Воскрешение секты
Часть 44 из 57 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
О том, чтобы отправить меня домой на каникулы, и речи не шло. Каждый раз дядя находил причину отложить мой приезд. И каждый раз я испытывала большое облегчение.
В 1939 году, когда началась война, я получила звание бакалавра. В тот день, гордая, но отягощенная мыслями о неизвестности будущего, я приняла решение. Все говорили о войне, и в интернате тоже. Я решила постараться забыть то, что происходило на чердаке. В мире шла война, люди умирали, и стало ясно: жизнь уже никогда не станет такой, как прежде.
* * *
В тот день, когда я вернулась домой, над проливом плотным покрывалом лежал туман. Паром кренился на волнах; я знала, что мы уже близко, но остров все еще скрывался в тумане. Когда же он величественно выступил вперед — очертания сосен, судов в гавани, шпилей усадьбы, — я подумала, что это начало новой жизни.
Однако в Виндсэтре воздух дрожал от дурных предзнаменований. У дяди Маркуса имелся на мой счет новый план, и дело не терпело промедления. В первый же день он вызвал меня в свой кабинет.
— Мы должны подумать о том, чтобы найти тебе подходящего мужа, — заявил он, оглядывая меня с головы до ног.
Я знала, что изменилась. В интернате не было других занятий, кроме как учиться и есть, так что я сильно располнела.
Дядя взял меня за подбородок и поднял мою голову так, чтобы я посмотрела ему в глаза.
— Выглядишь прекрасно. Только немного поменьше еды.
Я удивилась, как он может думать о таком, когда в мире бушует война.
— И, кроме того, ты не девственница, — продолжал он, приподняв брови. — Но деликатный муж будет смотреть на этот факт сквозь пальцы.
Я попятилась.
— Сигрид, почему ты так серьезно все воспринимаешь? У меня есть предложение. Ты подумаешь о своей внешности, я же позабочусь обо всем остальном.
В этот момент я поняла, что все мои планы на жизнь разрушены. Я мечтала найти работу. Хотела попутешествовать и увидеть мир. В эту секунду все рухнуло.
— Пока все. Иди, отдыхай. Ты проделала долгий путь.
Я почувствовала, как краснота заливает мои лицо и шею.
— Дядя, я предпочла бы сама выбрать себе будущего супруга, если вы не возражаете.
Он рассмеялся.
— Ха-ха, и как же это будет происходить? Сигрид, у тебя нет никаких знакомств. Я представлю тебя нескольким подходящим кандидатам.
Я не знала что ответить, так что молчала. Как обычно.
Моя комната была тщательно убрана и проветрена, в ней пахло мылом. Я села на кровать, оглянулась, пытаясь понять, побывала ли тут мать. Но комната казалась совершенно пустой.
* * *
В вопросе о замужестве мне удалось получить отсрочку на несколько лет.
Дядю Маркуса вызвали в столицу по делам, связанным с войной, — эти дела пополнили наше состояние кругленькими суммами. Он оставался там очень долго, и жизнь снова стала казаться мне сносной.
Но вот однажды дядя вернулся домой, чтобы отпраздновать Рождество. В тот день выпало много снега, и нам пришлось встречать его на пристани на запряженных лошадьми санях. Когда он сошел с парома, я заметила рядом с ним мужчину — высокого, долговязого, с поднятым воротником. Из-под шляпы торчала рыжая челка, нос покраснел от мороза. Он растерянно улыбнулся мне и протянул руку в перчатке. На его бледные ресницы упали снежинки.
— Это Густаф Шернквист, мой бухгалтер, — сказал дядя. — Он поживет у нас немного.
С самого начала было решено, что Густаф женится на мне. Он следовал за мной по усадьбе словно тень и настойчиво ухаживал. В нем мне почудилась какая-то слабость и бесхарактерность. Тогда я не поняла, в чем дело, а потом было уже поздно.
* * *
На Пасху 1944 года дядя вернулся в Виндсэтру насовсем. И тут же вызвал меня к себе в кабинет.
— Густаф просил твоей руки. Я хочу огласить помолвку как можно скорее.
— А если я не хочу за него замуж?
— Тогда есть другие дела, которыми мы можем заняться. На чердаке все осталось в неприкосновенности. Мы с тобой прекрасно проводили время, Сигрид, но теперь я хочу, чтобы ты вышла замуж за Густафа.
У меня аж подбородок упал на грудь.
— Сигрид, ты что, шуток не понимаешь? Пойди и скажи Густафу, что ты согласна.
— Он даже не сватался ко мне…
— Скоро посватается.
Мы поженились на Троицу 1945 года, когда кусты бобовника стояли в цвету. Как раз закончилась война, все так радовались… Эта радость передалась и мне. Но проблемы в моем браке начались практически сразу же.
* * *
Если у дяди Маркуса сексуальные потребности были преувеличенные и садистические, то у Густафа они почти напрочь отсутствовали. Особенно постыдно прошла наша первая брачная ночь. Он неуклюже погладил меня, потом повернулся на другой бок и заснул.
Когда такое продолжалось целую неделю, я набралась смелости и спросила его, в чем дело. Густаф промямлил, что со мной все хорошо, но у него, похоже, врожденное отсутствие интереса к женскому телу.
Потрясенная, я спросила, зачем же он вообще на мне женился. Густаф ответил, что ему это показалось практичным решением, к тому же он хорошо ко мне относится.
Мы сделали еще несколько попыток завершить любовный акт, однако все выходило неуклюже и нелепо. Над нами нависла угроза вырождения. Необходимо было зачать ребенка.
* * *
Вскоре дядя Маркус разнюхал, что происходит. Густаф, вызванный в его кабинет, оставался там очень долго. Я нервно ходила туда-сюда под дверью, прислушиваясь к сердитому голосу дядюшки и робким ответам Густафа. Когда тот вышел, красный как рак, дядюшка попросил меня зайти.
— Густаф поедет на материк и посетит врача в городе, — заявил он мне. — Тебе прекрасно известно, о чем идет речь.
Я мрачно кивнула.
— Не смотри на меня такой букой, Сигрид! Я пытаюсь вам помочь. С твоей стороны, тебе надлежит выяснить, чего хочет твой муж, и дать ему это.
Даже не знаю, что тогда со мной случилось, но во мне что-то оборвалось. Наверное, из-за такой чудовищной несправедливости, когда я стояла перед ним словно непослушный ребенок, которого отчитывают за то, над чем он не властен… Я развернулась, вышла и с грохотом захлопнула за собой дверь.
* * *
На следующий день Густаф отправился на материк. За весь день дядюшка не сказал мне ни слова. Повисло тягостное молчание, ощущение того, что скоро случится нечто плохое. После ужина я узнала, что Густаф опоздал на паром и вернется только завтра.
В ту ночь я заснула поздно, меня преследовали тревожные сны. Среди ночи проснулась от холода — подумала было, что во сне скинула одеяло. Но потом почувствовала, что в комнате кто-то есть. Села в постели. Его руки схватили меня сзади, сжали горло.
— Ты вела себя возмутительно, тебя нужно наказать, — прошипел дядя мне на ухо. Он повернул меня на живот, привязал руки к изголовью и начал бить. Не остервенело, как тогда, когда я пыталась бежать, а методично и взвешенно. Он бил и бил, пока я не потеряла сознание.
Когда я очнулась, он давно ушел из комнаты.
Я с трудом добралась до туалета, и меня несколько раз вывернуло, так что внутри стало совсем пусто. Потом я внезапно почувствовала ее прохладную руку у себя на лбу. Вероятно, мне показалось. Но я не желала знать правду. Мне важно было одно — она вернулась.
Когда на следующий день вернулся Густаф, я рассказала ему обо всем, что сделал со мной дядя Маркус. От самого первого дня до того, что произошло накануне ночью. Однако Густаф повернулся ко мне спиной.
— Что такое? — в ужасе спросила я. — Ты не хочешь мне помочь?
— Я ничего не могу сделать, — ответил он. — Если я пойду против твоего дяди, то больше не получу работы и буду влачить нищенское существование до конца своих дней. Он погубит мою репутацию бухгалтера. Позаботься о том, чтобы больше не раздражать его.
— Но послушай, Густаф, ты же не допустишь, чтобы он так вел себя со мной…
— Ответственность лежит и на тебе самой, Сигрид. Ты провоцируешь его. Давай сосредоточимся на ребенке. Ведь именно это ему нужно.
В 1939 году, когда началась война, я получила звание бакалавра. В тот день, гордая, но отягощенная мыслями о неизвестности будущего, я приняла решение. Все говорили о войне, и в интернате тоже. Я решила постараться забыть то, что происходило на чердаке. В мире шла война, люди умирали, и стало ясно: жизнь уже никогда не станет такой, как прежде.
* * *
В тот день, когда я вернулась домой, над проливом плотным покрывалом лежал туман. Паром кренился на волнах; я знала, что мы уже близко, но остров все еще скрывался в тумане. Когда же он величественно выступил вперед — очертания сосен, судов в гавани, шпилей усадьбы, — я подумала, что это начало новой жизни.
Однако в Виндсэтре воздух дрожал от дурных предзнаменований. У дяди Маркуса имелся на мой счет новый план, и дело не терпело промедления. В первый же день он вызвал меня в свой кабинет.
— Мы должны подумать о том, чтобы найти тебе подходящего мужа, — заявил он, оглядывая меня с головы до ног.
Я знала, что изменилась. В интернате не было других занятий, кроме как учиться и есть, так что я сильно располнела.
Дядя взял меня за подбородок и поднял мою голову так, чтобы я посмотрела ему в глаза.
— Выглядишь прекрасно. Только немного поменьше еды.
Я удивилась, как он может думать о таком, когда в мире бушует война.
— И, кроме того, ты не девственница, — продолжал он, приподняв брови. — Но деликатный муж будет смотреть на этот факт сквозь пальцы.
Я попятилась.
— Сигрид, почему ты так серьезно все воспринимаешь? У меня есть предложение. Ты подумаешь о своей внешности, я же позабочусь обо всем остальном.
В этот момент я поняла, что все мои планы на жизнь разрушены. Я мечтала найти работу. Хотела попутешествовать и увидеть мир. В эту секунду все рухнуло.
— Пока все. Иди, отдыхай. Ты проделала долгий путь.
Я почувствовала, как краснота заливает мои лицо и шею.
— Дядя, я предпочла бы сама выбрать себе будущего супруга, если вы не возражаете.
Он рассмеялся.
— Ха-ха, и как же это будет происходить? Сигрид, у тебя нет никаких знакомств. Я представлю тебя нескольким подходящим кандидатам.
Я не знала что ответить, так что молчала. Как обычно.
Моя комната была тщательно убрана и проветрена, в ней пахло мылом. Я села на кровать, оглянулась, пытаясь понять, побывала ли тут мать. Но комната казалась совершенно пустой.
* * *
В вопросе о замужестве мне удалось получить отсрочку на несколько лет.
Дядю Маркуса вызвали в столицу по делам, связанным с войной, — эти дела пополнили наше состояние кругленькими суммами. Он оставался там очень долго, и жизнь снова стала казаться мне сносной.
Но вот однажды дядя вернулся домой, чтобы отпраздновать Рождество. В тот день выпало много снега, и нам пришлось встречать его на пристани на запряженных лошадьми санях. Когда он сошел с парома, я заметила рядом с ним мужчину — высокого, долговязого, с поднятым воротником. Из-под шляпы торчала рыжая челка, нос покраснел от мороза. Он растерянно улыбнулся мне и протянул руку в перчатке. На его бледные ресницы упали снежинки.
— Это Густаф Шернквист, мой бухгалтер, — сказал дядя. — Он поживет у нас немного.
С самого начала было решено, что Густаф женится на мне. Он следовал за мной по усадьбе словно тень и настойчиво ухаживал. В нем мне почудилась какая-то слабость и бесхарактерность. Тогда я не поняла, в чем дело, а потом было уже поздно.
* * *
На Пасху 1944 года дядя вернулся в Виндсэтру насовсем. И тут же вызвал меня к себе в кабинет.
— Густаф просил твоей руки. Я хочу огласить помолвку как можно скорее.
— А если я не хочу за него замуж?
— Тогда есть другие дела, которыми мы можем заняться. На чердаке все осталось в неприкосновенности. Мы с тобой прекрасно проводили время, Сигрид, но теперь я хочу, чтобы ты вышла замуж за Густафа.
У меня аж подбородок упал на грудь.
— Сигрид, ты что, шуток не понимаешь? Пойди и скажи Густафу, что ты согласна.
— Он даже не сватался ко мне…
— Скоро посватается.
Мы поженились на Троицу 1945 года, когда кусты бобовника стояли в цвету. Как раз закончилась война, все так радовались… Эта радость передалась и мне. Но проблемы в моем браке начались практически сразу же.
* * *
Если у дяди Маркуса сексуальные потребности были преувеличенные и садистические, то у Густафа они почти напрочь отсутствовали. Особенно постыдно прошла наша первая брачная ночь. Он неуклюже погладил меня, потом повернулся на другой бок и заснул.
Когда такое продолжалось целую неделю, я набралась смелости и спросила его, в чем дело. Густаф промямлил, что со мной все хорошо, но у него, похоже, врожденное отсутствие интереса к женскому телу.
Потрясенная, я спросила, зачем же он вообще на мне женился. Густаф ответил, что ему это показалось практичным решением, к тому же он хорошо ко мне относится.
Мы сделали еще несколько попыток завершить любовный акт, однако все выходило неуклюже и нелепо. Над нами нависла угроза вырождения. Необходимо было зачать ребенка.
* * *
Вскоре дядя Маркус разнюхал, что происходит. Густаф, вызванный в его кабинет, оставался там очень долго. Я нервно ходила туда-сюда под дверью, прислушиваясь к сердитому голосу дядюшки и робким ответам Густафа. Когда тот вышел, красный как рак, дядюшка попросил меня зайти.
— Густаф поедет на материк и посетит врача в городе, — заявил он мне. — Тебе прекрасно известно, о чем идет речь.
Я мрачно кивнула.
— Не смотри на меня такой букой, Сигрид! Я пытаюсь вам помочь. С твоей стороны, тебе надлежит выяснить, чего хочет твой муж, и дать ему это.
Даже не знаю, что тогда со мной случилось, но во мне что-то оборвалось. Наверное, из-за такой чудовищной несправедливости, когда я стояла перед ним словно непослушный ребенок, которого отчитывают за то, над чем он не властен… Я развернулась, вышла и с грохотом захлопнула за собой дверь.
* * *
На следующий день Густаф отправился на материк. За весь день дядюшка не сказал мне ни слова. Повисло тягостное молчание, ощущение того, что скоро случится нечто плохое. После ужина я узнала, что Густаф опоздал на паром и вернется только завтра.
В ту ночь я заснула поздно, меня преследовали тревожные сны. Среди ночи проснулась от холода — подумала было, что во сне скинула одеяло. Но потом почувствовала, что в комнате кто-то есть. Села в постели. Его руки схватили меня сзади, сжали горло.
— Ты вела себя возмутительно, тебя нужно наказать, — прошипел дядя мне на ухо. Он повернул меня на живот, привязал руки к изголовью и начал бить. Не остервенело, как тогда, когда я пыталась бежать, а методично и взвешенно. Он бил и бил, пока я не потеряла сознание.
Когда я очнулась, он давно ушел из комнаты.
Я с трудом добралась до туалета, и меня несколько раз вывернуло, так что внутри стало совсем пусто. Потом я внезапно почувствовала ее прохладную руку у себя на лбу. Вероятно, мне показалось. Но я не желала знать правду. Мне важно было одно — она вернулась.
Когда на следующий день вернулся Густаф, я рассказала ему обо всем, что сделал со мной дядя Маркус. От самого первого дня до того, что произошло накануне ночью. Однако Густаф повернулся ко мне спиной.
— Что такое? — в ужасе спросила я. — Ты не хочешь мне помочь?
— Я ничего не могу сделать, — ответил он. — Если я пойду против твоего дяди, то больше не получу работы и буду влачить нищенское существование до конца своих дней. Он погубит мою репутацию бухгалтера. Позаботься о том, чтобы больше не раздражать его.
— Но послушай, Густаф, ты же не допустишь, чтобы он так вел себя со мной…
— Ответственность лежит и на тебе самой, Сигрид. Ты провоцируешь его. Давай сосредоточимся на ребенке. Ведь именно это ему нужно.