Вопрос и ответ

Он встал.

Мы вышли из этой огромной комнаты и двинулись дальше, через коротенький холл собора. Двери на площадь стояли распахнутые настежь. Там отрабатывала маневры армия: слитный топ топ топ по камням тек внутрь, а за ним, не отставая, – неумолчный РЕВ мужчин, у которых отняли лекарство.

Я даже поморщилась.

– Смотри, – сказал мэр.

За спинами армии, в самом центре площади, несколько человек собирали небольшую деревянную платформу из простых досок; на ней – эдакий перегнутый шест.

– И что это такое?

– Завтра после обеда там повесят сержанта Моллота. За совершенное им ужасное преступление.

Воспоминание о Мэдди, о ее пустых, безжизненных глазах снова поднялось у меня в груди. Мне пришлось зажать себе рот ладонью, чтобы загнать его снова внутрь.

– Я пощадил старого мэра этого города, – продолжал он, – но не пощажу одного из самых давних и преданных своих сержантов. Ты правда думаешь, я пойду на такие неудобства, только чтобы потрафить одной девочке – обладательнице информации, которая могла бы быть мне полезна? Ты правда думаешь, что я пойду на такое, когда, как ты говоришь, я здесь всем заправляю?

– Тогда почему вы это делаете? – спросила я.

– Потому что он нарушил закон. Потому что это цивилизованный мир, и в нем не будут терпеть варварские поступки. Потому что война окончена. – Он повернулся ко мне. – Я буду очень признателен, если ты сможешь убедить в этом мистрис Койл. – Он шагнул ближе. – Ты сделаешь это для меня? Ты, по крайней мере, расскажешь ей, на что я пошел, чтобы как-то исправить эту трагическую ситуацию?

Я смотрела себе под ноги. В голове кружилось, вертелось, как метеор в полете.

Его слова вполне могли быть правдой.

Но Мэдди все равно мертва.

И в этом виновата я.

А Тодда так и нет.

Что же мне делать?

(что же мне делать?)

– Ты сделаешь это, Виола?

Ну, по крайней мере, подумала я, это информация, которой так хотела мистрис Койл.

Я проглотила слюну.

– Я попробую?

Он заулыбался.

– Великолепно! – и ласково тронул меня за плечо. – Беги же скорее домой. Ты нужна им на погребальной службе.

Я кивнула. Шагнула прочь от него, на соборные ступени. РЕВ обрушился на меня, как удар, вместе с солнцем. Я встала как вкопанная и попыталась снова глотнуть воздуха – кажется, его весь из меня вышибло.

– Виола! – Он продолжал смотреть на меня с лестницы своего дома, собора. – Почему бы тебе не поужинать со мной тут? Завтра вечером?

Он даже ухмыльнулся при виде моих усилий спрятать то, как мне этого не хочется.

– Тодд, разумеется, тоже будет.

Я вытаращила глаза. Из груди снова пошла волна, добросила слезы до глаз, захватила врасплох – так что я даже икнула.

– Правда?

– Правда, – сказал он.

– Нет, честно?

– Честно.

И он распахнул мне объятия.





11


Спас тебе жизнь





[Тодд]


– Нам надо их перенумеровать. – Дэйви достал из монастырского склада-сарая тяжелый холщовый мешок и громко брякнул его наземь. – Это наша новая работа.

Было первое утро после того, как мэр изволил запоздало поздравить меня с днем рождения. После того как я поклялся найти ее.

Ничего покамест не изменилось.

– Перенумеровать? – Я посмотрел на спаклов, по-прежнему таращившихся на нас в бессмысленном молчании, хотя лекарство, по идее, должно было уже выветриться. – С чего это?

– Ты ваще никогда не слушаешь па? – Дэйви начал вынимать из мешка инструменты. – Всяк должен знать свое место. И потом, надо же как-то следить за скотиной.

– Они тебе не скотина, Дэйви, – сказал я даже не слишком зло: мы с ним уже пару раз ругались на эту тему. – Они просто инопланетяне.

– Да мне похрен, свиная ссанина. – Он вытащил закручиватель и поставил на траву, потом снова полез внутрь. – На-ка, держи.

Он протянул мне горсть металлических полосок, соединенных вместе в более длинную конструкцию. Я машинально взял.

И только потом понял, што держу.

– Нет, – сказал я. – Мы не станем.

– Да, – сказал он. – Еще как станем.

В Прентисстауне мы так клеймили овец. Берешь вот эту штуку, што сейчас была в руках у Дэйви, оборачиваешь полоску вокруг овечьей ноги, туго закручиваешь концы инструментом – слишком туго. Настолько туго, штобы полоска врезалась в кожу и началось вошпаление. Металл у них покрыт специальным средством, штобы инфекшия не развилась, а дальше больная кожа вокруг полоски вылечивается и срастается с нею, и замещает этот кусок кожи самой чертовой полоской.

Я в ужасе посмотрел на спаклов. Спаклы посмотрели на нас.

Гадость в том, што если этот браслет потом снять, под ним уже ничего не вылечится. Овца кровью истечет, если так сделать, до смерти истечет. Надеваешь его, и все, так и будет ходить до конца своих дней. Навсегда это, насовсем, без вариантов.

– Стало быть, всего-то и надо, што видеть в них овец. – Дэйви выпрямился с ключом в руках и окинул хозяйским взглядом спаклов. – А ну, в очередь!

– Одно поле зараз, – проорал, показывая на спаклов закручивателем в одной руке и пистолетом в другой; солдаты на стене стояли, нацелив ружья на стадо. – Как только получите номер, стойте на своем поле и не уходите с него, усекли?

И они, кажется, усекли.

В том-то и дело.

Они усекли куда больше, чем овцы на их месте.

Я уставился на горсть металлических полосок у себя в руке.

– Дэйви, так не…

– Давай шевелись, ссанина, – нетерпеливо отрезал он. – Нам за сегодня аж две сотни окучить надо.

Я сглотнул.

Первый спакл в очереди тоже смотрел на эти чертовы полоски. Кажется, это была женщина – иногда их можно отличить по цвету лишайников, которые они себе выращивают заместо одежек. Да и низковата она была по спачьим меркам. С меня ростом, а то и меньше.

Я думал. Думал.

Ведь ежели я не стану… не буду этого делать, они возьмут кого-то еще, и ему будет наплевать, больно спаклам или нет. Пусть уж лучше я – я хотя бы смогу сделать правильно. Лучше, чем вот этот вот Дэйви сам, без меня.

Так?

(так?)

– Давай уже, оборачивай эту етьскую штуку вокруг руки, а не то мы тут все етьское утро проваландаемся, – это Дэйви, конечно.

Я жестом велел ей протянуть руку. Она протянула, глядя мне в глаза, не мигая. Опять пришлось слюну проглотить. Взял упаковку полосок, развернул, вытащил одну – с номером 0001. Она все смотрела. Все не мигала.

Я взял ее за руку.

Она была теплая – теплая на ощупь; а ведь с виду такие белые и холодные…

Завернул полоску вокруг запястья.