Волки

Copyright © Эль Реми, текст, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021





* * *


Пролог. «Приятная» встреча




– Мы в глубокой заднице! – в полном отчаянии воскликнул юноша, что-то быстро набирая на компьютере.

– А я говорил, что все сорвется, – бубнил недовольный голос по рации, валявшейся на столе.

В маленькой комнатушке было три человека. Один сидел за ноутбуком, второй собирал какие-то вещи, а третий стоял в углу, уставившись в экран своего смартфона.

– Чего стоишь? – обратился к нему парень, который распихивал оборудование по черным сумкам. – Ждешь, когда здесь появится Интерпол?

Тот, что стоял с телефоном, поднял озорно блеснувшие серые глаза.

– Sólo puedo improvisar[1], – ухмыльнулся он.

– Не вовремя ты со своим испанским! – рявкнул юноша из-за ноутбука.

– Проблемы надо решать по мере поступления, Най. – С этими словами сероглазый мужчина убрал телефон в карман джинсов и направился к двери.

Най Леманн в ответ только нервно дернул плечом и взъерошил свои светлые волосы, надеясь скрыть тревогу. На экране ноутбука у него было видео с нескольких камер наблюдения, и почти везде в кадре сновали люди в куртках с надписью «Интерпол» на спине. В любой момент они могли ворваться в каморку и повязать всех, кто в ней находился. А больше всего Ная бесило то, что организатор всей этой опасной авантюры совсем не беспокоился об их плачевном положении.

– Вот же самовлюбленный придурок, – прошипела рация.

Голос принадлежал четвертому члену группы, оператору-связисту. Он координировал их действия, видел все и вся. Работал он на расстоянии, с крыши одного из соседних зданий. Можно сказать, что он даже оказал услугу, явившись в непосредственно близкое к операции место. Когда работа была попроще, он запросто мог остаться координировать из дома или в рабочей студии.

Тот, что шел к двери, остановился и взял рацию со стола.

– Кристиан, ты знаешь, что я тебя слышу?

– Знаю, – ответили по рации, – и могу повторить тебе это лично. Маэль, ты – самовлюбленный придурок. Ты ошибаешься, если уверен, что и на этот раз выберешься и тебя не поймают. Сегодня тебе точно конец.

Так же думали все в группе.

Маэльен Сантана – высокий, крепкий испанец – был главным организатором всей операции. Обаятельный и временами гениальный, он любил действовать спонтанно. Ему не нравилось составлять планы и схемы, которые были так важны для Кристиана и Ная. Маэль обычно полагался на свой блестящий ум и ловкость и предпочитал импровизировать. Члены команды, кстати, хоть и ругали его за некоторую безалаберность, но втайне верили в него и надеялись, что и из этой заварухи Сантана их вытащит.

Маэль снова достал смартфон, чтобы посмотреть время. Половина десятого. Идеально!

– Меньше паники, девчата, – сказал он, распахивая дверь. – Ваш papá сейчас все решит.

– Что ты собираешься делать? – спросил парень, который паковал оборудование.

Он уже собрал пару сумок, куда сложил дрели, приспособления для прослушки и огромные щипцы. А у его ног, прислоненные к стене, стояли две картины – те самые, ради которых они всей командой и оказались здесь. Продав эти картины, они пополнят свои офшорные счета на очень внушительные суммы.

Впрочем, Маэль концентрировался не на деньгах, а на процессе. Ему нравилась эта волнительная суматоха.

– Мы же в национальном театре балета, – ответил Маэль. – И прямо сейчас конец второго акта. Я всего лишь хочу взять в заложники какого-нибудь гостя. Пацифизм и человеколюбие Интерпола безграничны. Они выпустят нас отсюда, не сомневайтесь.

– И кого же ты возьмешь? – удивленно, но с надеждой спросил голос по рации.

– Кого-то, кто просто необходим.

– Да тебя даже в холл не выпустят, – взвинченно парировал Най, оборачиваясь. – Интерпол уже везде – и на первом этаже, и на улице вокруг театра.

И он выразительно кивнул на ноутбук, который транслировал видео с камер наблюдения. Маэль улыбнулся.

– Я и не пойду в холл. Мне больше нравится за кулисами. Собирайте вещи, девочки, мы сваливаем отсюда.






* * *


Громкий шум аплодисментов – верный знак того, что начался антракт. Но сотрудники Интерпола, дежурившие у каждого выхода, никого не выпускали из зала, и поэтому все коридоры пустовали.

Добраться до гримерных оказалось проще простого. Маэль всего лишь прошел по служебным коридорам для персонала, куда не обремененные умом интерполовцы и не подумали сунуться. Он был одет в темные брюки и водолазку, на руках – перчатки, портативный микрофон у уха и два кольта в кобуре, прикрепленной к поясу. С собой у него была маска, которая закрывала половину лица, оставляя лишь глаза. Эту очаровательную вещь Маэль приобрел на фестивале в Рио и до сих пор с ней не расставался. На ней была изображена волчья пасть.

Маэльен считал себя безжалостным. Он мог выстрелить в человека, если бы это нужно было для дела. Собственно, это он и планировал сделать, если заложник окажется строптивым.

Спрятавшись за углом, Сантана надел маску и прислушался. Актеры щебетали о всякой ерунде, бегая по коридору между гримерными и раздевалками. Они обсуждали чей-то неудавшийся па-де-де, солиста, переспавшего с балериной из кордебалета, пониженное жалованье и салат на завтрак, оказавшийся просроченным.

В такой толпе ему ловить нечего. Маэль снял с предохранителя кольт и бесшумно проскользнул в ближайшую к нему дверь, которая вела в туалет, как оказалось, женский. Актеры были так заняты собой, что никто не заметил высокого парня в черном.

Он очутился в небольшом, отделанном белой плиткой помещении. Бледный свет лампочки, немного заляпанное зеркало над раковинами и четыре кабинки. Маэль зашел в одну из них, прикрыл дверцу, потом облокотился на нее спиной и вздохнул. Этот вечер его утомил. Он представил, как придет домой, примет душ, приготовит ужин, а потом сядет на балконе своего пентхауса с бокалом вина и будет смотреть на Марсель. Этот большой, неугомонный и красивый город нравился Сантане только ночью, когда гул его немного утихал и загорались неоновые огни на высоких зданиях. Во Франции, конечно же, было здорово, но порой он скучал по куда более душевной Испании, в которой родился и прожил много лет.

Его размышления прервал стук двери и шаги. Маэль оживился, поняв, что кто-то зашел в уборную. Он крепче сжал оружие, готовый выйти и сделать то, что задумал. В щель между дверцей и стеной было видно, как к зеркалу подошла девушка в лиловом балетном платье.

– Убогий театр, убогая труппа! – фыркнула она, открывая кран. – Можно подумать, я должна всю жизнь быть просто солисткой.

«Говорит сама с собой, явно двинутая», – подумал Маэль и на секунду даже засомневался, надо ли трогать эту девицу.

– Ненавижу! Я им всем шеи переломаю! Посмеюсь в лицо, когда стану примой в «Виллисах»… И еще дерьмо какое-то в театре творится прямо во время премьеры! Вот убожество…

Девушка не успела договорить. Дверь туалетной кабинки медленно открылась, и оттуда вышел высокий мужчина в черной одежде и в маске. В руке у него был пистолет. Парень целился прямо в нее, не сводя пристального взгляда серых глаз.

– Малыш, у тебя проблемы посерьезнее. Двинешься – и останешься без головы. Кто твоим коллегам тогда шеи ломать будет?

Он рассмеялся, а девушку захлестнула волна панического ужаса.





Глава 1. У судьбы искрометный юмор




Аллонже[2], потом па-де-ша[3], дальше со-де-баск[4] и тан-лие[5]…

И снова. И еще раз.

Она кружилась в голубоватом свете софитов, прыгала и семенила на носочках, руки ее описывали плавные дуги. Тысячи глаз были устремлены только на нее. Ее хрупкая фигурка в лиловом платье-пачке с блестящими украшениями быстро и изящно прыгала от одного края сцены к другому. Оркестр играл один из номеров «Спящей красавицы» только для нее.

Как она прекрасна, как женственна и восхитительна! Густые темные волосы убраны в высокую прическу, украшенную тиарой с разноцветными камнями. Голубые глаза не видят ничего, она не обращает никакого внимания даже на зал. Сейчас она танцует. Сейчас она забылась. Сейчас ее руками и ногами правит лишь искусство.

Анна-Мария была рождена для балета – стройная фигура, рост чуть выше среднего и молочно-белая кожа. Черты ее лица привлекали и запоминались, хотя ее сложно было назвать классической красавицей. Бледное лицо, осыпанное веснушками, обрамляли длинные темные волосы. Но примечательнее всего были глаза – голубые, ясные, по-волчьи яркие, под дугами густых бровей. Холодная, но темпераментная, Анна-Мария излучала харизму и уверенность.

В труппе ее называли Астра, что значит «звезда». Столь громким и красивым прозвищем балерину наградили режиссер и хореограф, и другим танцорам и актерам нехотя тоже пришлось называть ее так. Никто не хотел казаться стервой или ублюдком больше положенного. В этой индустрии открыто презирать неэтично. В лицо улыбаешься, втайне ненавидишь. Такие правила.

Музыка закончилась, и, выгнувшись напоследок, Анна-Мария скрылась за кулисами под аплодисменты. Едва она оказалась там, спокойное и даже блаженное выражение ее лица сменилось на отстраненное и высокомерное. Она быстро прошла мимо танцоров, которые должны были выйти следующими. Анна-Мария пренебрежительно относилась к артистам кордебалета. Ведь они стояли в самом низу иерархии, были просто массовкой, хотя многие с ней бы не согласились. Но в этом и заключалась категоричность ее мышления. Сама она была ведущей солисткой, следующей прямо после примы. Солисты – несколько девушек и мужчин – куда заметнее обычного кордебалета.

А вот прима всего одна-единственная и неповторимая, она всегда получает главные роли. Ей и мечтала быть Анна-Мария. Разве она этого не заслужила? Красива, знаменита, великолепно танцует, вкалывает как проклятая, старается из всех сил. А потом узнает, что на роль Авроры в «Спящей красавице» берут другую солистку, Софи Монтескьё. Эту жалкую светловолосую сучку, которую теперь Анна-Мария искренне ненавидит. Как обычно, не следуя правилам, ненавидит прямо в лицо. Честно и открыто.

Ничего. Скоро она обязательно станет примой. И весь Марсель узнает, кто такая Анна-Мария Валевская.

– Валевская! – окликнул ее мужской голос.

Она обернулась.

– Ты была так грациозна, – пропел он.

Ее догнал мужчина в черных брюках и черной водолазке, хорошо сложенный, но уже немного в возрасте. У него было симпатичное лицо, а зеленые глаза, скрывавшиеся за очками в толстой оправе, все еще оставались юными. Сейчас они восхищенно-боготворяще смотрели на Анну-Марию.

– Я знаю, – спокойно ответила Анна-Мария.

– Ты столь благородна, – снова заговорил мужчина. – Идеал балерины!

– И тем не менее ты не дал мне Аврору, – презрительно фыркнула она.