Виражи эскалации

Разумеется, обновление линейки вооружения влечёт замену РЛС на более современные модификации. И напоследок «болевая точка» крейсера – энергетическая установка. Вместо котлотурбинной – газотурбинную. Опять же – и по габаритам выгадаем, и обслуги ГЭУ будет по штату меньше. В результате получаем полноценный противолодочник в оптимальных функциональных параметрах.

– Ты обороты-то сбавь, мечтатель. С таким замахом проще новый корабль построить, – Терентьев говорил медленно, скептически, немного кисло, пока его не торкнул коньяк, пока «не отпустил» насыщенный рабочий день. – И зачем ты мне всё это рассказываешь? Так как ты тут нарисовал – никто этим заниматься не будет. Ты себе представляешь масштаб работ и в какую копеечку это встанет?! Китайцы не купят.

– Китайцы? – не сразу сообразил Скопин, но мигом с неподдельным интересом зацепился. – А при чём здесь китайцы?

Вырвавшись из северных периферий, режимного городка и «особой секретной части», он испытывал неукротимое желание узнать из первых уст о «больших стратегиях флота», о политических векторах страны в целом… собственно, как и поведать (считал вправе) о своих соображениях по этим же вопросам.





* * *


– Товарищ капитан второго ранга! – голос извне вырвал из воспоминаний, «вернув» на борт корабля. – Товарищ командир! Вас на «ходовой» просят.

Удивился, как всё же быстро светлеет в этих широтах – разбухшее в атмосферной линзе солнце уже ярилось, заиграв бликами на мокрых гранях баковых надстроек «Москвы».

Кивнул высунувшемуся из двери на мостик мичману и нырнул вслед за ним, со скрипом в мыслях отметив поправку обращения подчинённого – сначала по званию и только затем «командир»:

«М-м-да! „Товарищ командир“ у экипажа еще заслужить надо! Как ни крути, он тут для них неизвестно откуда назначенная тёмная лошадка, даже для этого мичманца… и всё же. И всё же лёдок оттаивает!»

Вахтенный офицер с ходу начал докладывать:

– Сначала в пассиве засекли работу радара, на кормовых углах, идентифицировав, скорей всего, как самолётную станцию. Затем кратковременно мазнули навигационной РЛС, посмотреть – а он у нас практически на хвосте! Приближается.

– Межконтинентал пассажир?

– Непохоже. Слишком низко идёт для «Боинга», – и поправился: – Для какого-нибудь пассажирского «Боинга».

РЛС воздушной обстановки на кораблях не включали, дабы лишний раз «не светиться», коль уж хотели сохранить скрытность выдвижения. По той же причине не выходили на дальнюю связь с узлом в Адене и штабом в Москве, пользуясь меж собой в отряде маломощными приёмопередатчиками. Ночью, во избежание «морского ДТП», кратковременно осматривались навигационными РЛС, работающими, в общем-то, в гражданских диапазонах.

Сейчас (доплеровский расчёт давал уточняющую ориентировку) неизвестный самолёт при своих средних 550–600 километрах в час приближался быстро и…

– Он сменил курс и, по-моему, продолжает снижение, – в голосе оператора сквозила неуверенность.

– С таким раскладом мы его вполне и хорошо визуально разглядим, – заметил вахтенный офицер.

– Да, возможно, – согласился Скопин, зацепив бинокль, направляясь на выход. Уже выбравшись на крыло мостика, додумал: «А если он по нашу душу, так и тем более».



День уже был в полных правах, развеяв даже намёки на дымку, видимость «миллион на миллион», а за кораблями, невзирая на гуляющую волну, оставался долго не рассеивающийся кильватер. И можно было представить, как оно там пилотам из кабины самолёта – на тёмной сини океана две чёткие пенные дорожки. Конечно, увидели.

– Цель снижается!

Сигнальщики услужливо указали направление, Скопин вскинул бинокль, нашарив: чёрная точка, скачущая в ширине охвата оптики, обретала очертания.

«Быстро нас хватились. И быстро отыскали, если вообще теряли».

– Четырёхмоторный! Винтовой! – неожиданно громко прокричал матрос, прильнувший к бинокулярной трубе.

Кавторанг на это только уважительно повёл головой – поймать быструю точку самолёта в БМТ[131], пусть и с острого угла… это надо было иметь навык.

– Да это ж наш! – матрос продолжал удивлять зоркостью.

– Наш?

Бинокль был уже почти не нужен.

Заходящая с кормового угла тушка самолёта совершила пологое «приседание», снизившись примерно до полукилометра, если не меньше! Не далее проходя и по траверзу, показав чётко то, что так сноровисто рассмотрел сигнальщик – красную звезду на хвостовом стабилизаторе.

Ан-12 в окрасе ВВС СССР.

Махина прогудела мимо, покачав крыльями (узнали!), плавно набрала высоту, оставляя за собой заметные за каждым из движков дымки выхлопа.

– Красава! – восхищённо не сдержался сигнальщик.

– Вот зараза, только всполошил, – раздался за спиной голос, – наверняка из Адена на Индию, если нарисовать прямую… почти прямую.

Скопин оглянулся – старпом:

– Ну… и что это было?


– Военная транспортная авиация, – помощник пожал плечами и, поняв, что это и так было очевидно, высказал предположение: – Может, у летунов негласный приказ – на маршруте осуществлять разведку за надводной обстановкой? «Контрольный осмотр района»…

– Но нам-то ни о чём подобном, о таких вот фокусах, не сообщали, – подчёркнуто надавил командир.

– Связаться с ним?

– А зачем? Сделайте запись в журнале… бортовой номер, время пролёта.

– Само собой… э-э-э, есть запись.





* * *


Спускаясь вниз в каюту, капитан 2-го ранга снова вернулся к воспоминаниям, как сейчас увидев напротив себя столик со спиртным и снедью… и поплывшего и, наконец, расслабленного Терентьева.

Разговор…

Как это иногда бывает, когда «вчерашний» важный разговор перебирается в памяти по косточкам, у тебя появляется соблазн дополнить свои немного сумбурные и не всегда связные высказывания более глубокими смыслами. И что характерно, собеседник тоже видится нередко потворствующим твоим помыслам, и можно даже «дорисовать» и за него более удобные фразы. Всё это не для того, чтобы исказить истину (она так и так абсолютна), просто это придаёт необходимую внутреннюю устойчивость и завершённость.

– …А при чём здесь китайцы? Ты же говорил… и как я понял – вся авральная показуха для индусов-кришнаитов, – Скопин непроизвольно понизил голос (информация являлась закрытой, однако с ним вот бывший командир всё же поделился, нарушив некоторые грифы).

– Но-но! Скажешь тоже «копчёные кришнаиты», – запротестовал Терентьев, – я индийцев уважаю. Не халявщики, всегда платят. Впрочем, и обольщаться «взасос» по поводу «себе на уме индусов» не буду. Но… ты веришь, что ВМФ Индии интересен вертолётоносец ПЛО?

– А китайцам, стало быть, необходим…

– Есть план… – Терентьев замялся, вильнув взглядом, – есть план подкинуть Пекину сказку о «Великом китайском флоте», про насыпные острова, относительно спорных Спратли, Парасельских, касательно Сенкаку и всего остального. В общем, толкнуть их на освоение морских акваторий, как в своё время японцы, огребя у Халхин-Гола, перенацелились от наших границ на океанскую экспансию. А там узкоглазых ждёт тот же самый US NAVY, их субмарины в том числе… и тогда противолодочник вполне к месту.

У наших спецслужбистов есть намерение провернуть дело так, что индийцы (а они нам в этом подыграют) уступят покупку крейсера ПЛО Китаю. Точнее Пекин «лихо перехватит» контракт у них из-под носа.

– Только Китай пока нынче не тот, что там у нас.

– И будет ли?.. – понимающе согласился Терентьев[132].

– Во-во… чем расплачиваться за корабли будут?

– Найдут чем. Каждый китаёза по зёрнышку риса кинет, вот тебе и миллиард зерён. Ну что смотришь – шучу, хотя, как известно, в каждой шутке есть доля позитивных вероятностей.

– То есть помимо индийской делегации…

– Да, возможно, на корабль к тебе прибудут и китайские военные наблюдатели. Но так, чтобы не пересечься с индийцами… дабы не нагнетать. Как известно, Пекин дружит с Исламабадом, с которым у Дели далеко от консенсуса. Во-вторых, визит ханьцев пройдёт без всякого официоза – ни к чему покуда американцев будоражить, а то начнётся перетягивание каната за «китайского друга». Хотя в МИДе, у дипломатов контактной группы, сложилось такое впечатление, что Пекин к нам определённо тянется – наверное в память о старых связях и помня о советской безвозмездности.

– Но дармовщинки нынче не будет… полагаю?

– В политике экономические расчёты порой приобретают вычурный характер. Можно отдавать оружие за номинальную стоимость, наживаясь на обеспечении боеприпасами, обслуживании, ремонте, модернизации. Возьмём противолодочные крейсера (твои любимые «Кондоры») – они уже практически подходят к заложенному в формуляре концу срока службы. Старенькие. И возможно, если дело выгорит, их придётся как бы не по себестоимости отдавать. Тем не менее валюта, даже бартерная, всё равно валюта, и нам лишний «ярд»[133] для постройки своих полноценных авианосцев не помешает.

– Ну, тогда давай уж, – призвал изнывший трезвостью Скопин, кивая на «едва початую», – за полноценные.

Разлили, чокнулись, опрокинули, не поморщившись, потянув с незатейливой сервировки советских деликатесов.

– Знаю, на что ты намекаешь, – уловил интонацию собеседника Терентьев, – по опыту нашей реальности из всего советского авианесущего на боевом плаву сохранились только три единицы, да и те переделанные под трамплинные авианосцы. Остальные вроде бы как и не нужны оказались.

– Угу… – Скопин закусывал полным ртом.

– Во-первых, времена тогда такие наступили: перестройка, развал, делёж, отсутствие финансирования, корабли без ремонта деградировали на приколе. Что не порезали, за бесценок ушло к тем же китайцам по развлекательным комплексам[134]. Да чёрт бы меня! Самолётов палубных нормальных не было. От этого «Кречеты» с короткой взлёткой в качестве авинесущих оказались практически беспредметными. А будущий «Адмирал Кузнецов» вошёл в состав флота в самый неудачный момент, в самый разгар перестройки.

– А сейчас, надеюсь…

– Сейчас у нас другая ситуация. Ввод в эксплуатацию ТАВКР «Баку» переносится, там всю конструкцию с набором перебирают – будут стелить полётную палубу до носовой оконечности, как у «Кузи».

– Дело небыстрое, – и с намёком: – Мы вполне успеем ещё по одной.

Терентьев сообразил с запозданием: «а-а-а, понял – между первой и второй», оперативно наполнив бокалы и, кстати, подсовывая на тарелке:

– Вот, попробуй… весьма! Я одну съел, две нам оставил. – И сам же первый расхохотался: – В лучших традициях проныры Карлсона: «Три пополам не делится»[135].

– Жук, – оценил экспромт Скопин, оценив и предложенное: – Похоже на розочку… м-м-м! Ишь ты, слоёная розочка с мясом и… грибами! Неужели из цековской столовки?!

– Нет. Это меня одна сотрудница… секретарша «домашним» балует.

– Ну-ну, – протянул с нескрываемым подколом кавторанг, – секретарша, значит. Цветы в горшках у тебя в кабинете – тоже её рук дело? Ох уж эти равнодушные цветы – знали бы они, сколько люди о них стихов сложили да песен спели…