что дверца тайника встала на своё место.
Теперь библиотека выглядела точно так же, как и двадцать минут назад. Никто и не заподозрит, что в ней что-то искали. И нашли.
Я удовлетворённо улыбнулась и вышла, прикрыв за собой дверь.
Глава 8
Находка загадочного артефакта стала единственным интересным событием; в остальном же дни текли всё так же однообразно, и мне вскоре стало казаться, что я попала в своеобразный «День Сурка». Никаких светских мероприятий мне из-за траура по-прежнему не полагалось, навещать меня ни знакомые семьи, ни мой жених не желали. Сэр Перси всё так же редко появлялся дома, и я осталась на растерзание Анабелл, которая продолжала моё обучение. Конечно, я прекрасно сознавала важность этих уроков, и успела усвоить за это время кое-что новое. Но стены старого особняка всё сильнее давили на меня, и я мечтала сделать хоть что-то, чтобы немного встряхнуть это однообразное существование. Я была даже согласна на новое опасное приключение или неожиданную встречу, лишь бы внести какую-то яркость в эти совершенно одинаковые дни.
Поэтому, когда несколько дней спустя на первом этаже хлопнули входные двери и раздался громкий шум, я мгновенно вскочила из-за фортепьяно и устремилась в коридор. Перед этим я успела заметить, как Анабелл иронично вздёрнула одну бровь в ответ на мою прыть, но не обратила на это внимания, а вместо этого добежала до лестницы на первый этаж и остановилась на ней, рассматривая, что происходит внизу.
Кажется, случилось что-то экстраординарное – по крайней мере, сэру Перси было неоткуда взяться дома в неурочное время. На первом царила настоящая суматоха: двое мужчин, в одном из которых я узнала лакея сэра Перси, а второй, судя по виду, был простым работягой, занесли в дом третьего, незнакомого мне хорошо одетого господина, который, похоже, был без сознания. Сара и Мэри носились по комнате как две всполошившиеся наседки и, кажется, не имели ни малейшего представления, что им следует делать. Сэр Перси остановился на пороге и наблюдал, как бесчувственного джентльмена сгрузили на диван; у того обнаружилась ссадина на лбу, откуда продолжала сочиться кровь. У кузена был очень мрачный, обеспокоенный вид. Заметив меня, сэр Перси посмотрел беспомощно.
– Надо послать за доктором Митчеллом, – наконец принял он решение и осмотрелся по сторонам в поисках того, кто смог бы исполнить роль посыльного.
За моей спиной раздались решительные шаги, и вниз спустилась мисс Грэм. С совершенно невозмутимым лицом, словно подобные картины ей доводилось лицезреть ежедневно, она оглядела людей в доме, затем подошла к мужчине на диване и хладнокровно повернула его голову к свету, осматривая рану. Горничные дружно ахнули.
– Вскипятите воду и принесите чистые полотенца, – спокойно приказала Анабелл, закончив осмотр. Девушки бросились исполнять её поручение, и через пару секунд их в гостиной уже не было.
– Может, нужен доктор?.. – робко заикнулся сэр Перси, на которого явно произвела впечатление железобетонность компаньонки, но та покачала головой.
– В этом нет необходимости. У него всего лишь содрана кожа и небольшой ушиб. Скоро очнётся, ничего с ним не будет.
Баронет вздохнул с настолько заметным облегчением, что мисс Грэм спросила:
– Что произошло?
– Он попал под колёса моего экипажа, – нехотя признался кузен и воровато отвёл взгляд. – Мы проезжали Друри-Лейн, а вам известно, какое там оживлённое движение! Кучер даже не успел увидеть этого джентльмена!
Судя по его виноватому лицу, это экипаж кузена мчался слишком быстро, а пострадавший джентльмен как раз не был виноват в этом несчастном случае, но признавать свою вину кузен решительно не желал.
– Ему повезло, что его не затоптали насмерть, – мисс Грэм хмыкнула, но сэр Перси не заметил её насмешки, а вместо этого повернулся к незнакомому мужчине, который помог занести раненого. Сейчас, когда в его услугах больше не нуждались, он скромно стоял у стены и ждал, когда на него кто-нибудь обратит внимание. Он был небрит, в не очень чистой поношенное одежде, и у меня создалось впечатление, что он весь день таскал на себе кули с мукой или что-то такое же тяжёлое. Заметив, что я смотрю на него, он изобразил неловкий поклон.
– Благодарю вас за помощь, – сэр Перси вручил ему несколько монет, и рабочий, низко поклонившись и пробормотав слова благодарности, удалился.
Анабелл, продолжая рассматривать джентльмена на диване, поинтересовалась:
– Не знаете, кто это? Он явно не из бедных.
– Совершенно не представляю, – сэр Перси смешно вытянул голову, пытаясь увидеть время на напольных часах в углу комнаты. После заверения Анабелл, что жизни пострадавшего ничего не угрожало, он явно расслабился и хотел поскорее вернуться к привычной жизни. Так и не разглядев домашние часы, он спохватился и вытряхнул из кармана жилета небольшой брегет. – Мисс Грэм, не будете ли вы так любезны… Я опаздываю на встречу в клубе… Я никак не могу её пропустить…
– Конечно, сэр Перси, – с постным видом отозвалась та, и лично я не могла определить, вызвали ли у неё осуждение слова баронета. – Поезжайте. Я обо всём позабочусь.
– Вы мой ангел-хранитель, мисс Грэм! – радостно вскричал сэр Перси, подавая какие-то знаки своему лакею и зигзагом отступая к дверям.
Через несколько секунд с тихим щелчком закрылась входная дверь – новый баронет Барнс отправился развлекаться, радуясь, что ситуация разрешилась для него так благополучно. Я только покачала головой. Это в моём родном мире на него бы сразу подали в суд за причинение вреда здоровью, и чёрта с два он бы так легко отделался, а тут – убежал, и до свидания… Хотя кто знает, кем является раненый джентльмен. Одет он вполне прилично, значит, из высокого сословия. Может, он сейчас очнётся и потребует компенсации…
Оглядевшись по сторонам, Анабелл убедилась, что в гостиной осталась одна я, а горничные ещё не вернулись, и провела рукой над лицом джентльмена. Видимо, она использовала какие-то чары, потому что человек вдруг пошевелился и слабо застонал. За моей спиной раздались торопливые шаги, и в комнату вошла Сара с миской, над которой поднимался пар. За Сарой следовала Мэри, передавшая Анабелл полотенце. Моя компаньонка приняла его, аккуратно свернула, намочила и принялась стирать кровь с лица постепенно приходившего в себя господина.
– Бетси, идите заниматься дальше, – не поворачивая головы в мою сторону, коротко распорядилась Анабелл тоном вредной мисс Грэм. – Вы уже достаточно времени потратили впустую.
– Но… – обиженно заикнулась было я, убеждённая, что последние слова были крайне несправедливы. За прошедшие дни я стала гораздо лучше ориентироваться в нотах и пела гораздо увереннее, да и танцевальные фигуры понемногу начали запоминаться. Но затем я заметила суровый взгляд компаньонки и решила, что выяснять отношения при посторонних будет неразумно. Поэтому я только вздохнула. – Хорошо, мисс Грэм.
Та удовлетворённо кивнула, уже не глядя в мою сторону, и я уныло побрела обратно в музыкальную комнату. Там я села за фортепьяно и принялась перебирать ноты, а затем затянула сентиментальную песенку про девушку, чей возлюбленный утонул. Песня была грустная, медленная, вполне соответствовавшая моему мрачному настроению. Когда она закончилась, я подпёрла голову рукой и посмотрела в окно. До смерти хотелось выйти погулять, подышать свежим воздухом, потому что сидение в четырёх стенах казалось всё более невыносимым. Эх, и почему я не обладаю магической силой, как прочие Путешественники? Почему Путешественники во времени не могут управлять магией? Я бы не отказалась сейчас от таких способностей – по крайней мере, мне было бы проще отстаивать свои права и желания…
Хотя у кого их отстаивать? Не у Анабелл же! У неё свои интересы, и она как раз делает всё, чтобы я поскорее адаптировалась к этому миру. А с кем мне тут воевать? С сэром Перси? Со всем викторианским обществом? С женихом и прочими магами? Это же бессмысленно. Едва ли я смогу доказать кому-то свою правоту…
От этих мыслей настроение испортилось окончательно, и я отложила ноты в сторону. Все песни, которые мы исполняли вместе с Анабелл, мне уже приелись, и я отчаянно скучала по той музыке, которую слушала в двадцать первом веке – по разным направлениям тяжёлого рока, на фоне которых викторианская музыка казалась красивой, но после долгого исполнения становилась невероятно тягомотной. И сейчас, подумав, что у меня больше нет никаких сил исполнять то, что было популярно в девятнадцатом веке, я запела песню, которая являлась заглавной темой из одной компьютерной игры, также оставшейся в моём родном две тысячи пятнадцатом году. В песне не было никаких современных понятий и терминов (потому что игра была стилизована под Средневековье), и она была об общих вещах – о тёмных временах и трудностях пути, и о надежде, которая бывает так необходима, чтобы продолжать идти вперёд. Песня всегда мне очень нравилась и цепляла за живое, но спеть её самостоятельно мне никогда не удавалось, поскольку в припеве и каждом куплете полагалось высоко тянуть ноты. Голос мисс Барнс же с лёгкостью справился с этим препятствием, и к середине песни я позабыла о плохом настроении и подавленности. Словно в комнате пел кто-то другой, а я слушала знакомые слова, произносимые чужим – и в то же время моим – голосом. Отсутствие музыки меня сейчас нисколько не смущало – она просто не была мне нужна. Было в этой песне что-то такое, что действительно заставляло думать о надежде, о том, что за самой тёмной ночью обязательно придёт рассвет… Последняя строка заканчивалась высокой нотой, после которой песня словно оборвалась, и я замолчала, слегка оглушённая возникшей тишиной. Как же это было прекрасно! Если бы у меня была возможность вновь встретиться с настоящей Элизабет Барнс, я бы обязательно от всего сердца поблагодарила её за эти чудесные впечатления…
Раздавшиеся в дверях редкие хлопки вынудили меня подпрыгнуть на месте и стремительно развернуться, так что я чуть не слетела со стула на пол. Я ожидала увидеть на пороге Анабелл, но вместо неё, к моему удивлению, там стоял тот самый джентльмен, которого чуть не переехал сэр Перси. Он был всё ещё бледен, но уже вполне пришёл в себя. Ссадина на лбу была аккуратно промыта, а костюм местами испачкан после падения на грязную мостовую, но всё равно джентльмен явно принадлежал к состоятельным кругам. Хотя на аристократа он, пожалуй, похож не был… Джентльмен был уже немолод, лыс, но с бакенбардами, которые переходили в густые усы и бороду. На носу у него сейчас было пенсне, которого я не заметила сразу, и которое уцелело после происшествия на улице. На меня джентльмен смотрел с таким восторгом, что мне невольно захотелось подняться и раскланяться, как в театре.
– Прошу прощения, что прервал ваше уединение, мисс, будучи непредставленным, – очень искренне извинился гость.
– Ничего страшного, – отозвалась я, и только после этих слов подумала, что благовоспитанной девице девятнадцатого века следовало бы высказать своё «фи» на такое бесцеремонное вторжение, но я пока продолжала мыслить категориями своего времени. – Как вы себя чувствуете, сэр?
– Гораздо лучше, мисс, гораздо лучше. Благодарю вас. Уверяю вас, этот инцидент не стоит вашего беспокойства. Однако, мисс, не могу не заметить – ваш голос… завораживает. Он поистине прекрасен! Я уже много лет не слышал столь чудесного исполнения!
В его последних словах зазвучал настоящий восторг, и я смутилась, про себя подумав, что напрочь забыла закрыть дверь музыкальной комнаты, так что моё пение наверняка донеслось и до первого этажа.
– Вы очень добры, сэр.
– Мистер Хогарт! – на лестнице послышались быстрые решительные шаги, и на пороге возникла Анабелл. Увидев нас вдвоём, она неодобрительно поджала губы, и я вспомнила об очередном правиле викторианцев – не оставлять незамужнюю девушку наедине с мужчиной.
Джентльмен же лишь виновато развёл руками:
– Приношу свои извинения, мисс Грэм. Пение молодой мисс просто обворожительно. Ах, как жаль, что она аристократка! И к тому же не замужем!
– Мистер Хогарт! – возмутилась Анабелл. Даже мне последнее замечание пострадавшего показалось странным, но Анабелл словно по-прежнему играла роль чопорной гувернантки, хотя прекрасно поняла, к чему относилось это замечание.
– Что вы имеете в виду, сэр? – прямо спросила я, смягчив вопрос вежливой улыбкой. Но ответила мне неожиданно Анабелл:
– Мисс Барнс, позвольте представить вам мистера Хогарта – директора театра на Друри-Лейн. Он же главный режиссёр. Мистер Хогарт, это мисс Барнс, дочь сэра Реджинальда Барнса.
Судя по лицу гостя, моё имя ему ни о чём не говорило. Я же сама с интересом его разглядывала. Директор театра? Это что-то новенькое после моих здешних знакомых благородного происхождения…
– К сожалению, наш театр переживает сейчас не самые удачные времена, – печально вздохнув, сообщил мистер Хогарт и сложил пухлые ладони на животе. – Но мы стараемся, как можем. Ах, мисс Барнс, ваш голос не должен пропадать в музыкальных комнатах! Другие тоже должны знать об этом сокровище! Ах, если бы только вы могли…
– Мистер Хогарт, вы переступаете черту… – опять строго начала Анабелл, но я не дала ей договорить, поскольку всё никак не могла взять в толк, что он имел виду.
– Прошу прощения, сэр, но о чём вы говорите?
– О вашем таланте, разумеется! – пылко вскричал он. Директор так разволновался, что вытащил носовой платок в синюю клетку и вытер лоб и щёки. – С таким голосом вы должны выступать на сцене! Ах, мисс Барнс, если бы вы были актрисой, наш театр снова стал бы знаменитым и востребованным!
Я невольно улыбнулась, приняв его слова за милую шутку.
– Благодарю за лестные слова, сэр, но у меня нет актёрского таланта. Я не умею играть.
– Вам и не было бы необходимости играть в спектакле! – лицо директора театра стало мечтательным – он явно ушёл в свои мысли и нас уже не замечал. – Только представьте: конец первого действия. Антракт. Зрители скучают, дожидаясь продолжения. И тут появляетесь вы. Публика поначалу теряется, не понимая, что происходит и чего ждать. И тут вы начинаете петь. Исполняете что-нибудь весёлое и быстрое или же грустное и торжественное – в зависимости от пьесы. Все заворожены, восхищены вашим исполнением. Зрители будут в восторге.
Я представила себе рисуемую мистером Хогартом картинку. Внезапно она показалась мне вполне интересной, захватывающей и – что самое невероятное – не такой уж фантастической. Но в следующий миг раздалось язвительное покашливание, и я обнаружила, что Анабелл смотрит на меня с выражением, исполненным глубокого скепсиса.