Верные, безумные, виновные

Когда в детские годы Эрика приходила к ней играть, то прежде всего производила тщательную ревизию комнаты. Откроет, бывало, каждый ящик и молча исследует содержимое. Она даже опускалась на колени и заглядывала под кровать Клементины, пока та стояла рядом, кипя от злости, но стараясь быть доброй и вежливой, как просила ее мать. Все люди разные, Клементина.

Очевидно, став взрослой, Эрика усвоила некоторые правила поведения в обществе и больше не рылась в шкафах, однако при разговорах Клементина по-прежнему улавливала в глазах Эрики тот алчный блеск. Как будто у Эрики не пропало желание заглянуть под кровать Клементины, но у хозяйки это вызывало молчаливый отпор.

Но по-настоящему забавным было то, что теперь Эрика придерживалась той же политики, что и Клементина, и не делилась с ней важными новостями. В последние два года она держала при себе этот огромный секрет, и первой реакцией Клементины на откровение была обида. О да, пускай Клементина, возвышаясь над Эрикой с пьедестала дружбы, милостиво жалует ей дары: почему бы и нет, Эрика, ты можешь стать крестной матерью моего первенца!

Ну ладно – пусть их дружба просто иллюзия и за ней ничего не стоит, но сейчас Эрика просит ее о чем-то таком, о чем просят только ближайшего друга.

Она посмотрела на крекер у себя в руке, не зная, что с ним делать. В гостиной повисла тишина, только из соседней комнаты доносился лепет Холли и Руби, которые спокойно занимались своими поделками (настоящие ангелочки!), словно упрекая Клементину. «Посмотри, какие мы милые. Подари папочке еще одного малыша. Помоги подруге родить малыша». Прояви доброту, Клементина, прояви доброту. Почему ты такая недобрая?

В ее груди поднималась буря сложных, необузданных чувств. Ей хотелось закатить истерику, как это делала Руби, броситься на пол и в отчаянии биться головой о ковер. Руби всегда, прежде чем начать биться головой, смотрела, чтобы был ковер.

Сэм убрал ладонь с ее ноги и чуть отодвинулся от нее, оставив на безупречно белом кожаном диване Эрики треугольный кусочек крекера. Оливер снял очки. У него были немного опухшие беззащитные глаза, как у зверька, очнувшегося от зимней спячки. Он протер очки краем футболки. Эрика сидела не двигаясь, с прямой спиной, как на похоронах, устремив взгляд куда-то поверх головы Клементины.

– Это Дакота, – сказала она.

– Дакота? – переспросила Клементина.

– Дакота, – повторила Эрика. – Соседская девочка. Наверное, Вид уже в нетерпении. Он послал ее, чтобы позвать нас на барбекю.

Раздался звонок входной двери. Эрика вздрогнула.

Сэм вскочил на ноги, как человек, чье имя наконец-таки назвали после утомительного ожидания в бюрократическом учреждении.

– Пошли на барбекю.





Глава 18




Сэм с Клементиной вернулись из ресторана, проведя на своем «свидании» меньше двух часов, и мать Клементины, встретившая их на пороге, была поражена.

– Что случилось? – Она выключила телевизор и прижала руку к горлу, словно готовилась услышать ужасную новость. – Почему вы так быстро?

– Очень жаль, Пэм, – сказал Сэм. – В ресторане медленно обслуживали, и под конец мы просто… решили, что у нас нет настроения ужинать.

– Но отзывы были великолепными!

Ресторан порекомендовала именно она. Пэм выжидающе смотрела на них, словно надеясь уговорить их вернуться в город и сделать второй заход.

Клементина увидела, что мать успела разложить чистое белье из корзины на аккуратные маленькие стопки, а затем вознаградила себя чашкой чая с имбирным печеньем за просмотром «Убийств в Мидсомере». Клементина почувствовала укол раскаяния. Казалось, теперь это ее состояние по умолчанию – раскаяние. Менялась лишь его степень.

– Прости, мама. Знаю, ты… – Знаю, ты считаешь, что романтический ужин может спасти наш брак. Она взглянула на Сэма, и тот ответил ей равнодушным взглядом незнакомца из автобуса. – Наверное, мы оба немного устали.

У Пэм поникли плечи.

– О господи! – воскликнула она. – Простите, если втянула вас в это. Может быть, мы поторопились. Просто я думала, что вам будет полезно выйти в свет. – Она заметно овладела собой. – Хотите чая? Я только что налила себе. Вода еще горячая.

– Мне не надо, – сказал Сэм. – Я мог бы… – В поисках источника вдохновения он оглядел комнату. – Я мог бы… немного проехаться.

– Куда проехаться? – спросила Клементина.

Она не собиралась помогать ему. Не собиралась делать вид, что уехать на машине в ливень, чтобы избежать чаепития с тещей и женой, – здравая мысль.

Но разумеется, ее мать с готовностью позволила Сэму улизнуть.

– Конечно, проветрись немного. Иногда нужно просто прокатиться на машине. Это помогает многое обдумать. Сейчас вам необходимо проявлять доброту друг к другу.

Сэм, проигнорировав Клементину, с благодарностью улыбнулся Пэм и бесшумно притворил за собой входную дверь.

– У вас в доме очень чисто и аккуратно, – сказала Пэм, когда обе они уселись за стол с чашками чая и имбирным печеньем. Она посмотрела на дочь насмешливо и чуть смущенно. – Единственное, что мне пришлось сделать, – это сложить белье. Такое ощущение, что у тебя домработница или что-то в этом роде!

– Просто мы пытаемся быть более организованными, – сказала Клементина. Со дня барбекю они зациклились на домашней работе, как будто ими управлял кто-то невидимый. – Хотя по-прежнему иногда теряем вещи.

– Ну хорошо, только нет нужды убиваться из-за этого. Честно говоря, у вас обоих утомленный вид. – Мать взглянула на Клементину поверх чашки. – Так, значит, сегодня не получилось?

– Извини, что понапрасну вызвали тебя сидеть с детьми.

– Пф! – Пэм махнула рукой. – Я делаю это с удовольствием, ты ведь знаешь. Нам с твоим отцом полезно иногда отдыхать друг от друга. В браке нужна некоторая свобода. Нужны собственные интересы. – Она нахмурилась. – Пока не зацикливаешься на них, разумеется.


Отец Пэм, дед Клементины, был школьным учителем и посвящал каждую свободную минуту работе над великим австралийским романом. Он трудился над ним более пятнадцати лет, пока не умер в пятьдесят с лишним лет от осложнений после пневмонии. Бабка Клементины так сердилась и горевала, жалея о времени, которое он потратил на эту дурацкую чертову книгу, что выбросила рукопись в мусорное ведро, не прочитав ни единого слова. «Как она могла не прочитать? Что, если это действительно был великий австралийский роман?» – всегда говорила Клементина, но Пэм сказала, что Клементина не понимает сути. А суть была в том, что эта книга разрушила их брак! Отец Пэм любил книгу больше, чем ее мать. Как следствие, Пэм стала энергично или даже фанатично контролировать качество собственного брака. Она читала книги с заголовками вроде «Семьдесят секретов для оживления вашего брака». Беззаботный, немногословный отец Клементины терпеливо сносил отступления от семейной жизни по выходным дням. Он соглашался или делал вид, что соглашается, со всеми предложениями Пэм, и, похоже, это срабатывало, потому что они, без сомнения, обожали друг друга.

Пэм столь же неусыпно следила за качеством семейной жизни других людей, как и своей, хотя отдавала себе отчет, что люди не всегда ценят ее бдительность.

– Не сходить ли тебе к консультанту по вопросам семейной жизни, а? – говорила она сейчас Клементине. – Просто чтобы посоветоваться.

– О нет, пожалуй, нет. Что я ему скажу?

– Полагаю, есть кое-что. – Пэм вонзила в печенье крепкие белые зубы. – Ну как прошел день? Лекция состоялась?

Она по-прежнему нарочито произносила слово «лекция» – так же, как всегда выговаривала «круассан» с правильным французским произношением, но с каким-то самоуничижительным видом, как бы извиняясь за претенциозность.

– Я сделала одно из своих сообщений, – произнесла Клементина.

Если при упоминании о лекциях лицо Сэма выражало раздражение, то лицо ее матери – искреннее удовольствие.

– Конечно! Я забыла, что у тебя на сегодня была намечена лекция. Как она прошла? Я так горжусь твоей смелостью, Клементина, право! Как все прошло?

– Приходила Эрика. Немного странно.

– Вовсе не странно! Наверное, просто хотела тебя поддержать.

– Никогда раньше не замечала, что у Эрики такая же стрижка, как у тебя, – сказала Клементина.

– Наверное, дело в том, что мы ходим к одной и той же парикмахерше. Может быть, старая добрая Ди умеет делать только одну стрижку.

– Я не знала, что вы ходите к одной парикмахерше, – заметила Клементина. – Как это получилось?

– Понятия не имею, – торопливо проговорила Пэм.

Ей не хотелось заострять внимание Клементины на том, сколько времени она проводит с Эрикой, как будто дочь стала бы ревновать. Теперь Клементина была для этого слишком взрослой, но до сих пор помнила свои детские страхи. «Она моя мама, понимаешь?»

– Кстати, об Эрике, – сказала Пэм. – Пока тебя не было, я позвонила ей, чтобы поговорить о ситуации с Сильвией. Ну, скажем, с возрастом все только усугубляется… но, так или иначе, Эрика рассказала мне об одном печальном событии. – Пэм умолкла. – Правда, она как будто не слишком расстроена. – Пэм рассеянно сгребла ребром ладони крошки на кофейном столике в микроскопическую кучку. – Оливер обнаружил тело, бедный мальчик!

– Что ты имеешь в виду – «обнаружил тело»? – Непонятно почему, Клементина разозлилась на мать. Это казалось таким нелепым. – Он что, споткнулся о тело, да? Вышел на пробежку и споткнулся о труп?

Пэм спокойно посмотрела на нее:

– Да, Клементина. Оливер обнаружил тело. Одного соседа.

Клементина похолодела. Прежде всего она подумала о Виде. Крупные мужчины вроде Вида склонны к сердечным приступам с летальным исходом. Она не хотела больше видеть Вида, но и не хотела, чтобы он умер.

– Старика, жившего за два дома от них.

Клементина с облегчением выдохнула:

– Гарри!

– Точно. Ты его знала?

– Не так чтобы знала. Видела иногда. Он не любил, когда ставили машину на улице рядом с его домом. Однажды, когда мы приехали к Эрике, на ее подъездной дорожке встал грузовик доставки, и нам пришлось припарковаться на улице поблизости от дорожки Гарри. Он вдруг появился из-за куста азалий и начал громко браниться. Сэм объяснил ему, что его владения не распространяются на улицу. Конечно, он говорил вежливо, но знаешь, что сделал этот ужасный тип? Плюнул в нас. Холли и Руби очень испугались. Мы несколько дней обсуждали эту историю. Харкун.

– Наверное, он был одиноким. Несчастным. Бедняга. – Пэм наклонила голову, прислушиваясь к шуму дождя. – Такое ощущение, что этот дождь никогда не прекратится.

– Из-за него все кажется дьявольски сложным.

– Знаешь, я так рада, что Эрика по-прежнему посещает этого замечательного психолога! – Глаза Пэм зажглись от этой отрадной мысли. Ей нравилось все относящееся к психическому здоровью. – Это значит, она вооружена всеми средствами, которые помогут ей общаться с матерью.

– Возможно, она вовсе не говорит с психологом о накопительстве. Возможно, она говорит о своем бесплодии.

– Бесплодии? – Пэм резко поставила на стол чашку. – О чем ты?

Значит, Эрика не доверилась также и Пэм, после всех этих лет. Что бы это значило?

– Но они с Оливером не хотят детей! Эрика всегда открыто говорила о том, что не хочет детей!

– Она хочет, чтобы я дала ей свои яйцеклетки, – без выражения произнесла Клементина.

Она все тянула и не говорила матери о просьбе Эрики, не желая, чтобы искренние высказывания Пэм еще больше усложнили ее и без того сложные чувства, но сейчас она осознала свое детское желание: пусть мать до конца поймет, каково это – быть подругой Эрики. Подумай, о чем ты просила, мама. Даже по прошествии всех этих лет посмотри, какая я добрая, я по-прежнему такая добрая.

Хотя кого она дурачит? Стать донором яйцеклеток – акт чистой филантропии, ради которого ее мать пошла бы на все. Клементина как-то говорила отцу, что если она попадет когда-нибудь в автомобильную аварию, то пусть он тщательно проверит факт ее смерти, прежде чем мать примется с энтузиазмом раздавать органы Клементины.

– Стать донором яйцеклеток? – переспросила Пэм, слегка тряхнув головой. – И как ты к этому относишься? Когда она попросила тебя?

– В день барбекю. Перед тем как идти к соседям.