Вор с черным языком
Часть 3 из 59 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Кто-нибудь уже требовал награду Гильдии? – спросил деревенщина.
– Не-а, – сказала хозяйка таверны, еще одна северянка. – Сегодня никто.
Парень в кожаных штанах оценивающе посмотрел на меня. Я выпрямился, чтобы он получше рассмотрел клинок у меня на ремне. Добротный клинок, колющий и рубящий одновременно. Для драки на ножах – самое то. Я дал ему имя Пальтра – «лепесток» по-гальтски, а тот кинжал, что был спрятан на ремне за спиной, назывался Ангна, или «гвоздь». На ножнах Пальтры были нашиты две крохотные розы. Однако вряд ли Кожаные Штаны увидит что-то еще, кроме ножен и рукояти. Мне отрубили бы большой палец, если бы я обнажил клинок против того, кто захочет выдать мне оплеуху от имени Гильдии. А если дело дойдет до крови, меня пырнут туда же, куда я пырнул его.
Но знал ли закон этот клатак?
– Тогда я требую награду. Должник, именем Гильдии Берущих ты должен подчиниться.
Да, он это знал.
Парень оглянулся на одну из двух подружек, с которыми он терся носами, а потом, не отводя от нее взгляда, размахнулся и хлестнул меня по щеке. Конечно, было больно, особенно из-за того, что он слегка порезал мне губу своим кольцом. Но оплеуха – это пустяк по сравнению с тем чувством, когда какой-то болван бьет тебе по щеке, а ты не можешь ответить. Мне не разрешалось ответить даже словами, пока он не заговорит первым.
Хозяйка налила мальцу полпинты пива за счет Гильдии с изрядным количеством пены, как бы давая понять, что́ она думает о сопляке, выставившем северян трусами, готовыми ударить того, кто не может отблагодарить в ответ. Деревенщина выпил, выбелив пеной почти безусую верхнюю губу, и утерся рукавом.
– Настоящий мужик должен платить долги, – заявил он с убежденностью двадцатилетнего молокососа, скорее себе самому, чем окружающим.
Но мне большего и не требовалось. Не стоило ему разговаривать со мной после того, что случилось. Теперь я мог ответить.
– А еще у настоящего мужика должны быть мозоли на руках, – сказал я, – а ты как будто одолжил свои у ребенка.
Похоже, он удивился, услышав мой ответ, но постарался скрыть это. Поднял кружку, словно бы показывая, что получил все, чего хотел, и ему наплевать, что я там говорю. Но ему было не наплевать, точно. Кто-то уже хихикал над моими словами, и смех задел его, тем более что его цыпочки все слышали. Я хорошо знал эту породу. У семьи наверняка водились какие-то деньги, но он оказался таким засранцем, что бросил постоялый двор, или лавку, или какое-то другое дело, из-за которого его мать истоптала себе все ноги, – а все лишь потому, что терпеть не мог, когда ему указывают. Должно быть, он отыскал дорогу в подложную школу Гильдии, нахватался там дешевых фокусов и совсем уже вообразил себя настоящим вором, но получил под зад еще до того, как увяз в долгах. Прошло немало времени, одежда его провоняла насквозь, и все-таки он пока не заложил своего последнего кольца. Еще одна тяжелая неделя – и парень мог бы стать мальчиком для утех или наемником, но не был достаточно миловидным и смышленым для первого или сильным для второго.
Я чуть было не пожалел его, но все еще чувствовал, как саднит щека от оплеухи этого недоноска, и поэтому сказал:
– Раз уж тут замешана Гильдия, можешь ударить меня еще раз. Должно быть, тебе очень обидно потратить первую попытку впустую, не причинив мне никакого вреда. Правда ведь, клатак подзаборный?
Между прочим, «клатак» означает «понос», если вдруг вы никогда не бывали в Гальтии или Северном Холте. Бывает, что хочешь сказать одно, а получается совсем другое, к большому твоему стыду и расстройству. Вот почему гальт никогда не скажет «глоток виски». Мы произносим «глоток» и «клатак» почти одинаково, но никто из нас не брезгует виски настолько, чтобы сравнить его с жидким дерьмом.
Посетители таверны – в основном пастухи и крестьянки, не привыкшие прощать слабость, – зашумели. Малец не мог допустить, чтобы последнее слово осталось за мной, и решил отплатить мне парой своих, пока кран еще течет. Будь он поумней, то первым делом отослал бы девиц на ближайший сеновал дожидаться, когда наступит время обменяться таракашками, что ползают между ног. Но умным он не был.
– Я и не собирался причинять тебе вред, мне просто хотелось пива. Но раз уж так, сейчас ты у меня прикусишь свой сраный язык, гальтский нап.
Спантийка открыла зубами бутылку, налила себе немного вина и с выжидающим любопытством приподняла бровь. Должно быть, она не знала, что «нап» означает «сосок», а то слово, которое собирался сказать я, – милый пучок волос в одном интересном месте.
– Сомневаюсь, что у тебя получится, спрам, – ответил я. – Когда стояк мешает отлить, и то бывает больней, чем от твоих ударов. Вот оно мое лицо, можешь попробовать. Сделай еще одну попытку, пока твои сестрички не сообразили, что сели не за тот стол.
Я коснулся черным языком кончика своего носа и подмигнул.
Это подействовало.
Он рванулся через весь трактир и махнул кулаком, целясь мне в челюсть. Я пригнулся и выставил вперед плечо, принимая на него всю силу удара. Не буду утомлять пересказом всей потасовки, скажу только, что сначала он молотил по мне своими кошачьими лапками, а кончилось все тем, что мы боролись на полу и я сжимал его голову, потом руку и снова голову. От мальца разило застарелым потом, как будто его кожа когда-то покрылась плесенью и с тех пор ее так и не отмыли. Хозяйка таверны сначала приговаривала: «Эй, эй!» и «Хватит, хватит!», а потом разогнала нас рукоятью цепа, который висел над бронзовым зеркалом, должно быть, с тех самых пор, когда она расчесывала им волосы гоблинов на Войне дочерей.
Я поднялся, прижимая ладонь к разбитой губе, и выглядел, вероятно, еще хуже, чем Кожаные Штаны. Тот откинул волосы назад с гордостью молодого петушка. Но раз уж он начал первым и вообще вел себя как последний козел, хозяйка подтолкнула его к двери. По пути он забрал своих цыпочек и, уходя, сказал: «Привет Гильдии!» – таким мерзким тоном, что теперь я уже не сомневался, что Берущие его разжевали и выплюнули.
– Жаль, что ты не допил свое пиво, – бросил я ему в спину.
Потом оглянулся туда, где стояла спантийка, но она скрылась во время заварушки. Этой женщине нужно было куда-то попасть. И она не хотела, чтобы ее узнали. Интригующе. Любовничек с подведенными глазами посмотрел на меня с рассеянным безразличием, как на пробегающую мимо собаку. Я подмигнул ему. Он фыркнул и отвернулся, чего я на самом деле и добивался, потому что мне нужно было кое-что выплюнуть изо рта и спрятать в кошель.
Кольцо Кожаных Штанов.
Гоблинское серебро.
Вероятно, самая ценная вещь, что у него оставалась.
Ради этого стоило стерпеть несколько скользящих ударов, к которым я был полностью готов. Я как следует ущипнул его за палец, когда стаскивал кольцо, чтобы ему казалось, будто оно все еще на месте. И если мне повезет, он не заметит потери раньше, чем завалится на сеновал.
И мне повезло.
Очень сильно повезло.
Я во многом самый обычный человек. Чуть ниже ростом, чем большинство, но такими уж гальты рождаются. Худой, как бездомная собака. Задницы нету и в помине, и потому мне требуется ремень, чтобы удержать штаны к северу от расщелины. Неплохой скрипач, как уже было сказано, и никто не станет хватать меня за горло, если мне вздумается что-нибудь сыграть, но и на свадьбу тоже не позовут. Кое-что я делаю хреново. Не умею сдерживать смех, когда вижу что-то забавное, к примеру. Плохо складываю числа в уме, работаю в поле, поднимаю тяжести. Но воровство – к нему у меня талант. Отчасти просто дар и готовность не упустить удачу. Везение – один из двух моих врожденных талантов. О втором расскажу позже.
Везение существует, а тот, кто это отрицает, просто хочет приписать все заслуги себе. Везение – это река. Я чувствую, когда попадаю в нее, и когда выхожу – тоже. Задумайтесь на минутку. Люди часто пытаются сделать что-то сложное и необычное, слабо представляя, получится или нет. Со мной не так. Если я чувствую, как в груди засияло внутреннее солнце везения, то уже не сомневаюсь, что сумею украсть у женщины кошель и найду там бриллиант или три золотых «льва». Смогу перепрыгнуть на соседнюю крышу, и черепица под ногами не обвалится. А когда тасую колоду карт, точно знаю, что завалю других игроков «пчелами» и «саперами», а может быть, их даже пару раз посетит старушка-«смерть».
Азартные игры пробуждают везение, но надолго его не удержишь. Можно выиграть круг-другой или пару раз удачно бросить кости, пока тебе не захотят перерезать горло. Хуже того, промотав везение за игорным столом, можно остаться без него, когда оно особенно понадобится. Почувствовав холод иссякающего везения, я понимаю, что дальше придется идти по скользкому льду, рискуя сломать копчик. И опускаю голову, потому что могу ненароком встретить человека, чье доверие обманул годом раньше, или девушку, которую когда-то бросил.
Это везение привело меня вместо подложной школы в настоящую. Обычно в Гильдию принимают всех парней и девушек, но только три из девяти Низших школ настоящие. В подложных учат самым основам – вскрывать замки, забираться на стены, драться на ножах. Но ничему более сложному – ни заклинаниям, ни умению находить ловушки и разговаривать с животными, ни мошенничеству и запутыванию следов. Просто муштра. Ты выходишь из школы сильным, быстрым, выносливым, с кое-какими навыками и по уши в долгах. Если сумеешь расплатиться с долгами – тем лучше для тебя. Если нет – подписываешь договор. Под рукой у Гильдии тысячи костоломов, проституток и чернорабочих. Она может нагнать толпу, которая обнесет целый город, а потом рассеется, не дожидаясь копейщиков местного барона.
Но я попал в настоящую школу.
По крайней мере, я так думаю.
Но все равно задолжал целую прорву.
Вот, читайте сами:
Досточтимый наш Кинч На Шаннак, студент третьего курса естественного обучения и первого курса магического, должник.
С великой неохотой и немалым разочарованием мы, казначеи Пигденейской академии редких искусств, верные присяге Гильдии Берущих, извещаем тебя, что тяжкая плоть твоих долгов переросла непрочную оболочку твоей готовности эти долги отрабатывать, каковой оболочке угрожает опасность лопнуть.
Поскольку в последние четыре сезона обучения твои платежи не превышали двух скачков за каждый, при таких вялых успехах ты не сможешь погасить задолженность в восемьдесят пять золотых скачков, одну золотую «королеву», одного серебряного «рыцаря» и три серебряных «слуги» (плюс проценты) за ближайшие шестнадцать лет. Нет нужды беспокоить наших актуариев, чтобы высчитать, что этот срок превышает вероятную продолжительность твоей жизни и ожидаемый период твоей полезности в работе. Лишь по настоятельной просьбе одного из твоих бывших мастеров мы сочли, что ценность твоего пребывания в живом и невредимом виде выше ценности предостерегающего наказания на глазах у всех прочих или твоей гибели, также доведенной до всеобщего сведения.
Посему тебе предписывается под страхом отрубания большого пальца явиться в ближайшее официальное представительство Гильдии для разбирательства и обсуждения, наиболее вероятным результатом которого станет заключение с тобой договора более высокого уровня. Наши источники помещают тебя в окрестности Белого тракта и предполагают, что ближайший к тебе Дом Гильдии может находиться в Кадоте. Разумеется, своевременный, сразу по прибытии, платеж в размере:
двух золотых «львов» и пяти серебряных «совят»,
или
одного золотого «разгрома», двух золотых «королев» и одного серебряного шиллинга,
поспособствует более радушному течению разговора и уверит нас в твоих добрых намерениях и готовности выполнить обязательства. Нет нужды напоминать, что навыки, полученные в наших стенах, позволяют большинству студентов отыскать достаточное для очистки своего честного имени количество денег за семь лет праздности или три года упорного труда и везения и что наше снисхождение, обременившее тебя лишь меткой раскрытой ладони, не сможет продолжаться вечно без неких похвальных действий с твоей стороны.
С искренней (пока еще) заботой о тебе,
смиренные казначеи твоих мастеров редких и завидных искусств, самолично.
Писано в первый Люнов день месяца зольня 1233 года.
Сегодня восемнадцатое, почти середина зольня. Жатвень наступит скоро, а вместе с ним и срок уплаты.
Кольцо вонючки – неплохое начало, но придется еще что-нибудь украсть в Кадоте.
А еще мне понадобится скупщик.
3
Говнюк меченый
– Гоблинское серебро, что ли? – спросила пожилая торговка, хмуро разглядывая в лупу кольцо вонючки.
Хотя и без лупы было понятно, что здесь потрудился молот гоблина. Отраженный от гоблинского серебра свет дает странный зеленоватый оттенок, и кое-кто считает, что даже золото меркнет перед такой неземной красотой. То есть это я так считаю.
Не менее эффектно фонарь торговки высвечивал и мою татуировку с раскрытой ладонью.
– А ты, я вижу, на плохом счету у Берущих. Тебе нужна работа?
На самом деле она вовсе не собиралась меня нанимать. Просто хотела выяснить, насколько я голоден. Старуха не принимала товар у тех, кого плохо знает.
– Работа у меня есть, но все равно спасибо.
– Было бы за что.
Именно так я и думал.
– Тогда на кого же ты работаешь? На Кобба?
– Десять шиллингов, – назвал я цену. – И буду благодарен тебе за каждого «совенка».
Она рассмеялась, показав желтые пеньки, которые можно было принять за зубы лишь при большом желании.
– «Совята» найдутся, только десяти ты не получишь. Больше похоже на шесть.
– Мы оба знаем, что кольцо стоит пятнадцать, и ты сама продашь его за одну золотую «королеву» и одну золотую «девку». Фокус в том, что я буду набавлять по шиллингу каждый раз, когда ты предложишь меньше, чем я запросил. И теперь я хочу одиннадцать. Но если ты желаешь отдать за него двенадцать, то предложи мне семь.
– Ишь чего выдумал, говнюк меченый!
– Я не беру денег за откровенность, мне нравится говорить начистоту. Но если ты хочешь получить этот зеленоватый кусочек серебра, дай мне одиннадцать, и желательно…
– «Совятами». Я это уже слышала, мелкий…
– Не-а, – сказала хозяйка таверны, еще одна северянка. – Сегодня никто.
Парень в кожаных штанах оценивающе посмотрел на меня. Я выпрямился, чтобы он получше рассмотрел клинок у меня на ремне. Добротный клинок, колющий и рубящий одновременно. Для драки на ножах – самое то. Я дал ему имя Пальтра – «лепесток» по-гальтски, а тот кинжал, что был спрятан на ремне за спиной, назывался Ангна, или «гвоздь». На ножнах Пальтры были нашиты две крохотные розы. Однако вряд ли Кожаные Штаны увидит что-то еще, кроме ножен и рукояти. Мне отрубили бы большой палец, если бы я обнажил клинок против того, кто захочет выдать мне оплеуху от имени Гильдии. А если дело дойдет до крови, меня пырнут туда же, куда я пырнул его.
Но знал ли закон этот клатак?
– Тогда я требую награду. Должник, именем Гильдии Берущих ты должен подчиниться.
Да, он это знал.
Парень оглянулся на одну из двух подружек, с которыми он терся носами, а потом, не отводя от нее взгляда, размахнулся и хлестнул меня по щеке. Конечно, было больно, особенно из-за того, что он слегка порезал мне губу своим кольцом. Но оплеуха – это пустяк по сравнению с тем чувством, когда какой-то болван бьет тебе по щеке, а ты не можешь ответить. Мне не разрешалось ответить даже словами, пока он не заговорит первым.
Хозяйка налила мальцу полпинты пива за счет Гильдии с изрядным количеством пены, как бы давая понять, что́ она думает о сопляке, выставившем северян трусами, готовыми ударить того, кто не может отблагодарить в ответ. Деревенщина выпил, выбелив пеной почти безусую верхнюю губу, и утерся рукавом.
– Настоящий мужик должен платить долги, – заявил он с убежденностью двадцатилетнего молокососа, скорее себе самому, чем окружающим.
Но мне большего и не требовалось. Не стоило ему разговаривать со мной после того, что случилось. Теперь я мог ответить.
– А еще у настоящего мужика должны быть мозоли на руках, – сказал я, – а ты как будто одолжил свои у ребенка.
Похоже, он удивился, услышав мой ответ, но постарался скрыть это. Поднял кружку, словно бы показывая, что получил все, чего хотел, и ему наплевать, что я там говорю. Но ему было не наплевать, точно. Кто-то уже хихикал над моими словами, и смех задел его, тем более что его цыпочки все слышали. Я хорошо знал эту породу. У семьи наверняка водились какие-то деньги, но он оказался таким засранцем, что бросил постоялый двор, или лавку, или какое-то другое дело, из-за которого его мать истоптала себе все ноги, – а все лишь потому, что терпеть не мог, когда ему указывают. Должно быть, он отыскал дорогу в подложную школу Гильдии, нахватался там дешевых фокусов и совсем уже вообразил себя настоящим вором, но получил под зад еще до того, как увяз в долгах. Прошло немало времени, одежда его провоняла насквозь, и все-таки он пока не заложил своего последнего кольца. Еще одна тяжелая неделя – и парень мог бы стать мальчиком для утех или наемником, но не был достаточно миловидным и смышленым для первого или сильным для второго.
Я чуть было не пожалел его, но все еще чувствовал, как саднит щека от оплеухи этого недоноска, и поэтому сказал:
– Раз уж тут замешана Гильдия, можешь ударить меня еще раз. Должно быть, тебе очень обидно потратить первую попытку впустую, не причинив мне никакого вреда. Правда ведь, клатак подзаборный?
Между прочим, «клатак» означает «понос», если вдруг вы никогда не бывали в Гальтии или Северном Холте. Бывает, что хочешь сказать одно, а получается совсем другое, к большому твоему стыду и расстройству. Вот почему гальт никогда не скажет «глоток виски». Мы произносим «глоток» и «клатак» почти одинаково, но никто из нас не брезгует виски настолько, чтобы сравнить его с жидким дерьмом.
Посетители таверны – в основном пастухи и крестьянки, не привыкшие прощать слабость, – зашумели. Малец не мог допустить, чтобы последнее слово осталось за мной, и решил отплатить мне парой своих, пока кран еще течет. Будь он поумней, то первым делом отослал бы девиц на ближайший сеновал дожидаться, когда наступит время обменяться таракашками, что ползают между ног. Но умным он не был.
– Я и не собирался причинять тебе вред, мне просто хотелось пива. Но раз уж так, сейчас ты у меня прикусишь свой сраный язык, гальтский нап.
Спантийка открыла зубами бутылку, налила себе немного вина и с выжидающим любопытством приподняла бровь. Должно быть, она не знала, что «нап» означает «сосок», а то слово, которое собирался сказать я, – милый пучок волос в одном интересном месте.
– Сомневаюсь, что у тебя получится, спрам, – ответил я. – Когда стояк мешает отлить, и то бывает больней, чем от твоих ударов. Вот оно мое лицо, можешь попробовать. Сделай еще одну попытку, пока твои сестрички не сообразили, что сели не за тот стол.
Я коснулся черным языком кончика своего носа и подмигнул.
Это подействовало.
Он рванулся через весь трактир и махнул кулаком, целясь мне в челюсть. Я пригнулся и выставил вперед плечо, принимая на него всю силу удара. Не буду утомлять пересказом всей потасовки, скажу только, что сначала он молотил по мне своими кошачьими лапками, а кончилось все тем, что мы боролись на полу и я сжимал его голову, потом руку и снова голову. От мальца разило застарелым потом, как будто его кожа когда-то покрылась плесенью и с тех пор ее так и не отмыли. Хозяйка таверны сначала приговаривала: «Эй, эй!» и «Хватит, хватит!», а потом разогнала нас рукоятью цепа, который висел над бронзовым зеркалом, должно быть, с тех самых пор, когда она расчесывала им волосы гоблинов на Войне дочерей.
Я поднялся, прижимая ладонь к разбитой губе, и выглядел, вероятно, еще хуже, чем Кожаные Штаны. Тот откинул волосы назад с гордостью молодого петушка. Но раз уж он начал первым и вообще вел себя как последний козел, хозяйка подтолкнула его к двери. По пути он забрал своих цыпочек и, уходя, сказал: «Привет Гильдии!» – таким мерзким тоном, что теперь я уже не сомневался, что Берущие его разжевали и выплюнули.
– Жаль, что ты не допил свое пиво, – бросил я ему в спину.
Потом оглянулся туда, где стояла спантийка, но она скрылась во время заварушки. Этой женщине нужно было куда-то попасть. И она не хотела, чтобы ее узнали. Интригующе. Любовничек с подведенными глазами посмотрел на меня с рассеянным безразличием, как на пробегающую мимо собаку. Я подмигнул ему. Он фыркнул и отвернулся, чего я на самом деле и добивался, потому что мне нужно было кое-что выплюнуть изо рта и спрятать в кошель.
Кольцо Кожаных Штанов.
Гоблинское серебро.
Вероятно, самая ценная вещь, что у него оставалась.
Ради этого стоило стерпеть несколько скользящих ударов, к которым я был полностью готов. Я как следует ущипнул его за палец, когда стаскивал кольцо, чтобы ему казалось, будто оно все еще на месте. И если мне повезет, он не заметит потери раньше, чем завалится на сеновал.
И мне повезло.
Очень сильно повезло.
Я во многом самый обычный человек. Чуть ниже ростом, чем большинство, но такими уж гальты рождаются. Худой, как бездомная собака. Задницы нету и в помине, и потому мне требуется ремень, чтобы удержать штаны к северу от расщелины. Неплохой скрипач, как уже было сказано, и никто не станет хватать меня за горло, если мне вздумается что-нибудь сыграть, но и на свадьбу тоже не позовут. Кое-что я делаю хреново. Не умею сдерживать смех, когда вижу что-то забавное, к примеру. Плохо складываю числа в уме, работаю в поле, поднимаю тяжести. Но воровство – к нему у меня талант. Отчасти просто дар и готовность не упустить удачу. Везение – один из двух моих врожденных талантов. О втором расскажу позже.
Везение существует, а тот, кто это отрицает, просто хочет приписать все заслуги себе. Везение – это река. Я чувствую, когда попадаю в нее, и когда выхожу – тоже. Задумайтесь на минутку. Люди часто пытаются сделать что-то сложное и необычное, слабо представляя, получится или нет. Со мной не так. Если я чувствую, как в груди засияло внутреннее солнце везения, то уже не сомневаюсь, что сумею украсть у женщины кошель и найду там бриллиант или три золотых «льва». Смогу перепрыгнуть на соседнюю крышу, и черепица под ногами не обвалится. А когда тасую колоду карт, точно знаю, что завалю других игроков «пчелами» и «саперами», а может быть, их даже пару раз посетит старушка-«смерть».
Азартные игры пробуждают везение, но надолго его не удержишь. Можно выиграть круг-другой или пару раз удачно бросить кости, пока тебе не захотят перерезать горло. Хуже того, промотав везение за игорным столом, можно остаться без него, когда оно особенно понадобится. Почувствовав холод иссякающего везения, я понимаю, что дальше придется идти по скользкому льду, рискуя сломать копчик. И опускаю голову, потому что могу ненароком встретить человека, чье доверие обманул годом раньше, или девушку, которую когда-то бросил.
Это везение привело меня вместо подложной школы в настоящую. Обычно в Гильдию принимают всех парней и девушек, но только три из девяти Низших школ настоящие. В подложных учат самым основам – вскрывать замки, забираться на стены, драться на ножах. Но ничему более сложному – ни заклинаниям, ни умению находить ловушки и разговаривать с животными, ни мошенничеству и запутыванию следов. Просто муштра. Ты выходишь из школы сильным, быстрым, выносливым, с кое-какими навыками и по уши в долгах. Если сумеешь расплатиться с долгами – тем лучше для тебя. Если нет – подписываешь договор. Под рукой у Гильдии тысячи костоломов, проституток и чернорабочих. Она может нагнать толпу, которая обнесет целый город, а потом рассеется, не дожидаясь копейщиков местного барона.
Но я попал в настоящую школу.
По крайней мере, я так думаю.
Но все равно задолжал целую прорву.
Вот, читайте сами:
Досточтимый наш Кинч На Шаннак, студент третьего курса естественного обучения и первого курса магического, должник.
С великой неохотой и немалым разочарованием мы, казначеи Пигденейской академии редких искусств, верные присяге Гильдии Берущих, извещаем тебя, что тяжкая плоть твоих долгов переросла непрочную оболочку твоей готовности эти долги отрабатывать, каковой оболочке угрожает опасность лопнуть.
Поскольку в последние четыре сезона обучения твои платежи не превышали двух скачков за каждый, при таких вялых успехах ты не сможешь погасить задолженность в восемьдесят пять золотых скачков, одну золотую «королеву», одного серебряного «рыцаря» и три серебряных «слуги» (плюс проценты) за ближайшие шестнадцать лет. Нет нужды беспокоить наших актуариев, чтобы высчитать, что этот срок превышает вероятную продолжительность твоей жизни и ожидаемый период твоей полезности в работе. Лишь по настоятельной просьбе одного из твоих бывших мастеров мы сочли, что ценность твоего пребывания в живом и невредимом виде выше ценности предостерегающего наказания на глазах у всех прочих или твоей гибели, также доведенной до всеобщего сведения.
Посему тебе предписывается под страхом отрубания большого пальца явиться в ближайшее официальное представительство Гильдии для разбирательства и обсуждения, наиболее вероятным результатом которого станет заключение с тобой договора более высокого уровня. Наши источники помещают тебя в окрестности Белого тракта и предполагают, что ближайший к тебе Дом Гильдии может находиться в Кадоте. Разумеется, своевременный, сразу по прибытии, платеж в размере:
двух золотых «львов» и пяти серебряных «совят»,
или
одного золотого «разгрома», двух золотых «королев» и одного серебряного шиллинга,
поспособствует более радушному течению разговора и уверит нас в твоих добрых намерениях и готовности выполнить обязательства. Нет нужды напоминать, что навыки, полученные в наших стенах, позволяют большинству студентов отыскать достаточное для очистки своего честного имени количество денег за семь лет праздности или три года упорного труда и везения и что наше снисхождение, обременившее тебя лишь меткой раскрытой ладони, не сможет продолжаться вечно без неких похвальных действий с твоей стороны.
С искренней (пока еще) заботой о тебе,
смиренные казначеи твоих мастеров редких и завидных искусств, самолично.
Писано в первый Люнов день месяца зольня 1233 года.
Сегодня восемнадцатое, почти середина зольня. Жатвень наступит скоро, а вместе с ним и срок уплаты.
Кольцо вонючки – неплохое начало, но придется еще что-нибудь украсть в Кадоте.
А еще мне понадобится скупщик.
3
Говнюк меченый
– Гоблинское серебро, что ли? – спросила пожилая торговка, хмуро разглядывая в лупу кольцо вонючки.
Хотя и без лупы было понятно, что здесь потрудился молот гоблина. Отраженный от гоблинского серебра свет дает странный зеленоватый оттенок, и кое-кто считает, что даже золото меркнет перед такой неземной красотой. То есть это я так считаю.
Не менее эффектно фонарь торговки высвечивал и мою татуировку с раскрытой ладонью.
– А ты, я вижу, на плохом счету у Берущих. Тебе нужна работа?
На самом деле она вовсе не собиралась меня нанимать. Просто хотела выяснить, насколько я голоден. Старуха не принимала товар у тех, кого плохо знает.
– Работа у меня есть, но все равно спасибо.
– Было бы за что.
Именно так я и думал.
– Тогда на кого же ты работаешь? На Кобба?
– Десять шиллингов, – назвал я цену. – И буду благодарен тебе за каждого «совенка».
Она рассмеялась, показав желтые пеньки, которые можно было принять за зубы лишь при большом желании.
– «Совята» найдутся, только десяти ты не получишь. Больше похоже на шесть.
– Мы оба знаем, что кольцо стоит пятнадцать, и ты сама продашь его за одну золотую «королеву» и одну золотую «девку». Фокус в том, что я буду набавлять по шиллингу каждый раз, когда ты предложишь меньше, чем я запросил. И теперь я хочу одиннадцать. Но если ты желаешь отдать за него двенадцать, то предложи мне семь.
– Ишь чего выдумал, говнюк меченый!
– Я не беру денег за откровенность, мне нравится говорить начистоту. Но если ты хочешь получить этот зеленоватый кусочек серебра, дай мне одиннадцать, и желательно…
– «Совятами». Я это уже слышала, мелкий…