Весна умирает осенью
Часть 6 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Сегодня вечером – авторский вечер Джибладзе. Может, мне удастся попасть за кулисы и взять у него блицинтервью…
– А почему бы тебе не попросить о помощи Зою? Она всех знает в этом замкнутом мирке, ей не откажут.
Оливия взглянула на Родиона с благодарностью. Профессиональный интерес в нем всегда брал верх над личными обстоятельствами. Наверное, поэтому ему долго не удавалось обзавестись семьей: какой женщине понравится чувствовать себя актрисой второго плана, смирившейся, что изо дня в день главная роль отводится не ей, а работе.
Хоть это далось и непросто, но спустя несколько лет совместной жизни Оливия вынуждена была признать, что их с Родионом трепетная близость, душевная связанность во многом объясняются общностью интересов.
Она сунула руку в сумку, чтобы достать смартфон и набрать номер актрисы. Пальцы перебирали по очереди содержимое: ручку, блокнот, очечник, беспроводные наушники, ключи от квартиры, расклеившуюся упаковку жвачки, проездной билет… Только аппарата там не оказалось.
Перед глазами тут же возникли знакомая гостиная с лиловым гарнитуром, журнальный столик, придавленный архивной коробкой, фарфоровая чашка с недопитым кофе. Видимо, ее смартфон оказался погребен под ворохом семейных фотографий, рассыпанных по столешнице. Оливии так не хотелось опаздывать на обед с любимым, что она попрощалась с актрисой поспешно и вещи свои не проверила.
Отправляться к Зое прямо сейчас не имело смысла – та что-то говорила о встрече с «театральными людьми» и об участии в выставке, которую курировал Портман.
Значит, придется дождаться вечера.
VI
Драма
С каким-то обреченным усилием океан гнал мутноватую волну, расшибая ее о полосу прибоя, словно отсекал все пути к отступлению. Над пляжем повис напряженный гул, сквозь который прорывались беспомощные стоны чаек, метавшихся под низким куполом неба.
Кутаясь в плащ и придерживая растрепанные ветром волосы, Оливия шла по дорожке вдоль садовых оград, за которыми желтели окна. Она не была уверена, что застанет Зою дома, но без телефонной связи обойтись было нельзя…
В нос ударил знакомый можжевелово-яблочный запах – вот и особняк Вишневских. Калитка оказалась открыта. Оливия вошла в сад – в подсветке редких фонарей тот выглядел призрачно и неприветливо. Деревья шелестели кронами, словно нашептывали молебный канон. На верхних этажах, скрывавшихся за частоколом деревьев, жалобно бились о раму распахнувшиеся ставни.
Приблизившись к вилле, Оливия заглянула в окна первого этажа. В ярко освещенной кухне было пусто. Сквозь анфиладу дверей просматривался кусок гостиной, в которой не улавливалось никакого движения. Она надавила на звонок – тот протяжно вскрикнул и затих. Подождав еще с минуту, Оливия прижалась ухом к двери – та поддалась и поползла со скрипом внутрь.
На секунду ей показалось, что в прихожей кто-то стоит, но, когда глаза привыкли к свету, Оливия поняла, что ошиблась.
Она окликнула Зою – вдруг та наверху, да еще не одна? Или принимает ванну… Черт, как неудобно вышло!
Потоптавшись с минуту на месте, Оливия неуверенно двинулась вперед и случайно задела сумкой за уголок «журнала посещений», который тут же слетел с консоли и гулко стукнулся об пол твердым переплетом. Она подняла его, подумав, что этот шум оповестит хозяйку о нежданном визите. Однако нормандский дом оставался неподвижным – ни скрипа половиц, ни шороха шагов.
Оливия положила журнал на место, заметив мимоходом, что поверхность консоли покрыта какой-то странной желтоватой пылью. Пахло резкими и холодными, как атлантический воздух, Зоиными духами и вместе с тем чем-то примитивно-цветочным.
Пройдя мимо кухни, она оказалась в гостиной. На низком столике рядом с кофейной чашкой стояла коробка конфет. Рядом возвышалось ведерко со льдом – в нем утопала бутылка шампанского, а чуть поодаль переливалось богемской огранкой блюдо с крупным виноградом.
Вся остальная часть столешницы была завалена фотографиями, которые они просматривали с Зоей минувшим утром.
Оливия поворошила их рукой и вздохнула с облегчением, нащупав прохладный алюминиевый корпус: вот он! На экране ее смартфона высветились несколько сообщений от Габи, голосовое послание секретаря редакции, уведомление об очередном обновлении операционной системы. К счастью, не было ни одного пропущенного звонка: зная, что во время фестивалей журналисты работают в режиме непрерывных встреч, коллеги старались лишний раз не беспокоить.
Она убрала аппарат в сумку и вдруг заметила опрокинутый фужер, поблескивавший на ковре возле кресла, в котором любила сидеть Вишневская. Под ним расплылось пятно от пролитого шампанского.
Оливия подняла фужер, поставила его на столик рядом с шоколадным ассорти – крупными шарами, обсыпанными ореховой и вафельной крошкой, – и вздохнула: получалось некрасиво. Сначала без предупреждения заявилась в чужой дом, а теперь бежит, не поговорив с хозяйкой…
Может, позвонить ей? Даже если Зоя не снимет трубку, она оставит сообщение на автоответчике и предупредит ее, что входная дверь открыта – это ведь небезопасно!
Она набрала номер актрисы и приготовилась слушать гудки, но их заглушил рингтон, защебетавший где-то рядом. Вздрогнув от неожиданности, она обошла диван и увидела на полу мобильный телефон с треснувшим экраном. На нем призывно пульсировал ее собственный номер.
В полуметре от аппарата, ближе к дверному проему, валялась знакомая кремовая туфля.
Внутри просвистел ледяной сквознячок, впившись иглой в диафрагму. Оливия сбросила звонок, и наступила тишина, в которой напольные часы торжественно отыграли свой мотив.
«Все прояснится! – успокоила себя она, направляясь к выходу. – Зоя любит спиртное, вечеринки, флирт – наверное, сегодня случился очередной бурный праздник…»
Вдруг за спиной раздался шорох. Оливия обернулась, ожидая увидеть актрису, спускающуюся в шелковом пеньюаре по ступенькам с вопросительным выражением в глазах. Однако лестница оставалась пустой. Шорох повторился, затем шевельнулась портьера – из-под нее вылез сонный дымчатый кот. Забравшись на лиловое кресло хозяйки, он свернулся клубком и затих.
Проходя мимо кухни, Оливия краем глаза улавливает легкую несогласованность картинки. Притормозив, она присматривается. На разделочном столе – его видно в приоткрытую дверь – хищно скалясь отбитым краем, лежит опрокинутый стакан. Вода стекает из него ручейком на терракотовую плитку.
Стараясь не наступить в образовавшуюся лужицу, Оливия заходит внутрь. Где-то под потолком вокруг плафона мечется ошалевшая муха-ночница. В такт ее хаотичным касаниям стучат о дно раковины крупные капли.
Обходя стол-остров, Оливия обо что-то спотыкается.
Она опускает взгляд – это женские ноги, обтянутые тонкими чулками. Одна стопа обута в кремовую туфлю, вторая, неестественно вывернутая в сторону, босая. Сквозь крошечную дырку в микрофибре проглядывает беззащитный лепесток мизинца.
Одна рука с побелевшими пальцами и вздутыми на запястьях венами беспомощно откинута в сторону, вторая прижата ладонью к яремной ямке.
Женщина смотрит в потолок застывшими глазами: мутные зрачки в кровавом мареве лопнувших сосудов. В ее искаженном лице нет и намека на утонченность. Оно безобразно, лилово-серо.
Лавандовый отблеск фамильных камней – причудливой огранки аметистов – еще блуждает по жилистой шее, пытаясь уловить трепетание пульса…
Но тщетно.
Весна умерла.
VII
Под замком
На авторский вечер солиста российской балетной труппы Родион решил не идти. Оливия все равно будет пропадать за кулисами, если у Вишневской получится устроить для нее интервью с премьером.
За обедом они договорились: как только Оливия переговорит с актрисой и заберет у нее свой телефон, сразу даст знать о дальнейших планах.
Но звонка так и не было…
Побродив по дому, Родион открыл бутылку вина, нарезал багет, местный душистый сыр и устроился перед огромным телевизором, которым была снабжена курортная квартирка его приятеля.
Полистав меню Netflix, он отыскал американский криминальный сериал, который начал смотреть еще в Париже. Оливия в последнее время все вечера проводила за конспектами: днем совмещать учебу на факультете и практику в популярном издании у нее получалось плохо, поэтому многое приходилось наверстывать в темное время суток. Ну а он вынужден был коротать время перед экраном в полном одиночестве.
Действие в новой серии закручивалось лихо – сценаристы на совесть отработали гонорар, уместив в пятьдесят минут эфирного времени несколько трагических смертей, пару сцен семейного насилия, циничный адюльтер, однополую любовь и мистическое исчезновение младенца.
Когда по кровавому полотну заставки посыпалась картечь субтитров, Родион уловил слабую вибрацию. Протянув руку к журнальному столику, он развернул к себе телефон.
Сквозь оглушительные децибелы саундтрека пытался прорваться неизвестный абонент: высветившийся номер был Родиону незнаком.
Уменьшив громкость, он нехотя ответил.
– Алло! Слушаю вас…
– Господин Лаврофф? – Голос на том конце провода принадлежал молодому мужчине и звучал официально. – С вами говорит комиссар Давид Симон, помощник начальника жандармерии города.
– Чем обязан? – Родион мгновенно выключил телевизор. Интонации комиссара ему не понравились.
– Вы знакомы с мадемуазель…э-э-э… Оливией Илиади? Она назвала вас в качестве контактного лица.
Родион резко поднялся.
– Вам известно, где она была сегодня вечером? – пользуясь его замешательством, атаковал комиссар.
– Может, объясните, почему вы мне звоните? Что-то случилось? – Родион с трудом сдерживал раздражение – типичный приемчик жандармов: взять собеседника на испуг и начать сразу вытягивать из него информацию.
– Мадемуазель находится сейчас в комиссариате Довиля. Мы заканчиваем проверку личности, после чего будем вынуждены поместить ее под стражу на срок от двадцати четырех часов, – отчеканил он сухо.
– Что за бред, под какую стражу? В связи с чем?!
– В связи с возможной причастностью к смерти человека. Мадемуазель Илиади имеет право на адвоката. Мы можем назначить своего или послать уведомление адвокату по вашему выбору. У него, правда, будет всего несколько часов, чтобы добраться до Довиля до начала снятия показаний. Вы можете мне дать его координаты?
Родиону стало душно – горловина тонкой водолазки сдавливала шею, перед глазами плыли какие-то бесформенные пятна. Нервно потирая лоб, он пытался вспомнить защитный код из четырех цифр – без него файл с деловыми контактами, хранившийся в планшете, был недоступен.
Наконец, он отыскал адрес и телефон Андре Вилара – адвоката, который не раз помогал ему разрешать судебные конфликты. Ведь почти в каждом расследуемом Родионом деле находился фигурант, желавший опровергнуть обнародованный компромат и подать на журналиста в суд… Усилиями Вилара все обвинения в отношении него неизменно отклонялись.
Распрощавшись с комиссаром, Родион рухнул на диван и уставился на искривленный ствол салонной пальмы: ее тонкие листья были покрыты пылью, выглядела она уныло.
«Какая чушь… какой абсурд! – думал он, с усилием потирая лицо. – Главное, чтобы Вилар срочно приехал. Иначе они пригласят государственного адвоката, и тогда я ничего не буду знать о том, что там творится. А значит, никак не смогу повлиять на ход дела…»
Но Вилар не подвел. Через минуту он был уже на связи и обстоятельно объяснял нюансы процедур задержания и предварительного допроса.
– У меня есть кое-какие текущие дела, но я, пожалуй, смогу их доверить своим стажерам, – сообщил он, громыхая дверью сейфа. – Выезжаю завтра в девять. Ни во что не вмешивайтесь и держите рот на замке: молчание сейчас – лучшая стратегия!
Под конец смягчив тон, он добавил:
– Не волнуйтесь вы так, Лаврофф! Это наверняка какое-то недоразумение: ну кого могла прихлопнуть ваша курсистка? Разве что комара, и то случайно.