Вход не с той стороны

– Переговорное устройство?

– Очень ценное наблюдение… – фыркнула эстонка, сняла трубку, нажала на небольшую кнопку рядом и заговорила в нее на немецком языке. – Hallo… hallo… Gibt es jemanden am Leben? Melden dich…[6]

– А почему не на монгольском? – почти искренне удивился я. – Попробуй еще на эстонском…

– Читай… – Герда ткнула пальцем в надпись на обратной стороне панели. – И заткнись, пожалуйста.

Пришлось прикусить язык. Надпись действительно оказалась на немецком языке и гласила, что сие устройство и есть переговорный аппарат, определенной модели, обозначаемой мудреной аббревиатурой. Ну и инструкция по пользованию, конечно.

Очень интересно. Как говорил один мой хороший знакомый, впору тяпнуть водочки, ибо без таковой ни хрена не разберешь. Не многовато ли за последнее время сакральных откровений? Ладно, то, что нас занесло в неведомые дали, уже понятно и ничего с этим не поделаешь. Но при чем здесь немцы, а точнее фашисты? Да-да, вы не ослышались, именно фашисты, так как под надписью была намалевана разлапистая свастика, которую эти товарищи лепили по своему обыкновению куда надо и куда не надо. Да и сам вид невероятно архаичной телефонной трубки свидетельствовал о том, что сия конструкция как раз времен Второй мировой, если еще не более древний. М-да… а может, я свихнулся и теперь резвлюсь в горячечных фантазиях? Уж как-то все нереально. Можно даже сказать – бредово. Надо срочно лезть внутрь и разбираться, а иначе смысла нашего пребывания возле этой железяки я не вижу.

Герда, прогнозированно, так и не смогла ни до кого докричаться и теперь стояла у носа конструкции, озадаченно рассматривая что-то очень похожее на люк.

– Гипнотизируешь?

– Эта штука, получается, здесь уже лет семьдесят стоит… – задумчиво сказала эстонка, не обратив на подколку никакого внимания. – Значит, глупо надеяться, что в ней есть кто-то живой.

– Вы, девушка, сама очевидность, – сделал я комплимент и попросил: – Дай вискарика хлебнуть, а то без ста граммов с этой хренью не разберешься.

– Точно… – вздохнула эстонка и полезла в рюкзачок. – Держи, только без фанатизма, совсем мало осталось. А вообще, давай перекусим, я уже проголодалась, а уже потом будем пытаться открывать эту консервную банку.

– Давай…

Сказано – сделано, мы взобрались на подходящий плоский валун и разложили припасы, уже превратившиеся в один комок непонятной биомассы. Впрочем, сей момент никого не смутил – есть хотелось с каждой секундой все сильнее.

– Я ничего не понимаю… – Герда впервые с момента нашего знакомства выглядела очень растерянной.

– Немудрено… – я взял ломтик вяленого мяса, опять обратил внимание на перстень эстонки и, собравшись с духом, поинтересовался у нее: – Извини, может не ко времени, но я тебя хотел спросить. У тебя много вещей из того времени. Кольцо – это же кольцо «Мертвая голова»?[7] Знак отличия СС? Портсигар, фляга. Какое это имеет к тебе отношение? На фоне увлечения нацистами у вас в Эстонии это понятно, но мне кажется, не в этом дело. Просто увлекаешься или?..

– Откуда ты так хорошо разбираешься в этом? – равнодушно спросила у меня Герда.

– Я много знаю про ту войну. Много читал. Было время, даже реконструкциями баловался. Вот отсюда и знания, но про оружие, конечно, я больше знаю.

– Понятно, – Герда отвечала мне с очень серьезным видом. – Ну что же, расскажу. Я думаю, ты должен это знать. Так вот, мой дед был штурмбанфюрером СС. Немцем. Он встретил в Эстонии мою бабушку – эстонку Магду Мартинсен. Была большая любовь. В начале сорок четвертого года родилась моя мать. Они тайно поженились, все было просто отлично, дед собирался забрать мать в Германию, но потом неожиданно пропал. Уехал в Германию, якобы готовить дом к приезду жены, и не вернулся. Хотя нацисты относились к эстонцам, как к арийцам второго сорта, и подобные связи не очень одобряли, бабушке все же сообщили, что он погиб при выполнении боевого задания. Вот эти вещи как раз остались от него – дед уезжая оставил их, как свидетельство того, что вернется. Бабушка умудрилась уцелеть во время красных чисток и сохранить все это. Потом хранила мать. А когда умерла мама, стала хранить я. Вот и все. Ты не подумай… для меня это прежде всего вещи моего деда. Ублюдка Гитлера и его свору помешанных извергов я тоже ненавижу. Они извратили и убили идею национал-социализма. Пойми, эта идея может быть спасением от того, что творится сейчас в мире. В Европе, да и у вас тоже. Ты даже не догадываешься, до чего там дело дошло. Хотя ладно, это тема совсем другого разговора…

– Понятно…

– Что тебе понятно? Ты же русский и должен по определению ненавидеть нацистов? – Герда испытующе на меня посмотрела.

Я даже почувствовал какие-то опасения в ее взгляде. Ну да, налицо западные стереотипы в отношении русских. Боится, что я с воплем «За Сталина» ринусь ее дезавуировать, мотивируя сей акт идеологически неправильными предками. Тьфу ты, темнота какая… Значит, будем опровергать шаблоны и стереотипы.

– Я и ненавижу. А ты при чем? – Я кинул в рот последний кусочек вяленого мяса и встал. – По архивам пробовала узнать, что с дедом случилось?

– Пробовала, – вздохнула Герда. – Дед не строевым офицером был, а научником – профессором кафедры теоретической физики Гамбургского университета. Правда, идейным – в НСДАП[8] вступил еще до пивного путча[9]. А эсэсовцем он стал, когда организацию, в которой он работал, перевели под крылышко Гиммлера[10]. Но это уже совсем другая история. Словом, я ничего не нашла. Почти ничего. Могу только предполагать, что он служил в Аненербе[11]. Слыхал про такую контору?

– Да, только по большей части домыслы из желтой прессы. Ладно, пошли Genossin Gerda, нас ждут великие дела.

– Тамбовский волк тебе Genossin, – буркнула эстонка и широко улыбнулась, показывая, что она пошутила. – Не дуйся. Пойдем, я научу тебя взламывать подводные лодки.

– Это не подводная лодка. Разве что когда-нибудь была ей, но потом ее переделали.

– Какая разница, все равно научу.

Но проникнуть в странный аппарат оказалось совсем не простым делом. Он лежал с наклоном в нос, полузарывшись в каменную осыпь – таким образом, что передний входной люк был до половины засыпан. А с нашими возможностями, то есть голыми руками, его освободить не представлялось никакой возможности. К тому же, даже если бы мы умудрились это сделать, то все равно снаружи не было никаких запорных механизмов. Короче – никаких дверных ручек не наблюдалось.

– А этот? – Герда, взобравшись на аппарат, топнула ногой по его поверхности. – Вот только он…

– Что он? – Я залез к ней. – Ну да…

Небольшой овальный люк рядом с надстройкой до такой степени искорежила ржавчина, что он практически сливался с поверхностью. Но в отличие от переднего, он был оборудован чем-то очень похожим на кремальеру.

– Надо покрутить… – Эстонка ухватилась за штурвал. – Ну что же ты? Помогай…

Я секунду помедлил, разглядывая аппетитно отставленный задок девушки, и полез вниз.

– Это как понимать? – возмущенно завопила Герда.

– Сейчас узнаешь… – Подобрал здоровенный камень и в три удара сбил с корпуса поручень – еще довольно крепкую на вид металлическую трубу.

– Как раз хотела тебе подсказать, – разочарованно буркнула эстонка.

– Я прочел твои мысли, Труди. Вот теперь помогай…


Но даже общими усилиями у нас ничего не получилось – ржавчина намертво заклинила механизм. Долбаные конструкторы клятой посудины состряпали корпус из какого-то суперустойчивого к коррозии металла, а вот на запорном механизме люка почему-то сэкономили. Сволочи по определению. Пришлось набрать каменюк и, оглашая окрестности интернациональным матом, долбить чуть ли не до посинения. Я ободрал себе все ладони, уже полностью отчаялся и решил плюнуть на это бесполезное дело, как вдруг кремальера, отчаянно взвизгнув, поддалась. Зашипел воздух, втягиваемый внутрь через образовавшуюся щель.

– Вот… – Герда, отдуваясь, примостила свою попку на надстройку. – Я же говорила, что я сильная.

– Пр-р-росто м-могучая… – я поднапрягся и, действуя трубой как рычагом, откинул люк.

Наполовину, дальше не получилось – застрял намертво.

– Знаешь… – Герда брезгливо отмахнулась от облачка пыли, вылетевшей из люка. – Похоже, мы первые за семь десятков лет кто в эту штуку заглянет.

– Похоже… – я осторожно посмотрел внутрь, но ничего кроме лесенки, уходящей вниз, не рассмотрел.

– А если там зомби? – нервно усмехнулась девушка. – Некоторые писатели очень правдоподобно описывают.

– Ну, да… зомби и драугары… – Внутрь как-то сразу перехотелось лезть.

– Боишься? – Герда испытующе заглянула мне в глаза.

– Я? Да никогда… – из чувства противоречия брякнул я. – Ты это… Посиди здесь, а я внутрь, на разведку. Если все нормально, то позову. И не надо глазами сверкать, считай, что это ты меня послала, как наименее ценного кадра. Которого не жалко.

– Ты единственный. Поэтому, хоть и малоценный, но стратегически важный. – Герда, по своему обыкновению, оставила последнее слово за собой, но возражать не стала. – На, держи.

Эстонка выудила из сумочки ручку с вмонтированным в нее фонариком и тонкую газовую шаль.

– С фонариком понятно, но ты еще получишь за то, что раньше его не показала. А тряпка зачем?

– Сам ты тряпка! – возмущенно фыркнула эстонка. – Личико себе замотаешь. Бактерии всякие, микроорганизмы. Мало ли что там может быть? К примеру, в египетских гробницах…

– Вот только про гробницы не надо… – я прервал зловредную эстонку, замотал морду шалью и полез вниз.

Слез и сразу присел, выставив перед собой фонарик и револьвер. Итак…



К моему величайшему удовлетворению, никакой нежити я не заметил. Ну и живых, конечно, тоже. Это в крохотном отсеке, отделенном переборками от остальных помещений. В других пока не знаю – черт знает, кто может быть. А здесь какие-то непонятные приборы, на полу рассыпающееся в крошку резиновое покрытие, под потолком куча труб и кабелей. Пыли на поверхностях почти нет. Воздух до предела спертый, даже с учетом того, что люк открыт. Значит, лезть дальше, пока основательно не проветрится, в крайней степени неблагоразумно. А вообще, сука, до неприличия страшно. Ноги, руки трясутся, с башки пот так и льется, сердце стучит, как взбесившийся метроном – словом, весело.

– Ну что там? – зловеще поинтересовалась Герда, едва не доведя меня до энуреза.

– Ничего…

– Ну и ладно… ты смотри, поосторожней… – Силуэт, закрывающий люк, исчез.

– Тьфу на тебя, паршивка… – я ругнулся и стволом кольта толкнул люк на переборке, а потом замер на месте, прислушиваясь к тишине. В фильмах-то зомбаки как-то скребутся, даже мычат, кажется. Должен услышать…

Посидел минут десять – абсолютная тишина. Это внутри, а вот снаружи… Прислушался и рванул по лесенке наверх. Твою же кобылу в дышло… Герда орет… А вернее, не орет, а азартно взвизгивает…

Пулей вылетел наружу и увидел, как эстонка со своим копьецом изображает Георгия Победоносца, побивающего змея, а на нее нападает большая ящерица, метра два длиной, с растопыренными на голове ярко-красными перепончатыми шипами, похожая от этого на небольшого дракончика. Эстонка зачем-то одной рукой придерживала шортики, а второй тыкала копьем в гада, азартно вскрикивая и успевая элегантно уклоняться от его бросков.

– Твою дивизию… – Ждать, чем закончится эта коррида, я не стал, подбежал и с размаха двинул рептилию по башке трубой. Раздался глухой стук, голову варана впечатало в землю, но проклятая ящерица мотанула хвостом и сшибла меня на землю. Причем, падая, я здорово саданул себя же своей трубой по колену. Матерясь перекатился и уже вскочил, собираясь припечатать гада еще раз, но эстонка успела всадить копье в башку оглушенной твари. Гадина еще дергала лапами с впечатляющими когтями и шипастым хвостом, но потенциально уже сдохла.

– Какого хрена? – в бешенстве заорал я. – Почему меня не позвала. Я бы ее пристрелил.

Герда немного смутилась, быстро подтянула и застегнула шортики, покраснела и ответила:

– Зачем?.. Патронов мало, да я бы и сама справилась…

– А если бы оно тебя сожрало, что мне тогда одному… – я осекся, не желая показывать реальную глубину моего горя от утраты вредной девицы. – Какого хрена вообще слезла?

– Ну…

– Что ну? Не понял?

– Что тебе непонятно, дурак?! – вдруг заорала Герда. – Пописать я слезла. А тут эта гадость подкралась и чуть меня за попу не укусила… Не ржи, скотина, кадык вырву. Знаешь, как я испугалась?! Как дам сейчас по башке…

– Все, все, не буду… не дерись… попа хоть целая?.. – Я чуть не подавился от смеха.

– Целая. Знаешь, как я ее берегу, – очень серьезно ответила Герда и сама расхохоталась. – Ты тоже хорош, герой. У тебя такое лицо зверское было, когда ты ее двинул.

– И ничего не зверское. Как у нормального героя. Словом, героическое лицо, – я вдруг смутился. От чего, интересно?

– Герой, герой… – Эстонка захохотала. – Я и без тебя ее победила бы.

– Не победила.

– Говорю же, ей конец приходил. А ты реально испугался за меня? Ну скажи?