Вор с черным языком
Часть 6 из 59 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Хуже не бывает.
– Бывает.
– Как это? – спросила девушка.
– На гоблина ты смотришь сверху вниз, а те, из-за Невольничьих гор, смотрят сверху вниз на тебя.
Это сказал пожилой одноногий крестьянин с подколотой пустой штаниной. На руке, державшей костыль, не хватало двух пальцев. Уж он-то убивал гоблинов, а они кусали его.
Но я направлялся не к гоблинам, и это странным образом успокаивало.
Любой слизняк, никогда не видевший живого гоблина, знал, что они варили зелье, которое вызвало мор и погубило наших лошадей. Вторая война с гоблинами, Война молотильщиков, была такой жестокой, что теперь редко встретишь мужчину возрастом от тридцати до шестидесяти. А Война дочерей превратила в солдат так много женщин, что нынче едва ли отыщешь детей от восьми до пятнадцати лет.
Спору нет, великаны внушали ужас, но люди и гоблины были просто созданы для того, чтобы убивать друг друга.
7
Обрученная с Костлявой
Около полудня я сидел один в «Олене и тихом барабане», благопристойной таверне с покосившимися каменными стенами, которые подпирали балки из белой сосны. Чудесней всего было то, что хозяйка, изо всех сил заботясь о сохранении внешнего вида таверны, редко заглядывала на чердак, куда сваливала всяческий ненужный хлам. Среди этого кавардака я устроил себе постель, после того как простился со спантийкой.
Посчитав здешние комнаты слишком большой роскошью – не из-за обстановки, а из-за скудости моего кошеля, я пролез в дом через высокое окно, отыскал лестницу и поднялся на чердак. Меня бесконечно забавляло раз за разом спускаться из тайного убежища и снова заходить в таверну с улицы, чтобы купить кружечку пива. Я уже изрядно хлебнул и сидел в глубокой задумчивости. Как всегда в таких случаях, взгляд мой сделался рассеянным, а вид – слегка простоватым. Временами я дышал через рот. Мне даже подавали милостыню, когда я устраивал такое на улице. В Низшей школе меня пытались отучить от этих привычек, но в конце концов сдались. Один мастер считал их проявлением недюжинного ума, другой – признаком явного идиотизма. Первый, достопочтенный маг, любил меня за способности к языкам, второй же, ассасин-душитель, презирал мой приветливый нрав и «легкость», с какой я «готов пойти на смерть».
Каждому не угодишь.
Так я и сидел, уставившись в пустоту, чуть ли не пуская слюни, когда стены таверны затряслись от гальтской песни на старохолтийском. В ней пелось про волшебного кота по имени Обормот, но не стоило объяснять посетителям, что там, откуда я родом, с помощью этой глупой песенки гальтских детей учили говорить на языке завоевателей.
Ни один гальт, выросший из коротких штанишек, не станет ее петь. Однако здесь, в Холте, каждый недоумок с пивной пеной в бороде, едва заслышав мелодию, начинает горланить те куплеты этой песни, что сумел запомнить. Хотя надо признать, что припев очень подходит для пьяного рева.
Ну а я думал о великанах.
Я уже говорил, что родился в Гальтии, самом восточном из трех королевств Холта.
Точнее говоря, в Плата-Глуррисе, что означает «сверкающая река» на языке гальтов, первых правителей Холта. Только настоящая сверкающая река находится под землей и состоит из серебра.
Мой папаша добывал серебро, и отец моего лучшего друга тоже, пока гоблины не убили его на Войне дочерей в 1222 году, когда мне было двенадцать. Папаша вернулся домой, но с тех пор не произносил больше одной фразы подряд, да и то редко. Правда, я только год с небольшим наблюдал за тем, как он мучается, и в четырнадцать лет отправился в Низшую школу, но сомневаюсь, чтобы папаша заметил мой уход. Я никогда не работал на рудниках и, если позволят боги, не буду. Люди вкалывают как проклятые во тьме под прекрасными холмами восемь из девяти дней недели, а в выходной, Сатов день, отправляются в церковь и поют там гимны. Потом наливаются хмельным темным пивом до тумана в голове, и ни мужья, ни жены уже не вспоминают о том, что нужно вовремя прерваться, отчего и продолжает пополняться братство людей.
Какого бога прославлял мой отец? Нет, не исконных гальтских богов: Хароса с головой оленя или Фотаннона с лисьей мордой. И не Митренора – древнего холтийского повелителя моря. Нет, отец поклонялся Всебогу в виде бронзового диска на деревянном квадрате либо – в очень богатых семьях – золотого диска на железном или свинцовом квадрате.
Всебог, он же Сат, он же Отец-Солнце, – официальное божество трех королевств Холта. На мой взгляд, это бог уступок и серости, угодный знати проповедью смирения и упорного труда за ничтожную плату, которой едва хватает, чтобы не умереть с голода.
У придумавшего это божество простака не было никакого воображения, он просто вышел на улицу и обожествил первое, что попалось ему на глаза. То ли дело лохматые гальтские боги-кровосмесители. А тем более Запретный бог, иначе зовущийся Перевернутым богом. Но о нем в пределах мира людей лучше не говорить, если не хочешь, чтобы тебе подрезали язык. Ходят слухи, что Перевернутый – истинный бог Гильдии Берущих, но лишь внутренний круг обладающих властью посвящен в эту тайну.
Возможно, этот бог и был настоящим, раз люди на него так обозлились, но Всебог – это полная срань. Таким богам молятся, чтобы вода была мокрой, а огонь – горячим или о том, чтобы он не допустил великанов в твою страну, где их не встречали тысячу лет. Он хорош для простых случаев. Я никогда не видел великанов в Холте, только чучело, которое косолапый Блот возил на двух сцепленных телегах в своем «Караване жутких диковин», беря по медяку за просмотр.
Песня в таверне загремела во всю мощь. Вы когда-нибудь замечали, с каким удовольствием пьяные вытягивают последнюю гласную? Как будто соревнуются, у кого крепче дыхалка. Вот и холтийские болваны из Кадота увлеченно мяукали, сравнявшись в умственном развитии с пятилетними детьми из Плата-Глурриса:
Кошечка бежит опять,
Мяу, мяу, Обормот, мяу!
Котю своего искать,
Мяу, мяу, Обормот, мя-а-а-у-у-у!
Хотя кто я такой, чтобы судить об их умственном развитии? Беженцы рекой текут из растоптанного великанами Аустрима, а я собрался туда идти.
Передо мной возникла расплывчатая фигура. Это была моя спантийка. Я рассказал ей, где остановился.
– Хозяйка! – крикнула она через плечо и указала на меня.
Женщина у стойки покачала головой.
– Ты пьян, – сказала спантийка.
– Нет, – ответил я.
Вторая по популярности ложь, какую можно услышать в тавернах.
И тут спантийка влепила мне оплеуху прямо по татуировке. От души влепила.
Пивоварова жена
Отвечает, что она
Отрубила коте хвост, —
С визгом убежал прохвост.
Мяу, мяу, Обормот, мя-а-а-а-у-у-у!
Я уже открыл рот, но вовремя вспомнил, что мне не разрешается первым заговаривать с ней. Спантийка дождалась, когда мой рот закрылся.
– Извини, но, судя по твоему виду, тебе не помешала бы оплеуха. А мне не помешало бы выпить.
– Ах ты, дочь…
– Если ты хоть слово скажешь о моей матери, придется пустить тебе кровь.
– Засранка! Вонючая, выпендрежная спантийская засранка!
– Так сойдет.
Она взъерошила мне волосы, как несносному мальчишке, и я это стерпел.
– Меня зовут Гальва, – сказала она, подошла к стойке и взяла стакан с красным вином.
Начался следующий куплет, а мне требовалось выпустить пар, сделать хоть что-нибудь, и я тоже запел.
Заорал как безумный:
– Мяу, мяу, Обормот, мяу!
Она села рядом со мной, и за час с небольшим я кое-что узнал о женщине с отличным щитом, быстрым мечом и птицей-убийцей.
– А все-таки кто ты такая? – спросил я. – Ты сказала, Гальва? А дальше как?
– Гальва.
– Так.
– Полное мое имя тебе знать ни к чему.
– Очень загадочно. Ты такая известная личность?
– Каждый человек кому-то известен.
– Значит, да?
Я ждал, что еще она скажет, но спантийка лишь смотрела на меня поверх стакана с вином, словно ожидала продолжения от меня. И я продолжил:
– Чем ты известна, Гальва-спантийка? Ты знаменитая убийца?
– Ты не видел, чтобы я кого-то убила.
Тут она была права.
– У тебя был удобный момент, чтобы начать. Почему ты не убила их, остальных грабителей? А меня? Ты – Гальва Милосердная?
– В этот раз.
– Бывает.
– Как это? – спросила девушка.
– На гоблина ты смотришь сверху вниз, а те, из-за Невольничьих гор, смотрят сверху вниз на тебя.
Это сказал пожилой одноногий крестьянин с подколотой пустой штаниной. На руке, державшей костыль, не хватало двух пальцев. Уж он-то убивал гоблинов, а они кусали его.
Но я направлялся не к гоблинам, и это странным образом успокаивало.
Любой слизняк, никогда не видевший живого гоблина, знал, что они варили зелье, которое вызвало мор и погубило наших лошадей. Вторая война с гоблинами, Война молотильщиков, была такой жестокой, что теперь редко встретишь мужчину возрастом от тридцати до шестидесяти. А Война дочерей превратила в солдат так много женщин, что нынче едва ли отыщешь детей от восьми до пятнадцати лет.
Спору нет, великаны внушали ужас, но люди и гоблины были просто созданы для того, чтобы убивать друг друга.
7
Обрученная с Костлявой
Около полудня я сидел один в «Олене и тихом барабане», благопристойной таверне с покосившимися каменными стенами, которые подпирали балки из белой сосны. Чудесней всего было то, что хозяйка, изо всех сил заботясь о сохранении внешнего вида таверны, редко заглядывала на чердак, куда сваливала всяческий ненужный хлам. Среди этого кавардака я устроил себе постель, после того как простился со спантийкой.
Посчитав здешние комнаты слишком большой роскошью – не из-за обстановки, а из-за скудости моего кошеля, я пролез в дом через высокое окно, отыскал лестницу и поднялся на чердак. Меня бесконечно забавляло раз за разом спускаться из тайного убежища и снова заходить в таверну с улицы, чтобы купить кружечку пива. Я уже изрядно хлебнул и сидел в глубокой задумчивости. Как всегда в таких случаях, взгляд мой сделался рассеянным, а вид – слегка простоватым. Временами я дышал через рот. Мне даже подавали милостыню, когда я устраивал такое на улице. В Низшей школе меня пытались отучить от этих привычек, но в конце концов сдались. Один мастер считал их проявлением недюжинного ума, другой – признаком явного идиотизма. Первый, достопочтенный маг, любил меня за способности к языкам, второй же, ассасин-душитель, презирал мой приветливый нрав и «легкость», с какой я «готов пойти на смерть».
Каждому не угодишь.
Так я и сидел, уставившись в пустоту, чуть ли не пуская слюни, когда стены таверны затряслись от гальтской песни на старохолтийском. В ней пелось про волшебного кота по имени Обормот, но не стоило объяснять посетителям, что там, откуда я родом, с помощью этой глупой песенки гальтских детей учили говорить на языке завоевателей.
Ни один гальт, выросший из коротких штанишек, не станет ее петь. Однако здесь, в Холте, каждый недоумок с пивной пеной в бороде, едва заслышав мелодию, начинает горланить те куплеты этой песни, что сумел запомнить. Хотя надо признать, что припев очень подходит для пьяного рева.
Ну а я думал о великанах.
Я уже говорил, что родился в Гальтии, самом восточном из трех королевств Холта.
Точнее говоря, в Плата-Глуррисе, что означает «сверкающая река» на языке гальтов, первых правителей Холта. Только настоящая сверкающая река находится под землей и состоит из серебра.
Мой папаша добывал серебро, и отец моего лучшего друга тоже, пока гоблины не убили его на Войне дочерей в 1222 году, когда мне было двенадцать. Папаша вернулся домой, но с тех пор не произносил больше одной фразы подряд, да и то редко. Правда, я только год с небольшим наблюдал за тем, как он мучается, и в четырнадцать лет отправился в Низшую школу, но сомневаюсь, чтобы папаша заметил мой уход. Я никогда не работал на рудниках и, если позволят боги, не буду. Люди вкалывают как проклятые во тьме под прекрасными холмами восемь из девяти дней недели, а в выходной, Сатов день, отправляются в церковь и поют там гимны. Потом наливаются хмельным темным пивом до тумана в голове, и ни мужья, ни жены уже не вспоминают о том, что нужно вовремя прерваться, отчего и продолжает пополняться братство людей.
Какого бога прославлял мой отец? Нет, не исконных гальтских богов: Хароса с головой оленя или Фотаннона с лисьей мордой. И не Митренора – древнего холтийского повелителя моря. Нет, отец поклонялся Всебогу в виде бронзового диска на деревянном квадрате либо – в очень богатых семьях – золотого диска на железном или свинцовом квадрате.
Всебог, он же Сат, он же Отец-Солнце, – официальное божество трех королевств Холта. На мой взгляд, это бог уступок и серости, угодный знати проповедью смирения и упорного труда за ничтожную плату, которой едва хватает, чтобы не умереть с голода.
У придумавшего это божество простака не было никакого воображения, он просто вышел на улицу и обожествил первое, что попалось ему на глаза. То ли дело лохматые гальтские боги-кровосмесители. А тем более Запретный бог, иначе зовущийся Перевернутым богом. Но о нем в пределах мира людей лучше не говорить, если не хочешь, чтобы тебе подрезали язык. Ходят слухи, что Перевернутый – истинный бог Гильдии Берущих, но лишь внутренний круг обладающих властью посвящен в эту тайну.
Возможно, этот бог и был настоящим, раз люди на него так обозлились, но Всебог – это полная срань. Таким богам молятся, чтобы вода была мокрой, а огонь – горячим или о том, чтобы он не допустил великанов в твою страну, где их не встречали тысячу лет. Он хорош для простых случаев. Я никогда не видел великанов в Холте, только чучело, которое косолапый Блот возил на двух сцепленных телегах в своем «Караване жутких диковин», беря по медяку за просмотр.
Песня в таверне загремела во всю мощь. Вы когда-нибудь замечали, с каким удовольствием пьяные вытягивают последнюю гласную? Как будто соревнуются, у кого крепче дыхалка. Вот и холтийские болваны из Кадота увлеченно мяукали, сравнявшись в умственном развитии с пятилетними детьми из Плата-Глурриса:
Кошечка бежит опять,
Мяу, мяу, Обормот, мяу!
Котю своего искать,
Мяу, мяу, Обормот, мя-а-а-у-у-у!
Хотя кто я такой, чтобы судить об их умственном развитии? Беженцы рекой текут из растоптанного великанами Аустрима, а я собрался туда идти.
Передо мной возникла расплывчатая фигура. Это была моя спантийка. Я рассказал ей, где остановился.
– Хозяйка! – крикнула она через плечо и указала на меня.
Женщина у стойки покачала головой.
– Ты пьян, – сказала спантийка.
– Нет, – ответил я.
Вторая по популярности ложь, какую можно услышать в тавернах.
И тут спантийка влепила мне оплеуху прямо по татуировке. От души влепила.
Пивоварова жена
Отвечает, что она
Отрубила коте хвост, —
С визгом убежал прохвост.
Мяу, мяу, Обормот, мя-а-а-а-у-у-у!
Я уже открыл рот, но вовремя вспомнил, что мне не разрешается первым заговаривать с ней. Спантийка дождалась, когда мой рот закрылся.
– Извини, но, судя по твоему виду, тебе не помешала бы оплеуха. А мне не помешало бы выпить.
– Ах ты, дочь…
– Если ты хоть слово скажешь о моей матери, придется пустить тебе кровь.
– Засранка! Вонючая, выпендрежная спантийская засранка!
– Так сойдет.
Она взъерошила мне волосы, как несносному мальчишке, и я это стерпел.
– Меня зовут Гальва, – сказала она, подошла к стойке и взяла стакан с красным вином.
Начался следующий куплет, а мне требовалось выпустить пар, сделать хоть что-нибудь, и я тоже запел.
Заорал как безумный:
– Мяу, мяу, Обормот, мяу!
Она села рядом со мной, и за час с небольшим я кое-что узнал о женщине с отличным щитом, быстрым мечом и птицей-убийцей.
– А все-таки кто ты такая? – спросил я. – Ты сказала, Гальва? А дальше как?
– Гальва.
– Так.
– Полное мое имя тебе знать ни к чему.
– Очень загадочно. Ты такая известная личность?
– Каждый человек кому-то известен.
– Значит, да?
Я ждал, что еще она скажет, но спантийка лишь смотрела на меня поверх стакана с вином, словно ожидала продолжения от меня. И я продолжил:
– Чем ты известна, Гальва-спантийка? Ты знаменитая убийца?
– Ты не видел, чтобы я кого-то убила.
Тут она была права.
– У тебя был удобный момент, чтобы начать. Почему ты не убила их, остальных грабителей? А меня? Ты – Гальва Милосердная?
– В этот раз.