Властелин Севера

К тому времени, как мы добрались до дворца, меня и Хильду уже сопровождала небольшая толпа. Нас подталкивали вперед, ведя по узким улочкам, все еще запятнанным кровью датчан.

Я уже бывал во дворце Эофервика. То было здание, построенное еще римлянами из прекрасного светлого камня. Обширная колоннада поддерживала черепичную крышу, которую теперь залатали почерневшей соломой. Пол был выложен мозаичной плиткой, некогда изображавшей римских богов, но теперь многие плитки были выломаны, а оставшиеся засыпали тростником, заляпанным пролитой здесь вчера кровью. В большом зале воняло, как на скотобойне; там клубился дым от пылающих факелов, освещавших похожую на пещеру комнату.

Новый правитель Эгберт оказался племянником прежнего короля Эгберта. Лицом он смахивал на покойного дядю. Я обратил внимание, что у него такой же капризный рот. Когда король поднимался на помост, вид у него был испуганный, и неудивительно — безумный Хротверд вызвал своими проповедями настоящий ураган, и Эгберт, как пить дать, понимал, что датчане Ивара явятся сюда, чтобы отомстить.

Однако соратники Эгберта были охвачены волной эйфории и не сомневались, что победа Альфреда предрекает окончательное поражение северян. А мое появление они восприняли как еще один знак свыше.

Меня подтолкнули вперед и буквально прокричали весть о моем появлении королю, который выглядел сбитым с толку. Он еще больше смутился, когда знакомый мне голос воскликнул:

— Утред! Неужели это ты?

Я огляделся и увидел отца Виллибальда.

— Утред! — воскликнул он снова, с восторгом глядя на меня.

Эгберт нахмурился, тоже посмотрел на меня, а затем уставился на Виллибальда.

— Утред! — повторил священник, не обращая внимания на короля, и выступил вперед, чтобы меня обнять.

Отец Виллибальд был моим добрым другом и вообще хорошим человеком. Его, восточного сакса по происхождению, некогда назначили капелланом на флоте Альфреда, и теперь судьба распорядилась так, что именно отца Виллибальда послали на север, к саксам Нортумбрии, с добрыми вестями о победе при Этандуне.

Шум в зале утих. Эгберт решил властно заговорить со мной.

— Твое имя… — начал он. И замолчал, не зная, как меня зовут.

— Стеапа! — выкрикнул один из сопровождавших меня людей.

— Утред! — объявил Виллибальд, глаза которого горели от радостного возбуждения.

— Я Утред Беббанбургский, — сознался я, не в силах больше играть чужую роль.

— Тот самый, что убил Уббу Лотброксона! — заявил Виллибальд и попытался поднять мою правую руку, чтобы показать, какой я герой. — И тот самый, что свалил Свейна Белую Лошадь при Этандуне! — продолжил священник.

«Через два дня, — подумалось мне, — Кьяртан Жестокий будет знать, что я в Нортумбрии, а через три это известие дойдет и до моего дяди Эльфрика».

Имейся у меня хоть унция здравого смысла, я бы, проложив себе путь, мигом выбрался бы из этого зала, забрал Хильду и двинулся на юг так же быстро, как архиепископ Вульфер исчез из Эофервика.

— Ты сражался при Этандуне? — спросил меня Эгберт.

— Да, мой господин.

— Что там произошло?

Они уже слышали историю о битве от Виллибальда, но то была версия священника, разбухшая от молитв и чудес. Я же рассказал им то, что они хотели услышать: историю воина об убитых датчанах и о разящих мечах. И все время, пока я говорил, какой-то взъерошенный священник со свирепыми глазами и буйной бородой перебивал меня, выкрикивая: «Аллилуйя!»

Я понял, что это отец Хротверд, тот самый, что вдохновил Эофервик на кровавую резню. Он был молод, едва ли старше меня, но обладал могучим голосом и врожденной властностью, которая придавала его пылу еще больше убежденности. Каждое его «аллилуйя» сопровождалось брызгами слюны, а стоило мне рассказать, как побежденные датчане бежали вниз по огромному склону Этандуна, как Хротверд прыгнул вперед и обратился к толпе.

— Это Утред! — прокричал он, тыча в мои обтянутые кольчугой ребра. — Утред из Нортумбрии, Утред Беббанбургский, убийца датчан, воин Бога, меч Господа! И он пришел сюда, к нам, так же как благословенный святой Кутберт явился к Альфреду, чтобы поддержать короля! Это знаки свыше!

Толпа разразилась приветственными криками, король выглядел испуганным, а Хротверд, всегда готовый к очередной неистовой проповеди, начал разглагольствовать, красноречиво уверяя присутствующих в том, что в скором времени все датчане в Нортумбрии будут мертвы.

Я ухитрился ускользнуть от Хротверда и пробраться к помосту, где схватил Виллибальда за шкирку и потащил к личным покоям короля.

— Ты идиот! — прорычал я ему. — Ты эрслинг![1] Ты никчемное дерьмо, вот ты кто! Мне следовало бы вспороть твои бесполезные кишки прямо здесь, сейчас и скормить их свиньям!

Виллибальд изумленно разинул рот, потом беспомощно его закрыл.

— Датчане вскоре придут сюда, — пообещал я, — и начнется резня.

Он снова открыл и закрыл рот, но по-прежнему не издал ни звука.

— А теперь слушай меня внимательно, — велел я. — Ты немедленно пересечешь Уз и как можно быстрее отправишься на юг.

— Но я же говорил только правду, — умоляюще сказал священник. — Разве это неправда, что святой Кутберт даровал нам победу?

— Конечно неправда! — прорычал я. — Альфред все выдумал. Неужели ты думаешь, что Кутберт явился к нему на Этелингаэге? Тогда почему король сразу не поведал всем о своем сне? Почему он ждал окончания битвы, чтобы рассказать нам об этом?

Я сделал паузу, а Виллибальд издал сдавленный звук, как будто его душили.

— Ясное дело почему, — сам ответил я на свой вопрос. — Да просто потому, что ничего подобного не происходило.

— Но…


— Он все выдумал! — взревел я. — А знаешь, с какой целью? Альфред хочет, чтобы нортумбрийцы были уверены: именно Уэссекс возглавляет борьбу с датчанами. Он надеется стать королем Нортумбрии, разве ты не понимаешь? И не только Нортумбрии. Я не сомневаюсь, что он отправил еще одного дурака вроде тебя в Мерсию и тот сейчас рассказывает мерсийцам, что один из их чертовых святых явился ему во сне.

— Но ведь именно так все вправду и было, — перебил меня священник.

Я ошеломленно посмотрел на него, и Виллибальд объяснил:

— Ты прав! Святой Кенелм говорил с Альфредом на Этелингаэге. Он явился к нему во сне и сказал нашему королю, что тот победит.

— Разумеется, на самом деле никто ему не являлся, — как можно терпеливее пояснил я.

— Но это правда! — настаивал Виллибальд. — Альфред сам мне рассказал! Это Божье деяние, Утред, и сколь удивительно его созерцать.

Я взял священника за плечи и прижал к стене коридора.

— У тебя нет выбора, святой отец, — проговорил я. — Ты можешь убраться из Эофервика до того, как сюда явятся датчане, а можешь наклонить голову набок.

— Что сделать? — в замешательстве переспросил он.

— Наклонить голову. И я буду стучать тебе по одному уху до тех пор, пока вся эта чушь не выльется из другого.

Это его не убедило. Ибо слава Господня, воспламененная кровопролитием у Этандуна и раздутая ложью про святого Кутберта, по его мнению, озаряла Нортумбрию, и бедный Виллибальд искренне верил, что грядут великие события.





* * *


В ту ночь был задан пир — жалкая трапеза из сельди, сыра, черствого хлеба и выдохшегося эля. Отец Хротверд разразился очередной страстной речью, в которой заявил, что Альфред Уэссекский послал меня, величайшего воина, чтобы возглавить защиту города, и что небесный фирд спустится на защиту Эофервика. Виллибальд продолжал выкрикивать: «Аллилуйя!», свято веря во всю эту чепуху, и только на следующий день, когда город накрыло пеленой серого дождя и зловещего тумана, мой друг начал сомневаться в скором появлении ангелов с мечами.

Люди покидали город. Ходили слухи, что к северу собираются военные отряды датчан. Хротверд все еще выкрикивал всякую чушь. Он даже возглавил процессию священников и монахов, которые шли по улицам города, воздев мощи и хоругви. Но всякий, у кого имелась хоть капля здравого смысла, понимал теперь, что Ивар, вероятно, вернется задолго до того, как святой Кутберт явится сюда с небесным сонмом.

Эгберт прислал ко мне гонца, который передал, что король хочет со мной говорить, но я решил не терять времени на беседу с обреченным правителем. Пусть король изворачивается сам.

Ну а мне предстояло подумать о собственной судьбе. Сейчас главное — это оказаться подальше от города, прежде чем на него обрушится ярость Ивара. И в таверне «Скрещенные мечи», недалеко от городских ворот, судьба послала мне спасение, которое я искал. Оно пришло ко мне в лице датчанина по имени Болти. Он выжил во время резни, потому что был женат на саксонке и родственники жены спрятали его. Увидев меня в таверне, он спросил, не Утред ли я Беббанбургский.

— Он самый, — кивнул я.

Болти сел напротив меня, уважительно склонил голову в сторону Хильды, потом щелкнул пальцами, подзывая служанку, чтобы та подала эля. Я рассмотрел Болти: тучный, лысый, рябое лицо, сломанный нос и испуганные глаза. Двое его сыновей, оба наполовину саксы, маячили у отца за спиной. Одному, по моим прикидкам, было около двадцати, другой лет на пять помладше, и оба они носили мечи, хотя совершенно не походили на воинов.

— Я знал ярла Рагнара Старшего, — произнес Болти.

— Я тоже его знал. Но что-то тебя не помню.

— В последний раз, когда он отплыл на «Летучем змее», — сказал датчанин, — я продал ему канаты и вальки для весел.

— И небось обжулил его? — саркастически осведомился я.

— Рагнар мне нравился, — вроде как обиделся Болти.

— А я его любил, — ответил я, — потому что он был мне вместо отца.

— Я это знаю и помню тебя. — Он замолчал и посмотрел на Хильду. После чего продолжил: — Ты был тогда совсем еще юным, и с тобой была маленькая темноволосая девчушка.

— Ты и вправду знал меня тогда, — ответил я и замолчал, потому что как раз принесли эль.

Я заметил, что Болти, даром что датчанин, носит на шее крест. Собеседник перехватил мой взгляд.

— В Эофервике, — сказал он, прикоснувшись к кресту, — человек должен как-то жить.

Он распахнул куртку, и я увидел молот Тора, который Болти прятал под одеждой.

— В основном они убивали язычников, — пояснил он.

Я вытащил свой амулет в виде молота, который носил под плащом.

— И многие датчане стали теперь христианами? — спросил я.

— Немногие, — ворчливо ответил Болти. — Хочешь перекусить или только эль будешь пить?

— Я хочу знать, почему ты завел со мной разговор, — отозвался я.

Болти объяснил, что намерен покинуть город. Он хотел забрать с собой жену-саксонку, двоих сыновей и двух дочерей и убраться подальше, ибо не сомневался, что вскоре тут начнется настоящая резня. И ему хотелось отправиться в сопровождении воина, который владеет мечом. Он смотрел на меня жалким, отчаянным взглядом и даже не подозревал, насколько его желание совпадает с моим.