Восхищение

1


Иногда я смотрю, как Леся сидит в кресле – сгорбившаяся, с трясущимися руками, с пустым взглядом выцветших глаз, устремленных в пустоту, – и размышляю о том, существует ли вечная любовь?

Фотография: нам по двадцать пять лет, берег моря, сочный, наполненный красным, закат. Я захватил фотоаппарат, сделал девять кадров. Получился один. На фотографии Леся улыбается и щурится, выставив руку с раскрытой пятерней.

Ничего общего со старухой, руки которой трясутся так, словно где-то внутри на полных оборотах работает дрель.

Ей нужно полчаса, чтобы добраться из комнаты в кухню. Тихое шарканье тапок, цокот зубов, ударяющихся друг о дружку, скрипучие вздохи, тихие проклятия – вот чем насыщены наши дни. Два человека, запертых в старости.

Последние семьдесят с лишним лет я сижу в инвалидном кресле у окна и смотрю на улицу. Мне интересны любые мелочи – капли дождя на стекле, свет в окнах небоскребов, новенькие электромобили, паркующиеся под управлением искусственного интеллекта, молодые люди, обменивающиеся гаджетами у кофейни. Я могу часами наблюдать за тем, как осыпаются осенние листья с деревьев. Все, что угодно, лишь бы забыть на мгновение об окружающем мире.

Когда я все же поворачиваю голову, то вижу привычную до тошноты обстановку из прошлого (встроенный шкаф, старая кровать на кривых ножках, тумбочка, ламповый телевизор, укрытый белой тряпкой, словно покойник, бра, кресло, торшер у батареи, старые ковры – один на стене, второй на полу), вижу Лесю и спрашиваю сам себя: неужели это и есть любовь? При взгляде на нее внутри меня что-то поднимается, рвется сквозь дряблую кожу наружу, сквозь глаза, рот и ноздри, царапает коготками ненависти, причиняет невыносимую боль.

Иногда я знаю ответ на свой вопрос. Иногда – нет. Чаще всего хочу его забыть. Потому что страшно.





2


Фотография: мы с Лесей в ресторане на берегу моря. Я помню загорелого до шоколадного цвета мужчину, которого попросил сделать фото. Леся прижалась щекой к моей щеке. Я же приобнял ее за хрупкое обнаженное плечо. Мы улыбаемся.

Леся часто оставляет у меня на коленях альбом, открытый именно на этой фотографии. Спрашивает скрипучим голосом:

– Помнишь, как мы встретились? Ты только что отслужил и собирался неделю пить на побережье, чтобы забыть армию. Валялся на гальке, обгорал, был красный как черт и постоянно с похмелья. А я приехала с подругой в Сочи в короткий отпуск…

Мы столкнулись в уличной кабинке для переодевания. Банальная сцена знакомства. Мимолетные взгляды, робкие улыбки. Я зашел после Леси и, пока переодевался, увидел в щели между досок блеснувшую серьгу. Ковырнул пальцем, поднял. Сережка была в форме змейки, проглотившей свой хвост. Почему-то я сразу решил, что это ее сережка.

– Ты обошел весь пляж, чтобы найти меня, – говорит Леся. – А я сидела в кафе на свежем воздухе, курила и читала книгу. Потом ты подсел, показал сережку, предложил выпить вина. Сережка была не моя, но от вина я не отказалась. Потому что, о боги, я влюбилась с первого взгляда.

Я никогда не верил в любовь с первого взгляда.

– Посмотри, какие мы здесь счастливые. Помнишь эти пять дней на море? Самые лучшие дни в нашей жизни.

Я не могу оторвать взгляда от фотографии. Она наполняет мое сердце любовью и горечью. На глазах – слезы. Мне хочется хотя бы на мгновение вернуться к прежней жизни, в которой я мог двигаться и говорить. Тогда бы я взял эту фотографию – и еще десятки других в альбоме – смял бы и засунул Лесе в горло. Заставил бы ее съесть. Фото за фото.

Но я всего лишь старый калека, который плачет. Проходит несколько минут, мысли путаются. Мне кажется, что жизнь – хорошая штука. Я прожил ее с улыбкой на устах.

О да, дорогая. Мы будем любить друг друга до смерти.





2.1


Пять дней на море. Те самые романтические сопли, которые называют химией между двумя людьми. Я дарил цветы и угощал сладким. Она лучезарно улыбалась, поправляла солнцезащитные очки и как будто размышляла, поцеловать меня или нет. Мы съездили в горы, напились в гостинице, а потом проснулись утром в одной постели, чувствуя себя раскованными и бесстыдными. Она надела мою армейскую майку и так и ходила по номеру, наслаждаясь легкой пошлостью случившегося. Ее потрескавшиеся пухлые губы были теплыми и пахли смородиной.

Пресловутый курортный роман, не разбирающийся во вкусах и именах, в привычках и внешности.

У нее было роскошное тело – это банальность. Мы болтали обо всем, не боясь неловких моментов, угадывали мысли друг друга и не удивлялись желаниям, словно знали о них заранее. Ей нравилось то же, что и мне. Мне импонировали ее ум и возможность найти позитив в любой мелочи. Мы не просто сплелись горячими потными телами, но, кажется, сцепились крючками душ – чем-то нематериальным, фантомным.

Потом пришла пора прощаться.

Мы стояли на вокзале, среди запахов дешевой еды и сигаретного дыма, машинного масла и гари, окутанные звуками людской суматохи, паровозных двигателей, музыки, бормотания диспетчеров, лая собак.

Леся достала блокнот и ручку. Вырвала лист, протянула мне с просьбой записать адрес и телефон. Я написал, не сводя с Леси взгляда. Она протянула другой листок – со своими координатами.

– Позвони, как доберешься, – шепнула, прикоснулась губами к моим губам, а затем шепнула что-то о любви и вечности.

Я прижал Лесю к себе, старательно изображая грусть, а сам подумал о том, что через два дня приеду домой, к жене и дочери – и начну новую жизнь.

Блокнотный лист я выбросил, едва зайдя в вагон. Морок развеялся.





2.2



В первом письме Леся сообщила, что сойдет с ума, если я не позвоню ей.

Между нами химия, писала она, нельзя вот так рвать чувства и отношения. Разве пяти дней было мало, чтобы понять, насколько мы близки друг другу?

Я сразу пожалел, что дал ей настоящий адрес. Казалось глупым и неловким осознание того, что я вообще завязал курортный роман с намеками на продолжение.

Повезло, что жена уехала с ребенком к родителям и конверт обнаружил я. Письмо, конечно же, осталось без ответа.

Через несколько недель Леся появилась на пороге моей квартиры.

В ней не осталось ничего от очаровательной и милой девушки, с которой я познакомился на курорте. Волосы были растрепаны, давно не мыты и походили на солому; в уголках раскрасневшихся глаз виднелись морщины; губы потрескались, на подбородке ссадина, небрежная одежда, изгрызенные ногти.

– Ты мне врал! – заявила она, дыхнув алкоголем. – Никакой вечной любви, да? Тебе вообще на все наплевать. Уехал и забыл! А я… переживала. Добиралась. Все бросила, мать твою. И примчалась!

Я завел ее в квартиру, усадил в кухне и начал отпаивать чаем. Жена была на работе (да, я снова думал о том, как мне везет). Конечно, Леся тут же увидела фото на обеденном столе: я, Ксюша и дочь в пеленках у меня на руках. Выписка из родильного дома два года назад. Улыбки и счастье.

– Женат?

Мне нечего было сказать. Леся швырнула кружку с чаем об пол и выскочила из квартиры, похожая на обезумевшую ведьму, невесть как угодившую в наш мир. Запах ее духов витал в квартире до самой ночи.

На следующий день Леся пришла вновь – прекрасно помню мимолетную раздражающую мысль, что надо что-то сделать с этими ее посещениями.

На этот раз она выглядела спокойной и ухоженной. Волосы скрыла под платком, накрасилась и надела тонкий сарафан под стать знойной жаре на улице. Никакого алкоголя. Только грусть в глазах – застывшая драматическая тоска. Наверное, Лесе в детстве отлично удавалось манипулировать родителями.

– Нам надо все обсудить, – сообщила Леся, переминаясь с ноги на ногу на пороге квартиры. – Сходим куда-нибудь?

Через двадцать минут мы сидели в кафе, пили чай и разговаривали. Она задавала вопросы – я отвечал. Мы общались около двух часов. Одна кружка чая сменялась другой. Я убеждал ее, что никакой химии не существует, что нельзя полюбить вот так сразу и навсегда, что она молодая и красивая девушка, которая легко найдет себе парня лучше. Она соглашалась, стирала слезы, отрицала, соглашалась вновь.

В конце разговора Леся вынула фотоаппарат и спросила:

– Можно сфотографирую? Один раз, на память. Считай, что это твой прощальный подарок.

Я был не против. Щелчок, прокрутка пленки.

Фотография: за моей спиной окно, сквозь которое льются лучи летнего солнца. Видно дерево с густой, налитой изумрудной мякотью листвой. Я изображаю на лице что-то вроде улыбки. Губы натянуты, видны передние зубы. Лоб вспотевший, волосы прилипли к вискам. Глупое выражение лица, на котором читается усталость. Скорее бы все закончилось.

Но это было только начало.





2.3


Через неделю после того, как мы расстались в кафе, Леся прислала открытку. Словно мимолетом, небрежно и легко, она писала, что добралась до родного города, все у нее хорошо, лучше быть не может.

Еще через неделю я получил новую открытку. С лицевой стороны рисунок – улыбающаяся рожица медвежонка Умки. С обратной – ровный почерк, слова любви, «я соскучилась», «может быть, ты когда-нибудь ответишь» и несколько строк бытовой чепухи, выветрившейся из памяти.

Через неделю пришла новая открытка. Леся сообщала, что купила солнцезащитные очки, потому что старые, представляешь, забыла в автобусе по дороге на работу. Вот смеху-то!

Потом пришла еще одна. Ровно через неделю. Я ждал ее и дважды заглядывал в почтовый ящик, испытывая противоречивые чувства нетерпения и злости. Мне пришлось скрываться от Ксюши и читать открытку украдкой в туалете, но – черт возьми! – ужасно хотелось узнать, что же написала Леся в этот раз.

И еще одна открытка через неделю, плотно войдя в мое расписание жизни. Леся проявила фотографии с моря. Отличные, светлые, радостные. Жаль, что любовь не бывает вечной.

Через неделю я стоял у почтовых ящиков на первом этаже и нервно выкуривал одну сигарету за другой. Получил. Сухие строчки о ее жизни. Съела несвежий салат в ресторане. Опоздала на работу. Пила кофе с лучшей подругой. В конце короткое слово: «Скучаю».

Прошла неделя, а новая открытка не появилась.

Еще неделя.

И еще.

И тут я понял, что постоянно думаю о Лесе. Какие бы мысли ни ворочались в голове, чтобы ни происходило, я неизменно раз за разом возвращался к Лесе. Мне стало не хватать ее голоса, почерка, смеха, запаха духов, растрепанных волос, потрескавшихся губ и взгляда, интонаций ее голоса и тепла. Нежности ее любви, которая сквозила в каждой строчке, выведенной в полученных открытках.

Я много ночей ворочался в постели без сна, размышляя о том, как был бы счастлив, если бы рядом лежала Леся. Иногда она приходила во сне. Мы занимались страстным сексом – я просыпался с торчащим колом членом, вспотевший и раздраженный. Марево сексуальной страсти рассеивалось, мир становился прежним, и это было хуже всего.

Внезапно вылезло множество мелких вещей, делающих совместную жизнь с Ксюшей неудобной. Я обнаружил, что у нее противный смех. Она слишком требовательна. Секс с ней стал вялым и редким. Мы спим в разных концах кровати, а еще она постоянно перетягивает одеяло на себя и жалуется на холод в квартире. О, как же она отвратительно чистила зубы! Как жутко смеялась над глупыми шутками – особенно когда пересказывала мне перлы своих коллег по работе.

Мелочи появлялись одна за другой, цеплялись друг за дружку, нарастали как снежный ком.

Когда это стало невыносимо, я пошел на почту, купил открытку и торопливо, мелким почерком – чтобы больше влезло – написал Лесе слова любви, признание собственной зависимости, а потом предложил встретиться.