Воскрешение Офелии
Часть 25 из 35 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Келли думает, что сестер мы любим больше, чем ее, но это неправда, – сказала Роберта. – Просто Келли нам сложнее понять».
На следующей неделе ко мне на прием пришла Келли, высокая и стройная, с темно-русыми волосами. На ней были оранжевая рубашка, рваные джинсы и военные ботинки с толстыми носками оливкового цвета. Она держалась вежливо, но отстраненно. Мне казалось, что она просто пережидает прием у меня, поэтому я какое-то время просто рассказывала о моей юности в шестидесятые годы.
Келли сказала: «Вот бы жить в те времена. У меня нет ничего общего со сверстниками».
«А что бы ты хотела делать?» – поинтересовалась я.
«Тусить с Бренданом. У нас общий взгляд на жизнь. Он любит меня такой, какая я есть».
Она с подозрением посмотрела на меня: «Мама вам сказала, что мы сексом занимаемся?»
Я кивнула.
«Да ну и что! Мы любим друг друга, и я принимаю противозачаточные таблетки».
Я поинтересовалась, что значит для нее «не ну и что».
Келли взъерошила волосы и ответила: «Ну вот мои родители, им нравится играть в бридж и разгадывать кроссворды. Они смотрят образовательные передачи по телевизору и слушают оперу. А мне кажется, что меня в роддоме перепутали и отдали не в ту семью. Вот мои сестры для них идеально подходят, этакое воплощение мечты представителей среднего класса. А я такой быть не собираюсь».
Я спросила, что она чувствует, рассказывая мне это.
«Мне больно. Они пытаются любить меня, как и моих сестер, но у них не получается. Родителям нравится, когда мы чего-то в жизни добиваемся. Тогда они считают, что они достойные люди. Они не понимают, за что меня любить».
«А чего хочешь ты?»
«Просветления. Того, что Будда называет нирваной».
«Звучит амбициозно».
«Мы с Бренданом читаем о буддизме. Когда у нас будут деньги, мы уедем в Университет Наропы в Боулдере»[35].
Все оставшееся время мы проговорили о буддизме. Келли была потрясающе начитанна для пятнадцатилетней девушки. Ее эта тема очень занимала. И когда закончилось время приема, ей явно не хотелось уходить.
В следующий раз Келли пришла ко мне в тех же ботинках, джинсах и носках, но футболка была розовая. Она принесла свои рисунки, на которых был изображен Будда, медитирующий под древом просветления. Она сказала: «Терпеть не могу алкоголь и сигареты. Они разрушают сознание».
«А другие наркотики?»
«Мы иногда употребляем грибы и кислоту, – она замолчала. – Лучшие моменты в моей жизни я испытала на кислоте».
Ей нравилось, как ЛСД изменял реальность: музыка звучала по-другому, цвета были более яркими, апельсины более сочными. У нее была старая зачитанная книга «Психоделический опыт» Тимоти Лири. Но она заявила: «Я предпочитаю естественное просветление».
Мы обсудили другие способы изменения сознания. Я рассказала ей о психологических исследованиях потока сознания. Мы поговорили о том, как медитация и творчество способствуют расширению сознания. Когда я снова встретилась с Робертой и Кевином, то согласилась с ними в том, что им нужно найти к Келли новый подход. Например, они могут свозить их с Бренданом в Университет Наропы или помочь им записаться на курсы изучения буддизма. Келли хотела заново открыть себя не как кого-то, кто не похож на сестер, не как наркоманку, а как человека, тонко чувствующего и философски настроенного.
Когда я беседовала с подростками об употреблении наркотиков и алкоголя, то старалась помнить, что в этом возрасте естественно проявлять любопытство и экспериментировать. Нормальные подростки экспериментировали, и неразумно было навешивать на них ярлыки, обзывая наркоманами из-за единичных случаев употребления сильнодействующих средств. За исключением крайних случаев лучше было направить усилия на те проблемы, которые спровоцировали злоупотребление наркотиками.
Взаимоотношения с людьми могут стать толчком к изменениям. Я помогала людям установить связи друг с другом, родителям начать общаться с девушками-подростками, которые злоупотребляли наркотиками или алкоголем. А еще я стремилась найти замену этой зависимости, например новую полезную привычку или новое видение себя как личности, которое было бы не таким саморазрушительным. И я подключала к этому процессу друзей, советуя подросткам поддерживать друг друга.
По данным исследований, девушкам меньше угрожает алкогольная зависимость, если в семье им разрешают употреблять небольшое количество алкоголя. Возможно, неплохо предложить им небольшой бокал вина на званых ужинах или праздниках. Тогда употребление алкоголя не будет для них актом протеста – и они усвоят, в какой ситуации употребление алкоголя уместно.
В школах 1990-х действовала мощная антиалкогольная пропаганда. Детей с самого раннего возраста учили распознавать признаки алкоголизма и наркомании. Им объясняли, что такое разумные пределы. Например, Национальный совет по предотвращению алкоголизма рекомендовал следовать правилу 1–2–4: «Не больше одного напитка за час, не больше двух напитков в день или четырех за всю неделю, и алкоголизм вам не грозит». Большинство девушек поразились, услышав это правило. Они сказали: «Все мои знакомые выпивают гораздо больше».
Чтобы кардинально снизить употребление алкоголя и наркотиков, нужно менять нашу культуру. Для многих подростков 1990-х курение и выпивка были признаками бунтарства и взрослости. Свою лепту в это внесли и средства массовой информации, создавая иллюзию, что утонченность связана с саморазрушением, навязывая необузданность, а не поощряя осторожное, разумное поведение. Фильмы и персонажи телепередач, которые контролировали свое поведение, изображались слабаками.
Американское общество потребления навязывало девушкам такие продукты, как сладости, алкоголь и никотин в качестве успокоительных, чтобы унять душевные страдания, естественные и объяснимые. Компании-производители сигарет убедились, что юные девушки – отличная мишень для всех, кто пропагандирует утонченность. Именно девушки-подростки были единственной категорией населения, кто стал курить значительно больше с 1970-х по 1990-е годы.
Реклама навязывает нам мысль, что если тебе плохо и грустно, то нужно что-то купить или употреблять какие-то определенные виды товаров. Огромные деньги вкладываются в создание искусственных стремлений приобрести что-то, а потом людям внушается, что их желания – это их потребности, более того, их законное право. Нас учат стремиться к этому. Нам внушается, что если мы чувствуем, что это правильно, то так оно и есть. И нам говорят: «Что вы волнуетесь, просто тратьте деньги!»
Ложные ценности нашей массовой культуры 1990-х формировали у девушек ожидание счастья, а страдания представлялись чем-то неестественным. Если верить рекламе, то когда мы несчастны, с нами что-то не так. Страдание воспринималось как нечто такое, чего можно и нужно избегать, потребляя правильно выбранные товары. Страдание воспринималось как аномалия, а не как неотъемлемый и неизбежный атрибут жизни.
В Америке огромное значение придается удовлетворению каждой потребности человека. Так было не всегда. В начале прошлого века детей учили быть терпеливыми, стойко переносить трудности. Идеальными считались дети, которые могли пожертвовать собственными потребностями и удовольствиями ради общего блага. Взрослые знали, что не все желания можно удовлетворить и что такое стремление может быть опасным и для отдельного человека, и для общества в целом. И только во времена господства рекламы с Мэдисон-авеню[36] самопожертвование постепенно перестали считать чем-то достойным.
Мы – общество, в котором сформировалась ментальность благополучия. Нам необходимо переосмыслить свои ценности и отказаться от представления, что отрицательные чувства нужно гасить употреблением сильнодействующих веществ. В идеале мы должны воспитать у наших детей новые представления о том, что значит быть взрослыми, а не считать, что повзрослеть означает накачиваться вредными химическими веществами, заниматься сексом и транжирить деньги. Мы должны научить их новым способам расслабляться и отдыхать, наслаждаться жизнью и справляться со стрессом. Мы несем ответственность за то, чтобы научить наших детей получать удовольствие от того, что правильно. Так я написала в 1995 году, но это справедливо и в наше время.
Хорошая новость в том, что сегодня у девушек гораздо реже возникают проблемы с тяжелыми наркотиками или с алкоголем по сравнению с 1994 годом. Употребление восьмиклассниками алкоголя снизилось наполовину, а 40 % старшеклассников никогда в жизни не пробовали алкоголя. Теперь гораздо меньше девушек курят, но очень многие из них пользуются электронными сигаретами. Выпивка, курение и наркомания больше не являются доказательствами того, что ты взрослый. А вот успехи в учебе и внеклассные увлечения, которые не были в приоритете у девушек 1990-х, часто являются показателями зрелости в наши дни.
Вейпы – это новая разновидность курения, примерно два миллиона подростков сейчас курят электронные сигареты. Подростки прячут устройства для курения в карманах и «парят» даже на уроках. Это дорогостоящая вредная привычка, формирующая зависимость. Большинство подростков «парят» табак, но и другие наркотики тоже можно употреблять подобным образом. Как только подростки понимают, что подсели, им часто бывает очень сложно остановиться. Важно отметить, что снижение употребления алкоголя не означает, что девушки перестали искать способы успокоиться, употребляя какие-то вещества. И в этот беспокойный век девушки часто изо всех сил стремятся расслабиться. Многие принимают антидепрессанты по рецепту врача или успокоительные средства. А еще они нашли новое средство стимуляции выработки дофамина – социальные сети.
«Когда я училась в восьмом классе, одна моя подружка решила выпить обезболивающие таблетки, которые принимал ее папа, – рассказала Джада. – Я перепугалась и рассказала обо всем своей маме. Я целый час проплакала, пока мы с ней говорили, как наркотики могут исковеркать мне жизнь».
«Я считаю, что у большинства людей, которые наркоманят или напиваются, проблема не только в этом. Есть что-то гораздо серьезнее, – сказала Иззи. – Одна моя знакомая девочка ненавидела своего отца и даже домой идти не хотела. И тогда она стала курить травку, чтобы как-то с этим справиться».
«Ребята подсаживаются на наркотики, чтобы от друзей не отставать и не оставаться в одиночестве, – добавила Амалия. – А по мне так немного травки помогает расслабиться. Меня в наркотиках больше всего волнует то, как бы родители не нашли их у меня».
«Любопытство многих ребят довело до беды, – сказала Джада. – У нас многие ребята в школе курят траву. Некоторых из них, в основном темнокожих, за это забирали в полицию, и я считаю, что это совсем несправедливо».
Аспен вспомнила о своих знакомых, которые курят электронные сигареты. Они делают это в школьных коридорах, на перемене, и учителя не обращают на это внимания. Марта рассказала, что ее сестра крадет из аптечки успокоительное «Ативан» и принимает его перед экзаменами.
По статистике, пока представители этого поколения не покидают родительский дом, они осторожно относятся к алкоголю и наркотикам. К сожалению, когда девушки поступают в колледж и начинают жить в кампусе, они часто идут вразнос. Многие студентки регулярно напивались до бесчувствия. Как сказала Кендал: «Мы столько на вечеринках выпили, что по морю из алкоголя корабль может проплыть…»
И конечно, многие студентки до сих пор используют наркотики и алкоголь как лекарство, и без вмешательства извне и поддержки родных отказаться от этих привычек трудно. Вот как незапланированная беременность заставила Тьяну по-новому взглянуть на здоровье и образ ее жизни.
Тьяна, 17 лет
«Самые хорошие мои воспоминания относятся к тем временам, когда мама с папой жили вместе. Тогда жилось лучше, – Тьяна горестно вздохнула и отломила кусочек от рогалика. – Мы тогда не волновались, что у нас будет на ужин или как заплатить за квартиру в этом месяце. При папе никаких волнений не было. Когда мне было восемь лет, родители так поссорились, что больше не могли оставаться вместе. Как только папа ушел, мама опустилась на самое дно. Она подсела на синтетический каннабис и другие наркотики, и мне пришлось заменить мать брату и сестре. Они во всем меня слушались, и я говорила им, что надо делать. Они были совсем малышами, когда все это стряслось».
«А куда ты обратилась за помощью?»
«Когда родители расстались, мы жили в приюте для женщин, страдающих зависимостями, и их родственников. Мама работала санитаркой в больнице с шести утра до шести вечера. Мы редко ее видели, потому что когда она приходила домой, то ложилась спать. Ей нужно было отдохнуть перед новой сменой. Было так одиноко. Я старалась заботиться о младшеньких и ходила в школу. После того как я укладывала малышей спать, смотрела по телевизору “Американского идола” и все плакала, плакала, пока не засну. А потом, когда мы покинули приют, мама начала менять одну работу за другой. Каждые несколько месяцев – новая работа, и она клялась и божилась, что наконец-то это та самая нормальная работа и теперь все изменится к лучшему. Но нас постоянно преследовали трудности, и после того, как мама ушла с последней работы, нас выселили из дома. Мы были бездомными восемь месяцев – перекантовывались у разных ее знакомых. Одна из них варила метамфетамин в подвале».
«А как ты справилась со всеми этими переездами и встрясками?» – спросила я.
«Не сказала бы, что так уж справилась, – сказала Тьяна и вздрогнула. – В это время я стала опускаться, стала грубее, начала употреблять наркотики и поздно приходить домой, пыталась быть крутой, как все другие ребята. Я не уделяла малышам столько времени, сколько надо бы. Когда я училась в средних классах, дедушка купил нам дом. Это словно как в лотерею выиграть. Но он поставил условие, чтобы мама завязала с наркотиками и устроилась на работу, потому что мы до того два года были бездомными. Он даже не потребовал, чтобы мы платили за жилье. Но когда мне исполнилось четырнадцать, мама потеряла этот дом. Она не выполнила обещаний, данных дедушке. И когда это произошло, я переехала к своему парню. С мамой я перестала общаться, потому что она покатилась по наклонной. Я тогда училась в восьмом классе».
«Тьяна, а как тебе тогда жилось?»
«У мамы Лоуренса был свой бизнес – группа продленного дня, и она разрешала мне играть с малышами. Месяцев пять все было хорошо, а потом я стала помогать Лоуренсу продавать наркотики. Его заключили под домашний арест за наркоторговлю. И я на его машине без прав – мне же было только пятнадцать – развозила товар. Я знаю, что это было чудовищное решение, но мне нужны были деньги на одежду и игрушки для брата и сестры.
Однажды вечером мы наширялись и мало что помнили на следующий день. Когда я стала настырно расспрашивать Лоуренса, что вчера было, он признался, что накачал меня психотропом – ксанаксом. В ту ночь я забеременела.
Через несколько месяцев мне позвонил врач, у которого я проходила медосмотр. По просьбе моей мамы (в тот момент Тьяна снова стала общаться с матерью. – Примеч. авт.) мне сделали тест на беременность, и он оказался положительным. Я была на семнадцатой неделе.
Врач сообщил маме эту новость. Она позвонила мне в школу и велела идти домой. Я пришла, и мы проговорили весь день и всю ночь. Я была на седьмом небе… Я просто поверить не могла, что беременна. Мама предложила мне выбрать, как поступить: сделать аборт, отдать ребенка на усыновление или оставить его у себя. Я сказала ей: “Ты была несовершеннолетней матерью. Тебе было трудно, и мне будет трудно, но я хочу этого ребенка”.
И с этого момента я пересмотрела свою жизнь. Я порвала отношения с некоторыми людьми. Устроилась на работу в ресторан быстрого питания “Тако Белл” и стала копить деньги на вещи для малыша. Я повзрослела и перестала волноваться за себя, начав думать о том, кто живет у меня внутри. В общей сложности я проработала там три года, четыре раза мне присуждали звание “Сотрудник месяца”».
«А какие чувства ты испытывала во время беременности? Тебе было страшно? Или ты была в восторге?»
«Да все сразу! – засмеялась Тьяна. – Когда мама была беременна мной, она сочиняла для меня маленькие записочки. И я стала писать письма для своего малыша. В некоторых столько эмоций, что я их ему никогда не покажу».
Тьяна разрыдалась при воспоминании о гормональных бурях, которые бушевали во время беременности. «Но при этом я осталась собой. Я такая же общительная, открытая, такая, какой всегда была. Просто к чему-то у меня поменялось отношение, я словно пережила какое-то очищение».
«А Лоуренс?»
«Я с того момента решила бросить наркотики, так что с Лоуренсом было покончено. За несколько месяцев до рождения малыша я сблизилась с его лучшим другом ДеАндре. Он стал моим защитником».
«Мы с мамой очень сблизились во время моей беременности, и теперь она мой лучший друг. Я знаю, как безумно это звучит, но это правда. Она звонит по утрам, чтобы я не проспала школу. Как только я заявила, что оставлю малыша, она больше никаких других вариантов не рассматривала и сказала, что всегда будет мне помогать. У них с ДеАндре хорошие отношения».
«Получается, что твоя беременность пробудила в ней самые лучшие чувства», – предположила я.
«Она справилась с собой, – согласилась Тьяна. – Бросила курить и работает в школьном кафетерии. Сейчас она живет в городском благотворительном центре. А в прошлом году лечилась в реабилитационном центре, чтобы пройти детокс после каннабиса. У моих брата и сестры приемные родители. Я приходила к маме в реабилитационный центр, и мы наладили отношения».
«Что-то у меня голова идет кругом…» – призналась я.
«Добро пожаловать в мою жизнь! – ответила Тьяна. – Короче, мы с ДеАндре официально стали парой через десять дней после того, как родился Элайджа. Он говорит малышу, что любит его, помогает мне с ним, даже ночью к нему встает. ДеАндре хочет усыновить его, но, по сути, он ведь и так его настоящий отец. Элайджа зовет его папой. Мы обсудили, что будет, если Лоуренс вдруг раздухарится и припрется к нам. Мы решили, что самое главное для нас – это Элайджа, и мы сделаем так, как лучше для него».
«Расскажи мне про Элайджу».
«Элайджа сейчас в таком возрасте, когда начинает огрызаться, – сказала Тьяна. В ее голосе звучала такая гордость, когда она говорила о сыне. – Он очень умный малыш. Он знает язык жестов, и мы учим его английским и испанским словам. У него чудный характер, но он плохо спит. Я все еще по нескольку раз встаю к нему по ночам».
«А какая ты мать?» – спросила я.
«По правде говоря, я легко выхожу из себя, – призналась Тьяна. – Кое-какие закидончики моего малыша просто выводят меня из себя. Но я дала себе слово, что никогда на сынишку руку не подниму. Иногда я повышаю на него голос, но знаю, что если привыкну орать на него, то, когда он подрастет, так и буду делать это. Поэтому я стараюсь говорить с ним по-хорошему. Держу себя в руках, хвалю его за то, что он делает, и стараюсь, чтобы он рос в любви».
«А как ты совмещаешь работу, материнские заботы и учебу по сложной программе? Ты спишь-то вообще когда?»
«Это просто сумасшедший дом. Я работаю по тридцать часов в неделю. Домашнюю работу делаю, когда получается. Иногда могу на месяц с заданиями опоздать. Мои преподаватели в основном все понимают и позволяют мне делать так, как мне удобно. По вечерам самое главное для меня – это мой малыш. Временами я стараюсь догнать школьную программу.
Меня уже приняли в Университет Небраски, и мне не нужно беспокоиться об оценках и тестах, как большинству моих одноклассников. Я хочу быть учительницей начальных классов. У меня не все оценки отличные, но диплом получу. Для меня дело не в оценках, я просто хочу доказать людям, что смогу это сделать».
«А в чем ты похожа на типичного подростка?»
«Я со средних классов засматриваюсь на других парней. И до сих пор даже… Только не говорите ДеАндре, – пошутила она. – Мне хочется где-нибудь повеселиться до позднего вечера. Когда мне нужна передышка, мы ездим куда-нибудь или заглядываем в гости к моим друзьям. А еще у меня бывает настроение переменчивое. Это же типично для подростков, да?»
«Я бы сказала, что у тебя есть право иногда покапризничать, – сказала я. – Ты же просто многостаночница».
На следующей неделе ко мне на прием пришла Келли, высокая и стройная, с темно-русыми волосами. На ней были оранжевая рубашка, рваные джинсы и военные ботинки с толстыми носками оливкового цвета. Она держалась вежливо, но отстраненно. Мне казалось, что она просто пережидает прием у меня, поэтому я какое-то время просто рассказывала о моей юности в шестидесятые годы.
Келли сказала: «Вот бы жить в те времена. У меня нет ничего общего со сверстниками».
«А что бы ты хотела делать?» – поинтересовалась я.
«Тусить с Бренданом. У нас общий взгляд на жизнь. Он любит меня такой, какая я есть».
Она с подозрением посмотрела на меня: «Мама вам сказала, что мы сексом занимаемся?»
Я кивнула.
«Да ну и что! Мы любим друг друга, и я принимаю противозачаточные таблетки».
Я поинтересовалась, что значит для нее «не ну и что».
Келли взъерошила волосы и ответила: «Ну вот мои родители, им нравится играть в бридж и разгадывать кроссворды. Они смотрят образовательные передачи по телевизору и слушают оперу. А мне кажется, что меня в роддоме перепутали и отдали не в ту семью. Вот мои сестры для них идеально подходят, этакое воплощение мечты представителей среднего класса. А я такой быть не собираюсь».
Я спросила, что она чувствует, рассказывая мне это.
«Мне больно. Они пытаются любить меня, как и моих сестер, но у них не получается. Родителям нравится, когда мы чего-то в жизни добиваемся. Тогда они считают, что они достойные люди. Они не понимают, за что меня любить».
«А чего хочешь ты?»
«Просветления. Того, что Будда называет нирваной».
«Звучит амбициозно».
«Мы с Бренданом читаем о буддизме. Когда у нас будут деньги, мы уедем в Университет Наропы в Боулдере»[35].
Все оставшееся время мы проговорили о буддизме. Келли была потрясающе начитанна для пятнадцатилетней девушки. Ее эта тема очень занимала. И когда закончилось время приема, ей явно не хотелось уходить.
В следующий раз Келли пришла ко мне в тех же ботинках, джинсах и носках, но футболка была розовая. Она принесла свои рисунки, на которых был изображен Будда, медитирующий под древом просветления. Она сказала: «Терпеть не могу алкоголь и сигареты. Они разрушают сознание».
«А другие наркотики?»
«Мы иногда употребляем грибы и кислоту, – она замолчала. – Лучшие моменты в моей жизни я испытала на кислоте».
Ей нравилось, как ЛСД изменял реальность: музыка звучала по-другому, цвета были более яркими, апельсины более сочными. У нее была старая зачитанная книга «Психоделический опыт» Тимоти Лири. Но она заявила: «Я предпочитаю естественное просветление».
Мы обсудили другие способы изменения сознания. Я рассказала ей о психологических исследованиях потока сознания. Мы поговорили о том, как медитация и творчество способствуют расширению сознания. Когда я снова встретилась с Робертой и Кевином, то согласилась с ними в том, что им нужно найти к Келли новый подход. Например, они могут свозить их с Бренданом в Университет Наропы или помочь им записаться на курсы изучения буддизма. Келли хотела заново открыть себя не как кого-то, кто не похож на сестер, не как наркоманку, а как человека, тонко чувствующего и философски настроенного.
Когда я беседовала с подростками об употреблении наркотиков и алкоголя, то старалась помнить, что в этом возрасте естественно проявлять любопытство и экспериментировать. Нормальные подростки экспериментировали, и неразумно было навешивать на них ярлыки, обзывая наркоманами из-за единичных случаев употребления сильнодействующих средств. За исключением крайних случаев лучше было направить усилия на те проблемы, которые спровоцировали злоупотребление наркотиками.
Взаимоотношения с людьми могут стать толчком к изменениям. Я помогала людям установить связи друг с другом, родителям начать общаться с девушками-подростками, которые злоупотребляли наркотиками или алкоголем. А еще я стремилась найти замену этой зависимости, например новую полезную привычку или новое видение себя как личности, которое было бы не таким саморазрушительным. И я подключала к этому процессу друзей, советуя подросткам поддерживать друг друга.
По данным исследований, девушкам меньше угрожает алкогольная зависимость, если в семье им разрешают употреблять небольшое количество алкоголя. Возможно, неплохо предложить им небольшой бокал вина на званых ужинах или праздниках. Тогда употребление алкоголя не будет для них актом протеста – и они усвоят, в какой ситуации употребление алкоголя уместно.
В школах 1990-х действовала мощная антиалкогольная пропаганда. Детей с самого раннего возраста учили распознавать признаки алкоголизма и наркомании. Им объясняли, что такое разумные пределы. Например, Национальный совет по предотвращению алкоголизма рекомендовал следовать правилу 1–2–4: «Не больше одного напитка за час, не больше двух напитков в день или четырех за всю неделю, и алкоголизм вам не грозит». Большинство девушек поразились, услышав это правило. Они сказали: «Все мои знакомые выпивают гораздо больше».
Чтобы кардинально снизить употребление алкоголя и наркотиков, нужно менять нашу культуру. Для многих подростков 1990-х курение и выпивка были признаками бунтарства и взрослости. Свою лепту в это внесли и средства массовой информации, создавая иллюзию, что утонченность связана с саморазрушением, навязывая необузданность, а не поощряя осторожное, разумное поведение. Фильмы и персонажи телепередач, которые контролировали свое поведение, изображались слабаками.
Американское общество потребления навязывало девушкам такие продукты, как сладости, алкоголь и никотин в качестве успокоительных, чтобы унять душевные страдания, естественные и объяснимые. Компании-производители сигарет убедились, что юные девушки – отличная мишень для всех, кто пропагандирует утонченность. Именно девушки-подростки были единственной категорией населения, кто стал курить значительно больше с 1970-х по 1990-е годы.
Реклама навязывает нам мысль, что если тебе плохо и грустно, то нужно что-то купить или употреблять какие-то определенные виды товаров. Огромные деньги вкладываются в создание искусственных стремлений приобрести что-то, а потом людям внушается, что их желания – это их потребности, более того, их законное право. Нас учат стремиться к этому. Нам внушается, что если мы чувствуем, что это правильно, то так оно и есть. И нам говорят: «Что вы волнуетесь, просто тратьте деньги!»
Ложные ценности нашей массовой культуры 1990-х формировали у девушек ожидание счастья, а страдания представлялись чем-то неестественным. Если верить рекламе, то когда мы несчастны, с нами что-то не так. Страдание воспринималось как нечто такое, чего можно и нужно избегать, потребляя правильно выбранные товары. Страдание воспринималось как аномалия, а не как неотъемлемый и неизбежный атрибут жизни.
В Америке огромное значение придается удовлетворению каждой потребности человека. Так было не всегда. В начале прошлого века детей учили быть терпеливыми, стойко переносить трудности. Идеальными считались дети, которые могли пожертвовать собственными потребностями и удовольствиями ради общего блага. Взрослые знали, что не все желания можно удовлетворить и что такое стремление может быть опасным и для отдельного человека, и для общества в целом. И только во времена господства рекламы с Мэдисон-авеню[36] самопожертвование постепенно перестали считать чем-то достойным.
Мы – общество, в котором сформировалась ментальность благополучия. Нам необходимо переосмыслить свои ценности и отказаться от представления, что отрицательные чувства нужно гасить употреблением сильнодействующих веществ. В идеале мы должны воспитать у наших детей новые представления о том, что значит быть взрослыми, а не считать, что повзрослеть означает накачиваться вредными химическими веществами, заниматься сексом и транжирить деньги. Мы должны научить их новым способам расслабляться и отдыхать, наслаждаться жизнью и справляться со стрессом. Мы несем ответственность за то, чтобы научить наших детей получать удовольствие от того, что правильно. Так я написала в 1995 году, но это справедливо и в наше время.
Хорошая новость в том, что сегодня у девушек гораздо реже возникают проблемы с тяжелыми наркотиками или с алкоголем по сравнению с 1994 годом. Употребление восьмиклассниками алкоголя снизилось наполовину, а 40 % старшеклассников никогда в жизни не пробовали алкоголя. Теперь гораздо меньше девушек курят, но очень многие из них пользуются электронными сигаретами. Выпивка, курение и наркомания больше не являются доказательствами того, что ты взрослый. А вот успехи в учебе и внеклассные увлечения, которые не были в приоритете у девушек 1990-х, часто являются показателями зрелости в наши дни.
Вейпы – это новая разновидность курения, примерно два миллиона подростков сейчас курят электронные сигареты. Подростки прячут устройства для курения в карманах и «парят» даже на уроках. Это дорогостоящая вредная привычка, формирующая зависимость. Большинство подростков «парят» табак, но и другие наркотики тоже можно употреблять подобным образом. Как только подростки понимают, что подсели, им часто бывает очень сложно остановиться. Важно отметить, что снижение употребления алкоголя не означает, что девушки перестали искать способы успокоиться, употребляя какие-то вещества. И в этот беспокойный век девушки часто изо всех сил стремятся расслабиться. Многие принимают антидепрессанты по рецепту врача или успокоительные средства. А еще они нашли новое средство стимуляции выработки дофамина – социальные сети.
«Когда я училась в восьмом классе, одна моя подружка решила выпить обезболивающие таблетки, которые принимал ее папа, – рассказала Джада. – Я перепугалась и рассказала обо всем своей маме. Я целый час проплакала, пока мы с ней говорили, как наркотики могут исковеркать мне жизнь».
«Я считаю, что у большинства людей, которые наркоманят или напиваются, проблема не только в этом. Есть что-то гораздо серьезнее, – сказала Иззи. – Одна моя знакомая девочка ненавидела своего отца и даже домой идти не хотела. И тогда она стала курить травку, чтобы как-то с этим справиться».
«Ребята подсаживаются на наркотики, чтобы от друзей не отставать и не оставаться в одиночестве, – добавила Амалия. – А по мне так немного травки помогает расслабиться. Меня в наркотиках больше всего волнует то, как бы родители не нашли их у меня».
«Любопытство многих ребят довело до беды, – сказала Джада. – У нас многие ребята в школе курят траву. Некоторых из них, в основном темнокожих, за это забирали в полицию, и я считаю, что это совсем несправедливо».
Аспен вспомнила о своих знакомых, которые курят электронные сигареты. Они делают это в школьных коридорах, на перемене, и учителя не обращают на это внимания. Марта рассказала, что ее сестра крадет из аптечки успокоительное «Ативан» и принимает его перед экзаменами.
По статистике, пока представители этого поколения не покидают родительский дом, они осторожно относятся к алкоголю и наркотикам. К сожалению, когда девушки поступают в колледж и начинают жить в кампусе, они часто идут вразнос. Многие студентки регулярно напивались до бесчувствия. Как сказала Кендал: «Мы столько на вечеринках выпили, что по морю из алкоголя корабль может проплыть…»
И конечно, многие студентки до сих пор используют наркотики и алкоголь как лекарство, и без вмешательства извне и поддержки родных отказаться от этих привычек трудно. Вот как незапланированная беременность заставила Тьяну по-новому взглянуть на здоровье и образ ее жизни.
Тьяна, 17 лет
«Самые хорошие мои воспоминания относятся к тем временам, когда мама с папой жили вместе. Тогда жилось лучше, – Тьяна горестно вздохнула и отломила кусочек от рогалика. – Мы тогда не волновались, что у нас будет на ужин или как заплатить за квартиру в этом месяце. При папе никаких волнений не было. Когда мне было восемь лет, родители так поссорились, что больше не могли оставаться вместе. Как только папа ушел, мама опустилась на самое дно. Она подсела на синтетический каннабис и другие наркотики, и мне пришлось заменить мать брату и сестре. Они во всем меня слушались, и я говорила им, что надо делать. Они были совсем малышами, когда все это стряслось».
«А куда ты обратилась за помощью?»
«Когда родители расстались, мы жили в приюте для женщин, страдающих зависимостями, и их родственников. Мама работала санитаркой в больнице с шести утра до шести вечера. Мы редко ее видели, потому что когда она приходила домой, то ложилась спать. Ей нужно было отдохнуть перед новой сменой. Было так одиноко. Я старалась заботиться о младшеньких и ходила в школу. После того как я укладывала малышей спать, смотрела по телевизору “Американского идола” и все плакала, плакала, пока не засну. А потом, когда мы покинули приют, мама начала менять одну работу за другой. Каждые несколько месяцев – новая работа, и она клялась и божилась, что наконец-то это та самая нормальная работа и теперь все изменится к лучшему. Но нас постоянно преследовали трудности, и после того, как мама ушла с последней работы, нас выселили из дома. Мы были бездомными восемь месяцев – перекантовывались у разных ее знакомых. Одна из них варила метамфетамин в подвале».
«А как ты справилась со всеми этими переездами и встрясками?» – спросила я.
«Не сказала бы, что так уж справилась, – сказала Тьяна и вздрогнула. – В это время я стала опускаться, стала грубее, начала употреблять наркотики и поздно приходить домой, пыталась быть крутой, как все другие ребята. Я не уделяла малышам столько времени, сколько надо бы. Когда я училась в средних классах, дедушка купил нам дом. Это словно как в лотерею выиграть. Но он поставил условие, чтобы мама завязала с наркотиками и устроилась на работу, потому что мы до того два года были бездомными. Он даже не потребовал, чтобы мы платили за жилье. Но когда мне исполнилось четырнадцать, мама потеряла этот дом. Она не выполнила обещаний, данных дедушке. И когда это произошло, я переехала к своему парню. С мамой я перестала общаться, потому что она покатилась по наклонной. Я тогда училась в восьмом классе».
«Тьяна, а как тебе тогда жилось?»
«У мамы Лоуренса был свой бизнес – группа продленного дня, и она разрешала мне играть с малышами. Месяцев пять все было хорошо, а потом я стала помогать Лоуренсу продавать наркотики. Его заключили под домашний арест за наркоторговлю. И я на его машине без прав – мне же было только пятнадцать – развозила товар. Я знаю, что это было чудовищное решение, но мне нужны были деньги на одежду и игрушки для брата и сестры.
Однажды вечером мы наширялись и мало что помнили на следующий день. Когда я стала настырно расспрашивать Лоуренса, что вчера было, он признался, что накачал меня психотропом – ксанаксом. В ту ночь я забеременела.
Через несколько месяцев мне позвонил врач, у которого я проходила медосмотр. По просьбе моей мамы (в тот момент Тьяна снова стала общаться с матерью. – Примеч. авт.) мне сделали тест на беременность, и он оказался положительным. Я была на семнадцатой неделе.
Врач сообщил маме эту новость. Она позвонила мне в школу и велела идти домой. Я пришла, и мы проговорили весь день и всю ночь. Я была на седьмом небе… Я просто поверить не могла, что беременна. Мама предложила мне выбрать, как поступить: сделать аборт, отдать ребенка на усыновление или оставить его у себя. Я сказала ей: “Ты была несовершеннолетней матерью. Тебе было трудно, и мне будет трудно, но я хочу этого ребенка”.
И с этого момента я пересмотрела свою жизнь. Я порвала отношения с некоторыми людьми. Устроилась на работу в ресторан быстрого питания “Тако Белл” и стала копить деньги на вещи для малыша. Я повзрослела и перестала волноваться за себя, начав думать о том, кто живет у меня внутри. В общей сложности я проработала там три года, четыре раза мне присуждали звание “Сотрудник месяца”».
«А какие чувства ты испытывала во время беременности? Тебе было страшно? Или ты была в восторге?»
«Да все сразу! – засмеялась Тьяна. – Когда мама была беременна мной, она сочиняла для меня маленькие записочки. И я стала писать письма для своего малыша. В некоторых столько эмоций, что я их ему никогда не покажу».
Тьяна разрыдалась при воспоминании о гормональных бурях, которые бушевали во время беременности. «Но при этом я осталась собой. Я такая же общительная, открытая, такая, какой всегда была. Просто к чему-то у меня поменялось отношение, я словно пережила какое-то очищение».
«А Лоуренс?»
«Я с того момента решила бросить наркотики, так что с Лоуренсом было покончено. За несколько месяцев до рождения малыша я сблизилась с его лучшим другом ДеАндре. Он стал моим защитником».
«Мы с мамой очень сблизились во время моей беременности, и теперь она мой лучший друг. Я знаю, как безумно это звучит, но это правда. Она звонит по утрам, чтобы я не проспала школу. Как только я заявила, что оставлю малыша, она больше никаких других вариантов не рассматривала и сказала, что всегда будет мне помогать. У них с ДеАндре хорошие отношения».
«Получается, что твоя беременность пробудила в ней самые лучшие чувства», – предположила я.
«Она справилась с собой, – согласилась Тьяна. – Бросила курить и работает в школьном кафетерии. Сейчас она живет в городском благотворительном центре. А в прошлом году лечилась в реабилитационном центре, чтобы пройти детокс после каннабиса. У моих брата и сестры приемные родители. Я приходила к маме в реабилитационный центр, и мы наладили отношения».
«Что-то у меня голова идет кругом…» – призналась я.
«Добро пожаловать в мою жизнь! – ответила Тьяна. – Короче, мы с ДеАндре официально стали парой через десять дней после того, как родился Элайджа. Он говорит малышу, что любит его, помогает мне с ним, даже ночью к нему встает. ДеАндре хочет усыновить его, но, по сути, он ведь и так его настоящий отец. Элайджа зовет его папой. Мы обсудили, что будет, если Лоуренс вдруг раздухарится и припрется к нам. Мы решили, что самое главное для нас – это Элайджа, и мы сделаем так, как лучше для него».
«Расскажи мне про Элайджу».
«Элайджа сейчас в таком возрасте, когда начинает огрызаться, – сказала Тьяна. В ее голосе звучала такая гордость, когда она говорила о сыне. – Он очень умный малыш. Он знает язык жестов, и мы учим его английским и испанским словам. У него чудный характер, но он плохо спит. Я все еще по нескольку раз встаю к нему по ночам».
«А какая ты мать?» – спросила я.
«По правде говоря, я легко выхожу из себя, – призналась Тьяна. – Кое-какие закидончики моего малыша просто выводят меня из себя. Но я дала себе слово, что никогда на сынишку руку не подниму. Иногда я повышаю на него голос, но знаю, что если привыкну орать на него, то, когда он подрастет, так и буду делать это. Поэтому я стараюсь говорить с ним по-хорошему. Держу себя в руках, хвалю его за то, что он делает, и стараюсь, чтобы он рос в любви».
«А как ты совмещаешь работу, материнские заботы и учебу по сложной программе? Ты спишь-то вообще когда?»
«Это просто сумасшедший дом. Я работаю по тридцать часов в неделю. Домашнюю работу делаю, когда получается. Иногда могу на месяц с заданиями опоздать. Мои преподаватели в основном все понимают и позволяют мне делать так, как мне удобно. По вечерам самое главное для меня – это мой малыш. Временами я стараюсь догнать школьную программу.
Меня уже приняли в Университет Небраски, и мне не нужно беспокоиться об оценках и тестах, как большинству моих одноклассников. Я хочу быть учительницей начальных классов. У меня не все оценки отличные, но диплом получу. Для меня дело не в оценках, я просто хочу доказать людям, что смогу это сделать».
«А в чем ты похожа на типичного подростка?»
«Я со средних классов засматриваюсь на других парней. И до сих пор даже… Только не говорите ДеАндре, – пошутила она. – Мне хочется где-нибудь повеселиться до позднего вечера. Когда мне нужна передышка, мы ездим куда-нибудь или заглядываем в гости к моим друзьям. А еще у меня бывает настроение переменчивое. Это же типично для подростков, да?»
«Я бы сказала, что у тебя есть право иногда покапризничать, – сказала я. – Ты же просто многостаночница».