Вниз по реке

Вид у Джейми был такой, будто он сейчас готов очутиться где угодно, но только не здесь. Его словно выкручивало внутри его собственного тела.

– И впрямь хорошего мало, точно, братан? Никто тут не забыл, из-за чего ты уехал.

– Я бы Грейс никогда и пальцем не тронул!

– Я просто хочу сказать…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, черт тебя побери! Что папа говорит?

– Молчит как рыба, братишка… Его как будто перемкнуло. Никогда раньше ничего подобного не видел. А Долф – господи! – выглядит так, будто кто-то огрел его по башке кирпичом. Не знаю. Гадостно все это. – Он ненадолго примолк. Мы оба знали, к чему все клонится. – Я здесь уже битый час ошиваюсь. Просто подумал, что тебе следует знать… прежде чем ты туда зайдешь.

– Спасибо, Джейми. Я серьезно. Мог бы и не заморачиваться.

– Мы все-таки братья, старина.

– Полиция до сих пор здесь?

Он помотал головой.

– Они тут довольно долго болтались, но, типа как я и сказал, Грейс ничего реально рассказать не может. Думаю, они уже на ферме. Робин и какой-то мужик по фамилии Грэнтэм. Из конторы шерифа. Он-то в основном и задавал тут вопросы.

– Шерифа… – медленно повторил я, чувствуя, как эмоции набегают мне на лицо – в основном отвращение, вызванное нахлынувшими воспоминаниями. Как раз шериф округа Роуан и предъявил мне тогда обвинение в убийстве.

Джейми кивнул:

– Его самого.

– Погоди-ка минутку… А Робин-то тут каким боком? Она же работает на город.

– По-моему, на ней тут вообще все преступления, хоть как-то связанные с сексом. Наверное, есть какое-то соглашение с конторой шерифа, когда это выходит за рамки их обычной юрисдикции. Про нее постоянно в газете пишут. Хотя этот Грэнтэм… насчет него особо не обманывайся. Он тут всего несколько лет, но палец ему в рот не клади.

– Робин меня уже допрашивала.

Я все еще никак не мог во все это поверить.

– Ей пришлось, братан. Знаешь, чего ей стоило стоять за тебя, когда все остальные и его брат хотели, чтобы тебя вздернули? Ее за это чуть не уволили. – Джейми засунул руки еще глубже в карманы. – Хочешь, с тобой пойду?

– Сам предлагаешь?

Он не ответил, просто выглядел смущенным.

– Нет проблем, – сказал я и повернулся к дверям.

– Эй! – крикнул мне вслед Джейми. Я остановился. – То, что я раньше говорил – типа, что буду рад сидеть в первом ряду… Это я просто сболтнул сдуру. Это не так.

– Все пучком, Джейми. Не парься.

Я прошел в раздвижные двери. Зудели люминесцентные трубки. Люди поднимали взгляды и тут же переставали обращать на меня внимание. Свернув за угол, первым делом я увидел своего отца. Он сидел на лавке, словно какая-то огромная сломанная кукла. Голова безвольно упала на грудь, руки так обхватывали плечи, будто в них было слишком много суставов. Рядом с ним сидел Долф, выпрямившись, как палка, и совершенно неподвижно таращился в стену. Кожа у него под глазами повисла бледно-розовыми полумесяцами, и вид у него тоже был совершенно подавленный. Он первым заметил меня и дернулся, будто его застали за чем-то постыдным.

Я прошел дальше в комнату для посетителей, которую они занимали.

– Долф… – Я сделал паузу. – Папа.

Долф с усилием встал и вытер руки о штаны. Мой отец поднял взгляд, и я увидел, что лицо у него тоже будто бы все изломанное. Он зацепился за меня взглядом и выпрямил спину, словно одно только это могло восстановить порушенный остов. Сразу вспомнились недавние слова Робин – что отец расплакался, узнав о моем возвращении. Сейчас я не видел ничего подобного. Его руки были крепко сжаты в побелевшие кулаки. На шее выступили напрягшиеся жилы.

– Что тебе про все это известно, Адам?

А я-то надеялся, что этого не произойдет, что Джейми ошибался…

– Это ты о чем?

– Давай-ка не умничай тут со мной, сынок! Что ты про все это знаешь? – Он возвысил голос. – Насчет Грейс, черт тебя побери!

На миг я застыл, но тут ощутил противную дрожь в руках; кожу по всему телу словно обожгло огнем. Я просто не мог поверить, что все это со мной происходит. Вид у Долфа был совершенно убитый. Отец подступил ближе. Он был выше меня, по-прежнему шире в плечах. Я поискал в его лице причины для надежды и не нашел ни единой. Ну что ж, так тому и быть.

– Я не стану ничего с тобой обсуждать, – тихо произнес я.

– Нет уж, еще как станешь, черт побери! Ты обязательно поговоришь с нами, расскажешь все, что произошло!

– Мне нечего сказать насчет этого.

– Ты был с ней. Ты поцеловал ее. Она от тебя убежала. Не вздумай отпираться! Они нашли ее одежду, оставшуюся на мостках. – Он уже все решил. Спокойствие было лишь маской. Долго это не продлится. – Правду, Адам! Хотя бы на сей раз. Правду!

Но я при всем желании ничего не мог ему поведать, так что сказал лишь то, что было для меня по-прежнему важно. Зная своего отца и то, что за этим последует, я все-таки сказал это:


– Я просто хотел ее повидать.

Отец метнулся ко мне. Схватил за грудки и припечатал к твердой больничной стене. Его лицо было знакомо мне до мельчайших подробностей, но в основном я видел в нем какого-то чужака, чистую и всесокрушающую ненависть, когда отпали последние остатки его веры в меня.

– Если ты это сделал, – прорычал он, – я просто убью тебя на хер!

Я не стал отбиваться. Позволил ему прижимать себя к стене, пока его ненависть не съежилась до чего-то не столь всеобъемлющего. Вроде боли и потери. Словно что-то в нем только что умерло.

– Ты не должен ни о чем меня спрашивать, – сказал я, снимая его руки с отворотов своей рубашки. – А я не должен отвечать.

Отец отвернулся.

– Ты мне больше не сын, – произнес он.

Показал мне спину, а Долф не мог встретиться со мной взглядом; но я был решительно против того, чтобы из меня делали ничтожество, только и способное, что оправдываться непонятно за что. Только не сейчас. Только не опять. Так что сдержал невероятное побуждение все объяснить. Не отступил, а когда отец повернулся, перехватил его взгляд и держал, пока он не отвел глаза. Уселся на дальней стороне комнаты, а отец сел на противоположной. В какой-то момент показалось, будто Долф собирается пересечь разделяющее нас расстояние, чтобы что-то мне сказать.

– Сядь, Долф! – приказал мой отец.

Тот сел.

Через какое-то время отец грузно поднялся.

– Пойду прогуляюсь, – буркнул он. – Мне нужен неизгаженный воздух.

Когда звук его шагов утих вдали, Долф быстро пересел ко мне. Ему лишь недавно стукнуло шестьдесят – трудяге с массивными руками и тусклыми седыми волосами. Долф был всегда рядом – дольше, чем я мог припомнить. Всю мою жизнь. Он начал работать на ферме еще молодым человеком, а когда мой отец ее унаследовал, то сделал Долфа своей правой рукой. Они были как братья, неразлучны. Вообще-то я всегда считал, что без Долфа ни мой отец, ни я просто не пережили бы самоубийство моей матери. Он не давал нам потерять друг друга, и я до сих пор помню вес его руки на своем узком плече в те тяжелые дни – после того как окружающий мир, содрогнувшись под напором дыма и грома, вдруг исчез для меня без следа.

Я изучил его бугристое лицо, маленькие голубые глаза и тронутые сединой брови. Он похлопал меня по коленке и откинулся назад, прислонившись затылком к стене. В профиль его голова казалась чем-то вырезанным из ломтя сушеной говядины.

– Твой отец – вспыльчивый человек, Адам. Действует под влиянием момента, но обычно утихает и потом видит вещи совершенно в другом свете. Грея Уилсона убили, и Дженис видела то, что видела. Теперь ты вернулся, и кто-то сотворил такое с Грейс. Он просто перенервничал. У него это пройдет.

– Вы и вправду считаете, что словами можно все исправить?

– Я не думаю, что ты сделал что-то плохое, Адам. И если б твой отец мог думать связно, он тоже это понял бы. Тебе нужно понять, что когда я остался с Грейс на руках, то и понятия не имел, что делать. Моя жена ушла от меня, когда моя собственная дочь была еще совсем мала. Я ничегошеньки не знал. Твой отец помог мне. Он просто всегда чувствует свою ответственность. – Долф раскинул руки ладонями вверх. – Он гордый человек, а гордые люди никогда не показывают свою боль! Предпочитают кусаться и огрызаться. Делают то, о чем со временем начинают жалеть.

– Это ничего не меняет.

Долф опять покачал головой:

– У всех нас есть о чем жалеть. У тебя. У меня. Но чем старше мы становимся, тем более тяжелая ноша ложится на наши плечи. Такой вес может сломать человека. Вот и все, что я хочу сказать. Дай своему старику шанс. Он никогда не верил, что это ты убил того парня, но не мог и пропустить мимо ушей то, что сказала его жена.

– Он вышвырнул меня вон.

– И хотел все исправить. Я уже со счету сбился, сколько раз он хотел позвонить тебе или написать. Раз даже спрашивал меня, не смогу ли я поехать вместе с ним в Нью-Йорк. Мол, у него есть что сказать, и не все такие вещи можно доверить бумаге.

– Хотеть – это не то же самое, что сделать.

Я подумал про чистый лист, который нашел на отцовском письменном столе.

– И что же его останавливало?

– Гордость. И твоя мачеха.

– Дженис. – Это имя далось мне с трудом.

– Она достойная женщина, Адам. И любящая мать. Хороша для твоего отца. Несмотря ни на что, я по-прежнему верю в это – точно так же, как она верит в то, что видела той ночью. Могу заверить тебя, что эти пять лет тоже дались ей нелегко. Непохоже, чтобы у нее был выбор. Все мы действуем на основании того, во что верим.

– Вы хотите, чтобы я простил его? – спросил я.

– Я хочу, чтобы ты дал ему шанс.

– Он должен был хранить верность мне, а не кому-то еще.

Долф вздохнул:

– Ты не единственный для него родной человек, Адам.

– Я был первым.

– Не все так просто. Твоя мать была замечательной женщиной, и он обожал ее. Но все изменилось, когда она умерла. Ты сам изменился в первую очередь.

– У меня были причины.

Глаза Долфа внезапно словно вспыхнули изнутри. То, как она умерла, стало тяжелым ударом не только для нас с отцом.