Ветер и сталь. Трилогия

– Мундир не делает человека непробиваемым для приличного бластера, – глубокомысленно заметил Борман.

– В конце концов, да, – хохотнул Фишер.





* * *


Коп на входе с отсутствующим видом уставился на удостоверение личности Фишера, уже вынутое из пасти идентификатора. Смотрел он долго, и выражение лица у него было, словно у кикуса, то есть аж никакое. Да и сам он, этот капрал, являл собой квинтэссенцию тупой служебной скуки.

– Что ты там высматриваешь? – не выдержал я. – Голых девок увидал?

Коп медленно поднял глаза. Криво ухмыльнулся.

– Мастер Миллер принимает по вторникам. Запись на втором этаже. Комната два сорок, господа, – противно гундося, сообщил он и протянул Фишеру его «корки», способные до полусмерти испугать любого коллегу этого копа в Метрополии. Здешние же орлы, похоже, чувствовали себя слишком уж расслабленно.

Фишер тяжко вздохнул. Я понял этот вздох по-своему и ткнул капрала пальцем в солнечное сплетение. Когда пыльный урод стал медленно складываться, глаза его вдруг приобрели осмысленное выражение – выражение детского недоумения и обиды. Фишер, однако, не дал ему сложиться окончательно. Он схватил пострадавшего за ухо и твердо произнес:

– При появлении офицера Службы безопасности Империи дежурному надлежит подать команду «смирно» и немедленно оповестить старшего начальника…

После чего колено полковника Фишера вошло в весьма тесный контакт с нижней челюстью дежурного по прокуратуре, и оный дежурный, мокро всхлипнув, все-таки сложился пополам, приняв эмбриональную позу – правда, уже на полу.

Тем временем прямо напротив нас распахнулись двери лифта. Из кабины вышли четверо полицейских в форме и моложавый мужик в мундире советника юстиции. При виде валяющегося на полу дежурного их лица вытянулись, словно резиновые маски.

– Что здесь происходит? – сверкнул глазами советник.

– Мне кажется, вам надлежит отдать честь и доложить о себе по соответствующей форме. – Я упруго шагнул влево и положил ладонь на кобуру.

– Тихо там! – рявкнул вдруг справа от меня Фишер. – Ну-ка руки от оружия! Или вы думаете, что я стреляю медленнее вас?

В стане копов произошло легкое шевеление. Все они замерли на месте, как зачарованные глядя на руку Фишера, лежащую на расстегнутой кобуре.

– Это, собственно, я хотел бы узнать, что здесь происходит, в этом вашем борделе, – заявил Фишер. – На каком, интересно, основании дежурный нижний чин осмеливается нарушать все мыслимые и немыслимые нормы субординации, отказывается от выполнения возложенных на дежурную службу функций и при этом хамит офицеру СБ? А вы, милейший… вы, собственно, кто такой?

На советника юстиции энергичная речь произвела не меньшее впечатление, чем ребристая рукоятка «Тайлера», видневшаяся в расстегнутой кобуре. Да и полицейские, верно, наслышаны были о скорострельности людей в черных мундирах.

– Я советник юстиции Юровский… С кем имею честь?..

– Флаг-майор Королев. – Чеканным движением я поднес два пальца к козырьку фуражки.

– Полковник Фишер, – презрительно отрекомендовался Ларс. – Второе управление, прокуратор Метрополии. Изволите ознакомиться с документами?

– Кому прикажете доложить? – суетливо бегая глазами, поинтересовался Юровский.

– А никому, – ответил я. – Где нам найти старшего следователя Эгона Миллера?

– Восьмой этаж, апартаменты восемь-четыре, – лающе доложил один из копов.

Фишер боднул головой, и мы в полном молчании проследовали к лифту.

– Это только начало, – заметил он по пути на восьмой этаж. – Сейчас мы еще побеседуем с этим Миллером. Ну да ничего, не он первый…

Лифт вынес нас в просторный коридор, устланный хорошим ковровым синтетиком бежевого цвета. Бежевую же дверь с табличкой «8–4» мы отыскали без труда. Фишер надавил на сверкающую рукоять, и мы вошли в огромный, отделанный полированным деревом кабинет (сугубо колониальная роскошь), в глубине которого за объемистым письменным столом тощий, вполне респектабельный человек с лошадиным лицом, облаченный в дорогой костюм… с неподдельным интересом наблюдал за судорожными эволюциями мух с оторванными крыльями.

При нашем появлении он недоуменно поднял голову и несколько секунд в полном обалдении разглядывал Ларса, словно не веря своим глазам.

– Добрый день, – непринужденно поздоровался Фишер, – следователь Миллер, если не ошибаюсь?

– Да-да, – пришел в себя тот, – старший следователь Эгон Миллер к вашим услугам.

– Вот и хорошо. – Фишер плюхнулся в кресло напротив окна и извлек из кармана сигарету. – А я полковник Фишер из Второго управления. Вы, наверное, обо мне слышали. А вот этот молодой офицер – флаг-майор Королев. Мы к вам, собственно, по делу.

– По какому делу? – удивленно наклонил набок голову следователь.

– Ну как же. По делу об убийстве генерала Ярга Максимилиана Фаржа. Я намерен взять расследование в свои руки… это, знаете ли, дело наше – семейное, можно сказать.

– Ничего не понимаю, – нахмурился Миллер, – дело об этом убийстве расследуется прокуратурой Кассанданы, и меня никто не информировал о том, что в расследовании будут принимать участие чины службы безопасности.

– А кто ж вас должен был информировать? – все так же любезно спросил Фишер. – Уж не я ли? Так вот я и информирую. И вовсе не о том, что я буду принимать, как вы изволили выразиться, участие, а о том, что я полностью беру расследование в свои руки. А вам, то бишь прокуратуре Кассанданы, надлежит ведение дела прекратить. Ну а все имеющиеся у вас материалы по делу следует передать мне под соответствующей формы расписку.

– Как – прекратить? – взвился Миллер. – Как это прекратить? Я имею распоряжение старшего начальника…


– Но позвольте, мастер Миллер, – благодушно улыбнулся Ларс, – кто же, как не я, прокуратор Метрополии, и есть для вас тот самый старший начальник?

– Нет-нет, господа, – помотал головой Миллер, – вы же должны понимать – раз ход делу дан именно колониальной прокуратурой, значит, прокуратура и должна дело вести. А уж о результатах мы вас проинформируем, а как же…

Фишер бросил на пол окурок.

– Так. Хватит мне по ушам кататься. Миллер, мне нужны все документы – раз, и акт о передаче – два. Причем сейчас. У меня мало времени.

– Но я же ясно вам сказал, – вознегодовал следователь.

Фишер встал, подошел к столу, и его длинная правая нога совершила изящное движение, вследствие которого острый глянцево-черный носок его сапога оказался на столе, а высокий скошенный каблук уперся в стенку тумбы. Положив руки на колени, Фишер разместил подбородок на сгибе локтя и горестно известил:

– Миллер, друг мой, я обещаю тебе неприятности, колоссальные и неисчислимые. Знаешь, таких, как ты – следователей то есть, – я кушаю на обед. А сейчас как раз дело к обеду. Что ты скажешь по этому поводу, дружок?

– Уберите ноги с моего стола! – заорал Миллер, вскакивая. – Что все это значит?

– Сядь, ты, животное, – ледяным голосом скомандовал Фишер, – сядь, включи терминал и пиши акт.

– Я не собираюсь ни хрена писать! Здесь не Метрополия, здесь Кассандана! А свои примочки оставь в казарме, ясно? Я здесь хозяин. И ни хрена ты со мной не сделаешь. А будешь сильно умничать, так вылетишь отсюда, как пробка из шампанского, слышишь?

Фишер поднял брови.

– Ах вот как? Хорошо мы поем… Ну а если сюда вдруг пожалует бригада следователей с полномочиями прокураторов Метрополии? И остро заинтересуется твоими делами, делами твоего братца и делами твоего заведения в целом?

– Ну и что? – фыркнул Миллер. – Да кому они тут нужны, твои следователи? Кто им что-то скажет? Пойми ты, чучело, Метрополия – это Метрополия, а здесь, повторяю, Кассандана. И свои вопросы мы решаем сами.

– Это конечно, – охотно согласился Фишер, – вы тут парни крутые, не дай Бог. Но мы-то ведь тоже не пальцем деланные. Мы, понимаешь, прямо сейчас можем устроить тебе смерть от несчастного случая. И, разумеется, ни одна собака не осмелится нас тронуть, потому как эсбэшных людей, тем паче при исполнении, трогать ну никак нельзя. Ты, наверное, наслышан о наших талантах, а? Ведь нам приходится воевать не с сутенерами и нарками, а с людьми куда как более суровыми. Ну так что, дружок, закончим полемику при помощи аккуратного кровоизлияния в мозг? От такой хвори ни один реаниматор не вылечит. Какие будут мнения, джентльмены?

– Ну и хер тогда вы чего получите, – побледнел вдруг Миллер.

– Получим, получим, не сомневайся. От того самого старшего начальника. Мы ведь умеем убеждать, слыхал?

– С-суки вислоухие, – горестно промычал Миллер, отпирая сейф, – вам это так не сойдет, вот увидите.

– Давай-давай, – ободрил его Фишер, – не все ж коту масленица.



В антиграве на стоянке скучал Гречко. При нашем появлении он заметно оживился.

– Ну что? – сверкая глазами, спросил он. – Опустили вы этого урода?

– А ты как думал? – Фишер похлопал по карману своего кителя, где лежали два кристаллодиска. – Все в порядке.

– Меня просто изумляет его упрямство, – заметил я. – С чего бы это?

– Наверное, парень лихо поставил на этот заезд, – почесался Фишер. – Это же нужник, Алекс, разве ты не в курсе? Людей там нет, потому что нормальный человек там жить не сможет. Эти животные грызут друг друга до смерти, стучат друг на друга начальству и так далее. Вот крыска и решила рубануться перед начальством, перед командирами, а заодно и обделать коллег по уши – что ж тут непонятного? Здесь жизнь такая – крысья, не человечья. Как, понравилось тебе, когда из него дерьмо во все дыры полезло? Он еще пугать меня надумал, хе!

– Все-таки тут что-то не так, – зябко поежился я.

Фишер пожал плечами.

– Что, собственно? Ты просто слабо ориентируешься в психологии обитателей прямой кишки. Это с непривычки. Трогай, мастер Гречко. Сперва в тряпичную лавку, а потом домой.

Гречко отвез нас в салон готовой одежды, где мы на пару с Фишером оставили целое состояние, после чего пересели в коптер, взявший курс на виллу лорда Харриса.

Все это время я не переставая думал о странном поведении Миллера. Что-то не укладывалось оно в нормальные рамки обычной кассанданской наглости. В самом деле, так рисковать карьерой, мерзавить прокуратора Метрополии – чего ради? Следователь какой-то там колониальной прокуратуры – птичка-невеличка, Фишер с его властью такого соплей перешибет. Фишер прав, конечно, все они тут от рук отбились, добрый пыж в выхлопное отверстие им никогда не повредит, но все-таки? Не нравилось мне это железное упорство, хоть стреляйся. Наверное, потому и не нравилось, что не мог я найти ему логичного объяснения. Миллер на кретина непохож – будь кретин, жил бы на жалованье, – и терять весьма сиропное место ему явно было не с руки. Какого ж черта так рисковать? Ради хрустальной мечты о громкой удаче? Но дураку понятно, что никакая прокуратура Кассанданы это кино не раскрутит, горизонт у них не тот. Тем не менее…

С самого начала грыз меня некий червячок – уж больно нелогичным это мне казалось. Кровь Христова, да все в этом деле было как сквозь задницу пропущено: и оба Фаржа, и этот Миллер. Словно дешевый спектакль. Артисты какие-то корявые, и действуют они мимо денег. Кукловоды, кои дергают за ниточки в этом представлении, вместо рук тянут за уши, вот в чем дело. Но ушами в покер не сыграешь, тут нужны хитрущие пальцы и непременный туз в рукаве. Кто-то пытается исполнить партию, которая ему не по зубам? И при этом ничего не боится? Сейчас Фаржи, а дальше? Паранойя какая-то. Как же можно ничего не бояться? И, собственно, а не проспим ли мы это самое «дальше»? Одни вопросы…

Мой дорогой патрон полковник Детеринг всегда поступает по любимой своей схеме: раззадорить противника, а потом забраться куда-нибудь подальше и высунуть ушки на улицу. Вражья сила начинает в запале искать обидчика, при этом полностью себя демаскируя, а дядя Танк хрясь ей под хвост! – получи, мол, дружище. В зависимости от обстоятельств, конечно. Так что, возможно, имеет смысл устроить тут много шума – вдруг клюнет? А потом уж мы их, голубчиков, вытянем за ушко да на солнышко. Я с самого начала сказал себе: «Фишер, он, конечно, Фишером, но я из себя не Шерлок Холмс. У меня тут боевая операция, и по ногам я стрелять не умею. В некоторых случаях действительно не стоит особенно умничать». Мой сэнсей Детеринг многомудр и зверохитр, в чем я много раз убеждался, а он больше делает, чем говорит; ну а что он думает – это уж, извините, хрен его знает. Мысль его извилиста, как желудочно-кишечный тракт, и его ассоциативные ряды так же, как его анализ, несколько отличаются от общепринятого стандарта. Непредсказуемость его, правда, может напугать до икоты, но не стоит дразнить дракона Ри в период случки, как говорил когда-то мой преподаватель оперативной психологии полковник Шатонье, мир его праху.

Коптер привычно занял свое родное стойло, и мы покинули его уютное брюхо.

– Гречко, прикажи обед на двоих в мои апартаменты, – распорядился Фишер, – и Беркова, если он есть – туда же. Идем, Алекс, я сгораю от нетерпения.

Очутившись у себя, Фишер поспешно выволок из сейфа свой кофр, а из кофра достал мобильный терминал – мощную служебную модель с хорошим голографическим проектором. Быстро приведя машинку в чувство, он сунул во вводную щель кристаллодиск. Перед нами возникли какие-то кусты, и нудный неживой голос понес стандартную околесицу о шифре дела и кодах доступа. После чего камера сместилась влево, и мы увидели окровавленные лохмотья, ранее бывшие бригадным генералом Яргом Максимилианом Фаржем. Убийцы постарались от души. Фарж был в буквальном смысле разорван в клочья. Уцелели ноги и правая рука, сжимающая довольно редкую модель «Эйхлер-кобра», его любимое оружие, с которым покойник не расставался ни днем ни ночью. Последовал первичный отчет патологоанатома, затем начался осмотр местности.

– Вот это да, – ахнул Фишер. – Стоп, послушаем еще раз.

Он сдвинул запись назад. Чей-то сухой, будто механический голос вещал, следуя за камерой, которая показывала обугленные шрамы на деревьях, сожженный кустарник, почерневшие срезы сбитых ветвей:

– Нападавшие, по-видимому, имели около двух стволов поражающей способностью свыше сорока условных единиц и не менее пяти стволов поражающей способностью менее сорока единиц…