Во сне и наяву

У неё быстро выработалась привычка оборачиваться. Она сделала несколько шагов. Какой-то знакомый звук привлёк её внимание. Нет, не музыка, музыка была приятной. Этот звук был иной. Она думала, прислушивалась, смотрела вдоль торговой галереи вдаль и вдруг поняла. Это журчала вода. Точно, там, напротив узкого прохода во вторую галерею, был музыкальный фонтан, который очень любили мамочки с детьми. Вот! Это было сейчас как раз то, что нужно. Она, конечно, придышалась немного, и у неё уже редко случались приступы тошноты, заканчивающееся рвотными спазмами, но она всё ещё была перемазана вонючими и едкими, а теперь ещё и высыхающими на ней фекалиями. Фонтан был очень кстати.





Глава 15




Приятная, тихая музыка, журчание фонтана. Там светло. До такой желанной воды всего двадцать метров, не больше. Вокруг фонтана, вплотную к нему, скамейки. В жизни эти скамейки облеплены детьми, которые лезут руками в изящные струи воды. Сейчас тут никого. И Светлане немного страшно.

Двадцать метров по тёмному пространству, где не горит ни одной лампы, все магазины и справа, и слева целы, но за их неразбитыми витринами ничего не видно. За спиной у неё серый свет, проникающий с улицы, впереди свет нескольких ламп над фонтаном. Боязно… Но ей всё равно нужно идти к воде, именно там, напротив фонтана, есть проход, что ведёт к нужной ей торговой галерее. Тихая музыка, журчащая вода, тёмный пролёт галереи. Даже с улицы уже не доносится ни грохота, ни рёва. Светлана делает вздох… Фу… Лучше бы не делала, ей нужно, ей просто необходимо помыться. Она решилась и пошла по галерее через неприятную темноту. К свету. Пошла не спеша, прислушиваясь и разглядывая, что там впереди. На полу коробки и ещё что-то. Она даже раскрыла рот от удивления. Рядом с фонтаном была торговая площадка компании «Самсунг». Да, там на земле валялись белые коробочки и даже сами телефоны. Свете папа покупал хорошие телефоны, был у неё даже телефон за двадцать тысяч, его потом украли в раздевалке на тренировке, но там, на полу и на стендах, могли быть телефоны и по сто тысяч рублей. Впрочем, что от них толку, нельзя же взять дорогой телефон тут, во сне, и похвалиться им в школе там, наяву. Или можно? Она медленно прошла ещё несколько шагов, пытаясь разглядеть телефоны на полу, и увидала кое-что ещё. Увидала и остановилась. На красивом полу в двух метрах от фонтана стояла человеческая ступня. Словно потерянная кем-то впопыхах обувь. Нет-нет, Светлана прекрасно видела, никакая это не обувь, это была точная копия человеческой части тела. Или не копия. Сама нога была тёмно-серой, а пальцы почти чёрными, и сверху из ступни торчала… белела кость. Девочка замерла, разглядывая… это. А когда разглядела, поняла — никакой это не муляж. Это оторванная гниющая нога. Ведь в этом мерзком сне муляжей гниющих ног не бывает, тут все гниющие ноги настоящие. И тут ей померещилось, краем глаза она заметила, что за фонтаном в темном пролёте что-то пошевелилось. Точно, она не сомневалась в этом, там что-то шевелилось, девочка перевела взгляд с ноги на темноту за фонтаном. Ничего. Музычка, водичка журчит. Никто больше не шевелится. Тихо, спокойно, но страшно. Светлана ещё раз взглянула на ногу и стала потихонечку отступать назад в свой тёмный пролёт, из которого пришла. Света больше не собиралась идти в «Спортмастер» в глубину торгового комплекса. Нет, нет, нет. Даже думать об этом ей было страшно. Что-нибудь из одежды она подберёт себе здесь, у входа. Девочка ускорила шаг, стараясь пройти тёмный отрезок пути побыстрее, и опять новая привычка оборачиваться помогла ей. Обернувшись, она снова увидала движение, тёмное пятно загородило свет у фонтана. И как только она повернулась, пятно резко ушло в сторону, прильнуло к стене, слилось с ней, исчезло. И опять музыка, фонтанчик журчит, тишина, и никого нет. У неё не осталось никаких сомнений в том, что кто-то или что-то зачем-то за ней идёт. А если ещё вспомнить оторванные ноги… Светлана, не раздумывая, побежала к свету. Выскочила к выходу, через который пришла, и замерла. Прямо у тамбура входа, хрустя осколками разбитого стекла, ходило то самое огромное существо, рёв которого она слышала. Это существо имело тело человека, ну, почти человека, задние ноги его были похожи на мощные тумбы, передние ноги-руки, Света не знала, как назвать это… Стояло оно на четвереньках. Огромное, свисающее, наполненное чем-то жидким, колышущееся при движениях брюхо. Мощные руки были в два раза длиннее ног. Существо ходило, опираясь на кулаки. Белая его кожа была иссечена на боках лиловыми полосами, которые, кажется, причиняли существу боль, а само оно было огромным, как грузовичок «газель», не меньше. Великан повернул лохматую голову к ней, его лицо было каким-то детским, вернее, оно походило на небритое лицо раздражённого ребёнка с приоткрытым ртом, ребёнка, готового сорваться на крик в любой момент. Он всматривался в темноту своими тупыми, обиженными глазками, при этом шумно и тяжело сопел. Великан смотрел прямо на неё. Она была ещё в полумраке, у стены, ещё не выскочила на свет. Ей могло повезти…

«Видит? Не видит? Мамочки! Хоть бы не видел!».

Ей совсем не хотелось бежать от него. Да и куда ей бежать, если он кинется через тамбур входа к ней. Куда? Обратно в темноту? К отгрызенным ногам? И тут великан отвернул от неё свою голову, прорычал хрипло и негромко и стал медленно уходить от входа. Светлана сразу, бочком, бочком, пошла к широкому входу в один магазин. Нет, выходить на улицу она и не думала, но и стоять тут ей тоже не хотелось. Это был, как она до сих пор считала, мужской магазин «Тимберленд». Он был почти у входа, свет в него попадал. Ну, немного. Там, внутри, всё было перевёрнуто, одежда, обувь, всё вперемешку на полу. Она протиснулась между опрокинутыми прилавками и присела за ними. И сразу увидала это. Трудно было понять, кто это или что это такое. Но на фоне скудного, серого света, проникавшего через разгромленный вход в здание, Светлана отчётливо видела чёрный, абсолютно чёрный, чернейший из всего возможного спектра, бесформенный силуэт. Он, кажется, был ниже её ростом, да и вообще меньше девочки, но даже вид этого существа привёл её в оцепенение. Чернота той самой могилы, в которой она очнулась первый раз, и то не была так черна, как это существо. Казалось, оно вообще пожирает все частицы света, что попадают на него. Бесформенное, косматое нечто, живое пятно непроглядной черноты. Без единого намёка на звук, прямо с места, существо вдруг легко прыгнуло и, словно было нематериальным, ловко устроилось на краю перевёрнутого прилавка, непосредственно над Светланой. Она даже почувствовала, как пахнуло на неё теплом от него. Оцепенение её только усилилось, она просто смотрела, на это чёрное нечто, сидящее выше, над ней и загораживающее собой почти весь попадающий сюда свет. Она видела только косматую, живую, опасную темноту. Вернее, видела лишь контуры черныша, который уже тянулся к ней. Да, он, несомненно, тянулся к ней, этого она видеть не могла, это она чувствовала. А он и вправду тянулся к её голове, к её лицу. Ей казалось, что это её… Нюхает? Да, точно, Светлана уловила на лице, на левой щеке, едва заметное дыхание. И это не прекращалось, эта живая чернота нюхала и нюхала девочку, как будто не могла в чём-то разобраться, как будто что-то черныша смущало. А потом к лицу Светланы медленно и абсолютно беззвучно подплыла ещё одна косматая часть черноты, и, наверное, в единственном, каком-то отражённом луче серого света, девочка увидала едва различимый отблеск чего-то гладкого. Гладкого и закруглённого и, кажется, острого, похожего на толстый рыболовный крючок. Коготь! Светлана в этом не сомневалась, а чернота всё нюхала её, нюхала, но так и не поняв, что перед ней, решила попробовать это своим страшным крючкообразным когтем. Вот он, едва-едва блестевший в темноте крючок. Вот он у её лица, в десяти сантиметрах, и приближается. Приближается. Пять сантиметров до глаза. Она даже дышать перестала. И тут на улице, но совсем близко от входа, заревел великан, заревел так громко, так яростно, что, казалось, толстые стёкла витрин задребезжали. Коготь от лица тут же убрался, а девочка от напряжения опустила голову, пискнула и зажмурилась, полностью смирившись со всем тем, что могло произойти. Так и замерла и не шевелилась какое-то время, секунды шли, шли, шли, но ничего не происходило, а Света не могла поднять голову, только дышать начала тихонечко. Боялась. Боялась увидеть черныша снова. Так и сидела, пока там, на улице, опять не заревел великан, но на этот раз уже заметно тише, видно, отошёл подальше от входа. Лишь тогда она решилась поднять голову, а когда подняла, увидала, что черныш над ней уже не сидит, нет его и его страшного когтя. И Света, наверное, от облегчения, стала плакать, но тихонечко, глотая слёзы, и, пытаясь встать, нащупала рукой что-то на полу. Тряпка. Нет, не тряпка, вещь из хорошей материи. Из крепкой материи. И тут же рядом ещё одна, она стала шарить руками по полу. Что-то твердое, верёвки, шнурки… Обувь. Добротная, но большой размер. Она сразу престала плакать. Как раз то, что ей было необходимо: одежда и обувь, теперь нужно найти что-нибудь для себя. Не может же она ходить в ботинках большого размера. Стараясь не шуметь и всё делать быстро, Светлана стала хватать то, что находила на полу и поднимать это, подносить к свету. Куртка, большая. Очень. В сторону. Ещё куртка, уже меньше. Может быть, оставила. Майка, любая пойдёт. Ещё одна, тоже пойдет. Надевает её на себя, прямо на вонючую грязь. Штаны, огромные. В сторону. Джинсы, огромные. В сторону. Куртки, толстовки. Нет, нет, нет. Снова штаны, кажется, небольшие. Она влезает в них. Два размера лишних, три? Даже ширинку не нужно расстёгивать. Зато очень крепкий на ощупь материал, и по длине почти подошли. Дальше, дальше, нужно искать. Рюкзак! Отличная вещь, вот это и называется — везение. Запасная майка летит в рюкзак, а рюкзак за спину. Но обуви нет, все размеры, что она находит, огромные. Тут что, нет женского совсем? Светлана поглядывает на выход, на свет, торопится, она не хочет уходить отсюда без обуви, но ещё больше она не хочет встречаться с этим ужасным, без всяких оговорок, ужасным чёрным существом. Девочка ползает по полу в углу, там совсем темно, но именно там находится ботинок… Она не может рассмотреть, но этот ботинок не кажется ей огромным. Светлана засовывает в него ногу, не почистив ее, как она была перемазана нечистотами, так и суёт. Вонь опять дала о себе знать, но ей уже всё равно. Девочки из её класса, и даже из её команды, наверное, наблевали бы тут, но у неё сейчас и позывов нет. Всё, забыли, речь идёт о жизни… Время! Время! Нужно убираться отсюда, пока черныш не вернулся и всё-таки не проверил её своим чёрным и острым когтем. Плевать ей было на запахи. Ботинок сел идеально, он высокий, крепкий, удобный, у него длинные шнурки, а вот второго она найти не могла, как ни шарила. Так и ползала в темноте в одном ботинке, пока не ударилась головой о распахнутую дверь. Подсобное помещение, склад? Она пробралась туда, не вставая во весь рост. Да, так и есть, стеллажи с коробками. Света хватает первую, вторую, третью: мокасины, мокасины, всё не то, размеры на взрослых мужчин. Она бросает коробки на пол, но так, чтобы они не гремели. Потом уже не берёт коробки, она просто запускает туда руки, опять не то, опять. Лишь бы не вернулся чёрный. Ей всё равно страшно, и опять от неё исходит отвратный запах, но это всё ерунда, страх, запах… Надо найти обувь! И вот они. Кажется, она нашла нужный размер. Да, это такой же ботинок и такого же размера. Девочка вытаскивает его из коробки, на грязную и потную ногу он лезет плохо. Надев второй ботинок на ногу, быстро обмотав вокруг неё длинные шнурки, потопталась в ботинках. Да, ей сейчас, после бега по грязи и колючкам босиком, любая обувь понравилась бы, а это… Эти ботинки были просто чудо, очень удобны. Всё, нужно было уходить отсюда. Она, не глядя, схватила ещё какую-то вещь в руку — пригодится, и пошла, спотыкаясь, на свет выхода.

А света заметно прибавилось, он уже не серый, а жёлтый. Теперь прямые лучи пронизывают, заливают светом весь вход в ТЦ. Туман ушёл. Девочка задержалась, высунула голову из-за витрины, с опаской поглядела в тёмный проход галереи. Но ничего там разглядеть не смогла. Вышла из магазина и пошла на улицу. И тут, у разбитых и искорёженных дверей тамбура, опять остановилась. Кому охота попасть под огромные кулачищи великана? Здесь всё было тихо, гигант куда-то убежал. Вся, вся стоянка перед выходом завалена перевёрнутыми и помятыми машинами, а весь тамбур входа, и внутри, и снаружи, новыми и старыми осколками стекла. Но ничего, теперь у неё есть роскошные ботинки «Тимберленд». Светлана опустила глаза… Ну не дура? Один ботинок, который она нашла первым, был настоящего желто-коричневого цвета, а второй, тот, что она нашла в подсобке, был гламурного розового цвета.

Впрочем, фигня всё это, тут нет и быть не может её одноклассников, а если её поймает Аглая… то этой долбанутой будет всё равно, какого цвета ботинки у девочки.

Аглая. Как только Света вспомнила про неё, настроение у девочки, чуть улучшившееся после того, как она оделась, сразу испортилось. Ну, от черныша и великана девочка сейчас уйдёт, от медуз убегать она вроде как научилась, но что делать с Аглаей? Ведь сумасшедшая, по сути, считает своим то место, где у Светланы укрытие. Как им двоим ужиться на одной территории? Да никак. Девочка решила, что нужно поговорить с Лю.

Лю. Да, Светлане весь сегодняшний день его очень не хватало. Он мог подсказывать ей, давать советы, ведь он слышал или видел через туман. Значит, и в темноте видел.

— Лю, — тихонечко позвала она, пока никакой опасности вокруг не было видно.

Нет, никто ей не ответил.

— Лю, — повторила девочка чуть громче, понимая, что и на этот раз ничего не услышит в ответ.

Да, он говорил, что область его с ней взаимодействия ограниченна, просто ей так хотелось услышать его, прежде чем она двинется в обратный путь. Она вышла, и битое стекло захрустело под ее разноцветными ботинками. Теперь хоть прыгай по нему. Ботинки удобные, в них даже нога, что она потянула, не болела. Новая майка почти по размеру, она оторвала мешающую этикетку, штаны на три размера больше, их придётся придерживать, если вдруг надо будет бежать, в рюкзаке куртка и ещё одна майка. Было страшно, очень страшно, но кое-что ей удалось. Девочка поморщилась от собственного запаха. На солнце он приобретал новые, яркие оттенки. Она, конечно, воняла фекалиями, но всё равно была молодец.

На небе ни облачка и только одна медуза, высоко, высоко в небе, над самым СКК. Ей уже было жарковато и первый раз, за все сны, хотелось пить. И есть! Это было странно. И Светлана сделала первый большой шаг в своих новых ботинках.





Глава 16




А к ботиночкам ещё нужно привыкнуть, это совсем не лёгкие кроссовки для бега. Но это дело привычки, а вот то, что они очень «громкие», отдельный минус. Она пошла быстрым шагом. Ей приходилось придерживать брюки. Придётся потом придумать что-нибудь. Туман рассеялся, и теперь девочка могла осмотреться. Она не спеша шла по парковке, рассматривая битые автомобили, и тут, среди мелкого стекла и ломаного пластика она увидала то, отчего вокруг промок и почернел асфальт. Светлана сразу поняла, что это такое чёрно-лиловое лежит на земле среди мусора, длинное и мокрое. Она узнала это по ладошке с присосками. Да, это был длинный, метров десять в длину, мощный жгут медузы. Девочка даже остановилась, чтобы посмотреть на ладошку. Мерзкая, всё ещё липкая. Присоски похожи на чёрные вытянутые губы. Интересно, кто это отважился оторвать жгут у медузы? Скорее всего, тот, кто разворотил все автомобили вокруг. Ей находиться здесь больше не хотелось, и она, поправив рюкзак, пошла к СКК, а потом взяла чуть левее и перешла на бег.

Перед ней темнел парк, ограда, а за ней заросли. Кустарники, деревья, всё как настоящее. Девочка обернулась, ну так и есть, за ней увязалась некрупная медуза. Пришлось снова бежать. Ботинки, конечно, топают, но всё равно в них лучше, чем босиком. Пробежав немного, Света опять обернулась. Медуза отстала и плыла уже в другую сторону. Девочка отметила для себя: медузы медлительны и серьёзную опасность представляют лишь в тумане. Отлично. Ей захотелось посмотреть, узнать, в этом парке те же растения, что и в настоящем? А ещё ей хотелось пить и помыться, в парке было много прудов. Нет, конечно, она ни в коем случае не собиралась перелезать через ограду парка, слишком много там растительности, ничего не видно, кто угодно может притаиться за любым кустом, но поглядеть через ограду… Почему бы и нет? Солнце светит, всё вокруг видно на сотни метров, у неё есть ботинки, бегает она быстро, а ужас, который Светлана пережила в магазине за перевёрнутым прилавком, теперь казался ей весьма далёким.

От парка её отделяло большое пространство и проспект Гагарина. Пространство открытое, ей всё видно, но и её видно отовсюду. И девочка пошла от СКК не налево, к своему разрушенному дому, а прямо к проспекту Гагарина и виднеющемуся за ним парку. Пошла к столбу, что одиноко стоял у дороги. Еще не дойдя до проспекта ста метров, она увидела высохшие фрагменты останков какого-то мелкого животного. После ноги в ТЦ всё мёртвое сразу её настораживало. Даже разорванная крыса. Или это был крикун? Неважно. Валяющиеся куски мёртвой плоти — опасность! Девочка пошла помедленнее и увидала ещё кое-что неприятное. На сей раз это была голова какого-то зверя. Более крупного, чем крикун, и к тому же клыкастая. Страшная. Всё, хватит любопытствовать. Желание идти к парку у Светы уже испарилось. Если здесь кто-то рвёт на части существ с такими зубами, то лучше отсюда убраться. И побыстрее. До поребрика проспекта, до кривого столба, метров тридцать, но она уже изменила маршрут, повернула налево. Ближе к своему убежищу — а теперь она считала развалины двадцать восьмого дома своими.

Девочка остановилась, ещё раз огляделась. Посмотрела назад. Нет, медуза, что гналась за ней, где-то высоко в небе, далеко. Ничего такого, что Светлане могло бы угрожать, вокруг видно не было. И Света пошла к себе, решив, что перейдёт проспект южнее, ближе к убежищу. Она пошла вдоль дороги, поглядывая вокруг. Серый, старый, деревянный двухметровый столб, стоящий у дороги, привлёк её внимание. Ему тут не место. Зачем он тут? Странный, весь кривой и какой-то… Облезлый или… Лохматый? Она шла мимо этого столба, не отрывая от него глаз. А тут и ветерок налетел вдруг и взъерошил на столбе… Перья? И вдруг от верхушки столба отделяется длинный, размером как её рука, острый клин-кинжал, а над ним просто появляется отвратительный круглый глаз. У «столба» были глаза, и «столб» видел Свету. И зашевелился. Это огромная, двухметровая птица… Бежать! Думать тут нечего, а эта серая фигня, прохрипев что-то, кинулась за ней. Побежала быстро, переставляя свои страшные, голенастые ноги, причём помогала себе набрать скорость, громко хлопая куцыми крыльями. Светлана понеслась по бетонным плитам вдоль проспекта, топая новыми ботинками. Рюкзак за спиной, ботинки. Штаны! Чёртовы штаны нужно было придерживать руками, а ведь руки очень важны в беге, особенно при ускорении. А голенастая тварь со страшными длинными ногами орёт, хлопает крыльями и летит за ней, развив очень высокую скорость. Ей кажется, что эта птица догоняет её. Света ещё прибавляет, как перед финишем, уже не экономя сил, работая на максимуме. И, пробежав так почти до улицы Бассейной, она слышит, что крики за спиной и хлопки крыльев стихли. Света оборачивается. Птица отстала, остановилась.

— Что? Сдох, урод? — Светлана переводит дух. Она вдруг вспомнила название птицы, на которую очень похож этот бегающий «столб». Ту птицу, которую она видела в зоопарке в детстве, называли смешным словом «марабу». Слово было смешное, а птица была противной. Так вот, эта птица, что сейчас гналась за ней, была раз в десять отвратительнее той, которую она видела в зоопарке. Света ещё посмотрела, как марабу, на своих огромных ногах, со своим клювом-кинжалом, не спеша возвращается на своё место. Убедившись, что птица ушла далеко, Светлана перешла улицу Бассейную и после проспект Гагарина, и там остановилась. Перед ней лежала огромная поляна серебряного мха. Целое футбольное поле. Ослепительного и красивого и, на взгляд, мягкого мха, который так и призывал к себе. Ей очень хотелось кое-что проверить. Вернее, посмотреть, как это будет выглядеть. Как этот приятный на вид мох может наносить раны? Она огляделась, нет ли кого. И, убедившись, что сейчас она тут одна, девочка аккуратно и не спеша поставила ботинок на мох, присела, чтобы рассмотреть, что с ним будет происходить. Но почти ничего не увидела. Кажется, что мох чуть-чуть как бы приник к подошве. Но так могло случиться из-за того, что ботинок продавил мягкий грунт. Она подняла ногу, и едва заметные нити потянулись за подошвой. Ей показалось это забавным. «Что, тупой мох, пытаешься есть резину?».

Она решила пройтись по мху и сделала шаг, а затем и ещё один, в глубь серебряной поляны. О, оказывается под этим красивым ковром влажная и мягкая почва. Она ещё сделала один шаг. Тут мох был уже злее, даже не наклоняясь, девочка могла видеть, как к крепкой коже ботинка цепляются белые нити, тянутся, извиваются, слепо ища себе цель, и прикоснувшись, сразу приникают, прилипают к поверхности. Света сделала ещё шаг и поняла: чем дальше она уходит от края ковра, тем глубже в мох погружается её ботинок. Это было неприятно, тем более что тут повсюду были кочки, которых не было видно поначалу. Светлана сделала ещё один шаг, а после решила поставить ногу на бугорок, и почти сразу, с лёгким и неприятным хрустом, нога провалилась внутрь него.

«Мамочки». Девочка сразу поняла, что это хрустело под ботинком, она отчётливо видела белую, переломанную её ботинком решётку грудной клетки какого-то бедолаги. Света быстро вытащила ногу, ей бы уже привыкнуть ко всяким мерзостям, но нет… Она поспешно выбралась с серебряной поляны. И, рассматривая испачканные ботинки и оглядываясь по сторонам, пошла к домам, которые были уже рядом.

Тут, на углу первого дома, она остановилась, заглянула за угол. Большая стая крыс в два десятка особей пересекла двор, спешили по каким-то своим крысиным делам. Убежали. Проорала птица. И всё, вроде никого нет. Света быстро вышла из-за угла и поспешила за крысами. Теперь её волновала Аглая. Встретиться с ней ещё раз девочке не хотелось от слова вообще. И к счастью, на этот раз она быстро добралась до своего камня, а после и до своего двадцать восьмого дома по улице Гастелло. Она даже ещё не вошла в развалины, но уже сначала тихо, а потом и погромче позвала:

— Лю… Лю, вы тут?

Подождала нужное время и, не дождавшись, повторила:

— Лю!



Первый раз за все это время она проснулась у себя в постели, и у неё не текла кровь и не болели порезы. Никаких новых ран, никаких новых синяков на ней не было, зато запах… Пусть даже вся эта субстанция на её коже засохла, запах всё равно был ощутимым. Братья спят, она вскакивает, быстро собирает простыню, наволочку, вытряхивает одеяло из пододеяльника и бежит в ванну. Нога чуть-чуть болит, но это ерунда, она с подобной травмой, вопреки указаниям тренера, даже бегала немножко. Закинула всё бельё в машинку, сама села в ванну. И мылась, и мылась. А настроение у неё было отличным. Один раз такое было, когда она два года назад выиграла «зоналку» на пять тысяч метров. А второй раз чуть больше года назад, когда она на десяти тысячах метров «выбежала» из тридцати шести минут, в пятнадцать лет выполнив таким образом норматив на кандидата в мастера спорта. Казалось бы, ну нашла одежду, ну побежала, добыла себе ботинки со штанами, ну и что? Ну и что? А пусть кто-нибудь другой попробует побежать и добыть. Вон от одного такого добытчика только нога сгнившая осталась у фонтанчика.

Так и сидела, наслаждаясь мылом и горячей водой, пока в дверь не начал ломиться Колька:


— Света-а, Света- а-а… Открой, Макс в туалет просится.



Её приподнятое настроение близнецы заметили, болтали с ней всю дорогу до самого детского сада. На обратном пути она забежала в магазин, купила две «свердловские» булки, себе и папе на завтрак.

Дома с удовольствием съела одну, съела бы и другую, аппетит у неё сейчас был отменный, но оставила её папе, удовлетворившись варёным яйцом с майонезом.

Посидев и поговорив с мамой, дождалась отца, а он, придя со смены, сказал, что не устал и подежурит у постели больной, пока Светлана не вернётся из школы. Как всегда, девочке не хотелось туда идти, но с папами не спорят.

— Эй, Светка, — окликнул её отец перед уходом, — а что у тебя с рюкзаком?

Он протянул руку.

— Порвался, — отвечала Светлана. Конечно, она не будет говорить папе, что рюкзак ей порвал придурок-одноклассник.

— Сегодня возьму его на работу, всё поправлю, — сказал папа, оглядев рюкзак.

Да, папа мог всё поправить. Кроме здоровья мамы.



— Фома! — придурок орал так, что люди из окон выглядывали узнать, кто такой этот «Фома».

Света даже не обернулась. «Господи, да как же сделать так, чтобы не встречать этого урода каждое утро?». Она развернулась в другую строну и ускорила шаг.

— Погодь… Фома! — орёт Пахомов и топает сзади своими дорогими башмаками сорок шестого размера.

Девочка, даже не обернувшись, переходит на бег, она сворачивает на улицу Гастелло, до Московского проспекта можно добежать и так. А придурок снова несётся за ней. Она оборачивается. Пахом бежит резво. Но он вейпер, Света знает, что его надолго не хватит.

Так и есть, оббегая прохожих, она пробежала до перекрёстка, а у бани Пахомов отстал, только крикнул ей вслед обиженно:

— Фома… Овца ты кринжовая!

Но Светлану это не обидело, она даже посмеялась про себя и, не останавливаясь, добежала до Московского проспекта.

— Всем привет, — тихо сказала она, войдя в класс.

Как обычно, прошла к своей парте, кинула рюкзак. Завалилась на свой стул. И вдруг поняла, что две классные заводилы, Бельских и Катаева, смотрят на неё. Что-то не так? Чего им нужно? Девочка напряглась, а Люба Бельских спрашивает:

— Фомина, а что у тебя с лицом?

— У меня? — Светлана даже растерялась немного. Сами девчонки с ней давно первыми не заговаривали. — А что у меня с лицом?

— В солярий ходишь, — догадалась Оксана Катаева.

— Я? Нет. Не хожу, — отвечала Света всё ещё чуть растерянно. Но внимание одноклассниц было ей приятно.

— Понятно, — Бельских поджала губы, — а загораешь ты под жарким петербургским солнцем.

Но тут в класс ввалился Пахомов, он, ни с кем не поздоровавшись, сразу идёт к ней.

— Фома, овца тупая, ты чё, не можешь остановиться, когда тебя просят? — говорит Пахом. Он нависает над ней всем своим огромным ростом и хочет ей дать щелбан, уже руку тянет к её лбу, но Света её перехватила.

— Отвали, Пахомов, — говорит она негромко и смотрит на него снизу вверх, но без какого-либо намёка на страх.

Но Пахомов очень сильный, рука у него как из бетона, его согнутый для щелчка палец всё ближе к её лбу, и он ещё ухмыляется, видя, что Светлане удержать его руку нелегко. Наконец он пересилил её, щёлкнул по лбу. Щёлкнул и засмеялся. А у Светы на глаза навернулись слёзы. И хорошо. Ей очень не хотелось, смотреть на своих одноклассников.

— Овца стрёмная, — Пахомов вырывает свою руку, но больше не лезет к ней, отходит от её парты и плюхается довольный на свой стул.

Весь класс молча смотрит то на Пахомова, то на Свету. А девочки, которые только что разговаривали с ней, отворачиваются и начинают говорить о своём.

«Пахом урод». Настроение Светланы испорчено. А так хорошо всё было. Она хотела встать и уйти, но тут пришла учительница.



Девочка ушла из школы уже на следующей перемене, сбежала с уроков, протиснулась мимо охранника на выходе, когда тот отвернулся. Ей было тяжело. Тоскливо. У неё не было в классе друзей. Ни одного друга, ни одной подруги. Раньше были, а сейчас нет. Никто не хочет ни дружить, ни даже общаться с девочкой, у которой проблемы с родными и которая второй год ходит в школу в одной и той же спортивной одежде и рваных кроссовках. Ну, дружить пусть не дружат, но хотя бы…

Когда Пахом лез к ней при всех, никто из девочек за неё не вступился. Не одёрнул этого дебила. Ну, с мальчишками всё ясно, никто из них с этой каланчой ссориться не захочет. Пахом не дурак подраться. Его даже одиннадцатиклассники побаиваются. Но девочки… Даже не крикнули ему ничего, хотя всё видели. Наверное, им было всё равно.

Прийти домой и сказать папе, что сегодня отменили уроки? Нет, он поймёт, что она сбежала, и расстроится. Нужно было погулять немного. В богатом городе без денег делать нечего, пойти особо некуда. Она с удовольствием выпила бы чашку капучино. В кофейной сети «Этлон Кофе» можно было купить стакан отличного капучино всего за сто тридцать рублей. Но сто тридцать рублей — это половинка «Столичного» и два килограмма хорошей картошки.

С кофе придётся подождать, пока у папы не улучшится положение с деньгами. Папа всё ждёт февраля, в феврале у него будет последний платёж по кредиту, что он взял на медицинскую кровать и всё остальное оборудование для мамы. Света этого тоже ждет. Лишних семнадцать тысяч в месяц. Это хорошие деньги. Можно будет купить новую одежду близнецам, они из своей уже выросли. Лишь бы папа выдержал, Светлана видела, как за последние полгода устал отец. Человек, который не может передвигаться без костылей, работал на двух работах почти без выходных. На сколько его ещё хватит? Дотянет ли он в таком темпе до февраля? Девочка об этом даже думать не хотела. Впрочем, ей скоро шестнадцать, и она тоже сможет работать, хоть немного, например в КФСи. Света слышала, что там платят копейки, но там можно выбирать время работы, поэтому там много студентов. И она хотела там поработать. Размышляя об этом, она вышла на Московский проспект и пошла в сторону от дома. В сторону центра. Прошла библиотеку, прошла площадь Чернышевского с памятником ему самому. Она знала, куда шла. У неё не было какой-то определённой цели, просто она хотела дойти до сто пятьдесят первого дома по Московскому проспекту. Зачем? Ну… Девочка не могла ответить на этот вопрос однозначно. Просто в этом богатом доме, за охраной, за камерами, за забором с пиками, проживал человек по фамилии Мельник. Мерзкий человек. На всём белом свете не было человека, которого девочка ненавидела так же, как его. Это он на своём огромном «Ленд Ровере» ударил папину «Мазду». И даже попытался убедить милиционеров, что правила нарушил папа. Что в столкновении он, Мельник, не виноват. Хотя сам при этом пересёк сплошную. Это было зафиксировано камерой видеонаблюдения. Но у этого урода были деньги и знакомства. И судья, конечно же, подкупленная им мерзкая тётка, вынесла решение об обоюдном нарушении. Обоюдном. Может, папа и поборолся бы, но тогда он ещё даже ходить не мог, ему по кускам собирали кости в ногах. Суд состоялся без него. И этим дело не ограничилось. Мельник, его страховая и лизинговая компания, которой принадлежал разбитый «Ленд Ровер», подали на папу в суд ещё раз. И этот суд, приняв во внимание, что нарушение ДТП было обоюдным, решил разделить лизинговый платёж за машину, не подлежащую восстановлению, между виновниками ДТП. И теперь папа должен был платить каждый месяц тридцать шесть тысяч двести двадцать рублей. Маминой и папиной пенсии по инвалидности, да ещё зарплаты с двух работ семье Светланы хватало бы на всё, даже на кредит, не будь этого огромного ежемесячного платежа. Иногда Света приходила к богатому дому этого урода, чтобы увидеть его хотя бы из-за ограды. Она даже мечтала, что когда начнёт работать и заработает деньги, то купит как-нибудь себе пистолет с глушителем. Подстережёт его тут, около въезда, около автоматических ворот, и застрелит его. Главное в этом деле — не попасть в полицию. Этого она, конечно, боялась, случись такое, кто тогда будет помогать отцу, кто будет разговаривать с мамой? Что будет с близнецами? Тут ей нужно было всё обдумать. Дело, конечно, было непростое. Но сделать его Света очень хотела, этот Мельник, урод… Ведь это он виноват в том, что мама так болеет. Что папа стал инвалидом. Конечно, он, ну а кто, не папа же в самом деле?

Света прошлась вдоль забора, постояла немного и пошла домой: лучше она посидит с мамой и даст отцу лишний час поспать. А про школу что-нибудь соврёт.